Стоял самый обычный вечер для начала зимы в Шотландии. Облака, весь день нависавшие низко над холмом, медленно стекали по склонам, укрывая тенью курган, что возвышался на вершине с незапамятных времен. Холодный воздух подсказывал, что к вечеру опустится туман. Небо заволокло тучами и все вокруг окрасилось в грязновато-серые оттенки. Губы-как-у-Лосося бросил последний взгляд на высокую груду камней, каждый из которых отмечал память о Гару или одном из родичей, павшем в битве. Сотни валунов, сложенных в качестве вящего напоминания о той ноше, что Гайя возложила на каждого из них.
Глядя на курган, стройный и высокий воин не мог понять, оцепенел ли он от холода, разлитого в вечернем воздухе, или от мысли, что его камень может оказаться на этой круче уже грядущим вечером. Он и коротко взмолился Рогачу о безопасном возвращении для них всех и еще о том, чтобы к утру туман рассеялся под солнечными лучами. Нервно пригладив свои коротко остриженные черные волосы, он сбежал с холма к своей стае.
Недалеко от реки, проложившей русло сквозь укрепления каэрна, полыхал огромный костер. Даже сгустившийся туман не в силах был скрыть рыжие языки его пламени. Оборотни и их сородичи, составлявшие септ Камня Маннана, собирались небольшими группами повсюду: пили, ели и веселились. Огонь и славная компания помогали отогнать укусы подступавшего мороза. Губы немного помедлил, поплотнее запахнул свой плащ, и окунулся в атмосферу септа - семьи - наслаждаясь недолгим удовольствием, что Гайя подарила ему.
- Гордишься тем, что ты из Фианны, сынок? - слева раздался хорошо знакомый голос.
- Неужто ты все еще крадешься за нами, молодыми, Грег? Я уж думал, что ты давно отправился помирать в какую-нибудь благородную битве против Змея, - ответил Губы с теплотой в голосе.
- Ну нет, парень, не пришло еще мое время. Вам, недорослям, я бы не доверил и помочиться на пивоварне, не то что оберегать это место. Так что, полагаю, придётся меня еще немного потерпеть.
Губы поглядел на своего дядю, бывшего Защитником каэрна уже добрый десяток лет. Прошедшие годы оставили отчетливые следы на его лице - линии и пересечения шрамов отмечали больше битв, чем кто-либо из них мог вспомнить. Эта земля не была дружелюбной и в лучшие времена, а нынешние вряд ли можно было назвать таковыми.
- Думаю, что ты просто не хочешь выдавать, где тут лучшие тайники для 25-летнего виски, который у тебя всегда под рукой.
- Точно, сынок, а вот этот вообще нечто особенное, - ответил Грег, выуживая пузатую фляжку из кармана. - Мы с парнями "освободили" его из винокурни, на которую вскоре наложила свои руки замаранная Змеем американская компания.
Он, казалось, в минуту протрезвел:
- Я пью в память о них.
Он поднял фляжку к Луне:
- За стаю Избранных Кернунном, пусть Мать позаботится о вас!
- За Избранных Кернунном, - согласно кивнул Губы, когда Грег хлебнул виски.
Ненадолго между ними опустилась тишина. Лишь хихиканье девицы из родичей, строившей глазки одному Гару, нарушало молчание, да звуки быстрой потасовки с дальней стороны костра. Губы бросил короткий взгляд на каэрн, но сгустившийся туман уже скрыл из виду то место, где он находился.
Наконец Грег прервал тишину протяжным вздохом:
- Что ж, готов к завтрашнему дню, племянник?
- Да, дядя. Думаю, что да.
- Хорошо. Твоя стая... хорошая компания. Завтра ты с ними не пропадешь.
- Да, так и есть.
Молчание опустилось снова, и вновь Грег разбил его:
- На-ка, сынок, взбодрись, - сказал он, вручая Губам фляжку. Тот постарался выкинуть из головы все мрачные мысли:
- Твое здоровье, дядя, - он сделал большой глоток виски, чувствуя, как тепло разгорается в животе.
- Это согреет тебя сегодня ночью, - хмыкнул Грег, вернувшийся в свое обычное состояние.
- Мне не нужен виски, чтобы согреться, старик, - рассмеялся в ответ Губы. - Я знаю, что завтра мы надерем Змею зад, а сегодня меня будет греть любовь очень, очень развратной женщины. Или ты забыл уже, что творить в постели, а, Грег?
- Ты случаем не об Ионе говоришь, сынок? - спросил дядя, пряча искры смеха в глазах.
- Конечно, о ней. Мы сговорились с ней на эту ночь, и я жду этого с нетерпением.
- Ну, если ты не поспешишь, парень, она успеет сговориться с Руки-словно-Деревья во-о-он там, и я слыхал, что у него не только руки здоровые, если ты понимаешь, о чём я.
Губы отыскал взглядом свою стаю, собравшуюся у огня, и, действительно, увидел, что Руки-как-Деревья уделяет слишком уж много внимания очаровательной и грациозной девушке с золотисто-каштановыми волосами. Невысокий и коренастый оборотень укутал ее пледом, помогая согреться после долгой дороги от деревни.
Губы-как-у-Лосося почувствовал, как низкое рычание зарождается в его гортани. Он перекинулся в Люпус и бросился к Аруну под смех Грега. В один прыжок он приземлился на груди вервольфа, столкнув его в сырую траву. Иона с испуганным видом отпрянула в сторону. Губы даже не посмотрел на нее. Важно было поставить на место члена своей стаи. Тогда Иона без сомнений будет с ним. Даже с волчьей глоткой он смог прорычать своему сопернику: "Моя".
- Ох, слезь с меня, влюбленный придурок! - ответил Руки, оттолкнув разозлённого волка. - Я только помог ей согреться, пока ты не пришёл.
- "Моя!"
- Я знаю, дружище, знаю. Ты что, думаешь, я настолько глуп, чтобы задирать одного из стаи накануне битвы из-за девчонки из родичей?
- "Моя!"
Руки вздохнул и внезапно перекатился влево, сбрасывая волка с себя. Оба Гару инстинктивно обернулись в форму Кринос, но Руки был намного сильнее, и прежде чем Губы смог найти точку опоры, он уже оказался прижат к земле.
- Так, теперь послушай, парень. Сейчас ты успокоишься, выпьешь со мной пиво-другое и будешь наслаждаться прекрасным вечером, а иначе я выставлю тебя полным идиотом перед твоей женщиной, - прошептал Руки сопротивляющемуся Гару. - Ты этого хочешь? Ладно, я так не думаю. Так что сейчас я тебя отпущу, и мы снова друзья, ясно? Ладно.
- Когда вы, мальчики, закончите свою возню, ваша альфа угостит вас выпивкой, - раздался веселый женский голос. Сара "Разрывающая Ночь" МакШейн, даже в человеческой форме угрожающая, стояла над дерущимися. Водопад иссиня-черных волос спадал по спине, подчеркивая ее стройную и мускулистую фигуру, и легко было понять, что заставляло загораться глаза Дугласа, ее возлюбленного из родичей. Сейчас Дуглас держался за спиной МакШейн, обнимая свою сестру Иону и недвусмысленно показывая, что намерен защищать ее.
- Ну, вы закончили вести себя как пара щенков, едва прошедших Изменение, или мне показать вам, как Гару бьются по-настоящему? - вопросила МакШейн.
Каждый из дравшихся Фианна отрывисто склонил голову в жесте подчинения. Сейчас идет война - и не время оспаривать власть лидера.
- Хорошие мальчики, - ухмыльнулась МакШейн, нежно взлохмачивая Аруну мех на загривке, - а теперь будь другом, принеси мне пинту или даже три. Я хочу перекинуться словечком с нашим влюбленным Теургом.
Руки даже не стал утруждать себя, чтобы подняться на ноги; он перекинулся в Гиспо и бодро убежал. Губы уменьшился, вернувшись в форму Хомида, и сел, ожидая неизбежной выволочки от МакШейн. Но вместо этого она подошла и села рядом с ним:
- Я рада, что ты настолько дорожишь Ионой, что готов драться за нее, парень. Это хороший знак. Хорошо, когда в нашей стае я вижу твердость характера и страсть. Но, честно, это может и создавать проблемы, а я не люблю проблем, - сказала она.
"Ну вот, начинается", – подумал Губы.
- Видишь ли, Дуг очень важен для меня, и, что расстраивает его, расстраивает и меня. А Дуг очень любит свою сестру, и его расстраивает то, что печалит ее. Так что понимаешь, парень, печали Ионы - мои печали. А ты же не хочешь меня расстроить?
Губы покачал головой в знак молчаливого согласия.
- Вот и славный парень. Так что, веди себя с Ионой как полагается, и мне не придётся возвращаться, чтобы надрать твою жалкую маленькую задницу. Понял? Хорошо, а теперь давай выпьем пива, и, если ты будешь хорошо себя вести с Ионой, всё будет в порядке.
Руки вернулся, пошатываясь от тяжести - он притащил с собой столько пива, что стае хватило бы на весь вечер. МакШейн перехватила одну из кружек и отхлебнула пива. После долгого глотка она передала кружку Губам, вытерев рот тыльной стороной ладони.
- Хорошо, блин. Огонь, выпивка и моя стая вокруг меня. Мне не хватает только любимого рядом. Дуглас, тащи сюда свою восхитительную задницу.
Дуглас наконец-то выпустил Иону из объятий, и, подойдя, сел рядом с МакШейн. Иона помедлила недолго и тоже подошла, устраиваясь рядом с Теургом. Он поднял руку и она прижалась к нему, наслаждаясь теплом его тела в этой холодной ночи.
- Ой, что за телячьи нежности, - сказала Дочь Ардуинна, последний оставшийся член стаи, приблизившись ко всем остальным.
- Да ты просто завидуешь, детка, - парировала МакШейн, покусывавшая шею Дугласа.
Дочь ответила с оскорбленной миной: - Ничего подобного, босс. Я раздумываю над нашей стратегией на завтрашнее утро. Биться с отродьями Змея на нефтеперерабатывающем заводе не самое веселое занятие по мне.
Руки-словно-Деревья разразился смехом: - И ты зовешь себя Гару, женщина? По мне это самое настоящее веселье! Давай, садись, подруга, и выпей со мной немного. Если что и породит в тебе жажду битвы, так эта моча, которую они зовут настоящим пивом.
Дочь схватила одну из кружек и залпом осушила ее: - Вижу, что в пиве ты не разбираешься, также как и в веселье, глупый Руки, - фыркнула она.
- Знаешь что, - сказал Губы, наклонившись к Аруну, - я думаю, что девушка зрит в корень.
Руки расхохотался: - Меня не волнует, что думаешь ты. Я тебе лучше скажу, что я думаю.
- И что же?
- Думаю, что понял, почему нашего босса зовут "Разрывающая Ночь".
- Правда?
- Ага, это потому что, когда она мутит с Дугласом, ночь разрывается от шума! - Руки сам покатился со смеху от своей шутки. Иона хихикнула, прикрывая рот рукой. Губы бросил быстрый взгляд на МакШейн, и успокоенно понял, что она была слишком занята Дугласом, чтобы обратить внимание на шуточки своей стаи. Губы облегченно рассмеялся и пихнул Руки к Дочери.
- А чего вы двое не постараетесь и не найдете пару родичей, ослепших настолько, чтобы согласиться потанцевать с вами, и не оставите нас с Ионой ненадолго.
- Ха, хочешь проверить, разорвут ли ночь её стоны? - пошутил Руки, ткнув друга пальцем в ребра. - Развлекайся уж, давай.
На некоторое время после ухода своих соратников, Губы полностью потерялся в Ионе, слушая ее голос, любуясь, как отблески пламени играют на ее прекрасном лице, чувствуя, как пряди её волос щекочут его щеку. Они тоже присоединялись к танцующим, но редко оставались больше чем на один танец. Ненадолго Губы-как-у-Лосося смог забыть свои страхи и волнения перед грядущим днем. Но они вернулись, быстрее, чем бы ему хотелось.
- Что не так? - спросила Иона, увидев тень в глубине его глаз.
- Я просто... просто думаю о том, что будет завтра, - ответил он, обхватив ладонью ее лицо. Она снова поймала его взгляд и спряталась у него на груди. Он порадовался повисшей тишине. Они сидели вместе, наслаждаясь моментом.
Наконец Губы огляделся, обращая внимание на то, что происходит вокруг. Члены его стаи уже вернулись вместе с парой товарищей и проводили время, делясь пошлыми шутками и хлеща столько пива, что хватило бы сбить с ног лошадь. Он посмотрел на свою альфу, совсем растаявшую в объятиях любимого. Тепло тела Ионы ощущалось рядом. Так и стоило жить.
И вот Иона поднялась на ноги, потянув Губы за собой к одной из хижин, разбросанных в лесу вдоль реки.
- Пойдем, дорогой, время в кроватку, - сказала она, и взгляд ее обещал много больше, чем спокойный ночной сон. Губы-как-у-Лосося позволил увести себя от стаи, глупая улыбка расплывалась на его лице.
Немногим позже, уютно устроившись в маленькой хижине рядом с ее обнаженным телом, он искренне понадеялся, что это ночь не закончится никогда. Ее запах был так приятен, что, пока она лежала в его объятьях, ему приходилось бороться с желанием сменить форму, чтобы обостренными чувствами ощутить ее аромат. Вместо этого он придвинулся ближе и начал покрывать ее тело сильными и долгими поцелуями. Она слегка отстранилась и посмотрела на него со странным выражением на лице.
- Давай позаботимся о том, чтобы тебе было за чем возвращаться завтра, - прошептала она, прежде чем снова прижаться к любимому.
***
Дождь барабанил по склону холма; одежда медленно пропитывалась водой. Это была последняя смена вещей, оставшаяся у Теурга, все остальное он бы не рискнул надеть. Стыдно, и надо будет подготовить новый набор одежды - если он вообще сможет этим еще когда-либо озаботиться. Не то чтобы это действительно имело значение. Честно говоря, мало что заботило его сейчас меньше чем одежда, мокрая или драная. У него была задача, и будь он проклят, если что-либо помешает ее выполнить.
Поднявшись на холм в последний раз, он положил камень на место и сел отдохнуть. Несмотря на погоду вид на долину открывался прекрасный, и можно было увидеть как начинается празднество. Там, внизу, Иона ждет его. В другой день мысль об отмечании победы и о ночи в ее объятьях наполнила бы его предвкушением и возбуждением, но сейчас? Сейчас он не чувствовал ничего.
Он снова посмотрел на пирамиду из камней, сложенную на вершине холма, и тяжело вздохнул. Она выросла по сравнению со вчерашним вечером, и в том числе и от его рук. Каждый новый камень, казалось, тяжелой ношей остался на его сердце, и он не знал, как избавиться от этого чувства. Не стоит оставаться здесь слишком долго. Его отсутствие заметят быстро, особенно после того, что случилось. Ему пришлось возвратиться.
Совсем упав духом, он шел по привычной тропе обратно к жилой части каэрна, пытаясь хоть как-то заставить себя взбодриться, но в сердце его оставалось мало радости. Он постарался сконцентрироваться на пульсирующей боли, которой отдавался его бок, надеясь, что это пробудит ярость, желание отомстить Танцору, который ранил его, все что угодно, лишь бы не ощущать эту растущую пустоту, что все больше захватывала его. Но ничего не изменилось. Ему приходилось заставлять себя делать каждый шаг вперед, обратно к семье, что будет праздновать в тот час, когда ему хочется воем выплакивать свое горе Сестре Луне.
Грег ждал его на половине пути с холма. На нем была традиционная одежда, килт из цельного куска ткани, завернутый вокруг тела - такой же отсыревший, как и современные одежды, что носил Губы. Его лицо было сурово. Ни слова не проронил он, когда появился его племянник, лишь протянул ему потертую флягу. Губы даже не одарил его взглядом и продолжил свой путь к подножью холма.
- Ты сейчас же остановишься, сынок, - прорычал Грег, - вернешься назад и выпьешь из моей фляги.
Против своей воли Губы остановился, но не повернулся. Он не хотел этого спора, но понимал, что не сможет избежать его.
- Я знаю, это больно, сынок. Но я все же хочу, чтобы ты подошел сюда и выпил из фляжки.
На какое-то время единственными звуками, что можно было услышать, оставался непрекращающийся шум дождя, бьющего по земле, и далекий шум начинающегося празднования. Наконец, Губы ответил:
- Нет.
- Иди и пей, парень, - повторил Грег, его голос посуровел. - Я старший твоего рода и ты будешь делать то, что я сказал, или, клянусь Рогачом, я спущусь и засуну эту фляжку в твое глупое горло.
Губы резко обернулся, злость в первый раз отразилась на его лице.
- Почему никто из вас не может понять, что я, черт возьми, не могу праздновать сегодня? Вы, самовлюбленные ублюдки, только и можете что веселиться, пить и браниться. Пойми, я плевать хотел на гребанные традиции Фианны. Я плевать хотел на пути предков и прочее подобное дерьмо. Это все не важно теперь. Как ты не понимаешь?
Грег сделал несколько шагов вперед, держа фляжку перед собой.
- Да. Ты знаешь, что я понимаю, - его взгляд затвердел. - А ты возьмешь эту фляжку и будешь пить, или отвечать придется передо мной. И ты сделаешь это, потому что знаешь, что я понимаю.
Губы почувствовал как рычание зарождается в его горле, пока он оборачивался в форму Глабро. Грег продолжал смотреть на него, по прежнему держа фляжку в вытянутой руке.
- Даже и не думай, парень. Ты может и молод, но я знаю пару трюков, что заставят тебя скулить и звать мамочку, прежде чем ты поймешь что произошло.
Губы ощутил, как черная дыра внутри него сожрала ту ярость, что он собрал. Он снова вернулся к форме Хомида и жалко осел на землю. Грег подождал мгновение и опустился, чтобы сесть рядом со своим племянником. Он открыл фляжку, сделал глоток, возрождая привычный пожар в глотке. Его племянник снова не отрываясь глядел на курган. Грег вздохнул: это будет непростой разговор.
- Что ты видишь там, сынок? Я думаю, что ты видишь лишь смерти тех, в чью память положены эти камни, так ведь? Еще один благородный Фианна ушел от нас, еще одна потеря, которую мы оплачем после?
Губы пробормотал что-то, что можно было признать за согласие. Во всяком случае Грег предпочел так думать.
- Так вот, ты не прав. Я вижу там совсем другое. Всякий славный Фианна должен видеть там другое. Мы знаем больше и это делает нас другими. Каждый из этих камней отмечает прожитую жизнь, и хорошо прожитую, скажу я тебе. Послушай, сынок, ты и я, и все эти Гару там внизу - мы воины. Мы были обречены умереть в битве с первой минуты нашего рождения. Это Гайя назначила нам, и мы принимаем этот долг с радостью. Вот единственный неоспоримый факт, что есть у нас с того момента, как Рогач призвал нас и мы Обернулись впервые.
Он прервался, чтобы сделать еще один глоток.
- Однажды, может и довольно скоро, там положат мой камень. Это не печалит меня, сынок. Я хорошо послужил Матери здесь и я знаю, что, когда этого тела не станет, у нее уже будет припасена другая роль для меня. А знаешь, почему еще я не расстроен? Все очень просто, сынок. Я получил от этого тела все, что мог, пока была возможность.
Сынок, мы бьемся, когда должны биться. А когда не время для битв, мы должны еще как хорошо наслаждаться жизнью, потому что никогда не можем сказать, как скоро она закончится. Это жребий воина - бороться и погибать. Мы можем разделять свои ряды на воинов и друидов, и бардов, но на самом-то деле все мы воины. Конечно, некоторые из нас могут спеть лучше прочих. Другие больше знают об Ином мире, чем остальные. Не важно. Мы все здесь чтобы сражаться.
Но это не все про нас. Посмотри на меня. Я, знаешь ли, дедушка. У меня в свое время было больше возлюбленных, чем я могу сосчитать, и, пожалуй, я знаю даже не всех своих детей. Я выпил столько виски, что другой бы уже много раз умер, и я путешествовал от одной стороны планеты к другой, служа Рогачу и Матери. я отлично веселился и видел такие уголки Иного мира, что расплавили бы тебе мозги.
У меня была хорошая жизнь, сынок. Когда я уйду, я не хочу, чтобы ты сидел здесь, как какой-нибудь сопливый Дитя Гайи, оплакивая мою потерю - я хочу, чтобы ты спустился вниз ко всем, чтобы ты хохотал, пил и прославлял жизнь, что я прожил, как и все в септе делают это для тех, кто пал сегодня, пока мы тут с тобой шепчемся как старые бабки. Я взял ту жизнь, что Гайя мне даровала, и благодарен ей за то, что она была столь долгой, и я наслаждался всем, чем мог. Сможешь ли ты сказать то же о себе, сынок?
Губы посмотрел на него и протянул руку. Грег с улыбкой вложил фляжку ему в ладонь.
- Славный парень. Я знал, что ты одумаешься. Твоя мать гордилась бы тобой.
Губы поглядел на фляжку, поболтал ей, слыша как виски бултыхается внутри, и запрокинул голову, делая долгий глоток. С намокшими глазами он закрутил крышку и протянул фляжку обратно Грегу. Затем он поднялся и, не обронив и слова, отправился вновь к подножью холма.
Грег снова раскупорил свою флягу и отхлебнул еще.
- Ох, парень, - прошептал он вслед, - тяжелее уже не будет. Я-то все еще помню, даже после стольких лет. Порой никакого виски не хватит, чтобы утешить боль.
Капли дождя смешались с единственной слезой, что скользнула по лицу старого Гару.
Губы шагнул в центр группы Гару и перехватил бутылку у одного из них. Даже не посмотрев, что в ней плещется, он осушил ее до дна. Затем он запрокинул голову и издал долгий, низкий вопль победы. К нему присоединились стоявшие рядом, и через минуту весь септ воспевал свою радость от нанесенного Змею поражения в этот день.
Барды, что Гару, что родичи, внесли свою лепту и музыка вступила в свой черед, когда вой начал затихать. Губы быстро шагал сквозь толпу, ища единственное лицо среди многих. Вот, вон она, рядом с братом. О, Гайя, она так прекрасна сегодня.
- Иона... - начал он, но едва он увидел выражение лица Дугласа, боль отразилась в нем.
Он не стал ничего говорить, а лишь обхватил его в крепкие объятья, и ощутил, как Дуглас отвечает ему тем же. Он чувствовал, что Иона пытается обнять их обоих.
Через долгое время они отпустили друг друга.
- Она погибла с честью, мой друг, и многих забрала с собой. Мы с твоей сестрой будем отмечать ее память, присоединишься ли ты? - жестом он указал на пляски, что начинались ниже у костра.
- Я даже не знаю... - протянул Дуглас, но Иона схватила за руки обоих мужчин и потянула их к танцующим.
- Пошли, Дуг, ты знаешь традиции также как и мы. Мы Фианна. Мы празднуем во славу жизней тех, кто погиб, и не разрушаем свои жизни горестью.
С неохотой Дуглас позволил Ионе и Губам утащить себя на расчищенную площадку, где группы Гару и родичей плясали рилы. Они втроем вступили в круг при следующей перемене партнеров и потерялись в танце. Музыка, смех, резкие движения и концентрация на узоре танца похоронили их боль, и ненадолго они смогли наслаждаться простой красотой бытия.
Слишком скоро танцы завершились. Настало время рассказывать истории и Губы почувствовал, как его сердце чаще забилось в груди. Троица заняла свои места среди других членов септа, а Вой-Конца-Света, главный Галлиард септа, выступил вперед. Тишина опустилась на собрание, когда он прочистил горло.
- Я благодарю Рогача, что любит нас и Маннана, что взирает на этот каэрн, за то что столь многие из нас вернулись домой в этот день, - сказал он. - И я благодарю мать Гайю за тех из нас, кто не вернулся, и за жизни, что они прожили.
И затем он начал петь. Его слова унесли Губы-как-у-Лосося обратно в это утро, когда объединенные стаи волновались и бравировали друг перед другом. Он мог ощутить возбуждение, с которым они выступили вперед, на тайные тропы к Нефтеперерабатывающему заводу сквозь Иной мир. Он вспоминал то ликование, с которым стаи отбросили прочь отродья Змея, и прорвались в самое сердце фабрики без потерь.
Затем он ощутил, как сводит его живот. Он знал, что будет дальше. После того, как они вновь направились на окольные пути. К своему собственному удивлению, Губы обнаружил, что встал и продолжил историю, начатую Воем-Конца-Света. Галлиард отступил, позволяя юному Гару занять его место. Пусть с первых слов было ясно, что у Теурга нет и десятой части того дара, которым обладал старший Гару, но его страсть к тем, чьи смерти они сегодня вспоминали, была в тысячу раз сильнее. Он сплетал простую историю об отваге и самопожертвовании, о Разрывающей Ночь, что увидела группу Танцоров, пытавшихся из засады атаковать основные силы Гару. Она повела свою стаю в безрассудную атаку, воем предупредив остальных о противнике.
Даже сменив форму, каждый из стаи понимал, что идет на смерть. Слишком много Танцоров встречали четырех Гару, чтобы те могли выстоять, но они ринулись в атаку без сомнения. Разрывающая Ночь ворвалась в ряды врага, оторвав голову одному из Танцоров, несмотря на то что тот успел раскромсать ее ногу. Руки-словно-Деревья был рядом с ней через мгновенье, бешено разрывая тех, кто посмел атаковать его альфу. Через один удар сердца Губы-как-у-Лосося и Дочь Ардуинна оказались по обе стороны от него. Дочь размахивала своим клейвом, а Губы взывал к духам, чтобы извести и запутать Падших Гару.
Их попытки были обречены. На каждый нанесенный ими удар - два обрушивались на них. Разрывающая Ночь пала первой, выкрикивая презрительные вызовы, несмотря на то, что ее кишки выпали на землю. Ее смерть заставила Руки-словно-Деревья впасть в ярость, прорывая путь сквозь ее убийц и прочих врагов. Дочь Ардуинна ослепили и разорвали на клочки, едва она коснулась земли. Губы-как-у-Лосося не видел, как погиб Руки-словно-Деревья, ведь удар в голову отправил его катиться по земле, теряя сознание. Когда он пришел в себя, все Танцоры были мертвы. Другая стая оставила основные ряды Фианна, чтобы помочь стае Избранных Кернунном, но прибыли слишком поздно. Спасти смогли лишь Губы.
Не было времени оплакивать погибших; битва продолжалась. Губы-как-у-Лосося присоединился к остальным Фианна и снова бросился в бой.
Вой-Конца-Света крепко обхватил плечо Губы-как-у-Лосося и вновь взял нить рассказа в свои руки. Он говорил о битве, что шла в коридорах нефтяного завода, о финальном столкновении с извращенной Змеем тварью, что скрывалась с самом его центре, об их триумфе и его ужасающей цене. Но Губы-как-у-Лосося даже толком не слушал. Он смотрел на Иону и Дугласа, видел гордость в глазах своей любимой и соперничество гордости и горя на лице ее брата. Постепенно он начал понимать, что пытался сказать ему Грег. И когда собравшийся септ поднял вой, знаменуя свое одобрение истории, что рассказали он и Вой-Конца-Света, он бросился к людям, которых он любил.
Вой нарастал, становился громче, сложней и богаче, а он обнял Иону, глядя в глаза Дугласу. Дуглас кивнул в ответ. И тогда он повернулся и добавил свой голос к вою. Весь септ обратился лицами к Сестре Луне и завыл в честь своего триумфа и радости быть Фианна. Людские голоса смешались с волчьим воем и непередаваемыми звуками, издаваемыми пастями Гару, создавая симфонию их сердец. Когда стихли завывания радости, зазвучал новый хор объединившихся оборотней. Этот вой пел о боли, одиночестве и потери. Он пел о героях, погибающих там, где они обречены умереть, и о боли тех, кто остался в живых. Он говорил о разорванной плоти и освобожденных духах и о радости и ужасах битвы.
Завывание постепенно стало склоняться к рассказу о будущем, к мыслям о безопасности и о грядущих победах, но один волк отделился от группы и неслышным шагом двинулся вверх по холму, все еще издавая свой вой. Дождь настойчиво поливал его мех, делая его шкуру блестящей и гладкой.
Вой оборвался рваными рыданиями и Губы-как-у-Лосося, вернувшись в человеческую форму, упал на землю. Он снова взвыл, выплакивая Гайе свою боль от потери стаи. Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем ощутил руки Ионы вокруг него. Она притянула его к себе и держала, пока он продолжал плакать, а его слезы смешивались с дождем и стекали на землю.
Когда его всхлипывания стали стихать, она заставила его повернуть к ней лицо.
- Я, может, и не Гару, но я из Фианны, и знаю, что ни один из Фианны не должен переживать это в одиночестве, - прошептала она. - Я знаю, что тебе больно, но пойдем, вернемся к нам. Вернись к своей семье. Вернись в тепло и почувствуй, что защищала твоя стая.
Все еще колеблясь, он встал и обнял ее за талию. И тогда Рори "Губы-как-у-Лосося" МакНабб и Иона МакГрегор спустились с холма, к огню костра и теплу их племени, их семьи.