Книга Уризена. Уильям Блейк
Пирамидальная схема
«Я не понимаю… Почему я?»
Я смотрел на Ханну Кляйн, надеясь, что от потрясения она умолкнет, но при этом не переставал спрашивать себя, не совершаю ли я ошибку. Я видел тела. Голгохашт вдоволь насытился ими. Могу ли я подвергать ее такой опасности? «Мне нужна твоя помощь. Ты одна знаешь, кто я такой. К тому же», - сказал я, - «ты ведьма».
«Викканка… Да».
«Отлично. Дело в том, что ты любопытна. У тебя всегда есть вопросы».
«Да, но я что-то сомневаюсь, что ты расскажешь обо всем, что я хочу знать».
«Нет», - ответил я. – «Не обо всем».
«Тогда о чем?»
«Я расскажу тебе достаточно для того, чтобы ты поняла, во что ввязываешься. Мы начнем с того, что ты хочешь узнать, а затем перейдем к тому, что тебе, возможно, не захочется услышать.
«Отлично», - ответила она. – «Тогда давай начнем с того, что тебя так взволновало».
«Я только что вернулся с убийства на Темпльхоферской плотине. Паренек по имени Джереми Лист убил своих родителей и сейчас находится в розыске. Вот только я сомневаюсь, что убийство совершил он. Я думаю, что он был одержим демоном по имени Голгохашт. Если это действительно так, то все, живущие в этом городе, будь то демоны или люди, сейчас находятся в опасности».
Ханна нахмурилась: «А чем этот Голгохашт хуже, например…»
«Меня? Тем, что он превратился в чудовище задолго до того, как был заключен в Бездну. Он не просто наслаждается кровопролитием и страданиями, он пожирает души тех, кого уничтожает. Он поглощает их из-за их силы и воспоминаний. Если в ближайшее время я не найду его и не уничтожу его носителя, он будет охотиться и копить силу до тех пор, пока на земле не останется никого, кто мог бы противостоять ему».
Одержимость
«Хорошо. Следующий вопрос: что такое носитель?» - спросила Ханна.
«Мы принимаем человеческую форму, захватывая тела людей, усваивая их воспоминания и привычки. Это помогает нам адаптироваться в этом мире и возвращает нам способность рассуждать здраво. Обычно мы ищем тела тех, у кого ослаблена воля, или тех, чей дух сломлен».
«Ты живешь в теле слабовольного полицейского?»
«Я бы сказал, что воля Либнера была разрушена потому, что он годами видел насилие и коррупцию. Это оставило в его уме и душе отверстие, в которое я смог проскользнуть. Я расскажу тебе об этом позже».
«Хорошо», - сказала она. – «Ты говоришь, что воспоминания возвратили тебе способность здраво мыслить. Как это?»
«У захвата тела есть побочный эффект – ты глубоко погружаешься в чужие воспоминания. Самые сильные воспоминания становятся эмоциональными императивами, позволяя нам ощущать происходившие события. Если человек был охвачен сильной эмоцией, например, сожалениями о потерянной любви, острым разочарованием, бессильным гневом, он может затронуть в нас чувствительную струнку. Если в человеке было некое скрытое благородство, мы отзываемся на него. Мы узнаем эти эмоции и благородство, потому что мы познали их тысячелетия назад, когда Бог отвернулся от нас. Впервые за многие столетия мы можем соотнести себя с чем-то посторонним, и это позволяет нам вспомнить, кем же мы были в те давние времена».
«Хорошо», - сказала она. – «Тогда в чем проблема с этим..?»
«Голгохаштом. Проблема в том, что подобное восстановление скорее исключение, чем правило. Чтобы мы отвлеклись от веков страданий, эмоции должны быть очень сильными, а личность – волевой».
«Так, как это произошло с тобой?» - спросила она.
«Я…» - я остановился. Вопрос застал меня врасплох, поэтому я почувствовал неуверенность. За мое спасение заплатил кто-то другой. Как можно рассказать об этом простыми словами? Я предпочел вернуться к Джереми: «Память мальчика снабдила Голгохашта информацией о том, как действует этот мир, но сам Джереми был всего лишь избалованным ребенком».
«Почему?»
Я улыбнулся: «Герхард часто сталкивался с подростками вроде Джереми. Мальчик был токсикоманом, он нюхал клей и растворители. Его родители пытались помочь ему, но у них ничего не получилось. Они просто махнули на него рукой и позволили заниматься саморазрушением. Поэтому Голгохашт смог захватить его».
Свежее мясо
«Значит, вы захватываете тела людей, потерявших души?»
«Метафорически выражаясь, да. Мы вселяемся в людей, чьи души разрушены отчаянием, гневом, зависимостями – в смертных, которые утратили ту искру, что выделяет их среди всех прочих живых существ. Когда мы находим таких людей, мы входим в их тела, погружая их самих в забвение или же оттесняя их в самые глубины сознания, так, чтобы они не могли вмешаться».
«Это произошло с Джереми?»
«Возможно, зависимость Джереми истощила его душу, но это только мое предположение», - сказал я. – «Если Джереми схлопотал передоз, то его последнее действие было продиктовано исключительно эгоизмом; обычный гедонизм, забота только о собственном удовольствии. Возможно, он даже не задумывался о своей зависимости, о той цене, которую приходится за нее платить. В нем не осталось человечности, которая могла бы остановить ненависть и безумие Голгохашта».
«Это тоже всего лишь предположение», - сказала Ханна.
«Вторая версия – Джереми решил покончить с собой».
«В этом случае его жизнь могла бы вызвать жалость. И Голгохашт был бы захвачен его чувствами».
Я покачал головой: «Ты не видела место преступления. Если Голгохашт и сожалел о чем-нибудь, так это о том, что жертв было недостаточно, чтобы насытить его».
«Есть еще какие-нибудь предположения?» - спросила она.
Без души
«Ну, всегда есть вероятность смерти мозга. Джереми, например, постепенно утрачивал способность мыслить и разрушал свой мозг. В сущности, он утратил свободу воли и способность принятия решений. Другие люди, ставшие жертвами случайности, могут до конца дней своих вести растительное существование, а виной тому будет удар по голове или перелом спинного мозга...»
«Или болезнь, которая убивает мозг, например, инфекционный менингит?» - поинтересовалась Ханна. – «Ты же не собираешься сказать, что все эти люди потеряли душу?»
«Извини. Дело в том, что во всех этих случаях душа еще держится в теле, но связь эта не прочнее паутинки. Если мозг настолько разрушен, что без постороннего вмешательства существовать не может, мы просто внедряемся в тело, разрывая эту последнюю связь».
«Шутишь?» - она была в ужасе.
«Подумай об этом», - сказал я. – «Твоя душа заперта в теле, которое не умирает неделями... годами. Душа хочет освободиться, во многих смыслах она уже ушла. В таком случае захват тела становится только формальностью. Смена караула, так сказать».
Я видел, как омрачилось лицо Ханны. Она рылась в куче книг на столе в поисках сигарет, а я думал, не потеряла ли она кого-то, кто умер от болезни или впал в кому.
«Еще одна возможность - это разрушение человеческой личности», - я попытался продолжить разговор. – «Можешь называть это эго или стремлением жить – люди могут утратить вкус к жизни из-за продолжительного стресса, эмоциональных проблем или, как в случае с Джереми, из-за употребления наркотиков».
Я постучал себя по груди: «Посмотри на меня. Герхарду было всего двадцать девять, когда его идеализм был разрушен постоянной коррупцией и двурушничеством в Polizei, осознанием бессмысленности полицейской работы. Он стал запойным алкоголиком и впал в глубокую депрессию. Все это почти полностью уничтожило его душу. Он несильно отличался от ходячего трупа, можешь мне поверить, и немало таких, как он, сейчас бродят по улицам рядом с нами».
Безумие
«А что насчет психических заболеваний?» - спросила Ханна.
Я кивнул. «Психические заболевания, например, тяжелые формы аутизма, лишают человека свободной воли и делают его уязвимым».
«Но что происходит с душами? Они тоже… цепляются за тело?»
«Скорее, просто не в состоянии противостоять нам. А что с ними происходит… честно говоря, бывает по-разному. Некоторые изгоняются из тела, другие загоняются глубоко в подсознание, так, чтобы человек не мог вмешиваться в дела демона. Да, мы захватываем сумасшедших. Мы находим их в закоулках Gropiusstadt. Часто их руки покрыты сеткой глубоких шрамов. Мы ищем их в самых дальних, темных комнатах Invalidenhaus и других домов престарелых, которые порой бывают хуже любой психушки. Если уж на то пошло», - признал я, - «мы демоны, и часто остаемся ими и после того, как находим носителя».
«Ты уже упоминал свободную волю», - сказала Ханна, и ее лицо осветилось изнутри. – «Что, если Джереми впустил Голгохашта?»
Свободная воля
«М-мать!» - она подняла вопрос, над которым мне думать не хотелось. – «В библиотеке Джереми мы нашли несколько книг по оккультизму, но я списал все это на обычные подростковые фантазии».
«Что это были за книги?»
Я пролистал блокнот с записями: «Сейчас… Некрономикон…»
«Чушь», - отмахнулась она.
«… Goetia1…»
«Кое-что работает, но полезного там мало».
«…Книга Золотого Рассвета…»
«Может быть».
«…Вызов духов…»
«Вот оно», - сказала Ханна.
«Шутишь?» - поинтересовался я. – «Я пролистал ее, и, по-моему, это какая-то невнятная мешанина из работ Ди2, каббалы и Goetia. Может, там и содержатся какие-то истины, но ерунды гораздо больше».
«Это верно почти для всех книг, но народ вовсю пользуется Интернетом, чтобы связать эти истины воедино».
«Что, кто-то описывает ритуалы вызова в Интернете?»
«Это же глобальная сеть. А ты что думал?»
«Но я не нашел никаких оккультных принадлежностей. Ни свечей, ни алтаря…»
«Когда я провожу ритуал, мне нужен только круг. А алтарь может находиться у кого-нибудь еще».
Я схватил Ханну за руку и потащил к двери.
«Я думал, что у Джереми ума не хватит, чтобы заманить Голгохашта. Но если кто-то целенаправленно дал ему информацию, тогда, возможно, Джереми добровольно отдал свое тело демону, а это значит, что Голгохашт будет очень силен. Так бывает при подобных сделках. Демон лучше адаптируется и быстрее восстанавливает способности. Недостатком таких следок, с точки зрения демона, является то, что человек на них соглашается только в обмен на какие-то выгоды или при заключении договора. Если Джереми заключил договор с Голгохаштом…»
«Тогда тебе надо знать условия этого договора», - сказала Ханна.
«Точно», - я сбежал по лестнице и бросился к автомобилю.
«Итак?» - спросила Ханна. – «Куда едем?»
След веры
«Прежде всего я бы хотел поговорить с друзьями Джереми».
«Зачем?» - спросила Ханна.
«Голгохашт видит мир глазами Джереми. Те узы, которые связывают Джереми с друзьями, демон сможет использовать для сбора веры, которая нужна Голгохашту, чтобы выжить», - я покосился на Ханну. – «Так же, как ты нужна мне».
«Существует уйма людей, верящих в демонов», - сказала Ханна.
«Я не говорю о верованиях. Я говорю о вере. Для нас это качество осязаемо, его нельзя увидеть, но можно ощутить, как мы ощущаем воздух, которым дышим. Это то топливо, которое питает наши души. Без него мы бессильны».
«Вера непостижима», - заметила Ханна.
«Забудь всю эту философскую чепуху. Вера – это когда ты закрываешь глаза и прыгаешь в пустоту, потому что ты знаешь, что кто-то поймает тебя там. Это все равно, что верить в невидимое, отдавать часть себя мечтам и идеям, и тогда мечта становится реальностью. В современном мире трудно встретить такое благородство духа. Лучше уж постепенно воспитывать его, чем вырывать из души человека».
«Но при чем здесь друзья Джереми?»
«Скорее всего, Голгохашт захочет связаться с людьми, которых знал Джереми. Подумай-ка вот о чем: ты не знаешь этот мир, единственная связь с окружающим – это знания твоего носителя. Что ты будешь делать: пойдешь к тем, кто уже знает тебя и доверяет тебе, или попытаешься завязать знакомство с совершенно посторонними людьми?»
«Логично», - признала Ханна. – «Так с кого мы начнем?»
Я протянул ей сотовый телефон: «Набирай номер».
Жатва Веры
Я и Ханна шли по белым коридорам детской клиники Siedlung Neutempelhof 3, оставляя за собой открытые двери и кричащих детей. Отец Михаэля Хависа ждал нас у двери палаты своего сына. Джереми наведался к Михаэлю вскоре после убийств.
«Как он?» - спросил я, пожимая мужчине руку.
«Все еще очень слаб. Врач сказал, у него был инсульт».
«Что произошло?»
«Как я уже сказал по телефону, Джереми пробрался в комнату моего сына. Они разговаривали».
«О чем?»
«Не знаю. Было плохо слышно. Моя жена набрала 110, я ворвался в комнату, чтобы схватить его, но…»
«Но что?»
«Михаэль бился в судорогах, Джереми удирал через окно, на роже у него была гнусная ухмылка, а из носа шла кровь. Я бросился к Михаэлю…»
«Я понял, мистер Хавис. Мы хотели бы поговорить с Михаэлем наедине, если вы не против».
«Зачем?»
«Он будет чувствовать себя свободнее, если не станет бояться сказать не то, что надо, своему отцу».
«Михаэль – хороший мальчик».
«Разумеется. Я в этом не сомневаюсь. Но вы знаете, что такое дети». – Мистер Хавис наконец кивнул, соглашаясь. Ханна и я прошли в полутемную палату.
Михаэль оказался хорошо сложенным черноволосым подростком лет четырнадцати. Его глаза были закрыты, аппарат, измерявший частоту сердцебиений, тихонько попискивал через равные промежутки времени. Врач считал, что это инсульт. Я знал лучше.
«Голгохашт появился перед Михаэлем в своем истинном облике, и это было отвратительно», - прошептал я Ханне. – «Так на нас влияет Мука. До Падения мы были прекрасны, но тысячелетия жестокостей исказили нас, превратили в чудовищ. Если мы хотим, мы можем на время сделать тело нашего носителя таким, какими мы сами были когда-то».
«Так что произошло?» - спросила Ханна.
«Голгохашт сбросил маску, которой для него стал Джереми Лист, и показал свой истинный, ужасающий лик. Вообрази, что почувствовал Михаэль, увидев перед собой тварь из Бездны, поняв, что Бог и демоны существуют на самом деле. За один короткий миг его прошлая жизнь превратилась в череду грехов и проступков. И он испугался».
«Когда вы… собираете урожай», - спросила Ханна – «это всегда…так?»
«Жатва не причиняет боли и страданий, хотя у Голгохашта это, возможно, и не так. Можно, например, явиться к плачущему ребенку и сказать ему, что его умершая мама теперь на небесах и по-прежнему сильно любит его. Жатва – это все равно, что заставить поверить людей в могущество невидимого мира. Многие демоны полагаются на примитивные эмоции, на страх и ужас. Другие, как и я сам, предпочитают утешение и надежду, потому что все, что мы делаем, накладывает отпечаток и на наши души. Совершая в этом мире хорошие поступки, мы разрываем цепь боли в нас самих. Мы постепенно становимся теми ангелами, которыми были когда-то, не желая возвращаться на старые пути ненависти и гнева.
Мне жаль Михаэля», - сказал я. - «Голгохашт заставил его страдать, в сущности, из-за сиюминутной выгоды. Вера, вырванная у людей, приносит лишь краткосрочную выгоду. Эту веру порождает не убеждение, но страх или благоговение, со временем эти чувства вянут, а вера быстро расходуется. Часто собирать урожай веры можно только до тех пор, пока человек не становится слишком… усталым. Поэтому куда эффективней заключать договор и буквально воспитывать веру в человеке. Это как инвестиция, которая не приносит скорой выгоды, но позволяет регулярно, изо дня в день, получать равномерный приток веры».
Ханна обдумала все это, потом покачала головой: «Не сходится».
«Что?»
«Если Голгохашт пришел к Михаэлю, чтобы забрать у того веру, почему он остановился на этом? Почему он не занялся родителями мальчика?» - она посмотрела на спящего мальчика. – «Договор обязательно должен заключаться добровольно?»
«Да», - я говорил медленно, разглядывая свою слугу со смесью уважения и беспокойства. – «Но, как и всякое соглашение, он может быть заключен под давлением».
Я шагнул к кровати. «Михаэль», - тихонько прошептал я в ухо мальчику. Его веки слегка дрогнули. Я знал, что многого я от него не добьюсь, но я предполагал, что в это дело втянут не только он. Может быть, он укажет мне на кого-нибудь еще.
«Михаэль», - шептал я, – «Кто еще заключил договор с Джереми?» Я положил руки ему на грудь, уменьшая боль и пробудившийся страх. Настоящий инсульт сейчас был бы совсем некстати. Михаэль посмотрел на меня, и я улыбнулся ему.
«Я могу освободить тебя от этого договора, Михаэль», - сказал я. – «Но я должен остановить Джереми до того, как он сотворит что-либо подобное с кем-нибудь еще. Кто еще заключил с ним договор?»
Глаза мальчика расширились от ужаса. Он прошептал: «Рикки Мецгер», - прошептал скорее себе, чем мне.
Договор
Я оставил в школе, где учился Джереми, номер своего телефона и сообщение для Рихарда Мецгера. Я просил его позвонить мне при первой же возможности.
Мы сидели в моей машине, ждали звонка от Рихарда, и я рассказывал о договорах. Ханна должна знать об этом как можно больше, чтобы в случае чего помочь мне.
«Грубо говоря, договоры – это контракты, которые обязывают нас выполнить ту или иную услугу в обмен на веру».
«Я всегда думала, что договоры – это такие пергаменты, подписанные кровью и запечатанные восковой печатью?»
«Мило, но не то. Наши договоры – это устные соглашения, заключаемые между нами и смертными. Мы предлагаем услугу, например, исполнение желания, а в обмен человек открывает нам канал, по которому мы получаем его духовную силу. Этот канал существует между заключившими договор, какое бы расстояние их не разделяло.
Поэтому договоры так важны для нас. Они означают, что уверенность человека в наших силах достаточно велика, и он готов уступить часть себя, чтобы получить желаемое. На самом деле предложить надежду достаточно просто. Разные горячие линии психологической поддержки и быстрые диеты так популярны потому, что они предлагают людям простое решение проблемы без приложения достаточных усилий. Единственная сложность здесь – убедить людей, что им действительно что-то нужно. Даже необходимо».
«Не очень-то пыльная работа, по-моему», - заметила Ханна.
«Договоры так сложны потому, что они предлагают человеку лишь часть правды. В том-то весь и фокус. Большинство демонов одурачивают людей, не запугивая их, но и не открывая своей истинной природы. Если смертный колеблется, хоть в чем-то, это приведет к разрыву договора, если только мы не выполнили его желание. Если же сделка честно выполняется, между нами образуется постоянная связь».
«Так ты поступил со мной?»
«Нет. Я никогда не врал тебе и не скрывал от тебя правду. Разве в нашем договоре не сказано, что я не могу причинить тебе вреда?»
Ханна кивнула, но подозрение из ее взгляда не исчезло. Это было рискованно, но я готов был пойти на риск.
«Тебе повезло. Некоторые демоны проявляют себя так, что не остается никакого сомнения в их сущности. Это все равно, что бросить все карты на стол. Вместо того, чтобы запугивать человека, они могут помочь ему по мелочам. Например, избавить его от долгов, приостановить развитие рака у его брата, на время избавить его от тяги к наркотикам и алкоголю. А потом они просто ждут, когда смертный сам придет к ним. Точно такими же приемами пользуются торговцы наркотиками, чтобы заполучить клиентов. Дай человеку распробовать вкус возможностей и надежды, а остальное он сделает сам. Свободная воля играет таким демонам на руку».
«А что с нашим договором?» - спросила Ханна.
«Наш договор будет посложнее, но зато он создает определенный уровень доверия. Это как обсуждать свои намерения с тем, кому нужна твоя помощь. Слушай, неважно, насколько ловко мы можем манипулировать людьми, все равно рано или поздно они разгадывают нас, так, как я разгадал Голгохашта. Показать свою силу и дать кому-то почувствовать вкус халявы значит манипулировать этим кем-то. Люди чувствуют, когда их пытаются надуть, а заключать договор с тем, кто вот-вот раскусит тебя – последнее дело».
Друзья и соседи
От звука звонка мы подпрыгнули.
«Говорит следователь Либнер».
«Э, привет. Это Рикки», - произнес взволнованный голос в трубке.
«Привет, Рихард. Ты можешь говорить?»
«Ага. Я звоню с мобилы приятеля».
«Рихард, у полиции к тебе никаких претензий нет», - сказал я. – «Я хочу помочь тебе».
«Идет».
«Мне нужна информация о Голгохаште».
В трубке повисло долгое молчание, потом Рихард прошептал: «Откуда вы знаете о нем?»
«Не волнуйся. Я уже имел дело с такими вещами».
«Да?» - он явно был напуган.
«Хочешь, верь, хочешь, нет, но я постоянно помогаю людям вроде тебя».
«Как?»
«Останавливая тварей вроде Голгохашта. Но я не смогу этого сделать, если не узнаю точно, что же произошло».
«Вы заставите голоса уйти?» - произнес он, всхлипывая.
«Не уверен, Рихард, но сильнее они не станут».
Следующие несколько минут он исповедовался мне дрожащим голосом, а мне только этого и надо было. Слушая его, я лучше представлял себе Голгохашта и свои последующие действия. Прежде чем отключить телефон, я сделал кое-какие пометки.
«Похоже, Джереми с друзьями увлеклись магией. Рихард говорит, они нашли информацию на каком-то плавающем домене – секретный сайт, адрес которого постоянно меняется. Насколько я понял, там рассказывалось, как можно вызвать и удержать демонического слугу. Разумеется, у этих ребят не было опыта, чтобы провести настоящий ритуал вызова, но им удалось привлечь внимание Голгохашта. Я думаю, что он сбежал из Бездны, как и все мы, и только-только смог пробраться сквозь Завесу. Рихард сказал, что они почувствовали чье-то присутствие в комнате, и тогда Джереми предложил демону свое тело».
«А что произошло потом?» - поинтересовалась Ханна.
«Рихард и его друзья убежали, но Джереми навестил каждого из них и заставил заключить договор в обмен на всякую ерунду вроде симпатичной внешности или сильного тела. Ему пришлось дать им что-то в обмен на их веру, чтобы закрепить сделку. Выполнив желания, Голгохашт мог быть уверен, что он и дети накрепко связаны договором до тех пор, пока он не передумает. С тех пор он высасывал их, мучил их, разрушая их моральные принципы и вызывая у них стигматы – то, что я называю метками договора».
«Вы можете причинять нам вред?» - спросила Ханна, и я заметил в ее глазах страх.
«Я обещал не вредить тебе, помнишь? Если бы не это, я бы мог собрать достаточно веры, чтобы сломить твою волю, а затем начать тянуть из тебя веру за счет твоего физического и умственного здоровья».
«Но сейчас мне это не грозит?»
«Клянусь своим Именем!» - сказал я, осторожно кладя свою руку поверх ее. – «Но Голгохашт не был столь щепетилен». Я завел машину и направился к Gneisenau Strasse. «Он продолжит вытягивать из них веру, чтобы разрушить их волю, а это может повредить их разум. Рихард слышит голоса потому, что Голгохашт однажды уже смог сломить его волю».
«Что? Как это возможно?»
«Сломить волю – хороший способ свести слуг с ума и подчистую выбрать всю их убежденность. Если Голгохашт продолжит в том же духе, он получит настоящих зомби, веры которых не хватит даже на то, чтобы зажечь свечку. Именно поэтому большинство из нас заключают договора и стараются заботиться о своих слугах. Это требует времени и сил, но со временем полностью окупается».
«Эти ребята могут воспротивиться Голгохашту?»
«Разумеется. Слуги могут предать нас в любой момент и раскрыть любые известные им секреты. На самом деле любой выданный нами секрет показывает, насколько мы на самом деле слабы. Поэтому большинство падших тщательно отбирает тех, кому решается довериться. Нельзя, чтобы твой доверенный предал тебя. Навязывание людям договоров и злоупотребление ими делает демона довольно уязвимым. Нам приходится соблюдать осторожность».
«Может быть, Голгохашт задумал что-то другое?»
«Почти каждый демон выбирает себе первые жертвы среди друзей и знакомых носителя. Их мы знаем лучше всего, они, в свою очередь, доверяют нам. Кроме того, люди стараются искать тех, кто разделяет их верования и интересы. Человек, занимающийся бодибилдингом и стремящийся к совершенной физической форме, выбирает себе друзей среди посетителей спортзалов, которых он видит каждый день. Игрок, надеющийся рано или поздно выиграть большой куш, знает многих посетителей местных притонов. Педофил, преследующий детей, будет общаться в Интернете с такими же, как и он. У всех нас есть знакомый, которому мы что-то рассказываем, потому что мы хотим общаться с теми, кто разделяет наши интересы. И потом, их легче всего найти и увлечь, показав, как ты изменился. Если ты в спортзале сможешь поднять вес в два раза больший, чем обычно, люди начнут спрашивать, как это тебе удалось. Если ты получаешь нехилую сумму у местных букмекеров, люди захотят узнать твой секрет».
«Неужели нас так легко заманить в ловушку?»
Я пожал плечами: «Люди всегда рады прокатиться на дармовщину. Представь себе, что кто-то похудел на 50 килограмм и все спрашивают его, как это у него получилось. Они не глупцы, они понимают, что все это получилось благодаря диете, но надеются услышать что-то вроде «Это оказалось так просто! Это новая диета, которая позволяет сжигать калории, пока смотришь телевизор и ешь пирожные». Именно этого люди хотят, и мы предлагаем им это».
«Тогда получается, что весь фокус в том, что люди должны поверить в вас?»
«Точно! Тут-то и приходится прибегать к уловкам. Большинство демонов считают, что достаточно им явить себя, чтобы последние сомнения рассеялись и люди уверовали, но это не так. Проблема здесь в том, что смертный не может осознать, кого же он видит. Он просто убегает, а потом придумывает увиденному разумное объяснение».
«Тогда как вы это делаете?»
«Постепенно», - ответил я. – «Выясняем, что же нужно смертному, и чем сильнее ему кажется, что у тебя есть ответ на его вопрос, тем скорее он придет к тебе. Большинство демонов открывают свою истинную сущность на этом этапе, когда смертные приходят к ним за помощью, но и тогда это бывает рискованно. То, что человек задает вопрос, не значит, что он готов услышать ответ. Иногда демоны подстраивают события так, чтобы проявить свою силу не напрямую, убеждая человека, что они понимают в происходящем не больше, чем он сам. Это дает смертному иллюзию, что он знает больше демона, и он чувствует себя в безопасности – абсолютно необоснованно – когда пытается заставить падшего играть по своим правилам».
«Так ты заманил меня?»
«Нет. Кое-кто из падших, и я в их числе, не участвует в таких головоломках. Я считаю, что действия говорят лучше слов, поэтому я стараюсь дать совет любому, кто приходит ко мне, и помочь ему самостоятельно найти выход из сложившейся ситуации. Если этого не получается, мы заключаем взаимовыгодное соглашение. От меня это требует больше усилий, но это лучше, чем заниматься обычными манипуляциями. В конце концов, такое поведение позволяет мне получить все, что мне надо».
Лица в толпе
«Значит, я – исключение?» - спросила Ханна. – «Большинство демонов предпочитают иметь дело со знакомыми и родственниками?»
«Понимаешь, наш носитель своими привычками, увлечениями и работой определяет, с кем мы сталкиваемся в жизни. Большинство падших придерживаются обычного жизненного распорядка своего носителя, потому что нас это успокаивает, позволяет почувствовать себя уверенней. Это позволяет нам общаться с людьми за пределами семейного круга и круга друзей. Как следователь Kripo4 я знаю полицейских нескольких участков, знаю людей на улицах, я ежедневно допрашиваю свидетелей и подозреваемых. Благодаря этому я узнаю, кто и в чем нуждается. Я могу понять, что мне надо знать о человеке, и собрать всю нужную информацию о нем, прежде чем прийти к нему.
Любая работа дает нам возможность общения с людьми и определенную власть, но лучше всего работать там, куда люди сами приходят со своими проблемами. Банкир с доступом к чужым финансовым отчетам, бармен, который выслушивает жалобы своих клиентов, рабочий у конвейера, чьим единственным развлечением становится обмен слухами… Работа может быть и нелегальной: торговец наркотиками, который знает всех местных «торчков», проститутка с постоянными клиентами, вышибала, букмекер… что угодно. Вся жизнь состоит из встреч с людьми и дальнейшего общения. Мы, падшие, стремимся к таким контактам и выясняем, чего же человеку надо. Ну, а убедить его принять наше предложение – это уже дело техники.
Некоторые демоны даже работают волонтерами, потому что это дает возможность встречаться с нуждающимися людьми. Благотворительные столовые и горячие линии – для потенциальных самоубийц, для беглецов, для пострадавших от насилия женщин, для страдающих венерическими заболеваниями – все эти организации помогают нам налаживать связи с людьми. И очень часто эти люди настолько нуждаются в помощи или сочувствии, что готовы принять их от кого угодно. Дать таким людям надежду довольно просто, особенно если учесть, что их потребности легко распознаются».
Маленькие радости Веры
«А что вы получаете от таких предложений?» - спросила Ханна.
«Силу», - просто ответил я. – «Вера может двигать горы, если уметь ею пользоваться. Я это умею, а ты, милая моя Ханна, даешь мне энергию, позволяющую творить чудеса».
«Например?» - поинтересовалась она, недоверчиво улыбаясь.
«Например, исцеление», - сказал я, вспоминая кое-какие из своих способностей. – «Если у меня достаточно веры, я могу залечить у себя почти любую рану. К тому же, хотя я и нуждаюсь в еде и отдыхе, как и любой смертный, я не подвержен болезням. Наши тела стареют – мы не можем преодолеть это ужасное проклятие – но мы можем поддерживать их в форме до самого конца.
Плюс кое-какие физические улучшения, - продолжил я. – Чтобы убить родителей Джереми, Голгохашт, скорее всего, придал его телу нечеловеческие формы. Такие физические новшества обычно отражают демоническую сущность падшего. Он использовал веру, чтобы на несколько минут принять свою истинную форму, частично «наложив» ее на тело смертного. На самом деле человеческое тело легко с таким справляется, потому что является отличным хранилищем для веры. На этом основаны «чудеса» целителей, хождение по углям и разного рода стигматы. Тело – это канал для веры. Поэтому демоны могут без особых усилий перевести владение телом на другой уровень и изменить его физически, как это сделал Голгохашт. На трупах родителей Джереми были следы когтей, к тому же, некоторые раны были нанесены с поистине нечеловеческой силой. И я думаю, он сбежал с места преступления куда быстрее, чем может бегать обычный человек».
«Что еще?» - спросила Ханна.
«Сверхъестественная привлекательность – наша божественная природа как бы просачивается через поры кожи. Это как бы отражение нашей истинной природы и уровня благодати. Голгохашт использовал этот фокус на Михаэле и Рихарде, но он мог бы обойтись и без этого. Голгохашту необязательно находиться где-то поблизости – договор позволяет ему путешествовать по всему миру и при этом исправно получать веру. Подозреваю, ему просто нравится смотреть, как люди пугаются его мощи. А теперь подожди меня здесь».
«Почему?» - спросила Ханна, потом осмотрелась и поняла, что мы подъехали к дверям стриптиз-бара. – «Не обращай внимания. Не уверена, что я хочу об этом знать».
Уровни благодати
Ингрид Дайц – Ламмасу, ей нравится делать так, чтобы во время разговора с ней я не мог сконцентрироваться.
«Это касается дела или удовольствия?» - спросила она, устраиваясь у меня на коленях.
«Голгохашт здесь. Во плоти».
«А почему меня это должно беспокоить?» - ее белоснежные груди оказались совсем рядом с моим лицом.
«Ты можешь помочь мне найти его».
«Ты коп, Ахрималь», - мурлыкнула она, проводя руками по моей груди. – «Я с такими делами не связываюсь».
«Черта с два», - она попыталась развязать мне галстук, и я схватил ее за руки. – «У меня есть информация для обмена».
Она прекратила вертеться и посмотрела мне в глаза. Ее человеческое «Я» говорило ей никогда не доверять копам, и в чем-то она была права.
«Что за информация?» - спросила она.
«Polizei собирается наведаться сюда в ближайшем будущем. Они ищут наркотики. Может быть, завтра, может быть, на следующей неделе. Детали нужны?»
Ингрид фыркнула, вставая с меня и усаживаясь рядом: «Дерьмо. Ладно, у меня мало времени», - теперь она говорила сухо, по-деловому. – «Что тебе надо?»
Истоки Муки
«Во время войны ты служила в том же легионе, что и Голгохашт. Что свело его с ума?» - спросил я.
Довольно простой вопрос. В начале войны все мы были идеалистами и собирались убедить Бога в правильности нашего дела. Но на протяжении тысячи лет мы так и не смогли встретиться с Ним лицом к лицу. Мы сражались с Небесным Воинством, с нашими бывшими братьями и сестрами, и каждый раз, когда мы наносили удар, когда земля сотрясалась, а небо плевалось огнем, мы чувствовали боль. Я до сих пор не могу смотреть на выщербленный лик луны, не ощущая пустоты в душе.
«Свело с ума?» - спросила Ингрид с невеселым смешком. – «Кто сказал, что он сошел с ума?»
Мы не могли понять, почему Бог и верные Ему ангелы продолжают сражаться с нами. Разве они не видят, что мы правы? Разве они слепы? Смущение и страх превратились в гнев и отчаяние. Чем больше те упорствовали, тем сильнее мы хотели убедить их в правильности нашего пути. Так мы впервые столкнулись с эмоциями, которые Бог никогда не вкладывал в нас. Возрастающая ярость и враждебность воздействовали на нас физически, потому что мы не знали, как им сопротивляться. Это было подобно раковой опухоли, которая со временем становится все больше и больше.
«Но ангелы, которых он уничтожил…»
Растущая враждебность пугала нас, но и успокаивала. Удача на войне повернулась против нас, мы были разбиты, измотаны. Временами нас поддерживал только наш гнев. Поэтому мы позволили этой опухоли увеличиваться.
«Голгохашт всегда хорошо выполнял приказы, Ахрималь, и не важно, какой ценой».
«Кто-то приказал ему поглощать души убитых ангелов?»
«Удача обернулась против нас», - сказала Ингрид. – «Наши злобность и гнев отталкивали смертных. А это лишало нас драгоценной веры. Тогда кто-то подал идею восстанавливать наши силы, впитывая души наших врагов».
Еще до Бездны мы были ожесточены, а постоянное отчаяние еще больше ухудшило ситуацию. Когда Бог швырнул нас в этот поток Тьмы, мы проиграли войну и потеряли доверие тех смертных, которых хотели защитить. Гнев и ненависть становились все сильнее, мы начали искать виноватого. Люцифера не было рядом, и мы готовы были обвинить в наших бедах кого угодно. Маленькое зернышко ненависти и негодования со временем дало кровавые всходы, что питали наши подозрения и сомнения. Нам почти удалось забыть, кто мы и почему здесь оказались.
Рисунок души
«Дерьмо», - сказал я. – «Это значит, что Голгохашт все еще получает приказы. Кому он служит?»
«Ну, нет», - Ингрид улыбнулась. – «Твой кредит исчерпан, Ахрималь. Если хочешь еще, плати».
Когда мы вырвались из Бездны, наш гнев был в тысячи раз сильнее, чем тогда, когда Бог заключил нас в ней. Большинство из нас думало, что, освободившись, мы отомстим забывшему нас человечеству, разорив и осквернив землю Бога. Мы не понимали, что наши смертные носители могут стать преградой для нашего гнева. Кое-кому из нас, например, мне и Ингрид, повезло: наши носители были людьми сострадательными, мужественными и уверенными в себе, и это дало нам передышку. Мы смогли остановиться и подумать, откуда же мы пришли и чем до сих пор занимались.
«Слушай, Ингрид», - сказал я. – «Я буду должен тебе».
«Должен? Это все, на что ты способен? Мне показать, где находится дверь?»
В моем случае Герхард хотел показать, что копы бывают разными, но мир забрал у него все лучшее. У других это может быть потерянная любовь, нереализованные амбиции, утраченные надежды или слишком быстро оборвавшаяся жизнь – все это способно разбудить жалость в падших. Я не знаю, почему, но подобные воспоминания заставляют нас на мгновение забыть о себе, и этих мгновений достаточно, чтобы вырваться из круговорота ненависти.
«Хорошо», - сказал я. – «Я могу уладить все твои дела с Polizei, если то, что ты мне расскажешь, окажется для меня важным».
«Идет», - ответила она. – «Приходилось слышать о пирамидных схемах?»
Спастись таким образом удается не всем, и я благодарен за то, что оказался в числе счастливчиков. Благодаря воспоминаниям Герхарда я смог подавить свой гнев. Это хорошо, потому что демон обычно выплескивает свое страдание на других. Чем сильнее твоя внутренняя Мука, тем чаще тебе хочется выплеснуть гнев и ненависть на окружающих. Чем слабее становится Мука, тем с большей охотой ты помогаешь другим и оказываешь на них положительное влияние. К сожалению, причинять боль и страдания куда проще, чем утешать и дарить надежду.
«При чем здесь Голгохашт?»
«Ну, это, конечно, не «письма счастья5», - сказала она. – «Тут есть группа Жаждущих, организованная по такой схеме. Голгохашт работает на них».
Наша мука оказывает влияние практически на все – начиная нашим видом и заканчивая поведением. Страдание порождает страдание, поэтому, чем сильнее наша мука, тем четче она отражается на заключаемых нами договорах. Чаще наши договора связаны с темными сторонами человеческой натуры. Мы поощряем порок и выполняем продиктованные страстью желания, превращая наших рабов в жалкие карикатуры. Нам нравится подталкивать смертных к моральному падению, вызывать деградацию. Это видно по договорам, заключаемым страдающими демонами. Наши силы тоже наносят вред, не из-за сознательного использования, но потому, что мы извлекаем энергию извне; сила, которая вредит людям, знание, которое сводит их с ума, боль вместо исцеления и удовольствия, запуганные жертвы, лишенные последней надежды. Даже наша внешность зависит от того, что мы чувствуем. Наш облик – отражение нашей горечи и отверженности. Мы воплощаем в себе обжигающую жару и леденящий холод. Более того, мы стали зеркалами, в которых отражается все, что мы видели и чувствовали в последние тысячелетия – тысячелетия страданий и жестокости, слившиеся воедино и создавшие ужасающие формы.
«Чем они занимаются?» - спросил я, зная, что ничем хорошим заниматься они просто не могут.
«Сам подумай. Жаждущий приходит на землю и начинает заключать разрушительные договоры. Он высасывает людей то тех пор, пока те не превращаются в пустые оболочки…»
«М-мать!»
«…а потом в них вселяются другие Жаждущие и начинают заключать собственные договоры».
«Я крупно ошибался. Да хранит нас Люцифер. Ингрид, мне пора идти».
«Подожди», - Ингрид приблизилась ко мне и склонилась к моему уху. Она прошептала пару коротких слогов на древнем языке, и на несколько мгновений я перестал дышать. – «Вот теперь ты у меня в долгу», - сказала она, и я знал, что этот долг я выплачу не скоро.
Надежда заставляет этот мир вращаться. Если демон может вырваться из круговерти ненависти и гнева и начать помогать людям, надежда проявляется в его действиях и внешности. Конечно, все не так просто, но чем больше хороших поступков мы совершаем, тем проще нам помогать людям. Наши силы меняются, нам становится легче творить добро, чем приносить вред. Мы можем коснуться человека и исцелить его, потому что нам не надо заставлять других страдать, чтобы почувствовать себя лучше. Мы можем предложить надежду вместо боли, потому что сами поняли разницу между ними. Даже наша внутренняя сущность возвращает себе частицу былой славы. Постепенно уродливые искажения исчезают, и мы видим тот облик, о котором забыли тысячелетия назад. Это довольно странное чувство. Все равно, что смотреть на свою старую фотографию, где ты запечатлен таким молодым и счастливым. Все, что ты делаешь, чем ты являешься, влияет на это ощущение благодати. Гнев все еще в тебе, он ждет, когда ты вновь соскользнешь в жестокость и ненависть, но теперь этот гнев не единственный твой спутник.
Уловки зверя
«Значит, он пытается свести этих ребят с ума, чтобы его дружки могли занять их тела?» - спросила Ханна.
Я кивнул: «Мы должны остановить его».
Экзорцизм
«Как? Найдешь священника и попробуешь изгнать его?» - поинтересовалась она.
Поначалу я решил, что она шутит, но ее лицо было слишком серьезно. «Это не кино, Ханна», - сказал я. - «Недостаточно пробормотать несколько молитв и помахать Библией у нас перед носом. Если уж на то пошло, чтобы изгнать демона, никакие священные ритуалы не требуются. Если ты сможешь загнать демона в ловушку и превзойти его силой воли и верой, ты изгонишь его. Что на самом деле куда сложнее, чем кажется».
«А что насчет освященной земли?» - спросила Ханна. – «Святой воды ему в лицо?»
«Земля и вода обладают только той силой, которую в них вкладывают люди своей верой. Сколько людей сейчас ходят в церкви и искренне поклоняются Богу? Тысячу лет назад я бы согласился с тобой, но сейчас найти действительно освященную землю или настоящую святую воду затруднительно. Нет», - сказал я. – «Сюжет фильма ужасов в борьбе с Голгохаштом нам не поможет. Я кое-что придумал, а ты – ты послужишь мне страховкой».
Я протянул ей листок с чертежом и несколькими строчками текста.
«Я знаю, что так проводить вызов для тебя непривычно», - сказал я. – «Но так ты гарантированно сможешь вытащить меня из Бездны, если Голгохашт убьет меня. Мне надо было, чтобы ты поняла, кто я и что я, прежде чем я передам тебе ритуал. Так у тебя будет больше шансов вызвать меня».
Ханна грустно улыбнулась: «Понятно. Ну, и как это работает?»
Вызов
Я рисковал, вручая Ханне этот листок, но я верил, что она вытянет меня из Бездны. Ритуал вызова был достаточно точен, чтобы спасти меня, но была там и ложная информация, которая не позволит Ханне подчинить меня себе. Я уверен, что Ханна не предаст меня, но я не доверяю никому настолько, чтобы рассказать о нашей самой главной слабости.
«Ритуал вызова», - сказал я, - «это обычное заклинание, как и тысячи ему подобных. У каждого мага свои методы – у вас, викканок, которые приглашают духов, у язычников, использующих Goetia, у каббалистов, нумерологов, у жрецов вуду с их лошадьми лоа6… все это не важно. Это все чепуха. Значение имеют только намерения и сила воли заклинателя.
Все в этой вселенной находится в гармонии, все отвечает на тот или иной ключ. Видела изображения подвесного моста, раскачивающегося на ветру? Этот мост может быть стальным, но удары ветра входят с ним в резонанс, и мост поддается им. Тот же принцип верен и для ритуала вызова».
«Как?»- спросила Ханна.
«Сам по себе ритуал – это фокусирующая линза, нацеленная на то или иное существо или группу существ. Благовония, круг, громкие заклятия… все это помогает сконцентрировать волю заклинателя зацепить нужного демона, а нам это дает безопасную зону, где мы можем проявиться».
«Безопасная зона?»
«Да, это очень важно. Падшие связаны с Бездной, поэтому, когда мы находимся вне носителя – человека или предмета – Бездна пытается затянуть нас назад. Ритуальный круг – это своего рода буферная зона, безопасное место, где зов Бездны не достигает нас, и мы можем спокойно пообщаться с магом.
Настоящие ритуалы вызова проводятся редко, потому что для того, чтобы определить, кого же ты хочешь вызвать, требуется много времени и сил. Это все равно, что искать какую-то Ханну, просто набирая телефонные номера, не пользуясь услугами справочника или оператора. Чтобы выяснить, как именно устанавливается связь в ритуале, требуется провести настоящее исследование. Некоторые маги нацеливаются не на конкретного демона, а на адский Дом в целом. Это все равно, что палить в толпу – в кого-нибудь, да попадешь. Но так очень легко заполучить себе кучу неприятностей. Если ты не очень разборчив в пожеланиях, ты можешь вытащить из корзины самое гнилое яблочко… или самое ядовитое».
«Хорошо», - сказала она. – «Я поняла».
«Чаще всего маг нацеливается на весь адский Дом просто потому, что не обладает полной информацией по отдельным его представителям. Ему не хватает имени.
Настоящие заклинатели тратят уйму времени, чтобы выяснить Божественное Имя демона. Поэтому они знают, на что идут. Понимаешь, имена очень важны для ритуала, по отношению к именам ритуалы можно разделить на две большие категории и несметное количество мелких – о них не будем. Первая категория объединяет самые общие ритуалы, нацеленные на весь адский Дом. Во втором типе ритуалов используются звания демонов. Их можно назвать именами вызова, потому что чаще всего для вызова конкретного демона маги используют именно их».
Ханна кивнула. Я почувствовал укол вины: я не рассказал ей о третьем виде ритуалов. Но я просто не мог. Третий тип ритуалов – это удел серьезных оккультистов, которые десятилетиями пытались раскрыть наши Истинные Имена. Истинное Имя – это определенная последовательность колебаний самой нашей сущности. Это наша частота, с которой можно войти в резонанс. Раскрыть его значит дать магу полный доступ к нашей психике и позволить ему управлять нами как марионетками. Заклинатель может обратить нас в своих рабов.
Последний большой секрет
Ханна вернулась домой, а я стою на крыше многоэтажного здания недалеко от больницы, где лежит Михаэль. Мне кажется, что самая большая опасность сейчас угрожает именно ему, потому что он близок к смерти. Может быть, я ошибаюсь, но если Голгохашту срочно нужны союзники, Михаэль подходит для его целей идеально. Если Голгохашт появится, я буду ждать его. Можно сказать, что я раскусил его, хотя, быть может, и не совсем.
После всех его действий оставались улики, которые были понятны только нам, падшим. Каждая улика – это как вибрирующий отпечаток пальцев, один звук из тех, что составляют Истинное Имя Голгохашта. Проще говоря, каждый наш поступок выдает нашу природу и состояние. Большинство людей замечают различия в личностных чертах, но мы чувствуем накладывающиеся друг на друга последовательности частот. Здесь нельзя говорить об Истинном Имени, ведь в этих частотах содержатся и наши звания. Наше Истинное Имя – это то, что мы есть на самом деле. Это набор слов, который соответствует частоте колебания наших сущностей. Вербализация имени как бы открывает доступ в потаенные уголки нашей психики. Для того, чтобы узнать чье-то Истинное Имя, этого кого-то надо понять, то есть – узнать о нем все, что можно. Все, чем мы занимаемся, что говорим, на чем фокусируем наши силы, накладывает свои отпечатки на наше «Я». Проявления силы и жестокости оставляют в воздухе вибрирующий след – частичку Истинного Имени. Поэтому-то нам и приходится соблюдать крайнюю осторожность. Любое наше действие выдает нас и нашу слабость. К счастью, Голгохашт не ожидал, что им заинтересуется кто-то из падших, поэтому повел себя рискованно. Он оставил за собой целую цепь улик. Там, где он убил семью Листов, осталось эхо проявленной им силы. Я знал, что мы имеем дело с демоном, поэтому проверил подобные следы. То, как Голгохашт заключил договоры с Михаэлем и Рихардом, то, как он вытягивал из них веру, позволило мне понять кое-какие особенности его природы. Больше всего мне помогла Ингрид, открыв его истинную цель здесь. Более того, она открыла мне два слога из Истинного Имени Голгохашта, известные ей с тех пор, как она сражалась с ним бок о бок во время войны.
Но, хотя у меня и был целый набор слов, я не мог попросить Ханну вызвать или связать Голгохашта. Большинство ритуалов вызова – это только половина дела, хотя некоторые маги вызываю демона только для разговора. Но большинству из них требуются знания или сила, а кое-кто хочет подчинить демона и заставить служить себе. Все они встраивают в ритуал заклинания подчинения – на тот случай, если демон откажется помогать или подчиняться.
Используя Божественное Имя Голгохашта, я бы мог рискнуть жизнью Ханны и провести ритуал, но если заклинание подчинения не сработает, он освободится и займется девушкой. Хуже того, тогда ему станет известно о моем присутствии, и выследить его в следующий раз будет куда сложнее. Поэтому я решил подождать и собрать полное Имя этого ублюдка, а потом уже действовать.
А потом я почувствовал разрыв в ткани времени и пространства. Голгохашт явился в госпиталь.
Игра силы
Голгохашт сейчас в палате Михаэля, возможно, пытается запугать мальчика до полного сумасшествия. Я мог чувствовать его – еще одно проявление наших способностей. Все демоны чувствуют друг друга, когда они используют умения или принимают истинную форму. Сейчас я ощущал Голгохашта как рябь на воде. Я ухватил несколько частот от проявления его силы, но добавить новый слог к его Имени не смог.
Я быстро оценил свои возможности, пытаясь сообразить, что делать дальше. Мне приходится импровизировать, потому что сражаться в больнице я не хочу. Мне нужно вытащить Голгохашта сюда, на крышу, где у него будет меньше возможностей навредить людям. К сожалению, он обладает такими же способностями, что и я, поэтому мои возможности ограничены.
Если я приму апокалиптическую форму, он тут же почувствует меня. Мы по природе территориальные создания, в особенности сейчас, когда нам приходится прилагать столько усилий для существования в мире смертных, и мне почему-то кажется, что у Голгохашта это свойство должно быть особенно развито. Он сначала пригрозит мне, а затем вернется к Михаэлю и продолжит развлечение. Вся проблема в том, что это выдаст меня с головой… не то, чтобы у меня был выбор.
И тогда я устремился внутрь себя – бесконечное мгновение, когда ты видишь дрожащие орбиты звезд, усеявшие небо. Я хотел видеть мельчайшие изменения Великого Замысла. Я всматривался в дрожащую фигуру, изломанную, как отражение в разбитом зеркале.
То, что я увидел, мне не понравилось. Голгохашт принадлежал к Дому Рабису, его побаивались даже сильнейшие из этого Дома воинов. Если у нас дело дойдет до схватки, он порвет меня на куски без малейшего усилия. Так что, если я хочу победить его, мне придется что-то придумать. Рабису храбры, но до безрассудства импульсивны. Я должен был спровоцировать его, заставить действовать, не раздумывая.
Я проявил себя, настоящего себя, на фоне этого разрушенного мира.
Крылья цвета индиго вздымались за моей спиной, голову окружал тускло светящийся нимб. Мое тело, подобно старой морской карте, покрывали полосы желтого света, созданные луной отражения плясали в моей тени. Голгохашт не мог не заметить этого. Он скоро будет здесь.
Я подчинил свет своей воле, создавая химеру из окружающего меня воздуха. Здесь приходилось сохранять осторожность. Я не мог победить его с помощью ночных кошмаров. Наша природа делает нас невосприимчивыми к воздействиям на разум. Такими нас создал Бог. Он не мог обманывать нас теми же простенькими фокусами, что и смертных, так что Ему пришлось позволить нам заглянуть в шляпу волшебника. Мы невосприимчивы к наведенным страхам, но это потому, что мы видели и пережили ужасы, с которыми едва ли сравнится самая изощренная иллюзия. Возможно, Голгохашт не обратит внимания на мою попытку напугать его и сразу попытается вцепиться мне в глотку. Да будет так. Он будет смотреть сквозь мои иллюзии и думать, что я проиграл, а это заставит его потерять осторожность.
Я почувствовал еще один всплеск силы со стороны больницы – возможно, Голгохашт использовал свою власть над плотью, чтобы двигаться быстрее. У меня было не так много времени, потому что я не собирался давать ему возможность обдумать нападение. Я должен заставить его забыть об осторожности. Я набрал в легкие воздух и произнес первый слог Истинного Имени Голгохашта.
В громком вопле, из-за которого содрогнулось здание больницы, я услышал страх. Голгохашту не оставалось ничего другого, кроме как напасть на меня. Он был уверен, что само его существование зависит от этого. Я выкрикнул второй слог.
Демон попытается наброситься на меня, а это значит, что он примет апокалиптическую форму, превратив тело Джереми в машину убийства из мускулов, клыков и когтей. У каждого Дома своя апокалиптическая форма. Это тень нашей истинной формы, которую Бог давным-давно отнял у нас. Я говорил об этом Ханне: при наличии веры человеческое тело может быть превращено во что угодно. Эти физические изменения – проявление нашей силы, которая проходит сквозь мускулы и кости, наполняет вены и сухожилия энергией, изменяя их по нашей воле.
Голгохашт забрался на крышу по стене здания, как паук. Его нимб светился черным светом, руки походили на комки плоти с пальцами-лезвиями, острые клыки очерчивали уродливую, насекомообразную челюсть. Добела раскаленные угольки вспыхивали в глубине его фасетчатых глаз. Но и у меня в запасе были кое-какие фокусы. К тому времени, как Голгохашт увидел меня, я уже отрастил острые, как лезвия, крылья. Он прыгнул на меня, но я считал узор судьбы и отпрыгнул в тот самый момент, когда на меня должен был обрушиться смертельный удар.
Голгохашт быстро поднялся на ноги. Мои крылья впустую мазнули по воздуху, когда демон уклонился от моего удара. Он развернулся и ударил меня огромным кулаком в грудь. Я отлетел назад, прекрасно понимая, что он прыгнет на меня, когда я приземлюсь. Падение было не из приятных, и вот уже Голгохашт сидит у меня на груди и яростно верещит, врезаясь когтями в мое тело. Я дотянулся до переменчивых сил космоса, силой воли вызывая ускорение и отбрасывая противника на сотню футов от себя. Он на мгновение завис в воздухе, поддерживаемый теми же силами вселенной, а затем рухнул на крышу. Для того, чтобы выполнить задуманное, у меня было несколько мгновений.
Но я колебался. Изучение Великого Замысла дало мне возможность заглянуть в будущее, показало множество вариативных последствий сегодняшнего события. И в лучшие времена нелегко разобраться в потоке информации, обдумать каждую возможность, а уж сейчас… Мне нужно принять правильное решение, которое позволит отправить Голгохашта назад в Яму. Единственный способ найти блестящую иглу надежды в том ворохе возможностей, которые я видел перед собой – это высвободить тьму, запертую в дальнем уголке моего разума. Удивительно, как хорошо старая ненависть позволяет сконцентрироваться.
Если я откроюсь этой тьме, зная, что она оставит на мне свой след, я потеряю часть человечности, за сохранение которой так упорно боролся. И все это ради полудюжины смертных детишек, от который через пару сотен лет останется лишь горстка пыли. Но если я позволю Голгохашту завладеть ими, я потеряю еще большую часть свой души.
Наверное, мы обречены жертвовать собой ради людей. Я мог лишь надеяться на то, что они окажутся достойными этой жертвы.
Сладкая, тягучая тьма заполняла мой мозг, пока мои губы выговаривали слова силы, а нити случайностей переплетались перед моими глазами. Я видел, как Голгохашт вскочил на ноги и прыгнул на меня, выпустив длинные черные когти. Я видел сотни возможностей, но я пробирался сквозь них, ведомый своим гневом, в поисках той единственной, что позволит мне сокрушить врага. Когда я нашел эту возможность, мои губы сложились в жестокую усмешку.
Слова силы зазвучали в воздухе, когда я сгустил воздух между нами, придавая ему форму. Моя превосходная копия шагнула к Голгохашту, вооруженная огненным мечом, а сам я помчался к краю крыши, раскрывая крылья для полета.
Голгохашт рассмеялся, и этот звук был подобен звуку ломающихся костей. Он сразу же разгадал иллюзию и бросился на меня подобно льву, стараясь вцепиться когтями мне в горло.
Я прокручивал в голове возможные выходы. Если я шевельнусь мгновением раньше или мгновением позже, все закончится тем, что Голгохашт оторвет мне голову. Я понял, что я молюсь Деннице. Я развернулся и бросился вниз с крыши.
Голгохашт бросился за мной. Его желтоватые зубы лязгнули у моего уха, вонь разлагающейся плоти проникла мне в ноздри. Мы падали, и одержимый жаждой крови Рабису вонзил иззубренные когти мне в бока и предплечья. Боль была почти непереносимой, я чувствовал, что очень близок к гибели. Голгохашт был не в лучшем состоянии, но темная радость застилала ему глаза, не давая возможности разглядеть опасность.
Я свернул крылья и заставил его перевернуться в воздухе, сделав так, что Голгохашт оказался между мной и приближающейся землей. Когда мы поменялись местами, я воззвал к силе оснований, и мы стали падать еще быстрее, набирая огромную скорость. Львиные глаза Голгохашта расширились, когда он понял, что его обманули. Я распахнул крылья, а тяжелый Рабису продолжал падать, его когти до кости разодрали мне руки и грудь.
Острые штыри, которыми была утыкана стоявшая у здания стена, сослужили мне хорошую службу. Голгохашт со всего разгона налетел на них, силой удара разрушив кирпич, и исчез в облаке пыли и каменной крошки.
Я не столько приземлился, сколько упал на землю. Мы, демоны, можем исцелять верой почти все раны, но те повреждения, что нанес мне Голгохашт, были слишком серьезными. Я смотрел, как капли крови густо усеивают тротуарную плитку, и думал, что произойдет раньше: я умру от кровопотери или же смогу превратиться в Либнера и проковылять несколько ярдов до больницы.
В груде битого кирпича Голгохашта не было. Там лежало только изуродованное тело Джереми Листа, пронзенное несколькими железными штырями. Даже страшный Рабису был не в силах исправить повреждения, нанесенные падением. Где-то в глубине души я надеялся, что он продолжает падать, вопя от боли и отчаяния, а внизу его ждет Бездна.
Я убрал апокалиптическую форму, когда из здания больницы выбежали санитары и бросились ко мне. Боль очень сильна, она заполняет весь мир, но я рад ей, я надеюсь, что ее обжигающий поток вымоет из моего сердца ту тьму, которой я позволил завладеть мной. Я знаю, что мне в этом не повезет, я знаю, что битва с Голгохаштом еще не завершилась. Один раз он уже выбрался из Бездны и сможет сделать это снова. Рано или поздно он прорвется сквозь Вихрь и вернется в этот изувеченный, кровоточащий мир. Может быть, к тому времени я смогу стереть пятно со своей души, но если мне снова придется нырнуть во тьму, чтобы предотвратить большее зло, я сделаю это. Небеса навеки потеряны для нас, а Ад не сможет нас больше удержать.
Этот мир – вот все, что у нас осталось. Этот мир и то, что мы с ним сделаем. По мне, за такое можно заплатить любую цену.
Трудно было представить себе двух более разных человек, чем эти двое.
Тот, что был старше, выглядел моложаво и, казалось, излучал здоровье, уверенность и спокойствие. Он был красив какой-то жестокой красотой и носил обычный пиджак с таким умением, что тот выглядел произведением рук умелого портного. Если же он надевал пошитый у модельера шелковый костюм, как сегодня, он производил еще более сильное впечатление.
Его звали Джонатан Вуото, но для своих подчиненных и коллег он был Джонни Бронко.
«Ты просишь меня о большом одолжении», - сказал Джонни Бронко. – «Это обойдется тебе недешево».
Его собеседник был низеньким, пухлым человечком с одутловатым лицом. Он выглядел неопрятно даже сразу после утреннего бритья, любой костюм сидел на нем мешковато и казался дешевкой. Он был одет в спортивную клетчатую куртку, которая на нем смотрелась еще более убого, чем на вешалке. Его лицо было изуродовано шрамом, глаза даже в помещении прятались за стеклами солнечных очков. Его звали Харви Сиулло.
«Я знаю», - ответил он. – «Понимаете, я не хочу говорить об этом здесь. Это личное».
Джонни хмыкнул и посмотрел на стоявших неподалеку парней, которые, услышав такое, выпучили глаза. Сиулло был шутом, клоуном, ничтожеством. Шутки ради Джонни согласился: «Хорошо. Вернемся в мой кабинет».
В комнате Харви сказал: «Это касается Сэла».
«У тебя проблемы с Сэлом?».
«Ну да. Дело в том, что все это может чересчур далеко зайти. Понимаете?»
«И тебе нужна моя помощь?» - Джонни покачал головой. – «Харви, очень скоро ты станешь самым известным лентяем во всем Джерси. С какой стати я должен давать тебе в долг?»
«Мне не нужны деньги. Я всего лишь хочу, чтобы вы держались подальше от этого дела, если все пойдет слишком уж плохо».
Джонни рассмеялся. Он смеялся так сильно, что наконец закашлялся.
«Плохо? Плохо для кого?»
«Для Сэла, разумеется».
Это заявление вызвало еще один приступ хохота: «Ты собираешься сделать так, чтобы у Сэла дела пошли плохо? С ума сойти! Ты меня веселишь все больше и больше», - и снова его смех перешел в кашель, и на этот раз приступ был дольше и болезненней.
Постепенно до Джонни Бронко дошло, что что-то идет не так. Харви не нервничал. Харви не смеялся с ним за компанию. Харви снял солнечные очки, и Джонни увидел полный крови и гноя глаз. Харви казался серьезным и уверенным в себе.
«Джонни, как давно вы были у врача?»
«Я здоров, как бык», - выдохнул мужчина.
«Тебе бы не помешало сменить доктора, потому что тот, что лечит тебя теперь, просмотрел две опухоли у тебя в левом легком. Одна из них размером с долбанный мяч для гольфа».
«Псих…», - прошипел Джонни. Харви подошел ближе.
«Теперь я могу видеть, Джонни. Я вижу это дерьмо у тебя в легком. Я вижу твое будущее. Если ты не начнешь шевелиться, будущее у тебя будет коротким. Я вижу будущее Сэла, и оно немногим лучше».
Джонни смотрел на него, смущенный и напуганный.
«Я советую тебе как можно быстрее всерьез заняться здоровьем. Я также советую тебе не совать нос в те события, что скоро начнут происходить с Сэлом и его ребятами. Понимаешь? Ты же не хочешь, чтобы после смерти тебя помнили как Джонни Бронхит?»
Харви подошел к нему вплотную и потрепал Джонни по щеке. Потом распахнул дверь кабинета.
Умело изобразив панику, он закричал: «Эй, ребята! Ребята, зовите доктора! Вызовите скорую! С Джонни что-то случилось».
1 — «Малый Ключ Соломона». [Наверх]
2 — Ди, Джон (13.07.1527, Лондон - декабрь 1608, Мортлейк, графство Суррей). - английский астролог, философ, математик, картограф, оптик, алхимик. Придворный астролог английских монархов. Считается родоначальником английской прикладной математики и одним из провозвестников неевклидовой геометрии. [Наверх]
3 — Дословно – «поселение Новый Темпельхоф» (нем). Темпельхоф – район Берлина. [Наверх]
4 — Kriminalpolizei (сокр. Kripo) - уголовная полиция, полиция уголовного розыска (ГДР). [Наверх]
5 — письмо (обыкн. религиозно-мистического содержания), рассылаемое по нескольким адресам с тем, чтобы получатель разослал его другим адресатам. [Наверх]
6 — духи Вуду, объединенные в несколько пантеонов. [Наверх]