Когда за спиной захлопнулась потайная дверь, Богдан обнаружил, что не может сдвинуться с места. Его тело более ему не подчинялось — он мог лишь с ужасом наблюдать, как судорога сводит пальцы, и чувствовать, как кровь в жилах превращается в студень. Богдан знал эти ощущения, хотя и не мог поверить: его охватил ужас. Такого он не ожидал, ведь и ему самому, и всем собратьям было известно бесстрашие Богдана. Это же он поразил всех, шагнув в огонь, чтобы достать из пламени боевой шлем своего Сира. Именно Богдан бросил вызов Цимисхам, когда те пытались сломать его: что бы они не творили с его телом, им не удалось заполучить секреты братства. Богдана не смогло сломить ничто, даже самые лютые пытки. Именно он стоял в снегу перед князем оборотней, требуя у него амулет его сути.
Богдан поднял кожаный мешок с амулетом, который мог снимать защитные заклятья и раскрывать замки. Не он, а проклятый Тремер должен испытывать ужас при мысли о встрече. Богдан подождал, пока кровь вновь не заструилась в жилах, попытался пошевелить пальцами и с облегчением заметил, что способен это сделать. На мгновение прикрыв глаза, мужчина скрылся во мраке тайной комнаты.
Если Кольга и прятался где-то в продуваемом ветрами замке, он должен был быть здесь, в тайных помещениях, куда могли заходить только Тремеры-Каиниты. О нем — о Кольге — ничего не было слышно уже несколько месяцев и он, несомненно, был схвачен представителями клана, которому он столь долго притворялся верным. Богдану не нравились многие Каиниты, в том числе и его соплеменники, но отчего-то он испытывал своего рода привязанность к благородному и добродушному Кольге.
Много недель Богдан таился в Цеорисе под личиной слуги смертного мага. Как он и хотел, он смог незамеченным подслушать разговоры слуг, втереться в доверие к смертным послушникам и выследить среди них Каинитов. При этом его «господин» ничего не знал о мире Каинитов, что удивляло Богдана. В течение столетий он слышал рассказы о великой силе волшебников, которые могли разрушать замки или заставлять двигаться деревья одним лишь движением руки. Но при этом были не в силах обнаружить Узурпаторов в своих рядах.
Стук каблуков далеко разнесся по этажам — кто-то шел по лестнице впереди него. Богдан притих и вжался в каменную стену, чувствуя грубую кладку сквозь тонкую шерсть туники. Если кто-нибудь поднимется сюда, шансов скрыться у него не будет.
Простояв так некоторое время, он не услышал никаких других звуков. Богдан быстро преодолел ступени, отделяющие его от коридора на нижнем этаже, с несколькими дверями. Хотя Богдан был хорошо знаком с общедоступными областями капеллы, ему прежде никогда не доводилось проходить сквозь тайную дверь, а потому что бы ни находилось в этих скрытых покоях, оно оставалось неведомым. Приходилось распахивать эти двери наугад, в надежде найти тюремные камеры. Они должны быть где-то здесь, в потайной части, ведь смертные маги клянутся, что в Цеорисе не держат пленников.
Богдан вновь замер, услышав странные звуки, доносившиеся из-за ближайшей из дверей — толстой, обитой железом. Он был уверен, что сможет прокрасться по коридору, не привлекая внимания. Не могут же камеры скрываться за первой из дверей, на которую наткнется незваный гость. Осторожно, не издавая ни единого звука, он прошел по каменному полу. Повернув за угол, Богдан увидел второй коридор, из которого вели такие же обитые металлом двери. Не услышав ничего подозрительного, он, подбадривая себя, решил проверить одну из них. Страх бы мгновенно улетучился, если бы все двери были закрыты, но одна из них, скрипнув, отворилась. Он приподнял лампу, освещая темную комнату. Внутри было полно Горгулий — и Богдан приготовился к жестокой битве.
Но — и он впервые за все это время позволил себе еле слышно выдохнуть — Горгульи не двигались. Они были не живее охотничьих трофеев, сваленных в чулане. Каждый нес на себе следы какого-то уродства, отличаясь от тех живых особей, которых Богдан видел на башнях вокруг замка.
Внезапно снаружи донеслись скрежет и шелест крыльев. Две дальние стены комнаты оказались штабелями клеток, большинство из которых было чересчур малы. Богдан присмотрелся, и увидел странных существ, чьи тела словно бы состояли из слепленных вместе не очень подходящих кусков. Крыса с полупрозрачными крылышками стрекозы; пульсирующий червь, размером чуть больше кошки, передвигающийся по дну своей клетки на ножках из человеческих языков; траурно-черный голубь, на груди которого гноем истекали женские гениталии. Эти создания напоминали кошмарные творения меняющих плоть Цимисхов, Богдан видел таких прежде, но в чем-то, для чего он не мог найти слов, они радикально отличались: извращенная мозаика, рожденная из куда более холодного безумия, чем у Цимисхов. Кольга мог бы это объяснить. Он найдет Кольгу, и все будет в порядке. Ему стоило бы покинуть эту комнату, чтобы отыскать Кольгу — здесь явно не было никаких камер — но он не мог оторвать глаз от клеток, убеждая себя, что братьям могут понадобиться тайны этой комнаты.
Одна из клеток была прикрыта куском ткани в пятнах ржавчины. Богдан сорвал ее и тут же проклял себя за неосторожность. Чудовище внутри было изготовлено из двух задних частей волков, которые, слепленные вместе посередине, представляли собой брыкающуюся, безголовую колоду. Дюжины острых позвонков торчали из голой розовеющей шкуры; когда же они открылись, Богдан понял, что в действительности то были клювы бессчетного числа птиц, которые тут же начали чирикать. Богдан рванулся к двери, чтобы увериться, что никто не услышал поднявшегося шума, но что-то в чудовищных звуках заставило его остановиться. Среди скрипящей какофонии он различал слова родного его сердцу языка. Он услышал имена своих отца и матери, давно потерянных детей, и почувствовал дрожь. Затем слова изменились, напомнив обо всех моментах, когда Богдан испытывал страх, боль, мучения. Они называли по имени те ужасы, которых, как он убеждал себя, он никогда не знал, они сокрушили его отвагу, крича о тех кошмарах, которые он заставил себя забыть. Пронзительные крики существа заставили его страхи воспрянуть и ввергнуть во власть Зверя.
* * *
Богдан очнулся и понял, что прикручен к стулу в залитой мутным светом камере — со скованными впереди руками и ногами, прочно привязанными к ножкам табурета. Он попробовал на прочность свои узы, но его прервал вкрадчивый голос женщины, вошедшей в комнату.
Она подошла ближе. Богдан видел ее красоту: точеные черты прекрасного лица и кожу, словно напоенную сиянием. Плавные линии белоснежного платья напомнили Богдану о монастырских порядках. Она наградила его голодным взглядом, который он прежде видел на лицах захватчиков — те тоже думали, что пары безумных взглядов и красноречиво расписанных угроз будет достаточно для того, чтобы он предал братьев.
«Меня зовут Мендакамина. Я хочу узнать, кто тебя послал и зачем».
Поначалу они все такие самоуверенные.
«Я не обещаю сохранить тебе жизнь», продолжила она. «Мы оба прекрасно понимаем, что такое обещание было бы глупой ложью. Но ты можешь избавить себя от боли».
Богдан хранил молчание, так как знал, что это лучший способ вызвать разочарование.
«Ты научился закрывать свой разум от похитителей мыслей», прорычала она, сверкнув глазами в свете лампы. «Но я знаю, как тебя зовут, Богдан, знаю, что ты пришел сюда, чтобы спасти кого-то, и что ты мнишь себя бесчувственным к моим уговорам. Это всего лишь от недостатка воображения, поверь мне. Твой разум и представить себе не может те пытки, которые я могу придумать. Цимисхи и то, что они делали с тобой, покажутся булавочным уколом по сравнению с моими возможностями.»
Богдан был поражен тем, как глубоко она смогла проникнуть в его сознание. Но то, что ей действительно хотелось узнать, было надежно защищено, скрыто под слоями воли и концентрации.
Она провела по его лицу сухими пальцами. «Ты гордишься своим бесстрашием. Но птенец разрушил стены твоей смелости, как трубы иудеев — стены Иерихона».
Богдан подумал, что пришло время задавать вопросы. Раз уж не удалось найти Кольгу, то можно хотя бы выудить какие-нибудь полезные знания, с которыми не стыдно будет вернуться к братьям. Естественно, побег неизбежен. «Что это было за чудовище?», спросил он.
Мендакамина улыбнулась и отошла на шаг. «Безделушка, слепленная моим коллегой. Ее вечные эксперименты с природой всегда забавляют и порой даже оказываются полезными. Я обнаружила, что ее птенчик может прекрасно расслабить чересчур возгордившийся разум.»
Богдан слышал, как за спиной что-то двигалось, но не мог повернуть голову, чтобы увидеть, что именно. Он слышал как минимум четыре человека кряхтят, будто поднимая что-то тяжелое. Затем раздался скрежет — какой-то увесистый металлический предмет тащили по полу.
«Он ввергнул меня в безумие крови, это правда. Но сейчас я спокоен. И, скажу тебе, какие бы пытки ты ни готовила, ничто не заставит меня говорить.»
Слуги Мендакамины наконец подтащили аппарат так, что он попал в поле зрения Богдана, — большой ящик, окованный бронзой и покрытый колдовскими символами. На несколько дюймов вперед выступало колесо, размером с щит пехотинца. Мендакамина подошла к ящику и вытащила из него длинную бронзовую трубу, состоящую из множества деталей. Грубые руки ухватили Богдана за лицо, заставив повернуть голову и открыть шею. Он слышал голоса, в комнате были другие люди, стоявшие в тени. И там, вне падавшего из лампы круга неверного света, они творили магию. Богдан почувствовал, как что-то влажное присосалось к затылку, его глаза наполнились слезами от боли, что расходилась кругами от этой точки. Он чувствовал, как плавится его плоть.
«Ты желал добыть сведения, которые мог бы принести своим братьям. Раз уж ты никогда их больше не увидишь, я позволю тебе немного у меня поучиться. Трубка, которую я держу, называется каннула. А это…» — она показала ему острое треугольное лезвие, прикрепленное к концу трубки, — «это трокар. Вместе они позволяют мне извлечь из человека жидкость. Большое устройство», — указала она на ящик, — «сделает из твоего мозга вязкую жидкость». Прищелкнув пальцами, она велела зажечь огни, слуги немедленно повиновались. В ярком свете стал виден стол, на котором возвышался шар, скрытый под слоями крашенной льняной ткани. «Как ты можешь теперь видеть, вторая трубка идет от аппарата к этому столу, где ожидает пищи тот, с кем я хочу тебя познакомить, Богдан.» Она одним движением сорвала материю с предмета, открыв глазам трехфутовую бронзовую голову, с шарнирной челюстью и плавающими в стеклянных глазницах выпученными глазами из слоновой кости. Богдану показалось, что голова улыбнулась ему. «Это Парацельс и он жаждет попробовать твой мозг. Ты прав, Богдан, я не в силах заставить тебя заговорить. Но Парацельс будет говорить за тебя».
Она приближалась, сжимая трокар в руке и готовясь вонзить его в затылок Богдана.
Перевод — kodomo_iruka Редактура — Angelen