Приложение 2: Аномалии движения анархов

Until we start to make a move To make a few things right You’ll never see me wear a suit of white

Johnny Cash, “The Man in Black”

Многие представители разношёрстного сборища анархов следуют за движением по личным причинам. Анархи желают внести свой вклад в изменение мира, избавиться от тирании старейшин или просто получить удовольствие от использования своих вампирских сил вне удушающих свободу ограничений Маскарада. Если им удаётся выжить в течение нескольких лет или десятилетий, они могут остепениться – их натура, и человеческая, и вампирская, требует стабильности.

Но среди анархов есть не только случайные участники движения, присоединившиеся к нему в силу стечения обстоятельств или потому, что их желания совпали с идеологией анархов. Некоторые анархи искренне преданы движению, они определяют его идеологию и формируют ту стабильность и мощь, к которой стремится общество Сородичей. Это старейшины и интеллектуалы.

Старейшины

Анарх – это не обязательно только что получивший Становление неонат, новичок в ночи. Есть и старые анархи. На самом деле многие из таких старейшин в прежние ночи были известны как furores – это латинский термин, означающий «бунтовщик» или «отребье». Они возглавляли Восстание Анархов и определённым образом способствовали формированию современных сект. Те, кто пожелал следовать старым традициям, основали Камарилью и официально утвердили неписаные законы Сородичей в виде Традиций. Другие, чьё восстание приобрело псевдорелигиозный характер, создали Шабаш. Но были и выдающиеся вампиры, которые стремились сохранить нейтралитет – в основном те, которые хотели создать свои собственные секты. Впрочем, со временем многим стало ясно, что именно Камарилья и Шабаш станут определять будущее Сородичей Европы.

Многим, но не всем. Некоторые нейтралы просто были настолько стары и могущественны, что не видели нужды в присоединении к новообразованным сектам. Большинство таких старейшин удалились из общества Сородичей, – исчезли из виду, превратились в легенды, впали в торпор или вступили в Инконню. Другие, например, знаменитый Робин Лиланд, чувствовали, что ни одна секта на самом деле не решит существующих проблем, поэтому остались в стороне от обеих. Они отстранились от политических кругов в ночи Восстания или же продолжали преследовать собственные цели. Такие вампиры, многие из которых уже в то время были старыми, сформировали ядро движения анархов (нынешнего – большинство представителей изначального Восстания вступили либо в Камарилью, либо в Шабаш).

С тех пор многие из этих старейшин погибли или впали в глубокий торпор, сойдя со сцены, однако другие активны до сих пор. К ним присоединились новые старейшины – перешедшие на сторону анархов или возмужавшие в борьбе. Их совсем немного, однако их присутствие критично для движения – как в плане организации, так в более возвышенном смысле: в обществе существ, чьё могущество и престиж растут с возрастом, они создают вокруг движения анархов ауру мощи и легитимности.

Отличительные черты старейшин

Присутствие старейшин придаёт движению анархов хотя бы внешнюю респектабельность и позволяет Камарилье увидеть в нём нечто большее, чем собственный вспомогательный придаток. Местные старейшины, которые видят, что анархи действуют организованно, куда скорее сядут с ними за стол переговоров, чем станут уничтожать их, поскольку будут уверены, что ими управляет воля некого могущественного старого вампира. Многие ли Князья решатся начать войну со старейшинами, которые, возможно, старше их самих? Многие ли осмелятся лезть в дела того, кто, может быть, является тайным партнёром их собственных менторов или обладает обширными связями? Проще не обращать внимания на проблему или избегать её.

Старейшины не просто сбивают с толку Князей и примогенов тех городов, где обитают анархи. Они заодно вынуждают чистильщиков действовать мягко. Некоторые чистильщики получают свою должность только потому, что они – громилы-садисты, от которых Князь с удовольствием бы избавился. Тот факт, что примоген не одобрит действий чистильщика, не спасёт Не-жизнь попавшейся ему жертве – Бич, скорее всего, слишком занят выполнением своих обязанностей, чтобы ещё и разбираться в вампирской политике. Даже если он перегибает палку и выходит за границы дозволенного старейшинами, Князь и примогены всегда могут просто откреститься от него. В конце концов, чистильщик получил свою работу ещё и потому, что никому не будет жаль, если его сожрёт Люпин или если его вдруг потребуется уничтожить ради высшей цели. Не говоря уж о том, что хорошо прячущего трупы чистильщика никто даже не заподозрит в убийстве.

А поскольку чистильщик так слабо контролируется, что-то должно удерживать его от злоупотребления полномочиями. И часто это «что-то» – возможность нарваться не на слабокровного неоната в бегах, а, скажем, на представителя клана Бруха Седьмого поколения, который получил Становление два с лишним века тому назад. В такой ситуации чистильщику не придётся бояться, что Бруха сообщит о его незаконных действиях Князю – зато перспектива отвинчивания головы его однозначно напугает. Конечно, вероятность такой встречи невелика, но если Бич осознаёт, что она существует, это уже меняет дело.

Казалось бы, всё это мало влияет на положение дел, но суть в том, что у вампиров, становящихся старейшинами и остающихся анархами, есть несколько очень важных общих черт. Во-первых, Не-жизнь анархов тяжела, поэтому те старейшины, которые присоединились к движению рано и дожили до нынешних ночей, определённо повидали немало конфликтов. Даже слишком расторопные чистильщики не пожелают встретиться с ними дважды. Слухами обмениваются даже представители этой профессии, обычно зарезервированной за Гангрелами-социопатами с бандитскими наклонностями. Во-вторых, старейшины анархов превосходно понимают, насколько важен создаваемый ими ореол защищённости – и для поддержки своих странствующих собратьев, и для объединения движения. Никто не захочет продолжать борьбу, если не будет чувствовать, что братья по оружию поддержат и прикроют его в беде. К счастью, и среди людей, и среди Сородичей даже сравнительно незначительное деяние имеет свойство порождать слухи, превращаясь в нечто намного большее. Старейшины анархов выслушивают жалобы своих собратьев на серьёзные обиды и сообщения о настоящих угрозах – и принимают меры против этих угроз. Любой анарх достаточно зрелого возраста без труда вспомнит времена, когда за насилие над анархом-неонатом в любом городе к западу от Скалистых гор злоумышленник мог поплатиться личной беседой с Джереми Макнейлом или Улыбчивым Джеком (а заодно четырьмя сломанными рёбрами и вырванными клыками). Это случалось не с каждым, но достаточно со многими, чтобы анархи Американского Запада получили некоторое пространство для действий.

Макнейл сейчас считается мёртвым, однако Улыбчивый Джек по-прежнему активен, и он далеко не единственный старейшина анархов, способный устроить неприятный сюрприз шерифу или чистильщику, перешедшему грань дозволенного.

Мощь старейшин

Высокопоставленные анархи не просто демонстрируют свою внушительность направо и налево, уподобляясь Потёмкину с его деревнями. На самом деле они вполне успешно действуют. Например, точно известно, что Робин Лиланд нашёл способ спасти Маргариту Фоккарт из лап Внутреннего Круга Камарильи. У старейшин анархов имеются собственное экономическое и политическое влияние, свои отношения с равными по возрасту вампирами и свои идеи, весьма привлекательные для менее опытных представителей движения. Их богатство помогает держаться на плаву многим молодым мятежникам, а их влияние очевидным образом защищает движение – и не просто от каких-то местных чистильщиков, а от самого Внутреннего Круга, чьи юстициарии и архонты способны сделать Не-жизнь американских и европейских анархов намного менее комфортной. Их преданность своей идеологии и дар убеждения придают движению анархов ощущение последовательности, формируют его историю – магнетизм такого уровня не смог бы продемонстрировать ни один неонат-подстрекатель.

Конечно, можно задать вопрос: почему старейшины анархов вообще имеют какое-то влияние, если они – самопровозглашённые враги обеих сект? Как они вообще выживают? Почему на них просто не откроют охоту? Ответ состоит в том, что Вечную Войну ведут разумные существа, а не бездушные, превратившиеся в машины макиавеллисты. Когда вампир окончательно теряет последние признаки человеческого мышления, его начинают называть «пропойцей». Суть движения анархов проста и эгалитарна. Хотя только в Век Революций его философия стала укрепляться по всему миру, человечество во все времена находило эти идеи привлекательными – пусть даже и непрактичными.

Старейшины анархов полагаются именно на эти рудиментарные, но всё же незаменимые элементы человечности, когда внушают своим сверстникам, что молодые анархи – «совсем как мы в юности», что они «просто следуют своим естественным наклонностям» и когда-нибудь «сами станут проблемой для Детей своих Детей». Вот почему анархи явно гораздо теснее связаны с Камарильей, чем с Шабашем – может быть, старейшины Камарильи циничны и эгоистичны, но они, по крайней мере, по своей сути однозначно остаются человеческими существами.

То, что одна из главных сект признала человечность и человеческие нормы нравственности необходимыми – великая победа furores и Восстания Анархов. Эту цель анархи преследовали не ради неё самой, а потому, что её достижение должно было предотвратить те злоупотребления, которые легко допускались другими моральными кодексами вампиров. Хотя в нынешние ночи человечность изрядно увяла, поскольку её защитники один за другим сдаются Зверю, для тех времён это был великий эксперимент, и он продолжает приносить анархам выгоду даже сейчас.

Старейшины Шабаша представляют собой нечто совершенно иное. Их реакция на излишества вампиров и слабости смертных основана не на обновлённой версии человеческой системы ценностей, а на ритуализированной структуре, в которой нужды индивида подчиняются требованиям секты. Теоретически эта структура должна была уберечь вампиров от злоупотреблений ради собственной выгоды, типичных для времён, предшествовавших Восстанию Анархов. На практике внутри секты нет места инакомыслию и личному протесту.

Большинство старейшин Шабаша остаются разумными существами благодаря тому, что цепляются за искусственно созданные, тщательно поддерживаемые страсти. Пути Просветления Шабаша совершенно циничны и были развиты специально для того, чтобы помочь их последователям побороть вековечный голод. У шабашитов нет возможности предаваться таким слабостям, как тоска о свободе или мечты о ней, потому что это ослабляет их связь с выбранным Путём. Старейшины, поддерживающие и защищающие анархов, обнаруживают, что их призывы к толерантности не находят понимания среди лидеров Шабаша, а молодые представители движения сталкиваются с открытой враждебностью этой секты.

Мотивы и старейшины

Старейшины не делятся просто на тех, кто за анархов и против них. В любой истории об анархах наверняка появятся старейшины «строгих правил», мешающие персонажам или выступающие в качестве их противников. Чтобы всерьёз заниматься идеологической борьбой, участием в восстании или подготовкой революции, необходимо неплохо изучить психологию тех, кто тебе противостоит. Если вы хотите сделать оппонентов персонажей по-настоящему глубокими, вам потребуется причина повесомее, чем уверенность в том, что «без плохих парней игра станет скучной». Движение анархов выступает с весьма обоснованных позиций – быть неонатом несладко, чертовски несладко. Почему старейшинам на это наплевать? Разумеется, кто-то из них попадает в категорию «циников», но далеко не все. Если вы действительно хотите увидеть в своей игре настоящий диалог между персонажем рассказчика и персонажем игрока, вам придётся сделать некоторых старейшин чем-то большим, нежели самовлюблёнными мерзавцами, эксплуатирующими молодняк и жиреющими за счёт этого. Иначе персонажам просто не будет нужды говорить друг с другом – они сразу выхватят пушки, обнажат клинки, вытащат из карманов шашки динамита, и на этом разговор будет завершён.

Старейшины-противники и как их создать

Хороший способ для рассказчика продумать характеры старейшин-противников – оценить их по той же системе, по которой здесь исследуются старейшины анархов и их мотивы. В конце концов, если можно описать причины, по которым кто-то решает вступить в движение анархов, то, безусловно, можно понять и мотивы тех, кто его отвергает. Возьмите список мотивов, идите по нему и останавливайтесь на каждом пункте, спрашивая себя, насколько он подходит вашему старейшине. Он не признаёт движение только потому, что слишком закоснел ментально, чтобы принять перемены? Он отрицает его идеологию или, может быть, некоторые анархи кажутся ему столь отвратительными, что он судит по ним обо всём движении? Он так доволен своим местом в Не-жизни, что не видит смысла в восстании? Не стоит думать, что на все или почти все из этих вопросов следует ответить отрицательно, чтобы старейшина стал противником анархов. Старейшина может вполне сочувствовать целям движения, но всё же отвергать его само из-за плохих отношений с конкретными анархами. Или же, наоборот, терпимо относиться к некоторым отдельным анархам, а всё движение в целом считать совершенно утопичным. Возможно, он даже будет готов переметнуться на другую сторону, если вступит в конфликт. И что будут делать персонажи, если окажется, что тот, кто казался им злейшим врагом, на самом деле прислушается к их доводам?

Мотивы старейшин

Мудрые Сородичи способны привести множество причин, по которым старейшины могут поддерживать движение анархов. Кто-то делает это из личных интересов, кто-то из преданности идеалам, кто-то просто не представляет себе другой Не-жизни. Ниже представлены описания наиболее распространённых мотивов старейшин движения. На самом деле правда в том, что у большинства старейшин есть сразу несколько причин выступать на стороне анархов – даже для простого смертного довольно трудно не обзавестись сложными мотивами в процессе повседневной жизни (в данном случае – еженощной Не-жизни). Мотивы создания, за плечами у которого сотни лет истории и влияния, будут столь же сложны, сколь и непонятны окружающим. Глядя на нижеследующий перечень, не спрашивайте себя: «Каким из этих мотивов руководствуется старейшина?». Даже вопрос «Какие из них могут им двигать?» не подойдёт. Лучше спросите себя: «А в какой степени каждый из этих мотивов определяет желание старейшины помогать движению анархов?».

Не могу остановиться

Вы привели меня сюда, чтобы я ответил за свои преступления. Я должен признать, что не считаю то, что совершил, дурным делом. Я боролся против своих старейшин так долго, что мы с ними стали ровесниками. Бьюсь об заклад: кое-кто из тех, кто присутствует здесь нынешней ночью, чтобы судить меня, – из тех, кто называет себя «старейшинами», – на самом деле моложе моих Детей. Я не могу от чистого сердца сказать, что мои поступки были правильными – как в глазах Бога, так и в моих собственных. Моя борьба стала тем, что определило мою сущность, и я не вижу ни одного повода отступить и спросить себя, справедливо ли то, что я делаю, правильно ли.

Я не жду от вас пощады, и никогда не ждал. Это не призыв к милосердию и не исповедь – это моё отпущение ваших грехов. В часы заточения, ожидая уготованной мне участи, я пришёл к пониманию и себя самого, и моих врагов. Теперь я знаю, почему вы никогда не согласитесь с нашими требованиями и не пойдёте с нами на компромисс. Вы забыли, как это делается. Точно так же и я, наверное, отверг ваши побуждения, забыв, как можно принять их. Я просто хочу, чтобы вы знали: когда солнце будет сжигать мою древнюю плоть и превращать мои кости в прах, я выкрикну только четыре слова: «Я прощаю всех вас».

Старея, Сородичи всё больше и больше привязываются к своему образу действий – и анархи не исключение. Многие старейшины остаются в движении, потому что не знают другой Не-жизни. Рассказчики должны помнить, что к застою ведут многие пути. Если вампир постоянно находит способы разнообразить свою еженощную Не-жизнь и никогда не питается дважды в одном месте, это ещё не означает, что он избежал влияния возраста – даже если сам он думает, что ему это удалось. Полная паранойи Не-жизнь диверсанта – всегда в бегах, всегда в страхе, всегда в ожидании удара со стороны ненавистного врага – на самом деле не менее однообразна, чем существование старейшины, который каждый вечер просыпается в одно и то же время, всегда охотится в одной и той же манере и занимается одними и теми же делами. Обстоятельства, в которые попадает партизан, меняются от ночи к ночи, однако его образ мыслей и взгляд на мир столь же узки, как и у любого более развращённого старейшины.

Хотя степень справедливости данного утверждения варьируется от одного Сородича к другому, эта причина хотя бы отчасти оправдывает действия анархов, – и старейшин, – которые старше ста-двухсот лет. Разумеется, ни один старейшина, который не погружён целиком и полностью в себя, не превратится в совершенно застывшую сущность. Конфликты между древними вампирами разворачиваются непрестанно. Вне зависимости от того, является старейшина игроком или фигурой, если он прожил достаточно долго, это значит, что он довольно гибко мыслит и может адаптироваться к политическим изменениям и борьбе за власть. Ригидность в наибольшей степени проявляется в неспособности вампиров приспосабливаться к важным изменениям в окружающем их мире. Старейшина скорее научится обращаться с компьютерами и огнестрельным оружием, чем признает равноправие полов или достижения демократии. Телефоном пользоваться несложно – снимаешь трубку, нажимаешь кнопки и говоришь с собеседником на другом конце провода. Изменить взгляд на мир намного труднее. Старейшина-революционер, получивший Становление в 1880-х, может так и не понять, почему в нынешние ночи возрождение Коминтерна попросту невозможно.

Внезапное обращение

Если я скажу, что присоединился к вашему делу, вы не поверите мне, и я вас за это не виню. В прошлом я работал против вас, доставив вам массу беспокойства и нанеся не меньше потерь. Вы также причинили мне немало страданий. Вы уничтожили двух моих Детей. Я убил нескольких ваших братьев по оружию. Было бы вполне понятно, если бы мы непреклонно продолжали враждовать. Это также пошло бы на благо той системе, против которой сражаетесь вы – а теперь и я вместе с вами.

Я многое обдумал. Я размышлял о гибели моих Детей и пришёл к выводу, что вы правы. Я осознал, что их смерть на моей совести. Никто из них не вступил бы в борьбу, если бы я не приказал им – убедил, приказал, заставил помимо их воли – этого сделать. Я использовал их как инструменты, поступая точь-в-точь так, как, согласно вашим обвинениям, старые Сородичи обходятся с молодыми. Они были солдатами, направлявшими моих гулей, пока я сам отсиживался в безопасном убежище. Они были моими ударными войсками, и хотя я переживал их потерю, для меня они, безусловно, оставались пешками, расходным материалом.

Когда они погибали, я оба раза думал: «Лучше она, чем я». В этом вы тоже справедливо меня обвиняете. Борьба, в ходе которой они умерли, не была героической. Они погибли, возглавляя попытки сокрушить ваше движение, – во многом потому, что оно мешало моим планам и планам моих ровесников. Я находил этому поверхностное оправдание в поддержании Маскарада, но на самом деле это была отговорка, которой я потчевал молодняк. Мы с вами никогда даже не пытались прийти к соглашению.

Две ночи назад меня осенило, что жертва моих Детей была совсем не напрасной. Они доставили вам много хлопот и погибли, лишив вас возможности переманить их на свою сторону и использовать против меня – а это лучшее из возможных жертвоприношений. Я осознал, что мимоходом учитывал эту возможность, когда отправлял их на смерть. Спустя несколько часов после того, как я пришёл к выводу, что самоубийство для меня – не единственный выход, я принял решение вступить в ваши ряды. Вы вправе убить меня, и я не стану вам препятствовать. Я вполне заслужил это, ведь я умертвил стольких ваших собратьев, да и своих Детей тоже. Так или иначе, если вы согласитесь меня принять, я попытаюсь загладить свою вину.

Не каждый старейшина представляет собой машину, выдающую на-гора бесконечные схемы манипулирования окружающими безо всяких человеческих сомнений и задних мыслей, проводящую годы и десятилетия, тренируясь в использовании других существ в качестве пешек на шахматной доске своих личных соперничеств и конфликтов. Да, это финальная стадия для многих Сородичей – но это стадия дегенерации. До неё доходят лишь очень древние вампиры, близкие к тому, чтобы стать «пропойцами».

Старейшины, которые ещё далеки от завершения своего существования, чьи души по-прежнему находятся «в рабочем состоянии», уязвимы для аргументов анархов. Опять же, это достижение Восстания Анархов: Камарилья признаёт своей основой философию Человечности, провозглашающую ценность личности и допускающую истинность идеологии анархов. Если вампир состоит в Камарилье, он почти наверняка следует Человечности, а все приверженцы этого Пути, кроме полных вырожденцев, – потенциальные новобранцы анархов.

Безусловно, не всех старейшин это волнует. Некоторые опустились так низко, что сохраняют лишь рудиментарные признаки сознания. Другие не согласны с идеями анархов из-за собственного эгоизма, из-за того, что считают их философию нереализуемой на практике или просто потому, что отрицают образ мышления, принятый в движении. Не столь важно, поддерживают ли они движение – важно, что они могли бы его поддержать; и кое-кто, при должном внешнем воздействии, действительно это делает.

Эти новообращённые – одновременно лучшие и худшие из старейшин. Они старейшины, так что, скорее всего, весьма компетентны в какой-то области. Будучи некогда лицами значительного (наибольшего или хотя бы среднего) веса в Камарилье, они понимают, как функционирует её система – и в общем, и в частностях. Многие располагают влиянием и властью, Детьми, гулями и любыми другими ресурсами. Они только что перешли на сторону движения и, может быть, обладают тем пылом, который заставит их применить все эти блага на пользу анархам. Это хорошие черты.

Плохих черт множество. Старейшины могут просто прикидываться, что стали анархами, и это слишком очевидно, чтобы это нужно было дополнительно обсуждать. К тому же они привыкли руководить и, возможно, попытаются взять всё под свой контроль просто из привычки. Даже если они опытны, такие попытки могут привести к большим трениям как в организации, сосредотачивающей всё внимание на личности, так и в ячейке политических активистов и террористов. К тому же, откровенно говоря, это не то дело, к которому они привыкли. Правила и приёмы игры здесь другие, и старейшины способны допустить типичные для новичков ошибки, особенно если продолжат придерживаться усвоенной ими манеры действий.

К тому же вполне вероятно, что старейшины порвали отношения с Камарильей весьма драматичным образом – подобно тому, как обычно поступают смертные, решившие открыть новую главу в своей жизни. Способ начать всё с новой строки может быть любым – как незначительным, вроде письма Князю в духе «Я ухожу от вас и теперь буду анархом», так и влекущим за собой занесение в Красный Список (скажем, дьяблери над каким-нибудь примогеном или что-то в том же стиле). Опасность здесь состоит в том, что новые союзники старейшины могут ничего не знать о его злодеяниях до тех пор, пока к ним в гости не заявится Тео Белл или мадам Гиль с отрядом громил. В конце концов, есть вероятность, что старейшина находится в нестабильном психическом состоянии. Тот, кто принял решение отбросить прочь сотни лет опыта в надежде на новое начало, возможно, представляет собой опасно неуравновешенную персону. Откровением, ведущим его, может быть недавно возникшее желание умереть, которое он сублимирует, совершая политическое самоубийство и присоединяясь к безнадёжному делу. Это может быть сильное чувство вины, ведущее к торпору или превращению в «пропойцу». Старейшина может быть искренним поначалу, а затем передумать и предать своих союзников. Как бы то ни было, он – могущественное и опасное существо, находящееся на самом краю своих психологических и моральных границ. Все окружающие, в том числе союзники, будут нередко терпеть от него вред.

Чистая корысть

Почему я вас поддерживаю? Потому что желаю власти и выгоды. Ах, не изображайте изумление – вы ведь тоже этого хотите. Вся разница между нами заключается лишь в том, что вы чувствуете, что заслуживаете власти, а я на самом деле её приобрёл. Вам, может быть, надоело умасливать своих сиров или играть по тем правилам, которые наше общество разрабатывало столетиями. Вы решили порвать с этим и добиться большего, действуя извне. Это, конечно же, правомерная тактика. Я пожинаю честно нажитые плоды своего труда, доказывая своим союзникам, что лучше, когда я на их стороне, и всё такое. Меня смешит, а порой и раздражает то, как искусно вы лжёте самим себе насчёт механизмов, которые используете для достижения своих целей.

Так что вот вам моё предложение – и, как при любой сделке, в данном случае возможны переговоры. Вы – армия. Не самая лучшая, но всё же армия. У меня есть враги – один враг, если говорить конкретнее. Кого именно я имею в виду, обсудим позже, если вы согласитесь на моё предложение. Уверяю вас, я ничуть не постесняюсь сделать его вашей мишенью. Я хочу, чтобы ваша армия причинила как можно больше беспокойства и вреда моему недругу. Убивайте его смертных слуг. Уничтожайте его имущество. Тревожьте его Детей. В общем, отвлеките его внимание.

Уверяю, ваши удары будут точными, поскольку я буду сообщать вам сведения о целях, и нам обоим эти атаки принесут выгоду. Пока вы сосредоточитесь на его физической безопасности, я буду действовать по-другому.

Откуда вам знать, что я вас не предам? Интересный вопрос. Вместо того чтобы предлагать нечто или делать вид, будто у меня уже есть готовый план, я хотел бы узнать от вас, какие гарантии и условия вы сочтёте приемлемыми. Естественно, всего я вам пообещать не могу, однако я полагаю, что если ваши требования будут разумными, мы сможем прийти к соглашению.

Некоторые старейшины поддерживают анархов, ничуть не интересуясь их идеологией, потому что это им выгодно в краткосрочной или долгосрочной перспективе. Причин для этого может быть столько же, сколько существует небескорыстных старейшин, готовых открыть молодым бунтовщикам доступ к своим кошелькам, арсеналам и базам данных.

Кое-кто из старейшин Шабаша помогает анархам ресурсами, надеясь, что участники движения начнут хуже относиться к Камарилье. Чтобы сделать анархов более опасными и более уязвимыми в качестве марионеток Шабаша, они вынуждают тех старейшин Камарильи, которые могли бы с некоторым снисхождением отнестись к деятельности молодняка, принимать против анархов суровые меры. Эти репрессии отнимают у Камарильи ресурсы, которые можно было бы потратить на борьбу с Шабашем, а заодно облегчают то давление, которое вечно голодные анархи способны оказать на Меч Каина. Старейшины, ненавидящие движение анархов без всяких рациональных причин, также порой предпринимают подобные кампании, вооружая анархов и превращая их в источник опасности лишь для того, чтобы найти оправдание для их уничтожения.

Другие следуют более простой логике. Анархи враждебно относятся к старейшинам; нуждаются в союзниках и ресурсах; часто готовы накинуться на первую попавшуюся цель. Для старейшин, которые готовы сдать своих собратьев потенциальным союзникам, эти черты делают анархов отличной военной силой – особенно если у их недруга нет союзников с хорошей физической подготовкой. Их можно использовать, чтобы устраивать налёты и отвлекать охрану других старейшин, чтобы нападать на ценные объекты, даже для грязной работы – убийств и прочих вещей, в которых особенно сведуща конкретная банда. Если это кочевая стая, тем лучше: когда дело сделано, виновных, получивших свою плату, можно выставить под первые лучи солнца – и их исчезновение не станет привлекать особого внимания.

В этой ситуации хорошо то, что она даёт анархам доступ к ресурсам, а какой-то старейшина в чём-то несёт потери. Проблемы, в свою очередь, здесь такие же, как и при любой другой корыстной сделке. У старейшины есть все причины желать своим приспешникам гибели. Предательство позволит ему уйти от расплаты; ликвидировать доказательства своей причастности к делу; лишить противника ценного ресурса, только что брошенного ему в лицо; наконец, устранить угрозу сложившемуся положению. К тому же такой договор легко может стать обманным ходом или иной провокацией. Старейшине не нужно предоставлять никаких особых гарантий, ему не приходится тесно сотрудничать с анархами, и он, по сути, может открыто посылать их навстречу опасности. Если старейшина скорее заинтересован в уничтожении анархов, чем в выполнении того задания, которое якобы желает завершить, об этом вряд ли кто-то догадается вплоть до горького мига предательства.

Помощь старым союзникам

Евгений, я больше не могу помогать тебе таким образом, и ты это знаешь. Мы были близки столько лет, и ты столько для меня сделал. Когда я нищенствовал, ты дал мне убежище, деньги и территорию. Когда я был молодым кровососом, которого никто не уважал, ты оказал мне политическую поддержку и позволил свободно бродить по твоим владениям. Ты спас мою Не-жизнь, и не единожды. Я никак не могу расплатиться с тобой за это. Мы, Сородичи, меряемся услугами, подобно трактирщикам самого низкого пошиба, стремясь, чтобы каждая капля стоила денег. Между нами всё было не так, но того, что ты от меня требуешь, я не могу совершить, это выше моих сил.

Я не в состоянии переменить чужие мнения. Я могу призвать к благоразумию, могу даже помочь тебе деньгами или оружием – всё это так мало значит для меня, особенно когда я делаю это для тебя, моего старейшины, поднявшего меня из грязи. Но что я могу поделать, если у тебя разногласия с теми стариками из Венеции? Мы не друзья с ними. Они никогда не сражались с призраками ради меня.

Когда ты спрашиваешь о расположении убежищ, именах и лицах гулей, просишь дать описания чьей-то внешности, я не могу сообщить тебе этого. Некоторые из тех, кем ты интересуешься – мои друзья, мои возлюбленные. Я люблю их не столь сильно, как тебя, друг мой, но всё равно не могу их предать. Будь речь о ком-то другом, я бы не колебался. Возможно, это часть какого-то плана, после исполнения которого мне бы не пришлось этим заниматься, но я не могу совершить такую измену и Не-жить дальше, как прежде. Политические последствия, которые возникнут, если кто-то хотя бы заподозрит, что я тебе сообщил всю эту информацию, окажутся катастрофическими.

Я уже передал тебе всё, что мог. Пожалуйста, не проси больше о таких услугах. Постарайся, чтобы никто не узнал, от кого ты получил эти данные. Если меня раскроют, даже моё положение меня не спасёт.

Некоторые старейшины помогают анархам не ради политической выгоды, а из преданности бывшим товарищам или из страсти к прежним возлюбленным, отношения с которыми становятся важнее различий в сектах и философии, а заодно дают весомое оправдание предательству и измене.

Большинство старейшин, поддерживающих движение таким образом, действуют в интересах ещё более древних вампиров, – старых анархов, которые привязали к себе младших собратьев службой, любовью, верностью или Узами крови. Большинство из них – союзники лишь в определённом смысле слова. Они следят за тайными железными дорогами. Они становятся шерифами и чистильщиками, готовыми в критический момент повернуться к мнимым союзникам спиной. Они служат влиятельными политиками среди Сородичей, призывая к сближению с анархами из уважения или любви к вампиру, находящемуся по другую сторону баррикад. Другие старейшины платят таким образом свои долги, и они могут предложить намного больше, по крайней мере, в краткосрочной перспективе – например, оказать военную помощь, если требуется отплатить за услугу жизни или исполнить менее формальное обязательство.

Минусом таких союзников является то, что они, если только не связаны Узами, действуют добровольно и по велению сердца. Их заинтересованность не глобальна – они поддерживают не дело анархов в целом, а отдельных вовлечённых в него личностей (или котерии старых товарищей). Если такие Сородичи погибнут или покинут ряды движения, старейшина сразу перестанет оказывать помощь, и другие анархи, обратившиеся к нему за поддержкой, могут встретить холодный приём. Кроме того, такое содействие обычно основывается на уже существующих отношениях; мало кто из Сородичей будет рад стать приманкой и пожертвовать своим существованием, статусом и доходами ради кого-то, кто печётся исключительно о собственных целях. Всё зависит только от того, сколько сможет сделать друг, прежде чем отношения развалятся.

К тому же использование товарищей едва ли даёт преимущество. Знакомства, как правило, становятся известны публике, и Сородичу, о котором известно, что он имеет связи с анархами, едва ли доверят информацию и материалы, способные заинтересовать его приятелей – прежде всего потому, что он неизбежно, в силу своих отношений, испытает искушение помочь друзьям. Любой умный правитель мигом лишит его власти, если узнает, что он сотрудничает с анархами. Даже если он не предаст союзников, вряд ли его боевой дух укрепится, если он окажется вынужден противостоять своим товарищам.

Обрати свой идеал

Некоторые Каиниты верят популярному мифу, согласно которому анархи часто дают Становление смертным, оказывающимся «идеологически подходящими», чтобы те могли «продолжить борьбу» и после смерти. Если прислушаться к перешёптываниям служителей и примогенов, можно узнать немало слухов о том, что фракция будто бы приняла в свои ряды многих выдающихся смертных – от Карла Маркса до Ульрики Майнхоф. Лишь немногие из этих измышлений истинны.

Большинство анархов, особенно современных, так никогда не поступят. Такое деяние будет безнравственным поступком, который члены движения отрицают. Это не означает, что не находятся лицемеры, поступающие подобным образом, но такое случается гораздо реже, чем иногда утверждают.

Широко распространившиеся и неувядающие слухи, уверяющие в обратном, постоянно исходят от тех, кто когда-то работал наёмными агентами ныне покойного Петродона, юстициария Носферату. Юстициарий был знаменит тем, что использовал своё положение для организации крестового похода против движения анархов – этому делу он отдался с энтузиазмом, граничившим с одержимостью. Его агенты явно распространяют эти слухи по множеству поводов, в основном желая убедить всех, что анархи неразборчивы в Становлениях, и заронить сомнения в их правоте. Петродон теперь мёртв, но эти домыслы его пережили.

Интеллектуалы

Движение анархов поддерживается далеко не одними лишь старыми его участниками. Хоть они, кажется, нередко оказывают на него значительное влияние, на самом деле они достаточно вторичны по отношению к его изначальной цели. Большинство видных старейшин чересчур известны и привлекают слишком много внимания; тем они и полезны. Их идеи уважают в движении, а их влиятельность удерживает Камарилью от прямой враждебности. Однако простыми уличными анархами, пытающимися свести концы с концами, они воспринимаются либо как недосягаемые идолы, либо как ещё одна кучка заплесневелых старейшин, использующих свои идеалы, чтобы заставить молодняк подчиниться им – и эти две точки зрения могут даже совмещаться.

Настоящее, обладающее популярностью ядро движения анархов, основу его еженощного существования, составляют его адепты-интеллектуалы. Они – мыслители, идеалисты и часто организаторы движения, и их слова и действия служат импульсами общего дела. На местном уровне они являются краеугольными камнями движения, поскольку способны сформулировать все жалобы среднестатистического анарха в устной или письменной форме. Без идеалистов и вдохновителей движение вовсе ничего бы собой не представляло. Оно превратилось бы в то, чем были furores до своего восстания – в волну недовольства без единого центра и мотивации. Эти бесправные, но неорганизованные молодые Сородичи определённо стали бы проблемой для шерифов и чистильщиков (а возможно, и угрозой всему вампирскому обществу), однако Каинитам, наделённым властью, защищённым своими Детьми и преимуществами, эти озлобленные юные псевдоанархи не причиняли бы никакого беспокойства.

Самосознание

Наиболее значительная роль, которую в движении анархов выполняют интеллектуалы – формирование самосознания. Без убеждений, без группы, без надежды, на которую можно опереться, недовольный молодой изгой общества Сородичей стал бы просто очередным отшельником. У него не было бы даже имени, которое бы отличило его от вампиров, добровольно ушедших в изгнание, чтобы остаться в одиночестве. Пока он сам не в состоянии внятно сформулировать причины своего недовольства, он даже не способен на инакомыслие, потому что не может точно сказать, что его не устраивает. Выражая собственное несогласие, интеллектуалы как бы сообщают другим Сородичам, что те не одиноки. Это самая важная функция анархов-интеллектуалов – давать имя недовольству и превращать его в часть индивидуального самосознания.

Это главная причина того, что глашатаи и памфлетисты движения анархов столь презираются и преследуются своими старейшинами. Без их влияния анархи были бы незначительной проблемой, с которой легко разобрался бы тяжёлый на руку шериф или, возможно, сир «заблудшего» вампира. Но добавьте немного революционной философии – и каждый разочарованный неонат превратится в потенциального убийцу.

Ещё худшей проблемой обычно считают «соблазнительность» идеологии анархов. Старейшины опасаются, что вполне послушные Дети подвергнутся воздействию этой философии, наслушаются ядовитых речей и отрекутся от верности сирам и секте. Правда – штука скользкая. Философия анархов способна вдохновить вампиров, которые уже возмущены эксплуатацией и оскорблениями со стороны сиров, на открытый бунт, а тех, кто никогда не задумывался об этом, может заставить понять, что у них есть все причины для недовольства своим положением.

Впрочем, эта риторика не столько обращает новых анархов (кроме тех случаев, когда применяются Дисциплины), сколько позволяет им описать то, что они уже чувствуют. Усилия ряда старейшин, направленные на подавление влияния ораторов, иногда оказывались успешными, но куда чаще лишь создавали мучеников и подтверждали их слова. Большинство старейшин весьма неуклюжи в своих попытках разобраться с подстрекателями, и насилие над философами-анархами легко счесть доказательством того, что их речи правдивы. Наиболее успешные методы борьбы с такими активистами – «стечения обстоятельств» вроде визита местных охотников или убийства «неизвестными лицами». К сожалению для старейшин, стоящих за этими происшествиями, любые события, влекущие за собой гибель активистов, автоматически воспринимаются как подозрительные, особенно если несколько таких «трагических совпадений» и «несчастных случаев» происходят подряд.

Философия и Шабаш

Даже во времена Восстания Анархов, когда движение переживало расцвет, его истинная цель так и не была реализована. В результате мятежа традиционализм был формализован и принят под другой обложкой в виде Камарильи, а заодно возникла фашистская структура Шабаша, собранная из лишённых единой цели furores . Шабаш предлагал то, чего не могли признать сами анархи – отрицание индивидуальности, мистическое чувство единения, удовлетворение от принадлежности к некой непобедимой армии Каина, бодрым маршем движущейся к уничтожению Патриархов и установлению нового золотого века, истинная природа которого, впрочем, никому не понятна.

Это «решение» было утешительным, утопичным и достаточно удалённым во времени, так что мало кто из первых шабашитов задумывался о том, что оно не предлагает выхода как такового. Оно просто расширяло границы поля боя, растягивая военный период на неопределённый промежуток времени и отдаляя необходимость составлять нормальный план действий. Пока битва не выиграна, Шабаш остаётся армией на марше – а уважающая себя армия не заботится об индивидуальности, только о победе.

Вероятно, этот аргумент звучал бы гораздо более убедительно, если бы исходил из уст Саши Викоса, но в этом и не было нужды. Дело в том, что основатели Шабаша спорили с пустотой. Если бы нашёлся кто-то, кто возразил бы им, возможно, Шабаш не добился бы такого успеха в борьбе за сердца и умы. Других альтернатив, кроме подчинения олицетворявшемуся Камарильей старому порядку, у анархов не было. Им были обещаны реформы, но едва ли они действительно добились изменений, которых так желали молодые анархи.

Цели

Кроме отражения концепции «анарха», у интеллектуала есть и другая роль, гораздо более ответственная. После того, как недовольные осознали себя, они должны получить цель. Если где-то творится несправедливость, то первый вопрос, который следует задать, – как это прекратить?

Если говорить начистоту, то этот пункт философской программы анархов всегда был наиболее слабым. Целостный план реформирования общества Сородичей, с которым бы согласились все, никто так и не разработал. Проблему несложно определить: старейшины непропорционально распределяют имеющиеся ресурсы между собой и пользуются своей монополией на власть и охотничьи угодья, чтобы манипулировать молодыми вампирами и заставлять их подчиняться. Движение осознало эту проблему, нашло солдат, готовых с ней бороться, и даже одержало несколько локальных побед. Однако истинный путь к всеобщему равенству пока что так и не удалось разглядеть.

В ХХ веке всё выглядело так, словно перемены были близки. Почти столетие философия движения анархов черпала вдохновение из мира смертных. С конца XVIII века прямую демократию в умах Сородичей постепенно заменил коммунизм, и вампиры-революционеры восприняли те же идеологии, которые, казалось, должны были вот-вот изменить мир смертных. Хотя лишь немногие анархи дошли до того, что начали призывать к всемирному восстанию или подготовке партийных кадров, подражая, соответственно, анархизму и коммунизму, большинство мыслили примерно в этом русле.

Новый золотой век, по мнению большей части анархов-интеллектуалов, должен был ознаменоваться появлением системы «управляющих советов», «групповой демократии» или другой структуры власти, которая была бы более эгалитарной, чем действующая олигархическая модель.

Разные группы анархов пытались воплотить эти концепции в жизнь, и в ряде случаев им удалось создать новые структуры разделения власти в отдельных доменах. Однако эти феномены были полностью локальными и не объединялись в более общую интеллектуальную систему. Это были соглашения, достигнутые силой оружия или хитростью, что делало их более похожими на вооружённые перемирия, чем на цивилизованные сообщества. Ни в одном случае, так или иначе, ни одна сторона не была настолько довольна ситуацией, чтобы признать её статус-кво. Как только отношения обострялись, борьба возобновлялась.

Попытки организовать более масштабную революцию вылились лишь в создание Свободного Государства Анархов с центром в Лос-Анджелесе, которое выродилось в убогую анархическую коммуну, управляемую множеством «баронов», на самом деле представляющих собой всего лишь лидеров местных банд. Впрочем, можно легко согласиться, что отнюдь не идеальное состояние Свободного Государства стало следствием местных условий: безусловно, самый влиятельный в тех краях вампир, Джереми Макнейл, приложил все усилия, чтобы там установилась как раз такая анархия.

Большую часть периода с 1900 по 1990 годы философы движения в основном рассуждали о неизбежности своей победы и спорили насчёт того, на какой модели будет основана грядущая утопия. Это было хорошее время для анархов, и многим участникам движения, – а также некоторым служителям и старейшинам, ему противостоявшим, – казалось, что его победа уже где-то совсем рядом. Однако по мере того, как столетие устремлялось к концу, утопический флёр, окутывавший коллективизм в представлениях членов движения, рассеивался. В обществе смертных коллективизм однозначно потерпел поражение: в большинстве коммунистических государств установились диктаторские или авторитарно-олигархические режимы, и даже относительно умеренные социалистические страны увязли в отживающей своё бюрократии, тормозившей экономическое развитие. Крушение Свободного Государства стало вырисовываться всё отчётливее, и всё больше мыслителей начали разочаровываться в своей эсхатологической идее, согласно которой некая социальная революция изменит общество Сородичей и превратит его иерархическую структуру в нечто более честное.

В результате последние десять лет, с начала 1990-х, движение анархов занято рассмотрением различных возможных идеологий. Преданные защитники коллективизма ещё держатся, несмотря на слабеющую поддержку; они надеются, что им представится новая возможность реализовать свои идеи и доказать, что небольшие сообщества Сородичей способны достичь равенства, к которому стремились их философы. Возникла фракция так называемых реалистов, призывающая членов движения отказаться от всех широкомасштабных планов и сосредоточиться на локальных изменениях. Между реалистами и коллективистами простирается огромная серая зона, в которой десятки философов, от либеральных теологов до сторонников возрождения джефферсоновской демократии, сражаются за власть над умами Сородичей, не желающих присоединяться ни к одной из доминирующих сект. Это тяжёлое время для многих интеллектуалов движения, особенно для «старой гвардии», поскольку многие их излюбленные убеждения оказались поставлены под вопрос – часто в откровенно нечестных обстоятельствах. В то же время сейчас движение анархов обновляется – а этого не происходило уже очень, очень давно. Хотя эта внутренняя политика порождает раздоры, она также даёт жизнь новым идеям и подвергает сомнению устои, остававшиеся незыблемыми почти столетие. Так что в наше время быть анархом-интеллектуалом очень важно, пусть и очень хлопотно.

Вербовка

Помимо определения идентичности и целей движения, интеллектуалы выполняют третью важную функцию – среди анархов они являются основными вербовщиками. Они красноречивы и практически всегда искренне сочувствуют общему делу, поэтому именно им легче всего привлечь новобранцев.

Как уже говорилось, как раз при выполнении этой роли анархи сталкиваются с наиболее жёстким противостоянием властей. Разумеется, в качестве вербовщиков они также действуют наиболее открыто. Анарх не может просто встать на углу улицы и выкрикивать свои лозунги, пока на него не обратят внимание. Даже если предположить, что он и впрямь бы решился нарушить таким образом Маскарад ради какой-то сиюминутной цели, ему даже в нынешние ночи, когда города перенаселены, пришлось бы очень долго кричать, чтобы его услышал кто-то из Сородичей.

Активная вербовка

Поэтому анархи должны отыскивать других Сородичей, некоторое время наблюдать за ними, проверяя, подходят ли их кандидатуры, а затем уже подходить к ним с пламенными речами наготове. Наиболее безопасный способ найти других вампиров – пробежаться по местной Кормушке, но даже в таком случае анарх попадёт под бдительный надзор шерифа или любого Сородича, считающего Кормушку своим доменом и требующего получать у него разрешение на доступ туда. Даже если анарха не поймают на произнесении подстрекательских речей, он всё равно может остаться непризнанным гостем во владениях Князя.

Не очень вероятно, что чистильщик станет тщательно патрулировать Кормушку, но во всех доменах, кроме самых либеральных, непризнанный вампир всё равно обязан представиться Князю. Анарх может не пережить этого рандеву, если местный правитель усомнится в его добрых намерениях или будет в курсе его печальной репутации. Поэтому для вербовщика умение хорошо и быстро лгать – восхитительное качество.

Попасться на открытой вербовке – просто ужасно. Большинство старейшин обвиняют анархов в том, что они снижают преданность их обычно верного потомства, поэтому наказания за агитацию обычно весьма суровы. В одних городах виновного могут поджечь или искалечить, в других – казнить. В любом случае, даже если за первый проступок объявления Кровавой охоты не будет, за второй она последует гарантированно.

Это ещё одна причина, по которой анархи подвергаются наибольшей опасности во время вербовки. С точки зрения многих старейшин, это настоящее преступление. Оно состоит не в том, что анархи выпадают из общества «приличных Сородичей», и даже не в том, что они препятствуют махинациям старейшин – такая независимость всего лишь означает, что они весьма безрассудны. Преступление в том, что они пытаются переманить на свою сторону неонатов и впечатлительных Детей. Даже если не учитывать репутацию анархов, которые якобы вдохновляют молодых вампиров на расправу со своими сирами, такие акты агрессии были бы непозволительны, даже если бы призывы к ним исходили от более уважаемых Сородичей. Это открытая попытка лишить старейшину потомства и обратить его Детей против него. Это разновидность грабежа.

Прибавьте к этому заслуженное представление об анархах как об агентах-провокаторах и вдохновителях сироубийств, и вы поймёте, почему вербовщики представляют для старейшин угрозу. Поэтому если выяснится, что анарх ведёт вербовку, власть имущие не пожалеют никаких средств, чтобы выследить его и либо изгнать из города, либо уничтожить. Поступать иначе – всё равно что соглашаться с тем, что твоё потомство будет украдено и вдохновлено на твоё убийство.

Пассивная вербовка

Поскольку вербовка – всегда рискованное занятие, анархи иногда ждут, когда потенциальные новобранцы сами явятся к ним. Послать единственного вербовщика в Кормушку или престижный салон – отличный способ потерять этого вербовщика, а отправиться туда группой – отличный способ ввязаться в серьёзную драку. Поэтому многие анархи предпочитают полагаться на сратегию пассивной вербовки.

Как правило, группа анархов, ищущая новобранцев, даёт узнать о своём присутствии в городе. Анархи могут устроить небольшую тактическую вылазку, околачиваясь близ популярных местечек и появляясь на улицах настолько крупными компаниями, чтобы шериф не мог ничего предпринять, пока они не уедут. Они могут показываться в Элизиумах. Все эти действия совершенно безобидны – анархам пока большего и не нужно. Они лишь хотят, чтобы слухи об их присутствии просочились в местное «тепличное» общество Сородичей, и не желают начинать войну. Затем анархи присматривают места, в которых молодые Сородичи могут попытаться их найти – трущобы, бары с плохой репутацией и так далее. Они отыскивают какого-нибудь одинокого Каинита и сообщают ему, где их можно встретить в следующий раз, в то время как разведичики проверяют, нет ли за ними слежки. Это ненадёжный способ, но такая тактика всё же лучше, чем отправка своих лучших мыслителей прямо в львиную пасть.

Во многих случаях намерения анархов ясны. Если они дают знать о себе, значит, ждут реакции. Если бы они были просто заинтересованы в победе, то сначала нанесли бы удар, а потом уже объявили об этом. Старейшины часто начинают строго присматривать за своим потомством и ограничивают свободу передвижения Детей до тех пор, пока не удостоверятся, что анархи покинули город. Анархов это вполне устраивает – ведь если старейшины в неявной форме говорят своим Детям «Нет, мы вам не доверяем, а это наши враги, и мы боимся, что вы к ним присоединитесь», для движения это просто дополнительная реклама. Разве может анарх-вербовщик сказать что-нибудь более убедительное, чем грубая истина этого урока?..

Мыслить или возглавлять?

Если интеллектуалы и идеологи формируют ядро движения анархов, это ещё не означает, что они непременно его контролируют. Те черты, которые присущи хорошему философу, не обязательны для хорошего военного лидера. Поэтому многие группы анархов прислушиваются к словам оратора (иногда называемого «душой»), но подчиняются прямым командам более сильного лидера (логично именуемого «сердцем»). Как правило, один и тот же интеллектуал налаживает контакты между разными стаями, и часто эти мыслители обитают отдельно от банд, обустраивая какие-нибудь скромные личные убежища.

Даже если у одного индивидуума есть задатки, чтобы стать одновременно хорошим физическим и интеллектуальным лидером, часто всё равно соблюдается такое разделение полномочий, и анархи-интеллектуалы, желающие лично принять участие в прямой борьбе, вынуждены делать это наперекор воле своих товарищей. Суть в том, что подходящих военачальников найти гораздо проще, чем мыслителей, и гибель каждого отдельного философа для анархов значит больше, чем все остальные потери.

Обмен информацией

Вопреки распространённому представлению, анархи вовсе не проводят свои собрания на заброшенных складах, где всё помещение забито Сородичами так, что некоторым из них приходится буквально свисать с потолка. Чтобы заполнить анархами весь склад, нужно, пожалуй, собрать всех до единого недовольных вампиров в этой части Северной Америки.

Идеологическое образование большинства анархов столь незначительно, что едва ли вообще заслуживает такого громкого названия. По своей природе анархи неформальны и не слишком-то тяготеют к иерархичности. Те, кто желает стать анархами, обычно прибиваются к стаям, – либо по своей воле, если они не привязаны к своим сирам, либо вследствие обстоятельств, если они от сиров сбежали. Эти новички пытаются осознать, за что борются анархи. Если в банде находится достаточно красноречивый Сородич, способный объяснить философию движения в общих чертах, он обычно проводит с новоприбывшим воспитательную работу. Если такого вампира нет, стая старается познакомить молодого мятежника с кем-то, кто, как они знают, относится к ситуации так же, как они, и может растолковать новичку идеологию группы.

Поскольку движение достаточно неоднородно в идеологическом плане, этот процесс часто проходит по принципу «ты мне, я тебе». Новые анархи не столь идеологически мотивированы, как те, которые помнят историю движения. Движение не всегда так работало, впрочем. Неоднократно случалось, что процесс вступления был более формальным. Так или иначе, включение анархизма в идеологический ландшафт движения анархов означало упразднение формального обучения. Поэтому институциональная память движения не включает идею регулярного образования. Идеологическое становление вампира часто включает и другие инструктажи. Нового рекрута тренируют создавать фальшивые личности (а то и несколько), обучают основам выживания, рукопашного боя и стрельбы.

В процессе такого обучения имеет место некоторое недоверие и предварительное расследование. Анархи – это не бунтующие семнадцатилетки. Они взрослые существа, в большинстве своём имеющие как минимум десятилетний опыт Не-жизни. Почти каждый из них лично столкнулся с жестокостью или манипуляцией со стороны старейшин, и все они открыто присоединились к движению, выступающему за насильственную политическую реформу. Любой разумный анарх знает, что мыслители и ораторы формируют самосознание движения и определяют его цели, – следовательно, их потеря лишит анархов возможности сформулировать свою идеологию, распространить своё послание или набрать новых рекрутов.

В отличие от старейшин, анархи-философы вряд ли будут лучше подготовлены к самозащите, чем любые другие служители. Анархи понимают, насколько привлекательными целями это делает интеллектуалов в глазах полицейских сил Камарильи – и в глазах Князей, действующих независимо от секты. Хотя молодые анархи получают доступ к философам, этот доступ не является безоговорочным, приватным и свободным. Новички могут рассчитывать на встречу с интеллектуалами только в сопровождении бдительной охраны и, как правило, только после тщательной проверки.

Типы интеллектуалов

Интеллектуалы не одинаковы, и в этом разделе описываются отличия между разными группами тех, кого их собратья по движению обычно называют «мыслителями», «философами» или «душами». Речи об идеологии на самом деле здесь не идёт, поскольку на том уровне, на котором действуют анархи, идеологические различия между индивидами незначительны. Различия во взглядах очень много значат и могут приводить к значительным трениям между участниками движения, однако они напрямую не относятся к типам лидеров, обычно направляющих анархов. Стиль руководства намного теснее связан с личными качествами, нежели с политическими пристрастиями, и не столь важно, следует ли интеллектуал принципам маоизма, анархизма или мечтает о прямой демократии древнегреческого образца.

Практичный революционер

Вся эта система летит к хренам собачьим. Неонатов создают из экономических побуждений или нездоровых желаний. Большинство кровососов дают Становление Детям, потому что нужен кто-нибудь, кто станет круглосуточно нянчиться с их имуществом. Экономическая и статусная составляющая процесса Становления столь велика, что становится очевидно: тот, кто создаёт потомство не для того, чтобы использовать его в экономических целях, вероятно, испытывает к Детям какой-то иной, болезненный интерес.

Все мы знаем, что не просто учимся быть Сородичами в период Детства. Мы также обучаемся тому делу, которое хочет доверить нам сир, а потом, возможно, занимаемся этим делом, ничего не получая взамен. Тот факт, что Дитя рано или поздно получит свободу, менее важен, чем то, что Князь использует это традиционное ожидание освобождения, чтобы вывести Дитя из-под полного контроля сира и даровать ему официально признанную волю и право самостоятельно определять, что хорошо, честно и правильно. Однако даже после этого услуга Становления продолжает связывать вас с вашим сиром. Просто теперь у Князя есть палка, которой он может стукнуть того, кто дал вам Становление, крикнув: «Убирайся с глаз моих, и тогда я сочту, что твоя услуга выплачена!». А в конце он говорит что-то в духе: «Так, а теперь я подтасую твои наполеоновские планы насчёт этого неоната, умник».

А если вы не пахали, как наёмный рабочий, то, возможно, ваш сир просто мечтал о «детишках», которых мог бы любить и с которыми мог бы играться. А может, он просто был безрассуден и плохо контролировал инстинкты – убил вас во время кормления, а потом из жалости трахнул и сделал своей собственностью. Ну, или же вас просто смешивали с дерьмом. Нет, конечно, возможно, что вы прошли через период Детства без особых проблем – но в таком случае вы были редким счастливчиком.

Всё это просто неправильно. Я не хочу сказать, что мы должны сесть в кружок, будто бойскауты у костра, и распевать “ K umbayah”1. Потому что тогда мы бы сначала прыгнули по дурости в костёр, а потом ускакали в лес. Вне зависимости от того, считаете вы Становление правильным или нет, за молодыми кровососами приглядывать кто-то должен. Нравится вам это или нет, но кто-то обязан руководить. Я думаю, все вы понимаете, что лучшее, чего может ожидать Сородич, попавший в руки смертных – это путёвка в какую-нибудь лабораторию, где его быстренько разделают на стволовые клетки.

Но то, как всё это делается, нужно изменить. То, что механизм продолжает работать, ещё не значит, что система устроена правильно, хорошо или справедливо. Это означает только, что в настоящий момент она функционирует. Вся эта система основана на людях, которых сурово поимели, и я не думаю, что она продержится долго. Для того мы и нужны. И я думаю, что даже если она не навернётся, мы сможем заменить её другой системой, в которой никого не станут насиловать.

Практичного революционера направляет желание изменить положение дел к лучшему. Он видел вещи, с которыми не смог согласиться, и он чувствует, что должен изменить систему, создающую такие проблемы. Для революционера его идеология – это обычно путь к достижению цели, а не план переустройства мира и не суррогат религиозной практики. Как правило, такие интеллектуалы преследуют краткосрочные, практические цели и не предаются абстрактному теоретизированию. Они чаще становятся вербовщиками, организаторами и лидерами, а не революционными философами.

Лучшие из практичных революционеров – это деятельные, небезразличные лидеры, следующие тому курсу, который считают ведущим к справедливости. Они стремятся к стабильности, честности и правосудию вне зависимости от идеологии. Они способны на компромиссы, понимают желания и пределы сил своих последователей. В то же время эти борцы осознают, что система, которую они хотят поменять, имеет ограниченные возможности для изменений, которые поэтому нужно вводить поэтапно.

В худшем случае практичные революционеры чересчур уж практичны. Они пытаются работать в рамках системы даже тогда, когда это ставит под угрозу их главные цели. Они легко могут втянуться в систему или принять ничего не значащие жесты за подлинные знаки перемен, вместо того чтобы продолжать затратное сопротивление. К тому же практически мыслящие интеллектуалы часто не способны понять, насколько страстны и горячи их товарищи по движению. Многие анархи придают очень большое значение своей философии, и они не захотят отбрасывать свои идеи в сторону. Практичные лидеры могут принимать такие решения и совершать такие сделки, которые выглядят безупречно логичными, – и впрямь такими являются, – однако их более идеологизированные и пламенные собратья могут отвергнуть их, следуя иррациональным причинам. Кроме того, практичными революционерами чаще всего движет желание улучшить собственное положение и положение своих последователей. Для них может быть очень нелегко пожертвовать своим имуществом или товарищами, а также вести политику, которая способна повлечь за собой такие последствия. Не имея возможности принять потери как необходимость, практики рискуют эмоционально выгореть или обнаружить, что их возможности очень сильно ограничены.

Генерал

Итак, мы в городе, и если они нас ещё не вычислили, то скоро это произойдёт. Так давайте убедимся, что они нас заметили. Это сделает их действия более предсказуемыми, может быть, они даже запаникуют. Роб и Женевьева, нам известно, что местный хип-хоп клуб – Кормушка. Наденьте свои прикиды в стиле разочарованной городской молодёжи, начистите колёса и поезжайте туда. Побродите рядом, удостоверьтесь, что вас кто-нибудь увидел, но внутрь не входите. Я не хочу, чтобы на вас там кто-то наскочил. Обращайте внимание на стиль и марки одежды – мы не можем позволить себе выглядеть старомодными. Мне нужны сведения о том, что на этой неделе в моде у золотой молодёжи – а ещё о местных Сородичах. Естественно, я скорее отправлю вас назад, чем узнаю, что Ecko выпустили новую популярную линию джинсов, так что в первую очередь приглядывайтесь к плохим парням. Сделайте вид, что присматриваете рекрутов.

Мы втроём, – Брюс, Ребекка и я, – начнём организовывать засаду. Теперь я в курсе, что когда мы были тут в прошлый раз, они предприняли вялую попытку нас поймать. Думаю, на этот раз они станут действовать серьёзнее. Засада будет совершенно стандартная, просто L ?образная западня и пара качков с монтировками – ничего такого, с чем бы они не справились. К одиннадцатому числу мы её устроим. Роб, Женни, если они сядут вам на хвост, просто заведёте их в засаду. В другом случае мы отметим место и будем держать там ловушку три ночи, а потом снимем её, если никого не поймаем.

Помните, если запахнет жареным, держитесь осмотрительно. Не устраивайте пальбу, не стреляйте в полицейских, никаких, к чёртовой матери, поджогов и никаких убийств невинных смертных. Тут дело даже не в морали, а в том, что так мы нарушим Маскарад. Если мы будем действовать сдержанно, они ответят тем же. Если они выйдут за рамки приличий – сделайте то же самое, но до тех пор, пока они играют по правилам, мы должны поступать так же.

А теперь вперёд.

Генерал – отстранённый лидер, абстрактный философ, который считает, что общей цели можно достичь при помощи ряда тщательно спланированных шагов. Хотя, скорее всего, он столь же предан движению, как и любой анарх, его страсть часто скрыта под маской непреклонной сдержанности и холодного самоконтроля. Сами генералы нередко говорят, что избыток эмоций мешает рационально мыслить. Анархи располагают лишь ограниченными ресурсами и не могут себе позволить терять их в порыве ярости или под влиянием страха.

Лучшие генералы – способные лидеры. Такие философы нередко глубоко разбираются в стратегии, что обычно приносит немалую пользу. Хотя не каждый генерал в состоянии невероятно сильно вдохновлять своих союзников, в большинстве своём они убедительны благодаря очевидной опытности и безупречному самообладанию. Они с хирургической точностью распределяют свои ресурсы, наращивают силы и организуют аккуратно проработанные кампании против старейшин.

В худшем случае генералы асоциальны и мыслят, как машины. Вместо того чтобы применять свою бесстрастность для разработки строго продуманной стратегии, такие лидеры используют это качество, чтобы избежать собственного поражения или же в обход нужд своих последователей и товарищей. Иногда они могут быть педантами, приверженными предвзятым «логичным» способам действий. Другие, несмотря на некоторую гибкость мышления, не могут избавиться от ощущения, что всё это просто игра. Вместо того чтобы признать своё поражение в проигрышной ситуации, они будут медленно угасать, продолжая использовать те же методы, которые не приносят больших проблем им самим, но могут стоить Не-жизни их собратьям. Как и практичные революционеры, генералы часто не способны на долгосрочное планирование. Они оперируют понятиями конфликта, соперничества и целей – а это означает, что их понимание проблемы рано или поздно приведёт к борьбе, особенно в самых тяжёлых ситуациях.

Подстрекатель

Почему, по-твоему, мы всё это делаем? Потому что нам это нравится? Это не игра. Наших друзей ранят и убивают – друзей, которых мы любим. Мы здесь не ради игры. Ты хочешь узнать, за что мы убили тех парней? Я скажу, за что: за то, что иначе на следующей неделе они бы снова пришли за нами. Они же на Узах, придурок. Они не скажут: «Ого, эти анархи славные ребята, раз они сохранили нам жизнь, мы больше не будем их преследовать». Они – гули, и они автоматически подумают: «Отдадим жизнь за нашего господина!».

Знаешь, что бы они сделали, если бы поймали тебя? Да, ты чертовски прав: они бы тебя прикончили. И мы оба знаем это, потому что так они поступили с последними тремя нашими, которые им попались. Так какого хрена ты мне впариваешь, что нам надо было просто отпустить этих ребят, а? Потому что они попросили? Ну, твою мать, мне надо было узнать это раньше – тогда, наверное, я бы предупредил Джоуи, Фриду и Блэки, чтобы они попросили их отпустить, и они были бы сейчас с нами.

Вбей это себе в голову: идёт гражданская война. Гражданские войны всегда отвратительны, потому что люди сражаются за свои идеалы и потому что проигравшая сторона потеряет всё своё влияние, всю свою власть и множество сторонников. Пойми, тут не будет никакого общественного осуждения. Никакой канал CNN не выступит на нашей стороне просто потому, что мы хорошие ребята. Никакой Совбез ООН не пришлёт сюда миротворцев из-за того, что мы такие классные, и во всём мире народ льёт слёзы, когда выслушивает новости о нас за завтраком. Тут никого такого нет, только мы и они. Если ты считаешь, что надо разрешить каким-то рабам охотиться за нами, потому что у нас не хватает духу их пристрелить, когда они сами взялись за пушки, то иди отсюда и начинай собственную войну. Я не хочу видеть, как ты станешь жертвовать Не-жизнями товарищей только потому, что ты трус.

Подстрекатели – это анархи, которыми движет страсть. Кто-то из них фанатично следует своей идеологии, тогда как других вдохновляет простая ненависть к системе, поработившей или навредившей им и их собратьям-анархам. Интеллектуалы, лидеры и тактики, они вдохновенны, бескомпромиссны и готовы на всё ради достижения своих целей.

Лучшие подстрекатели – это вдохновители. Они готовы использовать любой шанс, столкнуться с любым испытанием, сразиться с любым (даже самым могучим) противником, только бы выполнить свои цели. Им не страшны невзгоды, трудности и разочарования, поскольку их направляет светоч их Дела. Как правило, они подают другим пример, придают сил товарищам и укрепляют боевой дух своих последователей собственной уверенностью и неутомимым упорством.

В худшем случае подстрекатели – это грубые идеологи и твердолобые фанатики. При помощи своих убеждений они изолируются от рациональных доводов; их фанатизм может лишить движение потенциальных новобранцев; наконец, они используют свою власть и популярность, чтобы искоренить чужие точки зрения и закрыть глаза на допустимые, но неприятные им альтернативы. Они используют тактику давления и запугивания, чтобы вынудить своих последователей действовать безрассудно, и многие из них при этом считают, что полученные результаты физически доказывают правильность их убеждений. Они чрезмерно самоуверенны и рассчитывают шансы, исходя из мысли о том, что хорошие парни всегда побеждают – как будто само их существование в виде кровососущих монстров не доказывает обратного.

 


1 — “Kumbayah” – известная в США песня, негритянский спиричуэл с очень простым и примитивным текстом. Её название стало синонимом лживой морали, лицемерия, глупости и наивно-оптимистичного взгляда на мир. – Прим. перев. [Наверх]