"Я вышел из Тьмы,

Держа одну вещь…"

- Сьюзанна Вега, ”Песня деревянной лошадки Каспара Хаузера”

 

История с призраками: Новая Жизнь

 

Эта история началась восемь лет назад, когда я умерла. Но, если я опущу то, что произошло до этого, то поступлю подобно художнику, решившему нарисовать только половину картины.

Когда мне исполнилось двадцать, я училась на первом курсе колледжа Бостона. Всю свою жизнь я посещала исключительно католические школы, и никогда даже не могла представить себе, что поступлю в светское учебное заведение. Именно поэтому я с таким интересом отнеслась к новым людям и возможностям, открывшимся передо мной. Я поймала себя на том, что все больше начала увлекаться вечеринками и развлечениями, хотя при этом я старалась не забывать об учебе. Я изучала компьютерные науки, и все мои профессора сулили мне многообещающее будущее. Тем не менее, всему этому пришел конец, когда я забеременела.

Я происходила из очень религиозной семьи: в силу этого, я еще как-то могла оправдать секс до брака тем, что мои родители не знали об этом, не говоря уже о том, что это просто было необычайно приятно. Но аборт? Или перспектива жизни матери-одиночки? Обе этих дороги вели прямиком в Ад. Мои родители всегда были рады поделиться со мной картинами ужасающих мучений, ожидающих меня в том случае, если я подведу их, и одна только мысль о том, чтобы рассказать им о своей беременности, вызывала у меня дрожь. Я до сих пор помнила ремень, который отец держал возле своей кровати, и я знала, что он, не задумываясь, применит его, вне зависимости от того, сколько мне будет лет. Я никогда не задумывалась о том, чтобы выйти замуж за Эрика, но, внезапно, это случилось: я бросила колледж, и переехала в Вермонт. Сначала я боялась, что он не захочет жениться на мне, но мои страхи вскоре развеялись: вполне естественно, что он был расстроен необходимостью бросить химию, но ему даже в голову не приходило сомневаться в необходимости брака.

Эрик вырос в Вермонте, и хотя его родители уже умерли, нам удалось скопить достаточно денег для того, чтобы купить небольшой, дешевый домик, принадлежавший старым друзьям его семьи, Петерсенам. Он находился на территории их фермы, и они сразу же сказали нам, что, если верить местным слухам, там живет призрак старухи, которую убили много лет назад, но сами они никогда не видели там ничего подозрительного. У нас не было особого выбора, и потому мы согласились.

Я никогда не могла предположить, что где-то в Америке до сих пор сохранились места, где семья может жить на заработки одного из супругов, но это оказалось возможным. Петерсены разрешили нам брать из сада все, что мы пожелаем, при условии, что мы будем ухаживать за ним, и у нас всегда было свежее молоко от наших коров. Благодаря этому денег, которые Эрик зарабатывал в качестве уборщика на местном лыжном курорте, оказывалось вполне достаточно. Когда у нас родился ребенок, я сосредоточилась на уходе за садом, и начала подрабатывать сиделкой для пожилой пары, жившей в нескольких милях отсюда. Эрик по возможности старался помогать мне, но ему приходилось работать двенадцать часов в день, шесть дней в неделю, и потому у него оставалось очень мало сил, когда он возвращался домой.

Шин был идеальным ребенком. Он был спокойным, умным, добрым и внимательным. Когда я вышла замуж, моя мать подарила мне медальон с миниатюрным зеркальцем, и я держала там фотографию моего мальчика, которая всегда висела у меня возле сердца. Нашу жизнь сложно было назвать легкой, и я скучала по колледжу и своим друзьям. Я постоянно чувствовала себя уставшей, и иногда беззвучно плакала, пока Эрик храпел рядом, но, в конце концов, я убедила себя, что сделала все правильно. Ничто не могло сравниться со счастьем, которое я испытывала, держа на руках Шина, пока он сосал мою грудь. Ничто не могло порадовать меня больше, чем вид Эрика, качающего Шина на колене, издающего бессмысленные звуки, и широко улыбающегося.

А потом Эрик ударил меня.

Это произошло из-за какой-то глупости - разбитой тарелки, или, возможно, сгоревшего ужина. В течение целого месяца у него не было ни одного выходного, и он проводил все свое свободное время, стараясь нарубить побольше дров для очага, и, вдобавок ко всему этому, Шин почти не спал в последнее время, и кричал целыми ночами. Я знала, что Эрик надеялся продолжить некоторые из своих научных изысканий - для этого он привез с собой несколько ящиков книг - но у него не было времени для того, чтобы даже распаковать их. Я уверена, что он не хотел бить меня: выражение его лица было достаточным доказательством этого. Он долго смотрел на меня со слезами на глазах, а затем сказал, что ему нужно подышать свежим воздухом, и вышел. Я немного поплакала, а затем позвонила матери в поисках утешения и совета. Она сказала, что такое случается, и я обязана быть хорошей женой. Она напомнила мне, что узы брака являются священными, после чего сказала, что ей нужно забрать белье из прачечной, и повесила трубку.

В какой-то степени я ненавидела своих родителей. Они вырастили меня в атмосфере строгих и сковывающих религиозных устоев, которые не слишком-то помогали в случае с кризисами реального мира, подобными тому, с которым мне пришлось столкнуться. Для них не имело никакого значения, чего, на самом деле, хотелось мне; главным было то, чего Бог хотел для меня. Теперь мне было плевать на желания Бога. Мне хотелось лишь вернуть то, что у меня когда-то было: тот мир и счастье, которым я наслаждалась в первые месяцы брака. Но все это постепенно исчезало, и, вместо этого, меня ожидала только угрюмость и раздражительность Эрика, как, впрочем, и его ухудшающийся характер. После того, как он впервые ударил меня, он очень долго извинялся, и даже купил мне мороженое - настоящая роскошь по нашим меркам. После этого в течение почти целого месяца он снова был прежним любящим и заботливым мужем. Тем не менее, это продолжалось один только месяц, а затем все снова покатилось под откос.

Я честно пыталась дать Эрику время. Я знала, как сильно давит на него все происходящее: постоянная работа, невозможность заниматься наукой, крики Шина. Вдобавок ко всему его начало подводить здоровье, и я слышала, как он громко кашляет каждое утро, когда поднимается с постели. Я чувствовала, что отчасти это моя вина, и старалась максимально подстроиться под него, сохраняя спокойствие и стараясь не попадаться ему на глаза. Этого оказалось недостаточно.

Однажды морозным январским утром, на второй год жизни Шина, я поняла, что больше так не могу. Я сидела посреди нашей тесной кухни с синяками на запястьях, оставшимися от медвежьей хватки Эрика, и ожогами на ногах, оставленными содержимым сковородки с шипящим беконом, которым он бросил в меня, и понимала, что я должна уйти. Ситуация так быстро изменилась от "в принципе допустимого" до "абсолютно невыносимого", что мне так и не удалось принять вовремя нужное решение.

Перебинтовав ноги, я набрала номер своей матери. Эрик снова рубил дрова снаружи, и я была уверена, что он не позволит мне уйти, если я просто попытаюсь сделать это. Тем не менее, если мне удастся убедить моих родителей забрать меня, то он не осмелился выкинуть что-то в их присутствии.

“Ответь на звонок, мама, пожалуйста, ответь”. Я была настолько сосредоточена на телефоне, что даже не заметила, что произношу это так громко. Я так же не заметила, что звук топора, врезающегося в дерево, стих, как, впрочем, не заметила и скрипа очень тихо открывшейся двери, и того, что Эрик стоял прямо за моей спиной.

“О чем ты хочешь рассказать ей?”

Я отпрыгнула в сторону, уронив телефон, и обернулась. Там стоял Эрик, одетый в простую рабочую рубашку и потертые джинсы с крошечными сосульками в светлых волосах, и топором, зажатым в затянутой в перчатку руке.

Я запаниковала.

Я бросилась бежать, забыв даже о Шине, спящем в соседней комнате. Я выбежала из дома в одном только ванном халате и шлепках, слыша, как замерзшая трава хрустит у меня под ногами. Я бросилась в лес, испытывая слишком сильный страх для того, чтобы рассуждать рационально, думая только о том, чтобы спастись. Я слышала, что он гонится за мной, и его сапоги громко топают по тропинке. Он умолял меня остановиться, но его мольбы скоро сменились угрозами. Конечно же, мой наряд не был приспособлен для дикой местности; в конце концов, я споткнулась об камень, и упала. Я попыталась подняться, но он уже был здесь, заслоняя собой солнце, и сжимая в руках топор.

Сначала он врезался в мою руку - руку, которую я инстинктивно подняла в попытке предотвратить неизбежное. Обух топора расколол кость с громким треском, и на мгновение я увидела мою кисть и локоть, изогнутые под невообразимым углом, и зазубренные осколки кости, торчащие из кожи, пока он снова заносил топор. Я попыталась закричать, но мое тело уже не подчинялось мне. Я не могла двинуться с места. Кровь и осколки хрящей летели мне в лицо, пока его топор вновь и вновь врезался в мое тело, раскалывая кости и разрывая мускулы. Внезапно я почувствовала, что что-то внутри меня оборвалось, а затем все погрузилось в темноту.

С Эриком ничего не случилось. Он, его мальчишеское очарование и извечный принцип "Ой-шериф-вы-же-помните-моего-отца-не-так-ли?" помогли ему избежать наказания. Он убил меня, и не провел за это ни единого дня в тюрьме. Он даже забрал мой медальон с еще теплого тела, помыл его, и отдал владельцу винного магазинчика в соседнем городе в обмен на пару бутылок виски. Я плакала, пытаясь смириться с мыслью, что моя любимая фотография Шина будет принадлежать незнакомцу.

Призрак старой женщины, которая, предположительно, жила в нашем доме, нашел меня сразу же после того, как я пересекла Саван: она помогла мне освободиться от Оболочки, и взяла под свое крыло. Она стала для меня второй матерью, и, постепенно, начала объяснять мне суть здешних порядков, обучая тому, как можно манипулировать этим миром теней. Постепенно я привыкла к своему новому дому.

Сначала мне было сложно смириться с тем, что здесь нет ни Ада, ни Рая, но, в конце концов, мне пришлось поверить тому, что говорили мне мои собственные чувства. У меня осталось немало незавершенных дел, и потому я не могла просто оставить жизнь за спиной, и чувство вины и страха за Шина, оставшегося в одиночестве перед гневом Эрика, который я уже никак не могла смягчить, всегда удерживали меня возле моего сына.

***

Какое-то время у меня было то, что я хотела. В Землях Теней моя вторая половина была слабой, и мне иногда удавалось захватить над ней власть - как в физическом, так и ментальном плане. Это было чудесно! Оно стоило того, чтобы терпеть все это: побои, боль, беспомощность. Но, в тоже время, кое-чего не хватало. Я наблюдала за моим мужем, живущим в нашем доме с нашим мальчишкой, и не могла избавиться от мысли, что он победил, получив все, что хотел, без какого-либо труда или платы. Я должна была отомстить. Я хотела причинить ему боль. Я хотела, чтобы он знал, что ничто не сможет защитить его от меня. Но больше всего мне хотелось, чтобы он испытал то, что не раз заставлял испытывать меня - полную и абсолютную беспомощность.

И поэтому я училась.

Я научилась воздействовать на материальный мир, даже учитывая то, что больше не была его частью. Я научилась воздействовать на живых, даже, невзирая на то, что сама я была мертва. Это было сложно. Очень. Но оно того стоило.

Эрик ушел от ответственности за мою смерть. Сильный снегопад, который прошел в тот вечер, скрыл все следы, которые я могла оставить, и Эрик тщательно похоронил кровавую массу кожи и костей, оставшуюся от моего тела, под грудой камней глубоко в лесу, куда не мог зайти никто, если не считать очень сильно сбившегося с пути туриста. Он сообщил о моем исчезновении в полицию, задействовал свое старое университетское очарование, которое когда-то привлекло меня к нему, убеждая их в том, что "мы слегка поспорили", а затем я уехала. Он рассказал им, что думал, что я решила преподать ему урок, и что скоро вернусь, но, когда наступила ночь, он начал беспокоиться. Он мастерски имитировал чувство вины, плача от мнимой жалости, когда он рассказывал им о том, что это он виноват в том, что мы поссорились.

Меня чуть не стошнило от этого.

Конечно же, полицейские сначала отнеслись к этому с некоторым подозрением: они даже осмотрели задний двор в поисках следов недавно перекопанной земли на тот случай, если Эрик был достаточно глуп для того, чтобы спрятать там мое тело. Тем не менее, у шерифа были свои приоритеты, и у них было не так уж много времени на поиски одной пропавшей женщины - особенно, учитывая то, что единственным подозреваемым был старый друг семьи.

***

Старая женщина, Мэй, не могла научить меня всему, что мне было нужно, но у нее были друзья. Они приходили к ней один или два раза в год, оставаясь на некоторое время. Она называла их Ренегатами. Мэй говорила, что ее дом был для нее всем, и она не хотела покидать его, чтобы помогать им в борьбе с Иерархией, но, в тоже время, она разделяла их идеалы. Именно поэтому, большую часть времени она изображала из себя верную прислужницу Иерархии, тогда как ее дом служил надежным пристанищем для верных друзей.

Обычно ее навещало пятеро Ренегатов, и я узнала у них все, что мне было нужно. Я могла попутешествовать с ними, чтобы узнать еще больше, но мне даже в голову не приходило покинуть моего ребенка.

Первым, чему я научилась, было умение поддерживать связь с Шином. Теперь он был для меня всем, и я готова была пойти на все для того, чтобы остаться частью его жизни. Я быстро училась, и у меня было достаточно причин для того, чтобы посвящать обучению все свое время. Очень скоро я научилась настраиваться на Шина, после чего мне стало гораздо легче нашептывать ему на ухо то, что мне было нужно. В конце концов, я даже научилась появляться перед ним, пускай даже на очень короткое время.

Сначала Шин был очень испуган, но, со временем, он начал гораздо больше бояться приступов гнева своего отца. Частые пассии Эрика вызывали у него еще большее беспокойство, и поэтому ему попросту некуда было деваться. Я боялась, что наши пути разойдутся, когда он станет старше, но Шин был очень застенчивым ребенком, и у него никогда не было настоящих друзей. В соответствии с законом Эрик должен был обеспечить Шину образование, но в законе не было сказано ничего о том, что он должен был отвозить его на игры, покупать ему игрушки или обнимать, когда тот плакал.

***

В конце концов, Эрик начал вымещать злобу на Шине. Меня не слишком интересовал звереныш, но Эрик уж точно не заслуживал права владеть нашим ребенком. Больше всего на свете мне хотелось убить моего мужа, видеть, как свет гаснет в его глазах, чувствовать, как его кожа холодеет под моими руками.

На протяжении нескольких лет, один Ренегат, которого звали Стивеном Ардрайтом, регулярно посещал дом старухи. Он заинтриговал меня - мне казалось, что он видит меня насквозь, и знает, что, на самом деле, я собой представляю, и чего хочу. Однажды, он сказал, что существует способ вернуться в Земли Живых, и он может научить меня ему за небольшую плату. Я знала, что я должна научиться этому. Меня ждала моя месть.

Насилие над Шином со стороны Эрика было неизбежным, но моя вторая половина отказывалась принимать это, и только плакала горькими тенями слез, когда наш сын выкрикивал ее имя. И в этом нежелании мириться с фактами, я увидела свой шанс. Мы узнали то, что знал Ардрайт, и теперь мне было известно о том, что существует способ, с помощью которого мы обе можем добиться своих целей: она спасет нашего ребенка, тогда как я свершу свою месть.

Так мы пришли к соглашению.

***

Сначала это было трудно. Мои мускулы не привыкли к движению, и, вдобавок ко всему, между мной и жизнью лежало три фута камней и замерзшей земли. Тем не менее, мертвые сильнее живых, и уже достаточно скоро я шла по лесу, ковыляя по траве и камням, пока мои кости пытались принять наилучшее положение в моем теле.

Первым делом я отправилась в винный магазин. Мне повезло, что было уже поздно и темно, не говоря уже о том, что это была ночь рабочего дня в американской глубинке. Никто не увидел меня. Когда я подошла к магазину, то попросту разбила окно камнем, и забралась вовнутрь. К сожалению, я не подумала о том, что там может быть хозяин магазинчика. К счастью для меня, он был мертвецки пьян, и потому я попросту огрела его по голове тем же самым камнем, с помощью которого я оказалась внутри. Я услышала приятный хруст, после чего хозяин упал на кассовый аппарат, а у него из головы полилась кровь. В какой-то степени это было слишком легко - меня напугало то, что я могла только что убить кого-то, едва ли испытав при этом какие-либо угрызения совести. Где были те религиозные заветы, на которых я была выращена? Где были мои моральные ценности? Неужели восьми лет смерти оказалось достаточно для того, чтобы перевесить все то, во что я верила на протяжении двадцати лет жизни?

Я пообещала себе, что больше не причиню никому вреда. Я только заберу Шина, возможно, немного напугаю Эрика, и уйду.

Но сначала мне нужно было забрать медальон - медальон, который звал меня, тянулся ко мне из глубин закрытого сейфа, стоящего на задней полке. Моя новая сила позволила мне быстро согнуть и сорвать замок с петель, и очень скоро у меня в руках оказалось то, что мне было нужно. Я испытала странное чувство, надев медальон на себя: мне показалось, что я стала сильнее, но в этой силе чувствовалось что-то странное, почти злое, и это вызывало у меня беспокойство.

***

Я испытала огромное облегчение, воссоединившись со своей второй половиной; меньше всего мне хотелось провести свою короткую жизнь в качестве безделушки в чьей-то коллекции. Сам факт того, что мне пришлось использовать медальон для перехода в Мир Живых, уже не вселял в меня оптимизм. Мне хотелось обзавестись телом. Я могла постараться предпринять кое-что с этим телом, но, в большинстве своем, оно находилось в ее власти, и это злило меня. Я ненавидела ее за то, что ей принадлежала вещь, которую хотелось получить мне. Тем не менее, в данный момент наши цели совпадали, и очень скоро мы отправились в путь.

***

Спустя некоторое время я оказалась на нашем заднем дворе, где сдернула простыню с веревки. Я обмоталась ей поверх истлевших остатков моего ванного халата, испытывая благодарность к последней подружке Эрика, которая решила устроить стирку.

Когда я приблизилась к дому, то ощутила своими обострившимися после смерти чувствами, как мой муж и его партнерша медленно дышат во сне, а мой сын тихонечко похрапывает. Я открыла незапертую дверь, и медленно подошла к комнате Шина. Учитывая производимый мною шум, мне очень повезло, что наша спальня находилась на другом конце нашего маленького дома. Тем не менее, спустя мгновение, я услышала сонный голос Эрика, слегка приглушенный тихими звуками радио, которое он любил оставлять включенным во время сна.

“Пойди-ка, посмотри, чем там до сих пор занимается этот проклятый ребенок”.

Я услышала нотки согласия в голосе женщины, после чего раздались шаги. Я отошла от комнаты Шина, и укрылась в близлежащих тенях. Я слышала, что Шин уже проснулся, но, наверное, он слишком боялся отца, чтобы открыть дверь. Прежде, чем я увидела женщину, в моих ушах раздался громкий храп Эрика. Затем ниоткуда пришла жгучая зависть, подкрепленная осознанием того, что Эрик убил меня, но этой шлюхе было позволено жить, и гнев поглотил меня.

***

Я схватила тяжелую подставку для книг своими искореженными руками, и ударила ее, когда она вошла в прихожую. Прежде, чем она успела понять, что здесь кто-то есть, ее тело уже лежало на полу, и из ее проломленной головы текла кровь. Я подняла подставку, и с силой опустила ее - а потом еще раз, еще, и еще, пока ее голова не превратилась в кровавую массу из осколков черепа, мозгов и волос. Я хихикала, вслушиваясь в то, как трещит ее череп, но, внезапно, вспомнила о том, что мне не хотелось, пока что, привлекать внимание Эрика. Мне повезло, что у него был здоровый сон - прислушавшись, я вновь услышала его храп.

Я вошла в комнату Эрика так тихо, как только могла, стараясь не разбудить его своей шаркающей походкой. Его дыхание было медленным, тихим, спокойным. Светлые волосы разметались по подушке; его рот был слегка приоткрыт. Во имя всего святого, он выглядел таким невинным.

Это еще больше разозлило меня.

Я медленно забралась в нашу кровать, стараясь не слишком сильно шуршать простынями. Он что-то пробормотал, и перевернулся на спину, и я замерла на несколько мгновений, которые показались мне вечностью. Если бы мне еще нужно было дышать, я бы задержала дыхание. Я аккуратно поползла по кровати, пока мне не удалось свернуться рядом с ним, почти так же, как это было при жизни. После замерзшей октябрьской земли мои руки были холодны, и потому я согрела их с помощью простыней прежде, чем прикасаться к нему.

Я осторожно провела рукой по его животу, слегка прикасаясь пальцами к коже. Мои губы коснулись его плеча, затем груди, после чего стали медленно опускаться к области паха. Он глухо застонал, и слегка вздрогнул, но так и не проснулся.

Я улыбнулась.

Я осторожно сдвинула простыни с его тела. Он был уже возбужден, когда я наконец-то добралась до его главного богатства, и его тело помнило столь хорошо известные ему прикосновения. Я начала нежно ласкать его ртом, и моя мертвая плоть сделала все так, чтобы доставить ему удовольствие.

“Ох, как же хорошо...” Он замер на полуслове, проснувшись, и, внезапно, осознав, где он, и что происходит, а так же то, что в его постели находится женщина, что это его жена, и что он сам убил ее.

Его крики стали достойной заменой всех тех мыслей о Рае, которые когда-либо посещали меня.

***

Мне было так сложно удержаться от того, чтобы не убить его. Практически невозможно. Но я сумела сделать это. Он помог мне, выпрыгнув из кровати, и бросившись бежать в ночь, абсолютно нагой и беспомощный. Я увидела на его животе кровь, текущую из глубоких царапин, оставленных моими пальцами в тот момент, когда он выскочил из постели, и я слышала, как его крики оглашают весь дом, пока он мчался к дверям.

Я позвонила в полицию. Я сказала, что я проезжала мимо этого маленького дома, и услышала стоны и громкий мужской голос. Он показался очень сердитым. Не могли бы они проверить, что тут происходит. Да, конечно же, мы скоро будем там, и большое спасибо вам за звонок, мадам. Пока я говорила с ними, я услышала объявление по радио о том, что в местном винном магазине произошло ограбление. Владелец магазина был найден на месте ограбления, и отправлен в госпиталь. Узнав это, я вздохнула с облегчением, порадовавшись тому, что не убила его.

Мне очень хотелось сказать тоже самое о женщине.

Я расплакалась, увидев ее лежащей здесь, нагой, со следами ног Эрика, оставшимися в лужах крови, но у меня было мало времени для скорби. Я отправилась в комнату Шина, немного боясь того, как он отреагирует на мое появление, но мои попытки сохранить связь с моим ребенком оказались не напрасными. Сначала он был немного испуган, и не хотел приближаться ко мне, но он знал меня, и был более чем рад покинуть дом своего отца. Я вывела его наружу, стараясь сделать так, чтобы он не увидел мертвую женщину в прихожей, и затем мы исчезли в лесу.

Наконец-то я и Шин были вместе. Вне зависимости от будущих проблем я собиралась вырастить своего ребенка, самое важное, что осталось у меня в этом мире.

***

Я не могла поверить в это. Все мои труды пошли прахом: он сбежал. Я была в ярости. Да, он отправится в тюрьму за убийство своей подружки, но что это даст? Тюрьма была пикником по сравнению с тем, что я для него придумала. Я могла растянуть его мучения на многие дни, если не на недели. Я бы показала ему, что такое настоящий Ад.

Теперь мне может никогда уже не представиться подобная возможность, потому что с этого момента мне придется заботиться об этом хнычущем маленьком отродье. Это он был виноват во всем произошедшем. Если бы этот ублюдок не появился на свет, я бы никогда не оказалась в Вермонте. Мне бы не пришлось выходить замуж за Эрика. Мне бы не пришлось терпеть побои каждую ночь.

Шин захрипел, когда я взяла его за горло. Ледяной холод моих рук и зазубренные кончики моих ногтей вонзились в его плоть, оставляя глубокие отметины.

“Мама? ”