Глава 4. Преследуя закат (География)

Солнце никогда не заходит над Британской Империей (британский афоризм).

Итак, завершив последнее мое исследование, посвященное физическим особенностям и семейственным и социальным группировкам так называемых «Сородичей», я определил, что должен закончить аналогичную работу по изучению их поведения и поступков, как здесь, так и за границей. Опасность в этом кроется небольшая; мои исследования однажды уже привлекли их внимание, и вряд ли они убьют меня снова. Возможно, закончив свою работу, я смогу наконец двигаться дальше.

Случайный читатель (как будто какое-нибудь применение этих листков может быть случайным!) не должен, однако, предполагать, что усилия, которые я приложил, были малы. Задача, с ее размахом, оказалась невероятно трудна, под силу Геркулесу, несмотря на преимущества моего нынешнего состояния. Тем не менее, именно этого требовала от меня моя любовь к науке, неомраченная даже всеми теми «неестественными» вещами, что я видел.

Предпочтительным для меня началом, если не сказать удобным, была бы родина, земля, где я был рожден и где испустил последний вздох.

Великобритания

Какие слова об этом драгоценном камне среди всех наций еще не вышли из-под пера или не слетели с губ, более красноречивых, чем мои? Великобритания и Ее Благороднейшее Величество королева Виктория с гордостью удерживают первенство среди всех цивилизаций человечества.

И все же именно здесь, в сердце величайшего триумфа людей, кроется темнейшая тень из всех, которые дьявол когда-либо отбрасывал на творения Господа Бога. В каждом уголке нашего мира, в любой темной комнате – так это может показаться глазам, сожженным изучением зла, вроде моих, – они выжидают. Наука может, нет, должна понять их, но мне кажется, что навряд ли она вообще сможет объяснить существование этих существ, называющих себя Сородичами, тогда как менее образованные люди называют их вампирами.

К счастью, здесь, на моей родине, которую я изучал первой, я делал подробное исследование ранее.

Где именно мы находимся?

Для большей части мира представление о том, что термины «Англия», «Британия», «Великобритания» и «Соединенное Королевство» взаимозаменямые, – самое обычное дело. В действительности, для тех, кто владеет языком в должной мере, все эти понятия относятся к совершенно различным объектам.

«Англия» относится лишь к одной-единственной стране, а именно, к государству, занимающему большую часть крупнейшего из Британских островов, откуда правит королева Виктория, и где зародилась величайшая их всех империй. Эта страна неофициально называется также Британией.

На острове, где расположена Англия, также находятся государства Уэльс и Шотландия; эту троицу стран вместе должно именовать Великобританией.

Наконец, добавляя к ним Ирландию, мы получаем Соединенное Королевство. Термин «Британская империя», разумеется, относится ко всем этим территориям, а также колониям по всему миру, облагодетельствованным английской цивилизацией.

Кстати, проницательный читатель мог заметить, что эта врезка, как и все остальные в этой главе, написана не автором составляющей ее хроники. Таким образом, они содержат информацию, не подпорченную его видением ситуации, и не должны восприниматься как содержащие тот же крен или ложную информацию.

В них, однако, есть своя предвзятость и своя ложь.

Лондон, Англия

Здесь холодно, и этот холод подгонял меня, заставлял ускорить шаг, чтобы согреть кровь. Часто идет дождь, ледяные капли вызывают дрожь, а туман – ваш постоянный спутник. Серые облака возникают на небосводе, как будто их несет не только дующий ветер, но и темными колоннами дыма, поднимающимися из труб многочисленных фабрик лондонского Ист-Энда. Лето здесь отвратительно сырое (я так и не понял, что хорошего предположительно находили древние греки и римляне в этих своих омерзительных паровых банях), при этом короткое и не особенно жаркое. Зима – наш самый частый гость, и наиболее невежливый, часто отказывающийся уходить, когда ему уже давно не рады. Заглушаемые днем шумом тысяч рабочих и рокотом множества крупных фабричных машин, одинокие гудки лондонских поездов доносятся в ночи до оказавшихся рядом заблудших душ.

Темза протекает сквозь Лондон, как артерия, выталкивая прочь грязь и отходы фабрик – неизбежную дурную кровь технологического прогресса. В ней больше не найдется пищи для бедняков, питающихся рыбой, ведь та рыба, которая выжила в ужасных веществах, растворенных в воде, непригодна для переваривания людскими желудками. Обидная, но небольшая цена за человеческий прогресс.

Лондон – постоянно растущий город, за последние пятьдесят лет его население удвоилось и более чем удвоилось, и теперь мы можем похвастаться почти шестью миллионами жителей. Город вырос так быстро и в таком множестве направлений, что в результате практически разделился на два различных города, в каждом из которых свое население – и свои Сородичи.

Вест-Энд

Правильный, благовоспитанный район города, лондонский Вест-Энд стал домом для лондонцев с положением, родословной, образованием и манерами. Богатые по-настоящему обитают в роскошных каменных особняках и обширных поместьях, которые парадоксальным образом сочетают в себе пышность и тесное соседство бок о бок. Те, чьи средства поскромнее, живут в меньших жилищах или в апартаментах, которые все же гораздо более превосходят лучшие дома Ист-Энда. Джентльмены в цилиндрах и с тростями ходят по улицам, сопровождая и развлекая своих дам, или же ездят в шикарных экипажах, грохочущих по булыжным мостовым. Народ попроще проводит вечера в салонах и гостиных со знакомыми, или, возможно, посещают вечерние представления в театрах – некоторые даже снисходят до поощрения сплетников посещением этого нового и вульгарного вида развлечений под названием «синематограф».

Трафальгарская площадь и площадь Сент-Джеймс привлекают любопытных и тех, у кого завелись лишние деньги. Вестминстерское аббатство – дом заседаний парламента – средоточие политической жизни, а Скотланд-Ярд  вырастает из теней, обещая безопасность всем без исключения. Наша дорогая королева обращается к своему народу из Букингемского дворца, благодетельствуя нас своим присутствием.

Обдумывая это, я нахожу довольно странным то, что ни один Сородич (по крайней мере, как известно мне) не пытался подчинить Ее Величество своему влиянию. Возможно, всему есть предел, даже для этих созданий.

Королевский Протектор

Наш славный рассказчик, увы, пришел к неверному выводу. Не то чтобы ни один вампир не пытался подчинить Ее Величество способами как мистическими, так и мирскими. Наоборот, все эти попытки были разрушены Королевским Протектором, ангелом-хранителем, о котором даже она сама не вполне знает.

Доктор Уильям Галл, королевский медик (некоторое время, по совместительству, неповинный, но активно  подозреваемый в Уайтчепелских убийствах), инсценировал свою смерть от удара в 1890 году. Хотя он пожилой и физически слабый человек, Галл все еще обладает ясным умом и поразительными знаниями о Сородичах, а также непостижимой сопротивляемостью к их мысленным увещеваниям. Он возложил на себя и своих физически полноценных помощников задачу наблюдения за любыми признаками оккультного влияния на королеву. Со своей стороны, Королева Виктория была озадачена попытками Галла убедить мир в своей смерти, но поверила его рассказам о «недругах юности».

Почтенный доктор ощущает теперь дыхание истинной смерти за своим плечом и отчаянно ищет искусного наследника для избранной им роли Протектора Ее Величества. Если он покинет этот мир до появления достойного кандидата, корона может стать ценным призом для амбициозного Сородича.

Большая часть Сородичей, обустроивших себе убежища в лондонском Вест-Энде – почти все, кого я сумел вычислить – похожи на окружающих их смертных. Они наиболее состоятельны из представителей своего вида, и так же озабочены проблемами внешности и приличий, как любой достопочтенный джентльмен. Если не все, то многие являются частью тайного общества Сородичей под названием Камарилья, секты, удерживающей непревзойденное влияние на неживое общество Великобритании.

Примечательно, что их так называемый «князь» в некотором роде менее утонченная личность. Митра, один из представителей их благородного клана Вентру, старше самой Англии и так и не отказался полностью от многих своих диких, языческих привычек. Чрезвычайно могущественный, он удерживает свою власть над лондонскими вампирами с помощью грубой силы.

Хотя мощи Митры, кажется, никто не бросает вызов, совсем без соперников он не остается. Драки за княжеский престол в этом величайшем из городов идут тихо и изящно, похожие скорее на маневры адвокатов и политиков, чем на действия войск. От этого они ничуть не менее смертоносны.

На протяжении столетий одним из самых верных вассалов Митры был еще один Вентру, Валериус. Его обязанностью, возложенной на него хозяином, был надзор за Лондоном во время периодических отлучек князя. Последняя из них, насколько я понял из подслушанных разговоров, длилась дольше, чем обычно; Митра исчез в последние годы XVIII века и вернулся лишь в ушедшем десятилетии. Как это часто бывает с теми, кто получает власть на время, более молодой вампир вошел во вкус. Оставаясь верным Митре, Валериус подтверждает свою пригодность для должности князя – ведь он лучше хозяина знает деятельность современных людей – и втайне развивает собственное влияние в Лондоне.

Слышал я и упоминание о третьей Вентру, некоей Леди Анне, обладающей большим влиянием в Лондоне и даже располагающей немалой властью в самом Парламенте! Увы, она не раскрывает своих карт, как любят говорить американцы, и я не смог узнать, какую из разнообразных фракций лондонских Сородичей она поддерживает.

Хотя трое наиболее выдающихся вампиров Лондона происходят из клана Вентру, мне представляется, что значительная власть среди городских Сородичей принадлежит и клану мастеров, Тореадор, – такое положение, как мне дали понять, не совсем обычно. Как я понимаю, Тореадор, превосходящие Вентру в обширности и степени влияния на смертных, с величайшей легкостью приспособились к нашей эпохе. Тореадор и их круги высшего общества одновременно направляют и рабски следуют последней моде. Я слышал о состязаниях между Тореадор в том, кто явится на их торжества – в их «Элизиумы» - в наиболее экстравагантных образчиках модных одеяний. Хотя мне мало дела до удобств вампиров, я нахожу чрезвычайно мерзким недавно заведенную привычку некоторых из них заставлять их смертных слуг, называемых упырями, одеваться так же. Существа, не имеющие кровообращения и потребности дышать, способны вынести подобное, а вот несчастных женщин эти корсеты, от которых сдавливаются легкие и  лопаются кровеносные сосуды, и другие столь же мерзкие предметы туалета, приводят к потере сознания и даже к смерти. Это времяпрепровождение исполнено ненужной жестокости и дурно отражается на Тореадор и на всех Сородичах.

Недостойные темы и нечистые помыслы

Как, наверное, знает наш читатель, отличительная черта викторианской эпохи состоит в стремительном изобретении всяких запретных тем, так, будто они прекращают свое существование оттого, что достойные леди и джентльмены прекратят их обсуждать. Определенные вопросы религии, политической мысли и социальных теорий – не говоря уже о подробностях взаимных чувств и продолжения рода – никогда не поднимаются в приличном обществе, а зачастую вообще никогда не обсуждаются.

Эта странная тенденция обнаруживается среди Сородичей ничуть не реже, чем среди людей, и множество английских вампиров имеют собственные представления, о чем следует и не следует говорить. В результате многие потомки Сородичей с викторианской чувствительностью оказываются крайне неосведомленными в делах Сородичей.

Например, многие «воспитанные» Сородичи Камарильи считают даже сами мысли о Шабаше просто отвратительными; какая нужда омрачать утонченные манеры Элизиума такими вещами? Отсюда остается лишь коротенький шажок до полного отказа обсуждать Шабаш. А это, в свою очередь, ведет к пока небольшому, но растущему числу новообращенных, которые вообще не знают о существовании вражеской секты.

Некоторые Сородичи уходят еще глубже в свои запреты. Хотя это, к счастью, не общепринято, ходили слухи о вампирах, отказывавшихся обсуждать такие элементарные вещи, как питание, поскольку это затрагивает вопрос передачи телесных жидкостей. Несчастные потомки таких запутавшихся вампиров могут оказаться в ночи, отчаянно мало зная о  своей истинной природе, а такие вещи, как клан, Дисциплины и даже о кормление (например, тот факт, что нет нужды убивать при этом), вообще им неведомы.

Такие почти-Каитиффы угрожают не только себе и любому несчастному, кто перейдет им дорогу, но и Маскараду в целом. Увы, эта проблема не имеет легкого решения; вампир, настолько связанный «приличиями», что недостаточно воспитывает собственное дитя, вряд ли поддастся уговорам и изменит собственные убеждения.

Сколько же событий из недавней истории нашей страны, возможно, случилось под влиянием этих лживых существ, поворачивающих данную Богом судьбу человечества как им угодно? Разве Акт о собственности замужних женщин 1882 года1 был принят потому, что лондонцам показалось правильным оставить женщинам их собственный заработок и имущество – или же потому, что это дало преимущества агентам Леди Ланкастер, большая часть которых принадлежала к прекрасному полу? Когда Третья избирательная реформа2 и Акт о перераспределении мест3 дали право голоса фермерам, какую пользу из возросшего числа электората извлек Валерий, гораздо лучше хозяина знавший способы манипулирования политической системой?

Как мы можем это знать?

Возможно, самой популярной прихотью среди лондонских богатеев и джентри4 стало увлечение всем оккультным. Кажется, что каждый мужчина и каждая женщина на берегах Темзы, от Вольных каменщиков до уличных медиумов внезапно получили возможность либо говорить с мертвыми, либо понимать величайшие секреты Создателя (который в умах этих псевдо-оккультистов зачастую мало похож на Господа Бога, о котором говорит Святая Библия). Тайные общества вырастают, как грибы в лесу; многие из них – безобидное средство времяпрепровождения, но другие могут оказаться смертельной угрозой для попавших в них и даже для тех несчастных, оказавшихся неподалеку.

Большинство этих групп предлагают лишь чуть больше, чем игры для гостиных, «сеансы», проводимые увлеченными, но несведущими дилетантами, вооруженными черными свечами и досками Уиджа5 – хотя должен подтвердить на собственном опыте, что сила веры участников в редких случаях может оказаться достаточной, чтобы наполнить эти небрежные ритуалы настоящей магией! Эти мероприятия проводятся в гостиных знатных дам или, возможно, в задних комнатах джентльменских клубов, и не стремятся привлечь внимание Сородичей к ничего не подозревающим участникам (за исключением некоторых беспринципных вампиров, предлагающих таким искателям гораздо больше тайных знаний в обмен на совершение омерзительных деяний; один клан, Последователи Сета, похоже, особенно преуспел в подобном унижении, хотя я уверен – они не единственные, кто этим занимается).

Другие подобные организации стали настоящими мамонтами, «тайными» лишь в смысле сохранения своих «мистических знаний» от посторонних. Масоны, Герметический Орден Золотой Зари, и еще дюжина подобных им распространились по городскому ландшафту Лондона. Некоторые из них поддерживают учения и магию Джона Ди6, жившего в XVI веке астролога, оккультиста и – как утверждают некоторые – колдуна. Во время скитаний по темным углам Лондона я столкнулся с несколькими личностями (смертными и вампирами), вокруг которых и выросли эти культы и тайные ордена, которые называли себя древними магами, бессмертными либо вернувшимися из царства смерти. Тщательное исследование их утверждений, однако, предпринятое неискушенным оком, подобным моему, в отличие от слепого взора тех, кто предпочитает им верить, обнаруживает совершенную лживость этих высказываний. Сетиты вовлечены во многие из этих организаций, они продают секреты в обмен на души в Фаустовской манере; тогда как Тремеров, Сородичей-колдунов, обладающих невероятными способностями и еще более невероятными пристрастиями, часто можно встретить в этих компаниях не столько затем, чтобы поделиться тайными знаниями, сколько за их обретением. (Тремеры, похоже, еще и ввязались в вялый конфликт с Митрой, все больше отвлекая его внимание от тех, кто желал бы занять его место).

Что любопытно, я отметил также рост числа Сородичей с внешностью и манерами поведения, свойственными Ближнему и Среднему Востоку. Полагаю, кто-то может сказать: это было ожидаемо, ведь многое из этой свежей увлеченности оккультным пришло из наших колоний в Египте и Святой Земле. Пока что мне не удалось вычислить, к какому роду могут принадлежать эти Сородичи. Их поступки не похожи на действия Сетитов; я назвал бы их Ассамитами, однако всем Сородичам известно, что Ассамиты – кровожадные воины, а эти вновь прибывшие погружены в учение и исследования.

Этой тайне я мог бы посвятить больше времени, если бы не огромная территория, которую мне надо пройти, прежде чем я смогу назвать свое дело завершенным.

Ист-Энд

Трудно представить себе два места, отличающиеся друг от друга более, чем две половины нашего славного города. Вы двигаетесь на восток, и по мере того, как бой часов Биг Бена стихает вдали и более уже не слышен, весь мир вокруг будто бы меняется. Булыжные улицы часто уступают место проулкам, мощенным лишь грязью. Кирпичные стены фабрик и литейных цехов выпускают наружу плотный чад и рабочих – с пепельного цвета лицами, в поношенных пальто и разваливающихся башмаках. Закончился еще один тяжелый рабочий день, и они сквозь холодный дождь плетутся домой, в свои завшивевшие постели, за которые иногда приходится платить каждую ночь. Работные дома переполнены, и хотя работа в них крайне неприятна и не требует никаких умений, я склонен думать, что шлюхи и мелкие бандиты предпочитают такой вот честный труд своим предыдущим занятиям. Здесь множество ткацких фабрик, многие из них управляются евреями-иммигрантами. Дороги забиты плотными толпами бедняков, и временами пробиться сквозь толчею физически невозможно, поэтому путешествие в экипаже, запряженном лошадьми, здесь становится не более осуществимым, чем на склоне скалистой горной вершины. Здесь обычно говорят на «кокни»7, да еще и неразборчиво, поэтому достойный джентльмен имеет мало надежды понять хотя бы слово из речи местных жителей.

Я, как и всякий здравомыслящий англичанин, твердо убежден, что эти условия, хотя и плачевные, являются всего лишь неудачными жизненными обстоятельствами, которые нужно принимать так же, как беспрестанный дождь в городе. Большая часть тех, кто обитает в Ист-Энде, очевидно, ленивы и не желают встряхнуться и сделать то, что необходимо, чтобы занять положение повыше. Другим просто не везет; но докеры, цеховые рабочие, трубочисты и остальные должны понимать, что именно через их труд Лондон, а следовательно, и Англия, может расти и продолжать служить маяком достижений человечества. Без них мы не заняли бы свое место, и, разумеется, осознание этого облегчает даже муки их голода.

Ист-Энд перенаселен, погружен в нищету, редко патрулируется полисменами и нарочито игнорируется состоятельными людьми – может ли быть хоть какое-то сомнение в том, что такое место привлечет Сородичей, как привлекает мух раздувшийся труп лошади? Хотя точной переписи я не вел, и не могу, хоть убейте, представить, чтобы кто-нибудь взялся за столь безнадежное предприятие, я вовсе не удивился бы, узнав о том, что соотношение числа Сородичей и смертных в лондонском Ист-Энде раза в два выше, чем можно было бы ожидать в других очагах цивилизации.

Хотя Ист-Энд является частью Лондона – и, таким образом, номинально входит во владения Митры – князь не обладает реальной властью над местными Сородичами, поскольку редко появляется здесь сам, а ист-эндских вампиров мало заботят отзвуки политических действий. Один из этих Сородичей, омерзительный Носферату, называющий себя Князем Фейгином (предположительно, в честь отвратительного персонажа диккенсовского «Оливера Твиста»), объявил Ист-Энд своим доменом. Его логово расположено, если я не ошибаюсь, где-то возле Билингсгейта, около Лондонского моста. Насколько я понимаю, Митра отказался каким-либо образом признавать само существование Фейгина, а Носферату воспринял это как молчаливое согласие с его притязаниями. Это ложный князь правит своей землей в грубой и кровавой манере, и дозволяет своим подчиненным творить что угодно над несчастными смертными, поскольку слишком хорошо знает: ушей Сородичей и смертных властей достигнут лишь самые гнусные проступки.

Я имею в виду преступления наподобие совершенных в Уайтчепеле осенью и зимой 1888 года. Хотя личность «Дерзкого Джека»8 любопытна мне так же, как и любому другому в Лондоне, должен признать, что мне не удалось собрать больше доказательств, чем Скотланд-Ярду, а может, и меньше. Знаю лишь, что однажды мне очень кратко удалось поговорить с существом, которое, возможно, было измученным духом Мэри Джейн Келли, последней известной жертвы Потрошителя, одной из наиболее зверски искалеченных. Я говорю, «возможно», потому что даже в смерти ее душа имела шрамы от ее телесных повреждений, и я так и не был уверен, та ли она, за кого я ее принял. Скажу только, что она, яростно мотнув головой, отказалась отвечать на любые вопросы и скрылась в глубинах мира духов, а я решил ее не преследовать; она не желала или не могла говорить о своем убийце, а может быть, она до сих пор его боялась – этого я никогда не узнаю.

Потомство Носферату Фейгина – далеко не единственные Сородичи, обладающие влиянием в этом несчастном человеческом море. Бруха и случайные Малкавиан также составляют значительные части неживого населения. Еще в начале своих исследований я узнал, что многие кланы, в особенности Вентру и Тореадор, питают к Бруха мало уважения; те, кто обитают возле доков, мало делают для улучшения своей и так сомнительной репутации. Один из них, по имени Кэппи, вместе со своей женой и приятельницей из клана Бруха, называемой просто Мэгс, являются поистине отвратительными типами. Он – бывший полисмен, выгнанный из отряда за то, что забил подозреваемого до смерти его собственной тростью; она работала на фабрике за троих.  Эта парочка и шумная группа их приятелей наслаждаются, патрулируя Ист-Энд и избивая, иногда до смерти, любого высокородного гостя на их территории, Сородича или смертного. Они уже не раз уходили далеко за пределы Ист-Энда в поисках места для развлечений. Поскольку Мэгс отвечает за свои поступки перед Фейгином лично и часто оказывала ему услуги в качестве его лучшего «громилы», думаю, он вряд ли будет выговаривать им за их жестокость.

Ночные мародерства Фейгина и прочих Сородичей Ист-Энда столь ужасны, что я не раз слышал предположения о том, что Фейгин в действительности верен не Камарилье, а Шабашу – враждебной секте вампиров, чья жестокость проявляется гораздо более открыто. Если так, то Фейгин – наверняка единственный могущественный представитель этой секты в Лондоне: так крепка здесь хватка Камарильи. С другой стороны, мне известно о стае шабаша откуда-то из Ирландии, которая много ночей обитала в малоиспользуемом крыле лондонского Тауэра. Это ужасное место (а кто-то может сказать – нечестивое) было тюрьмой для тех, кто покушался на общественный порядок и законы божеские и человеческие, оказалось ужасающе способным защитить самое себя без всякой помощи Сородичей. В одну ночь вся стая попросту исчезла в этих темных залах, чтобы никогда не вернуться. Я не буду никоим образом расследовать эту тайну. Даже самые развращенные слуги Фейгина больше не приближаются к Тауэру; а я, проходя мимо, слышу крики всех, кто страдает в нутрии и страдал когда-либо раньше. А еще мне слышны вопли существ, никогда не бывших в обличье человека, звуки, пронизывающие пелену между мирами. Нет, на некоторые вещи я не отважусь, даже если научный поиск будет моим кредо.

Мне следует упомянуть еще один крайне интересный слух, касающийся Сородичей Ист-Энда. Я не видел доказательств своими глазами и с готовностью отнес бы это к параноидальным шепоткам, если бы одна и та же сказка не повторялась из множества различных уст.

Если верить этим слухам, где-то в лабиринтах кварталов Ист-Энда существует дом для умалишенных. Ничего необычного здесь нет, это не первый сумасшедший дом в Лондоне (на юге города, например, расположен Бедлам9). Однако рассказчики уверяют, что местные доктора знают о существовании Сородичей и пользуются любой возможностью, чтобы выследить и отловить молодых вампиров, подчинить их и досконально изучить. Из уст в уста передаются ужасные истории о Сородичах, вскрытых заживо или же о тех, чья личность была разрушена.

Не могу сказать, правдивы эти слухи или нет, но считаю их сомнительными. Какая-то часть меня, однако, ликует от мысли о том, что и Сородичи когда-нибудь могут оказаться на месте жертв такого насилия.

Поездом в Уэльс

Стоит мне предпринять путешествие в сельскую местность Англии, я изумляюсь вновь и вновь. Лондон с трудом может претендовать на звание единственного значимого города в Англии, но столь обширное пространство так открыто и зелено, каким – я воображаю – оно было в рыцарские века. Городки малы – воплощение «пасторальной» картины, а поместные дома состоятельных семейств высятся на вершинах зеленых холмов. Хотя я верный сторонник человеческого прогресса, были времена в добродетельном Лондоне, когда я был благодарен за проблеск зелени или цветущий бутон.

Душа Сородичей, если она существует, не тянется к этой красоте природы, так, как мы, и мало что здесь было бы им полезно. Все же мне удалось найти один объект их интереса: однажды вечером, когда поезд остановился в небольшой деревушке, чтобы высадить нескольких пассажиров. Местное население, до последнего человека, казалось, было слегка не в себе, как будто искра жизни, присущая всему человечеству, в них слегка померкла. Пассажиры поезда, казалось, не замечали никаких странностей, но я в них был уверен, как в собственных мыслях. Поскольку вряд ли я обязан платить за проезд, я решил расследовать ситуацию дальше и поймать поезд, который пройдет здесь через три дня.

Через несколько часов путешествия по долинам я обнаружил поместный дом, похожий на те, что я упоминал ранее – большой, выстроенный из прочного камня, со свисающими карнизами, окруженный пышным садом; такие дома можно найти в произведениях Эмили Бронтё. Его обитатели, как я быстро обнаружил после полного захода солнца, были не столь мирными.

Обитатели поместья были одним разросшимся болезненным семейством Малкавиан! Городок, оставшийся позади, целый городок, был их стадом; двуногим скотом, содержавшимся для пропитания! Я уже говорил о том, что эти места относятся к эпохе рыцарства, и наверняка средневековые лорды-вампиры придерживались такого же мнения.

Я решил путешествовать дальше пешком и подождать поезда дальше вдоль путей, хотя это и означало провести несколько дней в одиночестве. Ситуация крайне меня обеспокоила, как, без сомнения, она обеспокоила бы самые рациональные умы, не только из-за ее сущности, но и по причине ее подтекста. По всей сельской местности можно найти множество таких вот маленьких деревушек и множество таких поместий, между которыми много дней пути. Для людей, живущих в таких местечках, нет ничего необычного в том, чтобы прожить годы, общаясь всего лишь с тремя дюжинами существ, за исключением случайного путника или краткого взгляда, брошенного с проезжающего поезда.

Сколько их? Сколько таких поместий, таких городков, гниющих под прикосновением этих деревенских Сородичей?

Кардифф, Уэльс

Разместившись на следующем проходившем мимо поезде – что оказалось гораздо легче благодаря неимению собственно тела – я оставил ту несчастную маленькую деревушку позади и вновь обратил взгляд вперед.

Мало что в окружающей природе подсказывает случайному пассажиру о том, что он переехал из Англии в Уэльс. Граница, конечно, искусственно обозначена, но природа такие разграничения игнорирует. Погода остается влажной и теплой, пейзаж – пасторальным. И только когда вы проезжаете глубже в земли, являющиеся сердцем этой нации, все выглядит совершенно по-другому. Кембрийские горы в центре Уэльса высятся над окружающими землями, как часовые Господа Бога, хотя на пути к столице мы проезжали между Бреконскими сигнальными огнями, которые выглядят менее драматично.

Достигнув города, я быстро обнаружил неожиданное преимущество моего текущего состояния. Обладай я физической формой, я был бы принужден – как и все живые – получать информацию в беседах с местными жителями – и покинул бы Кардифф в полном неведении. Люди здесь, как правило. Недолюбливают англичан и все английское. Бунтарям уэльсцам все еще нужно принять то, что мы действуем в их интересах и совершенно искренне.

Кардифф превратился в важный порт, разместившись там, где реки Тафф и Эли впадают в Бристольский пролив. Большая часть угля и минеральных богатств, добываемых в южном Уэльсе, проходит через Кардифф по Гламорганширскому каналу, а оттуда по воде переправляется в Англию или другие страны. Город выглядит достойным, технологически развитым, и вовсе не похож на лондонский Ист-Энд. Фабрики изрыгают густой, черный дым, неизбежный спутник прогресса, а сквозь доки проходит постоянный поток судов. Если кратко, Кардифф полон народу и обладает оживленной экономикой, и эти два фактора обеспечивают ему внимание Сородичей.

Князь Кардиффа – Вентру по имени Аус ап Гвиан, чрезмерно напыщенный уэльсец, чья семья жила в этих местах еще со времен Римской империи. Если смотреть со стороны, ап Гвиан содержит свой домен (его элизиум расположен в частном доме у подножия Кардиффского замка) в манере, принятой в Камарилье; это означает, что он крепко держит своих первородных в узде, но в остальном позволяет им заниматься своими делами. Популяция вампиров в Кардиффе неожиданно мала и, таким образом, ими легко управлять – или так кажется с первого взгляда.

Потратив несколько дней и ночей на более глубокое расследование, я смог, однако, нарисовать себе совершенно иную картину.

Князь оказался не более чем номинальным главой города, хотя сам он находится в полном неведении относительно этого факта. Любая ниточка одолжений, каждая цепочка команд, замыкается, похоже на некоей Юфимии Кайрон. Происходящая из клана Бруха, эта Кайрон пакостит ровно настолько, чтобы оставаться шипом в боку ап Гвиана, не вступая при этом в открытый конфликт.

В течение нескольких дней я наблюдал за Кайрон, и почувствовал, что назревают некие чрезвычайно обеспокоивающие события. В Кардиффе обитает гораздо больше Сородичей, чем это заметно при первом взгляде. Помимо потомков Кайрон и их собственного потомства, в городе должно быть, обитает еще около двух десятков Бруха, о которых князь ничего не знает. Как ей удается держать этот рост популяции в тайне, я не представляю; если же ее секрет раскроют, все ее собратья из Камарильи будут пытаться уничтожить ее. Кайрон использует многих из этих Бруха для работы в угольных шахтах за городом. Они трудятся по ночам, когда смертных рядом нет, и работают быстро, поскольку не боятся дурного воздуха, а их мускулы никогда не устают. Другие заняты в доках или вдоль канала, пряча грузы и подменяя судовые ведомости, всеми способами подтверждая, что груз угля и минералов, покидающий Кардифф, меньше, чем тот, что сюда прибыл. Украденные товары, вместе с тем, что Бруха добыли в шахтах, после продаются частным предприятиям и приносят Кайрон огромную прибыль.

Эта Бруха накапливает свои богатства для какой-то страшной цели, в чем я непоколебимо убежден. Боюсь, что я не в состоянии узнать, чего именно она желает достичь – если и существует на земле язык, более противный ушам и умам достойных англичан, чем язык уэльсцев, мне еще предстоит узнать его. Тем не менее я уверен, что она не служит Шабашу, да и действия ее, в любом случае, чересчур изящны для этой секты. Что же до ее планов, или того, кому она служит в действительности (если таковая персона имеется), эти вещи мне неизвестны. Знаю лишь, что одна из наиболее влиятельных вампиров в Кардиффе – и, возможно, во всем Уэльсе – быстро становится еще и самой богатой.

Еще один Сородич, достойный отдельного упоминания, – это «монахиня». Сестра Грейс (я уверен, это не имя, данное ей при рождении) устроила свое убежище прямо в самой церкви святого Иоанна Крестителя! Я не настолько религиозен, как некоторые другие, но я богобоязненный христианин, и мысль об этом создании, блуждающем по святому месту, мне неприятна. Они принадлежит к клану Гангрел, чудовищное создание, как и большинство ее собратьев по крови, и все же продолжает показываться в одеяниях монахини. Другие Сородичи боятся приближаться к ней, и я даже слышал нелепые утверждения о том, что вампиров удерживает на расстоянии ее «аура святости». Разумеется, эта мысль в лучшем случае смехотворна, хотя я собственными глазами видел, что некая сила, исходящая от нее, действительно беспокоит других Сородичей. Что бы это ни было, его обычно бывает достаточно, чтобы уберечь ее от политических дрязг ее собратьев, и все же я видел ее крадущейся вдоль границ элизиума незаметно для глаз остальных Сородичей; поэтому должен признать, что она, как все в ее неживом роду, что-то замышляет.

Прочая часть страны, которую мне удалось обследовать в своих путешествиях, имеет популяцию Сородичей. Похожую на кардиффскую. А именно, страна населена в основном вампирами кланов Вентру, Бруха и Тореадор, принадлежащими к Камарилье.

Эдинбург, Шотландия

Даже при том, что путешествие в Эдинбург поездом – обратно через всю Англию – не столь долгое, я все же обнаружил, что теряю ход времени. Читатель наверняка уже заметил, что я не датирую свои заметки, странствуя от города к городу в исследовании дел вампиров. Могу лишь извиниться за это свое упущение. Как ученый, я сожалею о недостатке точности, неизбежной при столь небрежном подходе к моей работе.  С самого момента совей кончины я, однако, обнаружил, что мое чувство времени… скажем так, атрофировалось, за неимением лучшего выражения. Итак, я могу лишь просить у читателя прощения и снисхождения в этом отношении.

Шотландия отделена от Англии гораздо четче, чем Уэльс. За Чевиотскими горами земля открывается, как цветочный бутон, показывая Южно-Шотландскую возвышенность, состоящую из плавных холмов и редких величественных гор. В этом регионе найдется мало крупных городов, но, каким бы спокойным ни было времяпрепровождение в одной из этих старомодных крохотных деревушек, мое расписание просто бы этого не позволило. Знание человека не ждет. Итак, с некоторым сожалением, но и с твердой решимостью я позволил поезду унести меня в Центральные низины, что лежат посреди Шотландии, отделяя плато на юге от Хайленда на севере – где, не случайно, разместились крупнейшие города страны.

Здесь холоднее, чем в Лондоне. Вы можете вообразить, что в моем состоянии заботы вроде «жарко» и «холодно» давно уже не должны тревожить меня, но то-то и оно. Возможно, это психологический феномен. Эдинбург расположен на южном берегу залива Ферт-оф-Форт. Не являясь центром торговли и судоходства, в какой превратился Кардифф, город все же стал узлом, в котором переплетаются многие коммерческие предприятия. Человеку моего образования наиболее интересно печатное дело Эдинбурга, которое является небольшим, но важным оплотом городской экономики с XVI века.

Холмы, окружающие город, ослепляют своей красотой, но мало кто из Сородичей извлекает из этого выгоду. Послушать их, в этих диких местах бродят пугающие их самих создания нечеловеческой природы, зверолюди и воплощения легенд о «славном народце». Можно иногда услышать романтические (не считая того, что они притянуты за уши) россказни о шотландских Гангрел, шатающихся по Хайленду еще с кельтских времен, но я не видел их следов. Если же они все-таки существуют – в чем я сильно сомневаюсь – они никогда не выбирались на Равнины, пока там был я. Не буду говорить о том, что в Шотландии вообще нет активных Гангрел – о Вентру и других кланах, которых, кажется, здесь больше всего, я расскажу позже – но все, с кем я встречался, были относительно цивилизованными, а многие даже принимали активное участие в политических делах в регионе, чего большинство Гангрел обычно избегают.

Главное достоинство Эдинбурга, думаю, заключено во множестве его культурных и исторических ценностей. Эдинбургский замок надзирает за городом с высоких скалистых обрывов; дворец Холируд, часовня святой Маргарет и церковь святого Жиля – все это можно найти в Старом городе Эдинбурга. Город широко известен на Британских островах своими многочисленными музеями.

Если читатель до сего момента внимательно читал мои записи, он, без сомнения, не будет требовать от меня рассказа о клане Тореадор, вампиры которого доминируют в городе. Небывалая территория Старого города, лежащая между многочисленными музеями и историческими достопримечательностями, объявлена леди Бесс Дэнкорт, княгиней Эдинбурга (хотя термин «князь» для самих Сородичей, что удивительно, не имеет гендерных различий). Несмотря на редкие попытки внешних сил (например, Митры, князя Лондона) разместить собственных слуг в столице Шотландии, леди Бесс и ее вампиры Тореадор, похоже, весьма крепко держат город в руках; тем не менее, я не могу не думать о том, что одна из причин этого в том, что большинство старейших эдинбургских Сородичей давно уже переехали в Лондон или другие, более быстро растущие города. Важность Эдинбурга в интригах британских Сородичей, кажется, убывает.

Возможно, для всей ясности, мне нужно было сказать, что убывает важность Эдинбурга для Камарильи. Взволнованные слухи, подобно сплетням старух, передаются шепотом на празднествах и балах Тореадор, предполагая, что Эдинбургом (да и Глазго, говорят, тоже) заинтересовался Шабаш. Сам я не видел следов этого, но мое пребывание здесь – ограниченное по длительности обстоятельствами – не было достаточно продолжительным для того, чтобы предположить такую возможность.

Странно, но правящая в Эдинбурге сила (помимо Тореадор) представляет собой настоящую «семью» вампиров – то есть я не смог найти ничего, что указывало бы на их клановую принадлежность. Эти Сородичи по фамилии «Дансирн» в основном держатся вместе, редко бросая вызов вампирам Тореадор по какому-либо поводу. Я нахожу это чрезвычайно необычным, поскольку их влияние, похоже, распространяется по большей части Шотландии. Я мало сомневаюсь в том, что они смогли бы легко отобрать Эдинбург у леди Бесс, если бы захотели. Возможно, они боятся ответа разозленной Камарильи – или той секты, к которой они сами принадлежат. Я отчаянно хотел бы узнать больше об этих Дансирнах, но некоторые из их крупнейших убежищ были будто ограждены неким барьером, препятствующим моему проникновению. Я считал, что мое посмертное состояние сделало меня неуязвимым ко всему, что могут сотворить Сородичи. Если дело обстоит совершенно не так – а мой опыт здесь подвергается сомнению – мне следует быть более осторожным, нежели раньше. Лишь один факт о Дансирнах известен мне наверняка: репутация опережает их. Приличное общество остерегается их и вызывающего суеверный ужас поведения, приписываемого им в те несколько ночей, когда я собирал сведения.

Поездом к Северному проливу

Во время путешествия к западному побережью Шотландии, где я намеревался сесть на судно, чтобы пересечь пролив и достичь Изумрудного острова, я впервые после того как оставил позади мост Ватерлоо начал чувствовать волнение – поскольку я почувствовал хватку вампира. Небо было серым и низко нависало над землей, как будто некая тяжесть придавливала катящиеся по небу облака, но, чтобы видеть, света хватало. В своих путешествиях я встречался с другими духами – об одной такой встрече я уже упоминал – но никогда не видел их в таких количествах! Сельская местность Шотландии идеально подходит для множества неупокоенных мертвых! Я не рискну предполагать причину этого. Каким бы жестоким не было прошлое этой страны, оно не суровее, чем другие регионы, где живет меньшее количество призраков. Более того, многие из них смотрели на меня странными, пустыми глазами, как будто они умерли вновь после смерти. И не один из них приблизился, когда мой поезд проносился мимо, и в шепоте, доносившемся даже поверх беспрестанного шума движущегося состава, звучало: «Дансирн…».

Думаю, я больше никогда не приеду в Шотландию.

Белфаст, Ирландия

Этот остров красиво выглядит с моря; он гористый, но над ним не нависают некоторые крупные горные цепи Шотландии (и, что немаловажно, здесь довольно просто швартоваться, хотя я понимаю, что западное побережье значительно более скалистое). Мне хорошо известно, что внутренняя часть острова плоская, в целом похожа на чашу; но все же с этого угла можно представить, что горы тянутся отсюда до самого края мироздания.

Мы пришвартовались в Белфасте, после того как пересекли Белфаст-Лох, залив Ирландского моря. Здесь теплее, чем на главном острове Британии – но это ощущение едва заметно. Как и многие крупные города Великобритании, Белфаст – важный торговый и транспортный порт. На исходе прошлого столетия бухта была улучшена, что позволило не только увеличить объем торговли, но и быстро развить кораблестроение. За доками работают фабрики, производящие парусину и ткани, и…

Я пишу эти слова, наблюдая за улицами, где суетится белфастская беднота, и мой взгляд, поднимаясь, упирается в более крупные и наверняка более чистые здания вдали от доков; и я не могу не сказать, что влияние Англии, несомненно, чувствуется повсюду на Британских островах. Ведь не очевидно ли, что, хотя существовавшие здесь ранее культуры были весьма разными, и древние исторические достопримечательности принадлежат к разным стилям, такие города, как Эдинбург и Белфаст, медленно, но верно растут и становятся меньшими отражениями величественного Лондона, вершины развития цивилизации? Думаю, я не смогу представить величайшего символа правоты нашего дела.

Несмотря на многочисленные попытки вернуть Ирландию под частичное самоуправление с помощью законодательных мер – последней была попытка премьер-министра Уильяма Гладстона10 1893 года11, убедительно проваленная парламентом – Изумрудный остров все еще находится под твердой властью Англии (что, должен добавить, довольно правильно). Многие ирландцы, сами по себе обладающие горячим нравом, откровенно неспособны к самостоятельному правлению, и все же наотрез отказываются принимать нашу направляющую руку. Движение фениев, названное так в честь Финна МакКула, ирландского национального героя или кого-то еще, хотя и менее активное в последние десятилетия, все же ответственно за множественные убийства английских сановников и взрывы в Англии и Ирландии. Фении, однако, не единственное ирландское сепаратистское движение. Вместе с частыми стычками между католиками и протестантами, борьба меж которыми идет с самых первых дней Реформации, фении часто заставляют Изумрудный остров омываться кровью.

Как это часто бывает, Сородичи Ирландии радостно повторяют недальновидные проступки людей.

Странно, но ни в Белфасте, ни в городе Дублине, что расположен дальше к югу, нет князя. Двое Сородичей Белфаста, одна, по имени Кейтлин О’Ши (я считаю, что она принадлежит к Вентру, но не имею тому доказательств), и Носферату, называющий себя просто Милезиусом, вместе возглавляют быстро распадающееся сообщество Сородичей. Это, без всяких сомнений, необычная пара, но не более странная, чем совет первородных кланов Бруха и Тореадор, который властвует в Коннахте, правя из Дублина. Я не имею представления о возможных отношениях или соглашениях, которые держат эту пару вместе, однако можно с уверенностью сказать, что оба стремительно теряют влияние в своем домене. Митра неоднократно пытался утвердить хоть какую-то свою власть над Северной Ирландией. Белфаст и территория Ольстера глубоко увязли в долгой вражде с Дублином (хотя мало кто из Сородичей перемещается между этими городами из страха перед неким кланом оборотней, для которых, похоже, эти места являются родным домом).

Ирония ситуации, пожалуй, в том, что величайшая угроза стабильности Сородичей Белфаста во многом похожа на основную угрозу человеческому населению. Я имею в виду, конечно же, религиозную и политическую борьбу, захлестывающую всю страну подобно чуме. Фении и другие столь же радикальные организации так часто обсуждаются многими смертными группировками и группами Сородичей и управляются ими, что мне остается лишь изумляться их способности оставаться сплоченной силой. О’Ши и Милезиус вдохновляют эти группировки, чтобы те нападали на Лондон, что повредило бы способности Митры расширить его владения. Первородные Дублина же, подобно полоумным кукловодам, дергают за все ниточки сразу, организуя подрывы убежищ Сородичей в Белфасте. Итак, Сородичи Камарильи в Ирландии погрязли в своих собственных мелочных склоках, и за ними не видят истинного врага, проскользнувшего в дымоход.

Я спрошу у тебя, мой мудрый читатель, по какой возможной причине мог испанский аристократ финансировать ирландских сепаратистов и обеспечивать их оружием? Такое соглашение кажется невероятным, вопреки всем утверждениям о симпатии к угнетенным ирландским католикам.

Во всем этом появляется больше смысла, как только станет известно, что этот джентльмен – с невозможным именем Рафаэль Мигель Молинеро Руис – имеет сомнительную честь принадлежать к Шабашу и чудовищному клану Ласомбра. Его связи с фениями и прочими позволили ему рассадить многочисленных агитаторов среди местных Сородичей, и сам он недавно прибыл сюда с «продолжительным визитом к дорогому старому другу». Если Милезиус и О’Ши продолжат следовать прежним курсом, они, скорее всего, обнаружат когда-нибудь, что их город, если не весь остров целиком, уплыл из их рук.

Помощь может прийти от колдунов клана Тремер. За несколько дней до того, как я покинул остров, я услышал о планах небольшого семейства волшебников приобрести значительное поместье к западу от Белфаста. Я не имел достаточного времени на то, чтобы досконально исследовать их мотивы, и потому не могу судить о том, пришли они в город помочь местным осажденным Сородичам или же затем, чтобы вытеснить их – или по дюжине иных причин, не последней из которых может быть изучение местной популяции оборотней (о ней я упоминал ранее), обладающих, по слухам, могущественными мистическими силами.

Я слышал рассказы и о других существах, волшебных духах, совершенно непохожих на всех, с кем я до сих пор сталкивался, сошедших со страниц детских книг. Мне смешно было бы даже думать об этом, но я наблюдал своими собственными глазами, что Сородичи, оставлявшие подношения для «волшебного народца» рядом с убежищем и элизиумом, вне всякого сомнения, были более удачливыми, чем те, кто этого не делал. Согласно одному из рассказов, совсем недалеко ушедшему от сказок, некий Вентру, чрезвычайно известный своими насмешками над этими поверьями, вдруг обнаружил, что кто-то в солнечный полдень необъяснимым образом переместил его из затемненных глубин его убежища в комнату с окнами, выходящими на запад. Если столь странные вещи имеют место, вполне возможно, что вечно жаждущие знаний вампиры клана Тремер прибыли, чтобы изучить их.

Если так, пожелаю им удачи в поисках конца радуги и горшочка с золотом, а мне предстоит совершить и другие путешествия.

Европа

Во многих отношениях старейший континент мира, Европа стала домом для большинства государств, с которыми Англия делит подмостки мировой сцены. Это часть света, с которой я знаком лучше всего – за исключением, разумеется, Британских островов – и все же, поскольку мне известно о ее смертных и Сородичах меньше, чем должно бы быть, мне потребуется провести отдельное исследование многих европейских народов.

Лиссабон, Португалия

Я прибыл в Лиссабон на борту «Святой Терезы», грузового судна, переоборудованного для перевозки пассажиров. Думаю, на борту был один из Сородичей; я решил так. Поскольку в одном из пассажирских отсеков путешественники слегка заболели – они выглядели необычно бледными и страдали от апатии и слабости во всем теле, хотя не выказывали других признаков недомоганий или морской болезни. Разжижение крови легко могло стать причиной такого состояния, но, поскольку я не вычислил это существо и лично подтвердить его присутствие, я могу лишь рассуждать об этой причине.

Запад и юг Португалии по большей части состоят из прибрежных равнин, возделываемых столь упорно и интенсивно, что можно подумать, вся страна кормится этим изобилием. Реки текут из глубин страны и пересекают равнину, которая быстро становится столь же гористой, как и все земли, где я уже побывал. Сам Лиссабон расположен в устье реки Тежу, которая обеспечит мне проезд по Португалии, мимо горной цепи Сьерра-де-Эстрела в ее центре, и дальше в Испанию. По восторженной болтовне других пассажиров я понял, что на прибрежных равнинах летом может быть довольно-таки жарко – и мне стало жаль, что я прибыл сюда не в этот сезон, ибо я думаю, что жара беспокоило бы меня в моем текущем состоянии меньше, чем холод; во внутренних же, гористых регионах страны лишь чуть теплее, чем на Британских островах.

Надеюсь, что мне удастся узнать то, что нужно, о местных Сородичах. Я знаю испанский язык поверхностно, и, хотя португальский язык весьма на него похож, боюсь, моей способности понимать разговорную речь местных жителей было бы недостаточно.

Спустя короткое время после моего приезда я был почти что подавлен самим городом. Здесь красивые места, непохожие на все те, где я побывал ранее в своих путешествиях, и обладают богатой культурой. Значительная часть Лиссабона выстроена прямо на откосах плавной цепи холмов; он состоит из террас, спускающихся по пологим склонам рядами крыш и навесов. Улицы старого города узки и извилисты. Я представляю себе, как эти улочки становятся превосходными охотничьими угодьями для городских Сородичей, если некая несчастная душа решит прогуляться по ним ночью в одиночку. Более новые районы города, однако, возведенные после ужасного землетрясения 1755 года, могут похвастаться улицами пошире, обсаженными деревьями, и гораздо более продуманной планировкой. Я не один раз был вынужден напомнить себе, что утрата подобной красоты такими городами, как Лондон, есть печальный, но неизбежный спутник человеческого прогресса. Если я бы я забыл об этом, я нанес бы оскорбление всему, что символизирует Лондон.

Лиссабон, как и большая часть Иберийского полуострова, город благочестивых католиков. Здесь расположен престол архиепископа, и почти до предела изобилует всевозможными церквями и соборами. Особенно впечатляет Се: этот огромный собор в романском стиле (насколько мне дали понять, это бывшая исламская мечеть) простоял в том или ином качестве уже более тысячи лет и множество раз перестраивался и восстанавливался после землетрясений, периодически сотрясающих Лиссабон.

Я не удивился бы, если бы узнал, что местные Сородичи используют собор для собственных целей; собственно, так и получилось. Во время последнего восстановления к собору были пристроены несколько небольших помещений с потайными дверями, доступ в которые возможен лишь снаружи Се. Похоже, испанские Ласомбра довольно религиозны – хотя каждое упоминание о вампирах, оскверняющих человеческую веру в Господа Всемогущего своими поступками, приводит меня в бешенство – а Сородичи Камарильи в Лиссабоне решили, что вряд ли будут атаковать Элизиум, расположенный в столь древнем и почитаемом святом месте.

Однако этот довольно необычный двор – не единственное отражение сражений между Камарильей и Шабашем в Португалии. Хотя политическая борьба, охватившая смертное население Португалии после правления королевы Марии II, ослабла при Педро V и нынешнем короле Луи, война Сородичей не затихает. Как я смог – приложив немалые усилия – понять из разговоров, Португалия поделена на территории, принадлежащие Камарилье и Шабашу, примерно поровну, тогда как Испания в значительной степени тяготеет к врагам Камарильи. В результате Лиссабон – излюбленная мишень для атак Шабаша, и это ставит лидеров местных Сородичей в шаткое положение. На самом деле, хотя в Лиссабоне наверняка есть князь – я слышал многочисленные разговоры, в которых упоминался «эль принсипи» – полагаю, что даже сами Сородичи пребывают в неведении относительно его личности. Единственную встречу первородных, свидетелем которой мне удалось стать, вела молодая женщина, чуть старше девочки, к которой остальные обращались как к «la Voz del príncipe» – Голос князя.

Голос

Учитывая извращенное, в стиле Макиавелли, образ мышления Сородичей, было бы чересчур очевидным для той женщины-«Голоса» действительно оказаться замаскированной княгиней, пытаясь таким образом вывести себя из-под удара, не так ли?

Нет ничего чересчур очевидного. Эта юная женщина на самом деле княгиня Лиссабона – если так можно сказать. Точнее, эта молодая женщина является княгиней лишь в той мере, в какой князь в настоящее время населяет ее тело. Истинный князь Лиссабона, Тореадор по имени Эухенио Виценте де Олисипо, несколько лет назад был убит стаей Шабаша. Как и у нашего упорного рассказчика, у Эухенио остались незавершенные дела, и он отказывается покидать этот мир. Не имея собственного тела, не будучи уверенным, что Сородичи последуют за призраком, князь «скрывается от Шабаша» и организовал донесение своих приказов через заместителей.

Пока что прочие Сородичи Лиссабона терпят эту ситуацию, но кое-кто среди первородных начал домогаться княжеского титула. Если Эухенио чересчур испугается того, чтобы объявиться и решать свои проблемы лично, не требуется ли здесь более эффективного руководства?

Как долго князь-призрак сможет удерживать в руках власть и скрываться – большой вопрос, и пока он борется, Шабаш все еще таится у порога Лиссабона, выискивая хоть какой-нибудь признак слабости внутри.

Не думаю, что моя следующая остановка окажется приятной. Я отправляюсь в земли, на которых безоговорочно властвует Шабаш. Если бы я не находился вне пределов их способности нанести вред, полагаю, я колебался бы насчет самого факта поездки.

По реке Тахо в Испанию

Признаюсь, я испытывал немалое искушение изменить маршрут моего путешествия и повернуть на юг, к Гибралтару. Являясь королевской колонией, последний стал домом для нескольких моих соотечественников, и я уже испытывал потребность услышать английскую речь. Разумеется, моя грандиозная цель возобладала над моими эгоистичными потребностями, и я продолжил свой путь, двигаясь вверх по реке на небольшой барже.

Сельская местность Испании открыта и чиста, полна лугов, возделанных полей и виноградников. Большая часть страны – огромное плато, почти лишенное деревьев. Эта территория, плато Месета, разделена прерывистыми горными хребтами на северный и южный регионы. Если бы я, обладая телом, приехал бы сюда посреди лета, уверен, я испытывал бы значительные неудобства, поскольку временами удушающая жара здесь превышает временами 38 градусов. Но прибудь я лишь несколькими неделями позже, я обнаружил бы, что некоторые ручьи в сердце плато скованы льдом. Дождь идет здесь нечасто, и к этой особенности климата мне нужно будет приспособиться. Я уже привык считать дождь своим спутником, так же, как и твердую землю под ногами.

Учитывая мое знание истории и мои наблюдения за различными общинами и деревеньками, через которые мы проезжали на пути к Мадриду, должен заметить, что Испания – страна, чьи лучшие дни остались в прошлом. Это чудесное место, элегантное и изящное, но это лишь грация и утонченность благородной дамы в возрасте, осознающей, что ее молодость и влияние медленно, но неуклонно ускользают из ее пальцев под натиском времени. Испания устала. Все прошедшее столетие ее раздирали многочисленные гражданские войны, в которых либералы и консерваторы, демократы и монархисты боролись за власть. Все они были подчинены Наполеону Французскому, но затем – поспешу добавить, с нашей благородной помощью – освобождены от его владычества. Большая часть испанских колоний по всему миру потеряна: Мексика уже несколько десятилетий независима, а разворачивающаяся ныне революция на острове Куба, поддерживающаяся американцами, имеет гораздо большие шансы на успех, чем все предыдущие. Испания одинаково часто была для Англии врагом и союзником, и все же я не могу не сожалеть о крушении столь великой империи.

Те, кто смеет утверждать, что Британскую империю ждет та же судьба, и обосновывает этот вывод на достижении независимости Америкой, явно не имеют понятия о предмете своих рассуждений, и не следует тратить силы и время на то, чтобы их выслушивать.

Мадрид, Испания

Река Тахо привела меня практически к самому Мадриду, хотя через столицу Испании она не протекает. Остаток пути я прошел пешком, по проторенным дорогам и узеньким тропкам, проложенным постоянным передвижением испанских фермеров и их запряженных мулами тележек. Ближе к Мадриду климат становится мягче. Возможно, причиной этому ветры и тип погоды, свойственные горным цепям Сьерра-де-Гуадаррама и Сьерра-де-Гредос.

Граница Мадрида и окружающих его сельскохозяйственных землевладений разительна, и можно перейти из деревенской местности к городским территориям, пройдя каких-то несколько ярдов. Сердце старого города все еще окружено крепостной стеной, и всего лишь за последние несколько десятков лет Мадрид разросся далеко за ее пределы; расположенный на востоке Баррио-де-Саламанка, первый участок этой экспансии, стал эксклюзивным районом, населенным исключительно состоятельной элитой.

По городу там и здесь стоят огромные площади, многие из них окружены древними зданиями величайшей исторической ценности. Королевский дворец (построенный после того, как дворец Алькасар был уничтожен в 1730 году пожаром) возведен на месте бывшей римской крепости и возвышается над западной частью города. Главная улица Мадрида, Калле Майор, ведет путешественника от дворца к Плаза Майор, большой площади с рынком, который все еще остается одной из опор экономики Мадрида.

Прибыв сюда, я был в значительной степени поражен. Судя по многим ужасающим историям, слышанным мной, я ожидал увидеть город под пятой грозного Шабаша, более уродливым и куда как менее процветающим. Возможно, так оно и есть где-либо еще, но Ласомбра заявили о своем господстве в Испании бессчетное количество лет назад, и к своей родине они относятся с уважением. Шабашу здесь вызов не бросают – и я не обнаружил ни малейших следов присутствия Камарильи, которая бы оспорила его власть – но действует он с гораздо большей тонкостью, чем я мог ранее предположить.

В глазах людей, однако, есть нечто, о чем даже сами они, думаю, не подозревают. Где-то в глубинах их умов живет подспудное осознание того, что в Мадриде  все они – дичь.

Общественный парк в восточной части города является популярным местом встреч горожан, при том условии, что они покинут его с наступлением ночи. После тщательного исследования я обнаружил, что здесь расположено убежище могущественной представительницы клана Гангрел. Ее сородичи зовут ее Роза; если у нее есть иное имя, я его не слышал. Она, похоже, довольно стара – и, как многие древние Гангрел, имеет поразительное количество нечеловеческих черт, которые придают ей весьма ужасающий внешний вид – не хуже любого Носферату. Поначалу я принял ее за шабашитского князя Мадрида (тогда я не знал, что члены Шабаша предпочитают пользоваться термином «архиепископ»; какая надменность!). Позже я из случайных замечаний, оброненных другими вампирами в определенной части города, узнал,  что она на самом деле носит титул рыцаря или храмовника (точно сказать не могу, так как термину передаются из уст в уста) на службе у некоего Архиепископа Монкады.

Если верить городским вампирам, сам Монкада обитает в катакомбах под Мадридом, имеющих выход во многие церкви, с центром непосредственно под одним из древнейших соборов города. Самому мне не удалось подтвердить этот факт, так как каждая моя попытка войти в эти предполагаемые подземелья встречала отпор. Это не было в точности похоже на то, что мне довелось испытать в Шотландии; проводя сравнение, хоть, может быть, и неточное, мне пришлось бы сказать, что ощущение было схожим с реакцией, которую я наблюдал у Сородичей, встречавшихся с Сестрой Грейс в Кардиффе.

Я все еще посмеиваюсь при замечании, что вампир способен получать силу из их извращенной издевки над верой в Господа Бога, но вынужден заключить, что некоторые истинно благочестивые Сородичи действительно откуда-то черпают подобную мощь. Рассуждения же об ее источнике были бы напыщенны и ненаучны, а посему скажу лишь, что я был вынужден покинуть Мадрид, имея об этом Монкаде лишь информацию из вторых рук.

На корабле по Средиземному морю

Хотя мое отклонение от маршрута оказалось довольно значительным, я решил предпринять речное путешествие до восточного побережья, а затем взойти на борт судна, идущего к берегам Франции, вместо того чтобы странствовать по суше. Я надеялся, что смогу на краткое время сойти на землю в Барселоне, которая кажется мне в высшей степени примечательным городом касательно дел Сородичей. Услышанное мною в Лиссабоне и в Мадриде позволило считать, что вампиры Барселоны принадлежат как к Камарилье, так и к Шабашу – и все же эти создания уживаются друг с другом, если не с успехом, то, по крайней мере, с гораздо меньшим антагонизмом, чем это свойственно отношениям между двумя этими сектами.

К несчастью, корабль зашел в порт Валенсии для мелкого ремонта, но был вынужден задержаться там, так как починка потребовала на несколько дней больше, чем планировалось. Поскольку судно везло не только пассажиров, но и грузы, капитан принял решение нагнать упущенное время и отменить заход в Барселону. Как я уже упоминал, я не приспособлен для путешествий по морской глади, несмотря на то, что для меня это не представляет опасности; итак, берег, а с ним и Барселона, проплыл мимо меня.

Скоро уже мы прибудем в порт, и я немедленно займусь попытками сесть на поезд до Парижа.

Париж, Франция

Путешествие на поезде оказалось длительным и, смею сказать, относительно неинтересным. Хотя мы проезжали крупные города вроде Буржа и Орлеана, я мало что узнал о Сородичах в ходе этой моей поездки. Должен признать, меня волновало предстоящее посещение Парижа, и я предпочел не тратить время на изучение прочих областей. Я сумел узнать, что Камарилья объявила своим доменом практически все основные города Франции. Шабаш же, хоть и укрепившийся к юго-западу, в Испании, преуспел лишь во внедрении небольшого числа своих вампиров на ключевых позициях. Княжества возглавляют вампиры кланов Вентру и Тореадор, за исключением нескольких городов, и повсеместно обитает огромное количество представителей всех кланов Камарильи.

Здесь холодно. Не так холодно, как дома, но все же эти места чуть менее, чем «умеренно некомфортны», и поезд на своем пути прорвался не единожды через снежную метель, которые в этом году пришли рановато. Я вновь поймал себя на том, что проклинаю вампира, убившего меня, за крайнюю несвоевременность этого деяния. Лето здесь жаркое, хотя и не такое, как в Испании или Португалии, и я бы предпочел чувствовать тепло, сочащееся сквозь меня. Дожди идут реже, чем в Англии, хотя виденный мною снегопад подтвердил, что осадки здесь – привычное дело.

Париж обладает непоколебимой верой и увлеченностью своим осознанным превосходством; Франция – республика, которая все еще не отбросила своих монархических позиций. Париж пока что является важнейшим городом Франции; куда направляется он, туда и вся страна, политика, мода и все вокруг – но если послушать парижан, им должен следовать и остальной земной шар, иначе эти иностранцы лишь докажут свою неполноценность. Человек вроде меня мог бы подумать: жителям Парижа неизвестно о том, что Наполеону не удалось покорить весь мир. Среди большинства городских Сородичей такое отношение слышно даже чаще, чем среди смертных. Так называемый Город Огней, кажется, выстроен, чтобы поражать вновь прибывающих сюда своим элегантным величием, которое при ближайшем рассмотрении рухнет, обнажив трещины на фасадах городских домов и гниль, прячущуюся за ними. Великолепные мощеные булыжником, обрамлены множеством газовых фонарей, освещающих ночь столь ярко, что многим горожанам требуется напоминание о смене дня и ночи. За вычетом парков и зоосадов на окраинах, обустроенных именно ради этой цели, городу не хватает зелени; в этом отношении облик города напоминает Лондон, хотя и не имеет лондонского духа технологического прогресса.

Я могу припомнить лишь немногие города, столь же влюбленные в собственное великолепие. Каталог достопримечательностей Парижа не стесняется своей тяжести: Собор Нотр-Дам, расположенный на острове Сите посредине реки Сены, привлекает бесчисленные тысячи своими арочными сводами и звоном колоколов. Интересно, но я ощутил полнейшее отсутствие чувств, которые испытал, когда пытался проникнуть в обиталище Монкады в Мадриде. Если и есть крупица истины в этой чуши о «вере», Нотр-Дам растерял всю свою ауру, которой когда-то хвастался. Лувр, бывший парижский королевский дворец, стал домом приверженцев искусства и истории среди смертных и Сородичей, а Инвалиде, построенный для солдат Людовика XI, теперь служит гробницей для маленького французского диктатора.

Несмотря на подлинную историческую и культурную значимость этих и многих других объектов, Париж не намерен позволять им отстаивать собственные достоинства. Триумфальная Арка, площадь Оперы, площадь л’Этуаль, Эйфелева башня – ни  одна из этих новых достопримечательностей не имеет для парижан никакого исторического значения, и все же они гордо выставляют их напоказ; так женщина демонстрирует побрякушки, купленные богатым поклонником, вступать с которым в брак она не собирается.

Возможно, у них есть причины пытаться ослепить глаза этой сияющей, хоть и искусственной, красотой. Этот трюк скрывает темную сторону Парижа. Я уже упоминал тот прискорбный, но необходимый факт, что в Лондоне существует Ист-Энд, чтобы оттенить Вест-Энд. Так же и Париж имеет свою гнилую черточку, но не обладает тактом держать ее отдельно. Во всех районах Парижа, за исключением самых богатых, темные проулки и голодающие бедняки видны, как пятна на коже города. Здесь те же нищета, грязь, болезни и преступность, как и везде, возможно, их здесь больше, но горожане не желают признавать этого ни в каком виде – если они сами не погрязают в этих грехах, пытаясь убить тоску, которая столь многие из них находят модной.

И опять же, ситуация среди Сородичей гораздо хуже. Парижские вампиры, будучи донельзя городскими и модными, часто ищут прибежища в жестоких – по меньшей мере, выходящих за рамки – развлечениях. Князь, Франсуа Вийон, принадлежащий к клану Тореадор (мог ли он принадлежать к какому-то другому?), – блестящий лидер и безжалостный враг. В своих владениях он сокрушил попытки переворота в рядах своих подданных, козни ужасающего Шабаша и даже, как мне дали понять, попытку группы смертных ведьм очистить Париж от всех Сородичей (цель, которая мне самому не столь уж противна). Он в определенной степени заинтересован модным сообществом и часто развлекался, создавая тенденции моды, включающие наряды самого неудобоваримого вида; ему нравится прощупывать, до каких пределов готовы дойти отчаянные мужчины и женщины, чтобы приноровиться к своим «стильным» собратьям.

Недавно Вийон предпринял новый ход, нечто, способное заставить даже пресыщенных Сородичей навострить уши, если бы они узнали об этом. Князь обзавелся новым увлечением, что само по себе не необычно – однако этот вампир, как мне удалось подслушать в самых личных ситуациях (ненавистное мне занятие, до которого я никогда бы не унизился, если бы не столь жизненная необходимость) – из клана Цимисхов! Я видел, как она изменяет собственную плоть подобно мокрой глине, чтобы удовлетворить причуды своего любовника – и его плоть также, хотя они всякий раз прилагают усилия, чтобы вернуть ему нормальный облик, прежде чем он покинет будуар. Насколько я могу судить, князь ни в чем еще не предал свою секту, не позволяя своим личным увлечениям пересекаться с его обязанностями, никогда не обсуждая с пассией своих планов; но все же, думаю, приближенные Сородичи не были бы обрадованы, узнай они об этом тревожном, противозаконном увлечении. Их реакция была бы сильнее, если бы они узнали об анклаве Шабаша – состоящем в настоящее время из горстки вампиров, но подающем все признаки роста – избравшей убежищем южный район Парижа. Вийон редко произносит имя возлюбленной, но я полагаю, что однажды услышал, как он называет имя «Саша».

Хотя Париж вмещает значительную популяцию вампиров Носферату – я обнаружил, хотя этого можно было ожидать, что они, в сущности, самый многочисленный клан города, за исключением Тореадор, – эти ужасные создания по большей части воздерживаются от ночной политики Парижа. Не могу сказать, вызвано ли это их собственным желанием или отказом Вийона иметь с ними дело, но они, наряду с малым количеством Бруха и чокнутыми Малкавианами, безусловно, являются хозяевами ночи в бедных и угнетенных районах города, вне зависимости от любых обратных заявлений князя. Имеет место и растущее число мерзких Последователей Сета, без сомнения, привлеченных в город запахом распущенности местных Сородичей.

Исследуя запутанные канализационные системы под Парижскими улицами, я был поражен, обнаружив, что Носферату – не единственное сообщество Сородичей, их населяющих! Не так далеко от собора Нотр-Дам я нашел целое «крыло» канализационных ходов, измененных коренным образом. Выше уровня воды были устроены комнаты, украшенные коврами и гобеленами там, где влага вряд ли попортит их. Два или три зала побольше даже могли похвастаться деревянными танцевальными площадками и хрустальными канделябрами! Я заинтересовался: кому могла потребоваться такая роскошь в сердце всей этой мерзости?

Разумеется, вампирам клана Тореадор. Маленькая их котерия, презревшая даже те нечеткие моральные ограничения, свойственные основной массе Сородичей города, была изгнана около двух десятков лет назад указом князя Вийона. Вместо того, чтобы бежать, эти вышедшие из подчинения вампиры предпочли уйти в подземелья и там продолжать заниматься своим «искусством».

Если бы у меня был желудок, все его содержимое отправилось бы наружу от созерцания их изысканий. Эти Тореадор создают свои объекты искусства из плоти живых мужчин и женщин, похищенных на улицах города. Их жизнь поддерживают регулярные глотки крови Сородичей, что придает им нечеловеческую выносливость; сами же они изрезаны и деформированы подобно живым скульптурам, а некоторые в буквальном смысле сшиты или свинчены в позах, которые показались их мучителям-вампирам эстетически приятными. Одна несчастная супружеская пара, все еще одетая в остатки свадебных нарядов, была буквально сшита друг с другом в издевательском подобии любовного акта. Я вздрагиваю от мысли об ужасах, которые могли бы устроить эти создания, если бы когда-нибудь обрели дар Цимисхов к лепке плоти, и я благодарен, что им неизвестно о недальновидности самого Вийона.

Обладай я каким-либо способом известить Вийона о своем присутствии, я сообщил бы ему о нечестивых созданиях, прячущихся прямо под ногами, чтобы он искоренил все это и даровал милосердную смерть их страдающим жертвам. Однако же я не могу сделать этого, не подвергая опасности иные мои изыскания. Хотя это разрывает мое сердце и душу, я должен предоставить тех бедняг их судьбе, и молиться Господу, чтобы нашелся спаситель, который освободит их.

Мне на ум приходит мысль. Гниль под налетом красоты и элегантности, скука, приводящая к извращенным развлечениям жесточайшего сорта – Париж будто бы скроен по мерке для Сородичей, думаю, потому они и совпадают в столь многих качествах.

Берн, Швейцария

Я решил предпринять недолгую поездку на восток и коротко навестить Берн, вместо того чтобы отправиться из Парижа на север, как я изначально планировал. Это позволит мне избежать необходимости возвращаться сюда в ближайшем будущем.

К счастью, путь из Парижа в Берн проходит через западную часть Швейцарии, один из немногих регионов страны, где не господствуют Швейцарские Альпы. Во многих районах горы невозможно пересечь, но мой маршрут ведет меня точно между Бернскими Альпами на юге и горами Юра на северо-западе. Это относительно равнинная местность включает еще и центр страны, простираясь от Женевского озера на юго-западе до Констанцкого озера на северо-востоке. Так называемое Швейцарское плато все же достаточно холмистое, и его пересекают многочисленные потоки и речные долины, включая Рейн и его различные притоки.

В зимние месяцы здесь преобладает бизе – холодный северный ветер, отчего становится довольно-таки холодно. И все же в этих местах лучше, чем к северу и на возвышенностях, где температура падает еще ниже, превращая простой холод в пронизывающий до костей мороз. Часто идет снег, но на плато его меньше, чем в горах.

Берн расположен на мысе над резким изгибом реки Ааре, которая обегает город с трех сторон. Город может похвастаться большим собором, несколькими музеями и Бернским Университетом. Самой странной достопримечательностью города, однако, наверняка является Баренграбен, или Медвежья Яма. В этом провале под открытым небом живут несколько медведей, которых жители Берна содержат в качестве талисманов и живых символов. (Проницательному читателю можно и не рассказывать, что здесь же время от времени обитает один из городских Гангрелов, ужасное косматое создание по имени Криспин Шаффнер).

Швейцария лишь недавно приняла новую конституцию после различных вторжений (организованных нашим дорогим французским другом Наполеоном) и множественных гражданских конфликтов прошедшего столетия. Хотя правительственная система необычна – она дает беспрецедентную власть отдельным кантонам и коммунам, – новая конституция скорее усилила, нежели отменила стремление швейцарцев удерживать нейтралитет в мировых политических проблемах. Княгиня Берна, некая Пуриссима Гьесс, извлекла свои выгоды из политической позиции ее страны и выстроила свою систему влияния и репутацию, в качестве посредника в прочих делах Сородичей. Ей удалось уладить конфликты между старейшинами Камарильи, и даже столкновения, вовлекшие некоторые независимые кланы (как, например, Джованни в соседней Италии). Разумеется, те, кто пользуется ее услугами, впоследствии оказываются у нее в значительном долгу, но, поскольку княгиня неизменно (и мудро) требует меньше, чем они потеряли бы в случае неразрешенного конфликта, ошеломляющее число местных Сородичей находят применение ее талантам. Тем не менее, я слышал, что княгиня Гьесс сама держит ответ перед более старым вампиром по имени Гийом, имеющим определенное влияние на всю страну. Увы, я не смог узнать ничего более об этом загадочном «сверх-князе».

Не могу не поразмыслить над тем, что Гьесс стала бы делать, если бы враждебная группировка отказалась признавать ее нейтралитет. До сих пор она, насколько мне известно, не сталкивалась с вампирами Шабаша в каком бы то ни было количестве; Швейцария окружена регионами, где главенствует Камарилья (кроме Северной Италии), и враждебная секта имеет мало шансов атаковать страну хоть какими-нибудь силами. Большую часть страны занимают Вентру и Бруха, есть также значительное число Тореадор, Тремеров и полуживотных Гангрелов. Будет интересным понаблюдать, сколь долго княгиня Гьесс сможет поддерживать свою уравновешивающую деятельность, особенно если Шабашу удастся внедрить в Берн больше своих агентов, чем единственная стая, прячущаяся там сейчас.

Также мало чего стоит тот факт, что хотя Берн – да, в общем, вся Швейцария – в основном подчинена Камарилье, значительное число вампиров Джованни действует по всей стране. Интересы Джованни, похоже, ограничены растущей швейцарской банковской сферой, и их путь редко пересекается с княгиней Гьесс и другими местными Сородичами, за исключением финансовых вопросов. К настоящему времени всякое имевшее место взаимодействие было относительно бесконфликтным.

Брюссель, Бельгия

Бельгия часто оказывалась наградой для более крупных стран и за свою травматическую историю по нескольку раз побывала под властью Франции, Голландии и Испании, и все это за два прошедших века!

Столица страны, Брюссель, – удивительно привлекательный город, несмотря на все войны, происходившие вокруг. Он делит с соседями зону умеренного климата, лишенную экстремальной температуры или осадков. Витражи собора Святого Михаила и Святой Гудулы просто потрясают, изумительное соединение искусства и архитектуры, сохранившееся с XIII столетия. Не менее поражают королевский дворец, служивший оплотом монархии (когда этот строй имел здесь место), и Брюссельский университет, впечатляющий как объект осмотра и как источник знаний и просвещения для всех. Если бы я позволил себе, я бы днями блуждал в Королевской библиотеке, Королевском музее изящных искусств, или любой из нескольких академий медицины, науки, или высшего образования. Даже порт возле Вилвоорда имеет не столь дурную репутацию, как многие подобные районы в других описанных мною городах.

В сущности, я не намеревался останавливаться в городе; однако Брюссель – узел огромного числа железнодорожных путей, и, поскольку мой путь на север вынужденно пролегал через него, я решил отложить отъезд на время, достаточное, чтобы осмотреться. Теперь я благодарен себе за принятое решение, ведь в дополнение к короткому, но впечатляющему путешествию по славному городу, я также выяснил нечто ранее неизвестное о местных Сородичах.

Хотя поверить в это невозможно – как и скрыть такое! – Сородичи Брюсселя, похоже, поразительно свободны от борьбы между остальными вампирами. Соперничество, предательство, тонкие манипуляции – все эти вещи, которые я считал естественной частью натуры Сородичей, так же как и самую потребность в крови – в этом городе отсутствуют в каком-либо виде. Княгиня, Мадмуазель Камилла Дюшес, принадлежит к клану Вентру. Ее Первородные – еще всего два вампира, Бруха Гай Бургундский и Людмила ван дер Хольст из клана Малкавиан. Если слухи и сплетни правдивы, они никогда не вступали в споры по каким-либо крупным вопросам; и так же нечасты конфликты среди Сородичей, над которыми они главенствуют. В Брюсселе привечают даже Шабаш, пока те не нарушают мира – и прибывающие сюда этого не делают. Такое небывалое сотрудничество без соперничества не только не встречалось мне среди Сородичей; более того, они распространяют его за пределами своего города, объединяя усилия с другими владениями Бельгии и даже с многими городами Голландии! Я даже не возьмусь гадать, как такие вещи возможны, но они поднимают мое мнение о Сородичах в целом. Если уж эти существа могут работать бок о бок наравне, возможно, этому могут научиться и остальные.

Я остался бы, чтоб узнать еще больше – но в мои намерения входила, как я уже упоминал, лишь краткая остановка.

Какова цена мира?

Наш уважаемый автор, возможно, в меньшей степени поддерживал мирное взаимодействие брюссельских Сородичей, если бы знал об истинной его причине.

Малкавиан Людмила ван дер Хольст – имя, которое ни в коей мере не является ее настоящим – значительно старше, чем притворяется. По сути, она жила в этих местах еще до появления здесь в VII веке первых галльско-римских поселений. Эта Малкавиан с самого начала нацелилась на то, чтобы не позволить пришлым Сородичам разрушить свой дом – и она владеет своим вампирическим даром и мощью крови в достаточной мере, чтобы осуществить свои намерения.

Факт, что Людмила ван дер Хольст располагает столь огромной силой, ужасает – вернее, он мог бы повергать в ужас, если бы о нем знал кто-либо еще. Но поскольку дело обстоит именно так, она использует свою мощь, лишь чтобы махинации Сородичей рядом с ней оставались незаметными – и даже позволяет Камилле Дюшес оставаться у власти.

Пожелай ван дер Хольст проявить большую активность в брюссельской ночи, не было бы возможности остановить эту силу, и никто не может с точностью предсказать, сделает ли она это в ближайшее время. В конце концов, она – Малкавиан…

Амстердам, Нидерланды

Я всегда питал нежные чувства к Голландии. Голландцы населяют столь небольшую, захолустную страну, и все же прилагают столь неподдельные усилия к тому, чтобы шагать в ногу с империями, раскидывая свои крошечные колонии по всему миру и с готовностью перенимая все средства технологического прогресса. Это почти что умиляет, как наблюдение за ребенком, искренне копирующим поведение родителя. Их упорством нельзя не восторгаться.

Нидерланды подвергались завоеванию и переходили из рук в руки подобно мячу в игре; поскольку Бельгия была частью Голландии каких-нибудь шестьдесят лет назад, а я уже говорил о бурной истории этой страны, я не вижу нужды повторяться. Сойдемся на том, что Нидерланды испытали на своей шкуре столь же враждебное отношение, как и Бельгия – и, как их бывшие собратья, преодолели его с почти британскими изяществом и стоицизмом.

Амстердам – пленительный город, который я мог бы с удовольствием исследовать целыми днями, даже если бы я вовсе не интересовался местными вампирами. Не являясь более столицей страны, он все еще остается сердцем и душой Голландии. Город по сути состоит из множества крохотных островков, разделенных реками и каналами и соединенных настоящей паутиной мостов. Сородичи Амстердама приняли эту необычную планировку и приспособились к ней: каждый остров является доменом одного вампира, и никто не может «браконьерствовать» на его территории (не то чтобы такое вторжение в чужие владения кому-либо требовалось, ведь количество незанятых островков все еще значительно превышает число местных Сородичей). Это не только способствует меньшей конкуренции среди местных, но и значительно облегчает задачу обнаружения чужака – например, вампира из Шабаша – прибывшего в город, поскольку князь Кастеляйн весьма строго отслеживает занятые территории, а также те, которые, предположительно, свободны от вампиров.

Иоганнес Кастеляйн, старый Вентру, очевидно, не раз уже отказывавшийся от возможности продвинуться вверх в иерархии Камарильи (несколько десятилетий назад его персону, по всей видимости, рассматривали в качестве кандидата в «юстициары» - с этим титулом я пока что не знаком; Кастеляйн отказался, к крайнему удивлению своих собратьев). Князю помогают его дитя, Арджан Вурхайс, а также еще один Вентру, Ян Питерзун, не связанный с ними родством, и фатоватый Тореадор по имени Винсент, который, думаю, гораздо более уместно смотрелся бы на улицах Парижа, чем здесь.

Также я заметил странное создание, обитающее в западной части города. Полагаю, она должна бы принадлежать к клану Носферату, поскольку, воистину, более ужасного существа я не встречал еще среди Сородичей; пожалуй, что она еще хуже, чем прочие из ее клана, поскольку выглядит она как гниющий труп. Я наверняка бы последовал за ней и постарался бы выяснить о ней больше, однако по действиям другого, местного, призрака я понял, что она может видеть нас. Я предпочел проявить благоразумие и оставить ее в покое.

Сородичи Амстердама, да наверное, и всей Голландии, похоже, рассматривают вампиров Бельгии (а также и Люксембурга, который я не имел возможности посетить) в качестве друзей и союзников. В случае, если кто-то извне будет угрожать всеобщему благосостоянию (например, некие «существа», что бы это ни было, которые, по их утверждению, несколько месяцев шатались по региону двенадцать лет назад), они более, чем кто-либо другой, способны работать вместе. Я утверждал ранее, во время путешествия по Бельгии, что имею высокое мнение о тех Сородичах, кто смог отбросить свои разногласия. После некоторых размышлений я должен, однако, изменить предыдущее свое утверждение. Мне внезапно пришло на ум, насколько больший вред Сородичи могли бы причинить миру смертных, если бы их не сдерживали их бесконечные манипуляции в стремлении к власти; думаю, я предпочел бы все-таки, чтобы они сражались друг с другом.

Копенгаген, Дания

Сначала поездом, а затем на корабле я проехал мимо многочисленных городков и островов, составляющих территорию Дании, чтобы в конце концов оказаться в Копенгагене, на острове Зеландия. Сам город расположен на двух островах, составляющих его большую часть; меньшая же, также называемая Кристиансхавн, лежит на острове Амагер и соединена с другой частью мостами. Это, без сомнения, довольно странная и неэффективная планировка для столицы.

Порт, обеспечивающий значительную долю экономической полезности города, выходит на главную площадь, называемую непроизносимым словом Радхуспладсен, полную всевозможных лавок и торговцев. На северную сторону площади выходит богатый район Копенгагена, включающий королевский дворец; еще дальше на север все еще располагается Фрихавн, или «свободный порт», построенный лишь несколько лет назад для большего развития городских торговых путей. Город довольно привлекательно окружен, в числе прочего, садами и современными бульварами; все они были разбиты на месте древних оборонительных сооружений, срытых в 1863 году. Более насыщенный культурно, чем можно ожидать, Копенгаген вмещает множество культурных объектов, в числе которых (если назвать лишь немногие) – дворец Принсенс (где размещается Национальный музей северных древностей), дворец Шарлоттенборг (дом Академии искусств), музей Торвальдсена, Королевская датская академия наук и литературы, а также большое количество учебных центров, включая три университета. Копенгаген столь богат, что подлинную жалость вызывает тот факт, что обстоятельства потребовали от нас бомбардировать его во время войн с Наполеоном. Я благодарен за то, что большая часть его культурных сокровищ осталось невредимой.

Княгиня Копенгагена, еще одна Вентру, по имени Армина Йоргенсдаттер, использовала культурное богатство Копенгагена постыдным и вместе с тем свойственным Сородичам способом. Все иностранные вампиры, кто хотел бы воспользоваться изобилием города, должен присягнуть княгине с просьбой о покровительстве, будь это Тореадор, прибывший ради культуры, Тремер, стремящийся в Королевскую библиотеку, Гангрел в поисках старого наследства, или кто-либо другой. Возможно, неудивительно, что Йоргенсдаттер обнаруживает свои действия менее чем эффективными, ведь многие такие просители предпочитают попросту направиться куда-либо еще, чем соглашаться с ее требованиями.

Местные Сородичи, кроме княгини и ее Вентру, преимущественно состоят из небольшого числа скандинавских Гангрел, Тореадора, которые, кажется, вездесущи во всех «цивилизованных» городах и, что странно, капеллы Тремеров на острове Амагер. Я слышал мнение, что эти колдуны изучают и практикуют магию, основанную на древних рунических писаниях викингов.

Не обнаружив здесь никаких особенных знаний – местные Сородичи кажутся столь же погруженными в себя, как и все, с которыми я сталкивался до сих пор – я отправился искать путь через пролив Эресунн в Швецию.

Стокгольм, Швеция

Мне дали понять, что погода в Швеции в летние месяцы чрезвычайно комфортна, оказываясь не совсем похожей на лондонскую в отношении температуры (хотя здесь выпадает гораздо меньше дождей, чем на моей почтенной родине). Так, зимы здесь очень холодные, весьма морозные даже в самой южной части страны. Я благодарен по меньшей мере за то, что мне не требуется путешествовать дальше на север; в гористых северных регионах снег идет гораздо чаще, чем здесь.

Швеция вместе со своими соседями Норвегией и Финляндией, по-видимому, остается большей частью во власти Камарильи – в первую очередь потому, что Шабаш не видит особой важности в попытках освоения этого региона. Не то чтобы я их в этом сильно винил; Скандинавия, со всем своим может быть и богатым прошлым, современному, прогрессивно мыслящему человеку крайне малоинтересна.

Во время пребывания в Стокгольме меня озадачило весьма малое количество Сородичей в городе. То есть, вампиров в Стокгольме чуть меньше, чем можно предположить по количеству смертного населения – а те, кто обитают здесь, кажутся подавленными, не желающими проводить много времени на улицах. Поначалу я посчитал это лишь особенностью местных Сородичей. Позже я узнал, что дело не в этом.

Расположенный на озере Меларен, Стокгольм имеет такую же странную географию, как и столь многие из этих городов севера. Имеется в виду, что он, вместо того чтобы занимать единый кусок земли, раскинулся по множеству островов и прилегающему участку материка. Город гордится кружевом протоков, которые, хотя и менее замысловатые, чем в Амстердаме, но тем не менее обеспечивают и транспортировку, и уникальные черты, помогающие горожанам укрепить свою гражданскую гордость. Они же, однако, отделяют друг от друга множество политических и религиозных структур. Королевский дворец расположен на острове Стадхольмен; Риддархольмская церковь, в которой преданы земле многие покойные монархи страны и где обитает немало древних духов – стоит на острове Риддархольмен, а здание парламента высится на третьем острове, называемом Хельгеандсхольмен. Хотя Стокгольм и не так изобилует подобными учреждениями по сравнению с Копенгагеном, он все же может похвастаться своими университетами, музеями и галереями, прославляющими скандинавские и идущие от викингов корни королевства.

Швеция является домом для огромного количества звероподобных вампиров клана Гангрел, которые также составляют значительную часть Сородичей Стокгольма, хотя никто из них не обладает реальной политической властью в городе. Одна из них, по имени Сив – выглядящая необыкновенно по-человечески, несмотря на собственные утверждения о своем древнем возрасте – похоже, служит кем-то вроде связного или посланника между своим кланом и двором князя Виклунда. Эти отношения, обычно мирные, насколько этого можно ожидать от связей между Сородичами, в последнее время испортились. Серия нападений, организованных негодяями-вампирами, называемыми «анархами», потрясла Скандинавию, и многие напрямую возлагают вину за это на местных Гангрелов. Предупреждения Сив о «движении древних сил» и неизбежном «пробуждении Избравших Убийства» не несут смысла ни для меня, ни для кого из тех местных Сородичей, чье обсуждение мне довелось услышать.

Сам Олаф Виклунд, о чьем клане при мне никто не заговаривал, похоже, обладает огромной личной силой, но малым влиянием. Большая часть его связей в политике смертных проходят исключительно через шведскую королевскую семью. По мере того, как монархия уступает власть парламенту, а Швеция играет все меньшую роль на мировой арене, влияние Виклунда тает подобно туману. Если бы мне пришлось выдвигать предположения об окончательной судьбе Сородичей Швеции, я бы сказал, что ожидаю либо их присоединения к значительно более агрессивному норвежскому сообществу, либо полного забвения в своей секте вследствие замкнутости и незначительности.

За какие-то часы до отбытия мне удалось подслушать разговор, который в конце концов пролил каплю света на странное поведение (и малую численность) местных Сородичей. Вампиры не решаются говорить об этом, возможно, из суеверного страха привлечь внимание, но оказывается, что Швеция – а по сути, и вся Скандинавия – логово клана оборотней, гораздо более жестоких, чем прочие подобные создания, о которых шепчутся вампиры других земель. Эти чудовищные создания странствуют стаями, разрывая в клочки Сородичей, которые смеют шататься за пределами городов, и даже предпринимают время от времени вылазки в Стокгольм, чтобы отыскать вампиров, против которых они, кажется, таят некую злобу. Именно по этой причине число Сородичей здесь столь мало, и выглядят они постоянно встревоженными. Я питаю крайне мало симпатий к Сородичам, но надеюсь, что эти ликантропы не окажутся еще более худшим бичом по отношению к смертным обитателям региона, чем сами вампиры. О последних можно сказать хотя бы то, что они, по меньшей мере, часто оставляют свою жертву в живых. Сказать то же самое о первых, ненасытных чудовищах, нет никакой возможности.

Христиания12, Норвегия

Норвегия, в некотором роде, является государством в государстве. Находясь номинально, согласно Кильскому мирному договору 1814 года, под властью короля Швеции Оскара II – хотя договор этот, нужно отметить, не был принят норвежцами по собственному почину – эта страна имеет собственный флаг, свои вооруженные силы, правящий орган, называемый Стортингом, и национальную гордость. Если быть кратким, Норвегия считает себя полностью независимой во всем, кроме названия, и этот статус был подтвержден в 1884 году, когда стране удалось с помощью политических маневров заставить короля Оскара отказаться от конституционных изменений, которые дали бы королевской семье право распустить Стортинг.

Те, кто считает всю Скандинавию вымерзшей пустошью (как, признаться, думал и я до приезда сюда), часто бывают удивлены, обнаружив, что низинные регионы страны, включаю ее столицу Христианию, обладают сравнительно мягким климатом. Мне дали понять, что этот факт имеет отношение к океанским ветрам и течениям. Не стану утверждать, что зима здесь приятна, так как температура держится ниже нуля большую часть сезона, но ужасные морозы тут не трещат. Летом здесь теплее, чем на моей родине. Мне, однако, поведали, что с продвижением на север климат становится гораздо более враждебным и холодным.

 Вдобавок к материковой территории Норвегия заявляет права и на значительное количество крохотных островков, засоряющих воды Северного и Норвежского морей вдоль ее побережья. Интересно будет отметить, что, если подсчитать длину берегов всех фьордов, то Норвегия окажется обладательницей самого большого пропорционального отношения длины побережья к площади среди всех стран мира. И ничего удивительного нет в том, что море играло и продолжает играть столь большую роль как в истории этой страны (широко известные налетчики-викинги раннего и позднего Средневековья), так и в ее экономике (разумеется, я имею в виду торговлю и рыболовство).

Жители самой Христиании (которая называлась Осло до 1624 года, когда король Кристиан IV отстроил город после страшного пожара) – отважный народ, ведущий происхождение от викингов. Город расположен у оконечности Осло-фьорда, на реке Акер, и служит одним из главных морских портов Норвегии. Как и ее собрат Стокгольм, Христиания располагает многими музеями – большинство которых посвящено искусству и истории Норвегии – а также крупным университетом. Кроме того, как другим скандинавским городам, ей не хватает множества технологических улучшений и признаков торжества науки, которые отмечают Лондон и другие города, близкие к должному уровню цивилизации.

С культурной точки зрения, мне показалось интересным то, что Норвегия, хотя и подвластна технически шведской монархии, в отношении Сородичей скорее близка к обратному. Я имею в виду то, что вампиры Христиании, например, гораздо более могущественны вместе взятые, чем стокгольмские, и я несильно бы удивился, если бы последние в конце концов оказались подчинены первым.

Норвегия не испытывает недостатка в оборотнях, которые мучают шведских Сородичей, однако у норвежских вампиров, похоже, иметь дело с ними получается лучше, по крайней мере в самой Христиании. Не будет совсем уж неверным сказать, что Христиания может похвастаться двумя князьями Сородичей, сотрудничество которых в некотором отношении сходно с властителями домена Белфаст. В отличие от ирландской парочки, которая, похоже, делит свои обязанности довольно-таки случайным образом, сферы ответственности хранителей Христиании очерчены весьма строго.

Агнетта Саннрсте официально носит титул княгини. Она, я полагаю, принадлежит к клану Вентру и отвечает за ежедневное – возможно, правильнее будет сказать, еженощное – управление доменом Христиании. То есть, именно она созывает собрания Первородных, выносит решения по таким вопросам, как территориальные споры и области пропитания, согласовывает действия с городскими Вентру, Тореадор и Носферату.

Ее, так сказать, «партнер» - некто по имени Равик Арвидсен. Хоть убейте (да простит меня читатель за использование подобного выражения), но я не могу сказать, относится ли это существо к клану Носферату или же Гангрел. Его плоть имеет фактуру копченого мяса, глаза дикие – все эти его дефекты выглядят не столько зверскими чертами, а лишь уродством, что породило во мне подозрения о его родстве с Носферату, но при всем том его навыки и мастерство использования умений Сородичей скорее подходят Гангрелам. К кому бы он ни принадлежал, его сопровождает значительная  группа вампиров Гангрел, и в его обязанности, очевидно, входит защита Христиании от внешних угроз, как от местных оборотней, так и от нападений негодяев-анархов, которые становятся все более частыми по всей Скандинавии (По моему опыту, другие князья имеют собственных блюстителей закона и защитников, называемых архонтами или шерифами; но Арвидсен – я более чем уверен – не один из них. Там, где дело доходит до драки, его влияние превосходит даже влияние Саннрсте).

Оба названных Сородича имеют связи и союзников в других норвежских и шведских городах, и я думаю, что Саннрсте могла бы водить в прошлом некое знакомство с князем Стокгольма Виклундом (Я основываю это мнение на нескольких случаях, когда Саннрсте упоминала Виклунда по имени и весьма бесцеремонно рассуждала о прошлых делах этого шведа. Я не могу рассуждать о том, каковы в действительности могли быть эти отношения).

Среди местных Сородичей, имеющих в большинстве своем арийскую внешность, одно существо выделяется как рыба в водном потоке. Эта вампирша называет себя «Ганглот» - конечно, это не настоящее ее имя, а скорее острота, наверняка не приветствуемая местными, ведь Ганглот – имя служанки норвежской богини смерти Хель. Эта дама неопределенного происхождения имеет более темную кожу по сравнению с местными жителями. Это, в общем, неудивительно, так как я полагаю, что несколько скандинавских Сородичей происходят из клана Последователей Сета. Оба правителя знают о ней, и явно выносят ее присутствие, если не привечают ее. Мне не удалось выяснить мотивы ее пребывания в Скандинавии, но понятно то, что она увлечена изучением норвежской мифологии, сосредоточившись на Ёрмундганде, великом змее Мидгарда. Возможно, она ищет параллели с «змеиными» традициями ее собственного клана, хотя я не могу предположить, какой цели могут служить эти исследования.

Хельсинки, Финляндия

Очередная страна, обращенная в провинцию, так называемое Великое княжество Финляндское, было передано России шведами в первом десятилетии этого века. Поскольку культура Финляндии, в зависимости от региона, весьма похожа либо на скандинавскую, либо на русскую, я не стану долго задерживаться на этом предмете.

Эта территория, как и ее соседи, умеренно холодна на юге, и с продвижением на север температура становится все ближе к арктической. Во всей Скандинавии ночи летом коротки, а зимой длинны; здесь это еще более выраженно, ведь даже юг Финляндии расположен севернее Стокгольма или Христиании. Улицы города Хельсинки необычно просторны, а здания представляют собой пленительное сочетание средневековой и современной архитектуры. Некоторые из наиболее любопытных построек – те, на исследование которых я потратил бы значительно больше времени, если бы не торопился миновать город – это Кафедральный лютеранский собор, древняя лютеранская церковь13 и Хельсинкский университет, переведенный из города Турку в 1828 году.

Хельсинкские Сородичи, исходя из моего опыта, – абсолютно уникальное явление. Многие вампиры используют смертных в качестве слуг и посредников. Эти проклятые души – упыри, разумеется, – питаются кровью своих хозяев и получают нечестивую силу. Большинство Сородичей относятся к этим существам как к рабам или игрушкам, или, в лучшем случае, как к забавным домашним животным. Никогда раньше я не видел, чтобы хозяева относились к упырям достойно, но здесь, в Хельсинки, те и другие равны между собой! Князь Туомо-Маркус Сампса председательствует в совете, похожем на совет Первородных, но состоящем из трех Сородичей и трех упырей! А собственный упырь Сампсы по имени Ээва (я так и не узнал его фамилии) говорит от имени князя.

Мне стало интересно, отчего такая перемена в обычаях Сородичей? Вычислить ответ оказалось не так уж сложно. Сородичи города Хельсинки – да и всей Финляндии, и большей части Скандинавии – значительное время проводят во сне. Летом солнце здесь может не заходить за горизонт месяцами. На протяжении этих периодов времени Сородичи полностью зависят от своих смертных слуг. Хотя мне известно, что кровь Сородичей часто порождает нечестивую верность в тех, кто отведает ее, я, конечно, могу понять и мудрость, выказываемую этими вампирами, когда они обеспечивают довольство своих слуг.

Санкт-Петербург, Россия

Мое решение добраться до Санкт-Петербурга поездом оказалось удачным. Хотя сейчас зима доживает свои последние дни, значительная часть городского порта оказалась забита льдинами! Поезд двигался к юго-востоку от Хельсинки, и меня поразило, что погода становилась все холоднее, а не теплее. Санкт-Петербург возведен на обоих берегах река Невы, а также занимает несколько речных островов. Когда я впервые прибыл в Скандинавию, я удивился столь странной планировке города. Теперь я нахожу ее почти что естественной, хотя и гораздо менее логичной по сравнению с обычной – для моего ума.

Подобно Амстердаму, Санкт-Петербург разделен множеством водных протоков на части, которые соединяются друг с другом сотнями мостов. Главный район города – его центр, если вам угодно – расположен на южном берегу Невы. Он представляет собой почти что остров, так как на востоке и юге отделен еще одной рекой, Фонтанкой. Здесь можно найти Мариинский дворец, построенный для дочери Николая I Марии, как и недавно возведенный Исаакиевский собор. Поодаль к востоку расположено странное учреждение, основанный Екатериной Великой Смольный институт – пансион для девушек и молодых дам из высшего общества (многие из которых, о чем я пишу со смущением, служат значительных размеров стадом для неизвестного Носферату, поработившего директрису этого заведения). Неподалеку, если двигаться вверх по реке, стоит Зимний дворец, сезонная резиденция русских правителей. Еще выше по течению находится Петропавловская крепость, в лабиринте подземелий которой содержатся политические заключенные, а в ее черте расположен Петропавловский собор – усыпальница царей. Даже образованный читатель этого отчета, полностью осведомленный о странных созданиях этого мира, не поверил бы мне, расскажи я о некоторых из духов, встреченных мною в этом месте.

Несмотря на всю враждебность климата и всю чуждость этого места для меня, сам город чудесен своей инородной красотой, смешанной с западным влиянием. За время, прошедшее после 1885 года, новый порт обеспечил приток торговцев и коммерсантов, и предприятия, принадлежащие иностранцам, процветают. И все же никто бы не назвал по ошибке этот город западным, так как влияние далекого Востока также видно в местной архитектуре. Дворцы города и его высокие соборы, многие из которых хвастаются круглыми куполами или же «луковками», блестящими в закатном свете солнца, чрезвычайно эффектны. Санкт-Петербург представляет собой соприкосновение конфликтующих цивилизаций, которое, как в зеркале, отражается в самих его обитателях. Россия, кажется, не определилась со своим местом в мире, и неравенство между благородным и простолюдином, богатым и бедным бросается в глаза гораздо ярче, чем на границе Вест-энда и Ист-энда в Лондоне. Царь Александр III в последнее время поощряет возврат к тому, что, за неимением лучшего термина, можно назвать «русскостью». Я не могу оценить возможное влияние этого на торговлю страны с другими государствами, но вряд ли это сулит что-либо хорошее иностранным дельцам Санкт-Петербурга.

Расхождение между благородными и простолюдинами существует и между «высшими» и «низшими» Сородичами города. Хотя вампиры до эпохи Петра Великого, как правило, игнорировали Россию, они, без сомнения, наверстали упущенное за прошедшие полтора века, запустив когти практически в каждый аспект русской жизни так же прочно, как и где-либо еще. Некоторые даже наладили связи с членами семьи царя Александра. Княгиня Евгения Безуевая, приличная русская вдова, которая, похоже, таилась на задворках царской семьи на протяжении целых поколений, правит своим доменом так, как если бы действительно происходила из древнего благородного рода – устраивает балы, называет себя «наше величество» и вообще помыкает всем подряд. Хотя сама она принадлежит к клану Вентру (как я полагаю), ее «двор» по большей части состоит из вампиров клана Тореадор, многие из которых увлечены русской культурой. Первородный местных Тореадор даже не родом из России, о чем ясно говорит его имя – Пьер Монтро.

Как и многие князья, чья власть над владением далеко не так крепка, как кажется им самим, княгиня Безуевая совершенно отказывается признавать растущую угрозу своей власти со стороны подданных – в данном случае, вампиров. Почти что половину Сородичей Санкт-Петербурга составляют Бруха, и многие из них недовольны правлением как княгини Безуевой, так и царя Александра III. Возглавляемые Антонином Зилхой и Светланой Петровой, Сородичи «низшего общества» медленно, но верно выстраивают собственное влияние, но не среди знати, а меж бесправных и простолюдинов. Если бы противостояние началось следующей ночью, я не был бы уверен, кто из упомянутых вампиров – Безуевая или Зилха – смог бы получить более сильную поддержку смертных.

Есть и другие создания, таящиеся в русских ночах, угрожающих правлению Безуевой куда сильнее непокорных Сородичей. В течение первого года строительства Санкт-Петербурга от голода и холода погибли сотни тысяч рабочих, и многие из них все еще обитают здесь, подобно мне, стремясь покончить с незавершенными делами. По мерзлой русской тундре и густым лесам рыскают оборотни, хоть и менее враждебные, чем скандинавские, но все же опасные для местных Сородичей. На окраинах Санкт-Петербурга я видел вампиров, непохожих на виденных мною ранее, да и ни на кого из Сородичей, изученных мной до этого. Эти вампиры, все без исключения имеющие восточную внешность, похоже, удовлетворены простым наблюдением за городом, и я искренне убежден, что местные вампиры остаются в полном неведении о присутствии иных созданий.

Наиболее же странными, с моей точки зрения, являются волшебные создания, которые для меня выглядели похожими на тех, что я видел в Ирландии. Сам я никогда не наблюдал этих существ, но слышал множество рассказов и от Сородичей, и от смертных, кому не удалось оставить подношения или кто плохо отзывался об этих непонятных духах. В большинстве случаев эти несчастные исчезли без следа – или, что происходит чаще, их возлюбленные таинственным образом пропали из безопасных жилищ и запертых спален.

Варшава, Польша

К исходу столетия Польша перестала существовать как независимый объект, и хотя ее собственные революционеры и мнимая поддержка Наполеона на время освободила отдельные части страны, Венский Конгресс, прошедший после поражения Наполеона, разделил страну между Россией, Пруссией и Австрией. Поляки взбунтовались вновь, но русские в 1831 году сокрушили их восстание. Последующие выступления и мятежи возникали в 1846, 1848, 1861 годах; самый же крупный бунт 1863 года привел к активным усилиям части русских по подавлению всяких следов польской культуры. Были вывезены национальные сокровища, русский язык стал основным в образовании, римская католическая церковь была запрещена. На некоторое количество лет русская часть Польши мало отличалась от России. Часть страны, отданная Пруссии, пережила «германификацию» в похожей, хоть и менее суровой степени, а вот поляки, ставшие подданными Австрии, испытали более милостивое обращение к себе.

Я излагаю все это в качестве объяснения причин, сподвигнувших меня на путешествие сюда. Изначально я планировал проехать сквозь Польшу без остановки, поскольку считал, что обстановка там будет мало отличаться от стран, которым ныне принадлежат эти земли. Однако выяснилось, что для расы бессмертных существ, таких, как Сородичи, вполне возможна ситуация, когда их собственные отношения и среда не изменятся соответственно миру смертных вокруг них. Итак, я решил задержаться и кратко обследовать Варшаву, вместо того чтобы пересесть на другой поезд и продолжить путь.

Варшава является столицей Царства Польского (забавное название, учитывая, что царство это находится под властью России), хотя и эта ее отличительная черта почти что забыта, так как русские полностью поглотили этот регион после мятежа 1863 года. Город лежит в центре бывшей Польши, рассеченный надвое рекой Висла. Реку пересекают многочисленные мосты – частью современные, выстроенные из железа, – соединяющие исторический и торговый районы на западном берегу с жилыми кварталами восточного берега. В городе, особенно в его западной части, много замков и соборов, относящихся к Средневековью.

Сородичи Польши показались мне по меньшей мере такими же противоречивыми, как и смертные вокруг них, существующими в состоянии непрекращающейся борьбы, которая, на мой взгляд, много более жестока, чем в любом другом городе Сородичей, который не расположен непосредственно между территориями Камарильи и Шабаша. Местные Сородичи разделены ни много ни мало на четыре различные группировки.

Нынешний князь, Генрик Ржеготка, властвует доменом в Варшаве на протяжении двух веков – что, конечно, относительно недолго – и все же этот Вентру намерен удержать свое влияние на город и поглощен этой идеей, несмотря на активное сопротивление русских Сородичей. Дамерад Яник, русский дворянин и старейшина клана Тореадор, прибыл сюда вместе с русскими и стремится утвердиться на позиции князя Варшавы. Мысль о том, что местные Сородичи не подчинятся русскому правлению, подобно смертным, доводит его до белого каления, и каждое его усилие нацелено на свержение князя Ржеготки. Это беспрестанное противостояние позволяет остальным двум группировкам Варшавы, значительно меньшим, процветать и воплощать собственные планы.

Группа вампиров Шабаша угнездилась в одном из древних замков Варшавы, полностью подчинив его хозяев  своей воле, и стремится обострить постоянную борьбу, с радостью нападая на убежища или агентов одной стороны от имени другой. Их лидера, извращенного Цимисха, имеющего человеческую внешность лишь в самом щедром смысле этого слова, называют Наташенькой. Она утверждает, что ее предки родом из Варшавы, и она сражается за город во имя освобождения захваченных земель. Хотел бы я знать, это на самом деле ее личная вендетта или же акция, проводимая с попустительства Шабаша.

Наконец, в глубине изолированного еврейского квартала города (довольно мерзкие трущобы, которые, как и многие российские территории, подверглось антисемитским погромам) обитает Бруха по имени Итжак бен Абрахам. Древний представитель клана, Итжак недавно прибыл из Кракова, где уже имеет значительную (хотя и тайную) клику сторонников. Детали намерений Итжака мне неизвестны, хотя он, похоже, сосредоточен на защите евреев от нападок тех, кто их окружает. Группировка Итжака по большей части стоит особняком от остальных трех, и слухи, гуляющие между Сородичей, утверждают, что он выжидает предложения от какой-либо из воюющих фракций. Его участие в конфликте могло бы нарушить равновесие.

В качестве заметки на полях скажу, что в Варшаве, как и в каждом сообществе на своем пути я слышал упоминания о личности, воплощающей ненависть и страх на всей территории Польши. Некий Гедеон Ярославич, древний – и, как я слышал, поистине извращенный – Цимисх обитает в замке на востоке Польши. Никому неизвестны его конечные цели, но он, очевидно, относится враждебно ко всем Сородичам, принадлежат ли они к Камарилье или Шабашу, и даже могущественные вампиры опасаются пересекать его владения.

Берлин, Германия

Берлин и Варшава соединены железной дорогой напрямую, что сделало путешествие более быстрым. Некоторое неудобство мне причинил полный джентльмен, попытавшийся занять выбранное мной место – по несчастью, вагон был переполнен – но каким-то образом мое присутствие доставило ему достаточный дискомфорт, и он двинулся дальше прежде, чем я  был вынужден что-либо сделать.

Новое, объединенное германское государство, должен признать, пугает меня. Германские государства всегда неистово отстаивали свою независимость, несмотря на различные экономические связи друг с другом. Их объединение за какие-нибудь восемь лет – удивительное зрелище, устроенное королем Вильгельмом I и канцлером Отто фон Бисмарком. Тот факт, что Пруссия сумела использовать свои войны с Данией, Австрией и Францией, чтобы склонить государства к объединению – хотя именно Пруссия и спровоцировала каждую из этих войн – говорит о превосходных ораторских и дипломатических талантах Бисмарка и о гораздо меньшей проницательности лидеров других государств. Паутина союзов, экономических и военных договоров, заключенных канцлером, чрезвычайно запутанная и далеко простирающаяся, является продуктом изобретательности и мышления в стиле Макиавелли, которое превосходит многих Сородичей.

По этой причине я заподозрил, что сам Бисмарк, окончательно отошедший от дел после отставки, данной ему императором Вильгельмом II, осведомлен о существовании Сородичей. Кое-кто из вампиров рассказывает, что канцлер был не более чем пешкой Вентру по имени Густав Брайденштайн, однако я считаю это ложью. Насколько известно мне, Бисмарк действовал самостоятельно, хотя нет смысла отрицать, что объединение Германии потрафило амбициям Брайденштайна.

Берлин раскинулся на относительно сухом участке земли вокруг реки Шпрее в северо-западной части Германии; сердце города расположено на западном берегу реки. Разброс температур довольно велик, хотя редко достигает опасных значений как жары, так и морозов, что стало приятной переменой обстановки после некоторых холодных краев, исследованных мною до сих пор.

Митте, или городской центр, вмещает большую часть правительственных зданий, университетов, типографий и финансовых учреждений Берлина (и, разумеется, представляет собой основной интерес Сородичей в городе). С момента своего открытия в 1810 году, Берлинский университет по сути стал крупнейшим центром обучения во всей Германии. Королевский парк Тиргартен лежит к западу от Митте. Большинство городской знати обитает в удаленных от центра районах города; основную часть многоквартирных домов рядом с Митте занимают рабочие близлежащих промышленных предприятий. Должен признать, уровень производства и прогресса Германии очень близок к лондонскому.

Берлин, со своей огромной экономической и производственной мощью, с потенциалом для дальнейшего роста, мог бы показаться землей обетованной для многих Сородичей, но тем не менее город остается, в общем-то, вне открытых конфликтов. Причина этого отнюдь не в избыточной доброжелательности вампиров, а скорее в железной хватке местного князя Густава Брайденштайна. Вместе со своим дитя, Вильгельмом Вальдбургом этот князь, принадлежащий к клану Вентру, строит заговоры с целью удерживать подальше от власти в городе вампиров любого другого клана, а также каждого, с кем он не знаком лично.

Как может предположить мой читатель, это не устраивает прочих местных Сородичей. В городе обитают вампиры кланов Бруха, Тореадор, Малкавиан, Носферату, и все они по-своему стремятся ухватить какую-то долю влияния, которая находится вне досягаемости князя и его собратьев-Вентру. Неправдоподобный заговор прочих вампиров, организованный Антуанеттой из клана Тореадор и австрийским Тремером по имени Маквелл Лдеску, имеет целью открыть Берлин Сородичам других кланов. Хотя они действуют скрытно из страха привлечь враждебное внимание Брайденштайна, их успехи от ночи к ночи крепнут. Лдеску даже тайно помогает Вентру – члену Шабаша Конраду Флейшеру и его стае, передавая ему информацию о том, куда лучше нанести удар, чтобы затронуть интересы князя. Лдеску ведет опасную игру: он должен позволить Шабашу набрать достаточную силу, чтобы отвлечь все внимание князя Брайденштайна, но при этом не позволить секте окопаться так, чтобы ее ростки невозможно было выполоть, когда они сыграют свою роль.

Не все жители Германии – и не все германские Сородичи – довольны объединением государств. Некоторые организации и отдельные личности, верные какому-либо государству, выдвигают лозунги против единой страны под прусским господством. Большая часть этих потуг незначительна и проходит незамеченной, но есть то, что выделяется из их ряда для того, кто изучает нежить. София Люстиг – Малкавиан, создавшая анти-прусскую (и, что неслучайно, обращенную против Брайденштайна) лигу смертных и Сородичей, а если верить слухам, ряды этой организации могут похвастаться как минимум одним оборотнем! Точная цель, которой надеются достигнуть Люстиг и ее команда, осталась для меня загадкой, поскольку ее союзники – в основном молодые Сородичи, на деле обладающие небольшим влиянием. Однако же, если Брайденштайн продолжит свою драконовскую политику, он в конце концов подтолкнет более могущественных вампиров присоединиться к лагерю Люстиг.

Остаток моего путешествия, в силу сложившихся обстоятельств, будет довольно кривым. Конечно, самая близкая страна, которую я намереваюсь затронуть, – это Австрия, но это потребует обратного движения по уже описанным мной территориям. Вместо этого я намереваюсь посетить Италию, а позже проеду через Австрию с запада.

Игра на чужих разногласиях

Конрад Флейшер далеко не столь глуп, как предполагает Тремер Лдеску – или наш достойный хроникер. На самом деле отступник Вентру хорошо осознает, что Лдеску использует его стаю для достижения собственных целей Тремеров, желая, чтобы Шабаш нес все бремя внимания князя, в то время как прочие угнетенные вампиры смогли бы подняться и занять свои законные места во власти.

На все это Флейшеру откровенно наплевать, пока он получает необходимую ему информацию. Шабаш действует гораздо более скрытно, чем кто-либо из местных может вообразить: сведения, которые Флейшер получает от Лдеску, через многочисленные каналы поступает Софии Люстиг и ее агитаторам. Люстиг не принадлежит к Шабашу и не знает, что ее информация исходит от этой секты, но тем не менее ее действия оказываются полезными. Позволяя Люстиг и ее собственной организации противостоять князю Брайденштайну, Флейшер дестабилизирует местных Сородичей Камарильи, не рискуя собственной стаей. Подвергаясь нападениям согласно переданной шабашитам информации, Лдеску предполагает, что они организованы стаей Флейшера, и от дальнейшего расследования отказывается. Хватка Брайденштайна в его владениях постепенно ослабевает, остальные Сородичи грызутся друг с другом за крохи влияния с барского стола, а тем временем берлинский Шабаш медленно, но верно набирает силу…

Венеция, Италия

Приходится заставлять себя опустить перо на бумагу после моего краткого – но, Боже правый, недостаточно краткого! – пребывания в Венеции. Этот покинутый Богом город почти что положил конец моим исследованиям, и едва не прикончил меня самого.

Расположенная в северной оконечности Адриатического моря, в лагунах между реками По и Пьяве, Венеция построена подобно Амстердаму, но только превосходит его в этом подобии. Город состоит из более чем сотни островов, отделенных друг от друга сетью каналов, более разветвленной и сложной, чем все, что я когда-либо видел. Сотни и сотни мостов соединяют острова, а большая часть перемещений совершается на плоскодонных гондолах. Крупнейший из городских водных путей, Гранд-Канал, делит Венецию надвое на примерно равные части. Венецианский климат относительно умеренный: жара летом и холод зимой, но то и другое редко доходит до крайности; дожди часто идут, но нечасто приводят к крупным проблемам.

Королевство Италия является единым государством всего лишь несколько десятков лет. В различные периоды времени до и после наполеоновских войн права на владение Венецией предъявляли Италия, Франция и Пруссия. Италия заполучила город окончательно после войны Пруссии с Австрией. Также ей удалось захватить Рим после отступления французов в 1870 году. Венеция и Ломбардия ненадолго образовали свое собственное независимое королевство, после освобождения от владычества Австрии в 1848 году, но каким-то годом спустя были завоеваны вновь. При короле Умберто I Италия в 1882 году вступила в Тройственный союз с Германией и Австро-Венгрией – альянс, волнующий многих в Европе, поскольку в случае войны эти три государства могут оказаться неостановимой силой. За прошедшие годы Италия также вступила на путь колониальной державы, отчасти как средство решения серьезных экономических проблем метрополии, основав колонии на северо-востоке Африки. Страсть к войне и завоеваниям зреет по всей Италии от ночи к ночи, подкармливаемая, я уверен, неутолимой жадностью обитающих здесь вампиров; но привести она может лишь к неизбежной катастрофе в последующие годы.

Я располагал несколькими свободными часами после того, как сошел с поезда, чтобы исследовать Венецию, прежде чем – что ж, прежде чем все случилось. Сам город прекрасен, но таит порчу в самом своем сердце. Архитектура, относящаяся к эпохе Возрождения и даже ко временам Византии, все еще составляет большую часть города, который, кажется, лишь слегка заинтересован в присоединении к остальному миру, живущему в XIX веке. В центре Венеции, на площади Сан-Марко, расположены собор Святого Марка, невероятное архитектурное сооружение, не раз перестраивавшееся между IX и XI столетиями, и Дворец дожей, который также множество раз изменялся. Мост Вздохов соединяет Дворец с тюрьмами, и по нему пролегал путь заключенных на судилище и обратно. Я ожидал найти множество призраков, существующих в столь переполненном эмоциями месте, как это, и оказался в замешательстве, не обнаружив их.

Полюбовавшись огромными гранитными колоннами рядом с дворцом (одна с изваянием Святого Теодора Студийского, попирающего крокодила, вторая – увенчанная крылатым львом Святого Марка), я двинулся по направлению к Гранд-Каналу и дальше на северо-восток, осматривая многочисленные лавки и магазины, обрамляющие проток по всей длине. На севере, рядом с лагуной, я улучил момент для осмотра церкви Сан-Джованни,14 монументальному строению купольных сводов и уходящих ввысь колонн, а также памятника венецианскому полководцу Бартоломео Коллеоне. Затем я намеревался посетить городской университет и, возможно, либрериа веккья, или Старую Библиотеку15, когда повстречал Крочифиссо.

Мне улыбнулась удача. Я не владею итальянским языком, но этот, первый дружественный дух, встреченный мною в Венеции, знал английский на приемлемом уровне. Я решил, что будет невежливо расспрашивать его о том, как он почил или даже сколь долгое время назад это произошло; вместо этого я спросил его о местных вампирах.

– А ты здесь недавно? – спросил он меня. Учитывая, что он имел в виду мое недавнее пребывание в этой местности, я ответил утвердительно. Он сказал мне следующие слова, которые я воспроизвожу настолько верно, насколько мне позволяет память.

– Италия не похожа на другие европейские страны. Испания по большей части принадлежит Шабашу, не так ли? Германия, Австрия, Россия – эти в основном под Камарильей. А Италия – Италия такого вот хозяина не имеет. Милан, знаешь ли, это бриллиант в короне архиепископа Джангалеаццо, из клана Ласомбра. Он мирно сосуществует со своими соседями из Камарильи, чего Шабаш одобрить не может. В Риме на улицах обитают Тореадор, а под мостовыми – Носферату, но князей там нет. Многие Сородичи не посещают Рим из-за охотников, да и потому, что вера смертных там сильна. Мальта… - здесь он поморщился, как будто обеспокоенный мимолетной мыслью. – Мальта, по большому счету, принадлежит уже не Италии, а твоим соотечественникам. Там сильны Вентру, знаешь ли. Князь Антонио Кардона могущественен, и Вентру жаждут продвинуться в Италии через его домен.

Слова Крочифиссо, да и весь его вид говорили о том, что он готов продолжать свои речи часами, но к этому моменту мне стало предельно ясно, что он сознательно избегает рассказывать собственно о Венеции, о чем я ему и сообщил.

– Ты, значит, желаешь узнать Венецию, англичанин? – Его глаза, да и тон внезапно стали весьма холодны. – Тогда слушай внимательно. В Венеции Носферату прячутся в канализации и городских каналах в надежде на то, что их не увидят глаза тех, кто наверху. Вентру приезжают сюда со странствующими торговцами и подумывают над тем, чтобы обустроить убежища, но надолго здесь не остаются, нет. Венеция, англичанин, принадлежит Джованни.

Я сказал, что знаком с Джованни лишь мельком.

Он посмеялся надо мной.

– Джованни нет равных в Венеции. Прочие Сородичи существуют здесь с их позволения или не существуют вообще. Венецианскую ночь не тревожат открытые конфликты – Джованни их не допускают. Они – не просто клан, они еще и семья, англичанин. Они гнездились здесь, в доме их предков, веками, гния в своих фамильных имениях, университетах, банках и лавках ростовщиков. Там, где прочие Сородичи лишь барахтаются на мелководье финансовых систем смертных, Джованни дергают завязки кошелей целых народов. Им известны секреты, лежащие за завесой смерти, англичанин, поскольку вся их империя целиком выстроена на костях мертвых!

И вот тогда, дорогой читатель, я с растущим во мне ужасом увидел заход солнца на западе.

Будто безбрежный шторм спустился с небес и прошел над городом, видимый только мертвым. Тьма закружилась над северным краем Венеции, где, я полагаю, размещены имения Джованни – но тьма эта состояла не из облаков, нет, а из дюжин, если не сотен, вращающихся фигур, духов мертвых, оторванных от их собственных занятий и подчиненных жестокой, дьявольской магии этих итальянских некромантов. Крочифиссо растворился в воздухе прямо передо мной – марионетка, отдернутая прочь яростным рывком ниточек… и тогда я и сам почувствовал это усилие, поначалу слабое, но нарастающее со временем.

Я поджал хвост и спасся бегством, и не испытываю ни малейшего стыда в этом признании. Я не знаю, как ускользнул. Возможно, Джованни, не осведомленные еще о моем присутствии, не сумели остановить меня. Возможно, они позволили мне уйти по каким-то собственным соображениям. Я не могу знать этого точно, и не испытываю желания возвращаться в Венецию и удовлетворять свое любопытство.

Оглядываясь назад, я, однако, узнал еще одну вещь о Венеции. Рывок петли, которую я ощутил на своей душе при пробуждении Джованни, был весьма похож на силу, не позволившую мне проникнуть во многие имения семейства Дансирнов в Шотландии. Оба семейства не имеют единой фамилии или общих корней, но, кажется, теперь я знаю, к какому клану относятся Дансирны.

Вена, Австрия

Австро-Венгрия, или Австрийская Империя, она же Империя Габсбургов… само это имя предполагает государство, чьи составные части находятся в состоянии беспрестанного изменения и смешения. Хотя так называемая «дуалистическая монархия» Австро-Венгрии технически является единым правительством, две ее территории практически независимы во всем кроме имени; поскольку каждая из них имеет особую историю и культуру и свою популяцию Сородичей, я считаю нужным говорить о них по отдельности.

Вена, столица и крупнейший город Австро-Венгрии, расположена на обоих берегах Дуная, на северо-востоке Австрии. Она лежит сразу к востоку от предгорий Альп, в густом Венском Лесу. Здесь часто идут дожди и снег, но зимние холода (которые, благодарение Господу, наконец уступают дорогу весне с ходом моих странствий) менее суровы здесь, чем к северу отсюда.

Расположение города, оседлавшего Дунай, главный торговый и связующий Альпы и Карпаты путь, превращает Вену в узловой пункт путешествий и перевозок в регионе. Речные суда прибывают и отплывают постоянно и регулярно, а железные дороги соединяют теперь город со многими важными регионами Европы.

Иннерштадт, или Внутренний город, является старейшей частью Вены и до 1857 года был окружен укрепленными стенами, которые затем были срыты, и на их месте пролег огромный бульвар, называемый Рингштрассе, обрамленный бесчисленными памятниками и парками. Иннерштадт включает в себя Ратхаус (городскую ратушу), университет, здание Парламента, здание Венской Оперы и, пожалуй, наиболее впечатляющее строение – Королевский дворец в Хофбурге. Вторая линия укреплений была уничтожена лишь недавно, и освободившееся место обеспечивает предостаточное пространство для строительства домов быстро растущим населением города. В летнем королевском дворце Шёнбрунн, расположенном в отдалении от Иннерштадта, находится старейший в мире зоопарк.

Вена известна по всему цивилизованному миру как столица культуры и искусства, особенно это относится к музыке. Моцарт, Брамс, Бетховен, Шуберт лишь открывают список родившихся здесь гениев музыки. Таким образом, Тореадор слетаются сюда как мотыльки на большое пламя, а те, кто объявил город своим доменом, позволяют им прибывать в Вену в качестве жеста доброй воли (по их утверждению).

Маги мира Сороличей, клан Тремеров, называют Вену своим троном. Их главная капелла, скрытая от глаз смертных под видом наследного поместья знатного семейства, нависает над южной частью Рингштрассе. Отсюда Этриус и его Совет Семи управляют действиями членов клана по всему миру, по крайней мере, так гласит общеизвестная информация. Я, со своей стороны, не испытывая такой уверенности. Клан Тремер – один из наиболее скрытных среди Сородичей. Я не сильно бы удивился, если бы их «главная капелла» оказалась не более чем пустышкой, а настоящий штаб располагался бы где-либо еще в городе.

Князь Вены несет ответственность за поддержание не-жизни в самом городе; по вполне понятным причинам Этриус не утруждает себя столь приземленными проблемами. В сущности, одна из первейших обязанностей князя состоит в служении посредником между просителями из числа других кланов и Советом Семи. Ни один Сородич, не принадлежащий к клану Тремер, сколь бы важен он не был, не увидит Этриуса, прежде не убедив князя в крайней важности его вопроса.

Хотя лишь малая часть Сородичей, обладающих в Вене реальным влиянием, происходят не из клана Тремер, это не означает, что Колдуны несут прямую ответственность за все, что здесь происходит. Я обнаружил свидетельство присутствия в городе небольшого тайного сообщества Сородичей, состоящего минимум из дюжины членов. Обосновавшиеся в Вене (но не ограничивающие свою деятельность исключительно этим городом), они называют себя Благородным Сообществом Рационального Изучения Сверхъестественных Явлений (так звучит грубый перевод названия их организации). Эти Сородичи, среди которых присутствуют Малкавианы доктор Райнер Стошка и фрау Флорентина Ленгауэр, а также Тремер доктор Манфред Махнер, увлечены последними прорывами в науке, в особенности в «общественных науках», таких, как современные исследования психологии. Убежденные в том, что все аспекты физиологии Сородичей, такие, как клановые черты, недуги, порожденные кровью, склонности к определенным Дисциплинам и прочее подобное, по сути, имеют психологическую природу, члены сообщества собрали небольшое число вампиров (большей частью молодых и обладающих относительно слабой кровью) и начали производить над ними свои эксперименты. Некоторых из них увели с улиц города прежде, чем они узнали даже самые основы бытия Сородичей. Другие просуществовали на улицах несколько лет и сумели познать эти основы хотя бы вкратце. В любом случае, силы Тремероов и Малкавиан, используемые в экспериментах, объединяются с развитием психологических приемов с целью совершенно изменить умы подопытных. Доктор Стошка (который, похоже, является основателем общества и возглавляет его деятельность), убедил небольшое, но растущее число своих пациентов в их принадлежности к новой, по сути, линии крови Сородичей; что пугает еще более, эта вера поистине меняет не только их поведение, но и определенные физические характеристики! Эксперимент все еще находится в самом начале пути, но если доктор Стошка сможет развить свои успехи – если он сможет доказать психологическое происхождение большей части «наследия» Сородичей – он, возможно, откроет совершенно новый путь развития Сородичей.

Вена практически не затронута влиянием Шабаша, что, возможно, неудивительно, а среди Сородичей Камарильи присутствуют лишь незначительные (открытые) политические маневры (поскольку лишь небольшая доля влияния не находится в руках клана Тремер). Хотя князю приходится иметь дело с немногими угрозами его владениям со стороны Сородичей, Вена располагает и собственными опасностями. Венский Лес, окружающий город, полон растущих угроз, и хотя его обитатели испробовали магии Тремеров и опасаются проникать в город в открытую, они не замедлят растерзать Сородичей, забредших чересчур далеко за пределы города. Более того, мне дали понять, что в Австрии существует многочисленный орден смертных ведьм, который, по слухам, имеет древние связи с кланом Тремеров, но обладает малым влиянием в самой Вене. Наконец, существуют пугающие создания самого клана Колдунов, каменнокожие ходячие горгульи и прочие, не менее ужасные существа. Большая их часть остается под прочным контролем своих бессмертных хозяев, но довольно часто одному-другому из них удается ускользнуть. Кое-кто из этих тварей скрывается в пустошах вокруг Вены, желая лишь быть оставленными в покое, но некоторые желают отомстить за годы дурного обращения. Даже наиболее могущественные Сородичи редко испытывают охоту побродить в одиночку по окрестностям Вены.

Изображая Бога

Доктор Стошка и его сообщество затрагивают куда более обширные проблемы, чем сами осознают. Относятся ли особенности Сородичей вроде клановых уязвимостей и предпочитаемых Дисциплин к физиологическим или психологическим признакам, легкомысленно обращаться с разумом вампира – опасное дело. Малкавианы и Тремеры, причастные к этому, с помощью умственных возможностей и более приземленных приемов, в общем-то, свели своих пациентов с ума. Да, эти вампиры верят теперь, что не принадлежат к бывшим своим кланам, но они не мыслят более, как «обычные» Сородичи.

Их разум в смятении, они страдают, ведомые хаосом в своих умах, и они изменяются, развиваясь в направлениях, которые общество не способно даже вообразить; возможно, они не просто верят, но и действительно превращаются в особую линию крови.

 В сущности, старший из достопочтенных пациентов доктора, девушка-Сородич, происхождением обязанная клану Тореадор, обнаружила, что может на время притуплять боль и смятение собственного разума, разделяя их с другими. Все, что ей требуется для того, чтобы прочие почувствовали ее боль, – это позволить им услышать ее боль.

Единственное, что ей нужно для этого сделать – это запеть…

Через Будапешт (Венгрия); затем экипажем по Венгрии и Румынии

И Венгрия, и Румыния значительный период своего существования были частями более крупных империй. Венгрия, которая даже и теперь номинально находится под сюзеренитетом Австрии, была элементом империи Габсбургов. Румыния же, будучи административным центром Молдавии и Валахии, относилась к Оттоманской Империи вплоть до конца Русско-турецкой войны 1878 года. Несмотря на то, что два эти государства принадлежали двум весьма разнящимся империям, а также на прискорбный факт не сложившихся отношений между венгерскими мадьярами и их румынскими соседями, две нации все еще объединены на всей широте своих земель общей культурой, которая может быть прослежена начиная с раннего Средневековья, и даже с еще более древних времен.

Местный климат весьма разнообразен по температуре, которая может достигать очень низких значений в зимнюю пору. В холодные месяцы года идут сильные дожди, летом они слабее, что обеспечивает плодородный, но иногда непредсказуемый сельскохозяйственный сезон. Вся территория Венгрии и Румынии богата минералами, которые местное население добывает уже около тысячи лет.

Город Будапешт – столица и крупнейший город Венгрии – удивительное смешение старого и нового. Расположенный на берегах Дуная, Будапешт на самом деле составлен из трех отдельных городов: Буды, Обуды (или Старой Буды) и Пешта, которые долгое время функционировали как единое целое, но формально объявили себя единым городским образованием лишь в 1873 году (уверен, к огромному огорчению некоторых Сородичей двух или всех трех городов).

Буда, лежащая на западном берегу Дуная, занимает неровный, холмистый участок земли. Она может похвалиться красивыми древними церквями и общественными строениями, и здесь, по традиции, размещается правительство Будапешта. На Замковом холме за укреплениями XIII века стоит Королевский дворец. Рядом с ним лишь недавно завершено строительство собора Святого Матиаша, созданного по образцу более старой церкви, стоявшей здесь когда-то. Цитадель, выстроенная на вершине горы Геллерт в 1851 году, должна была служить австрийским военным аванпостом, но так никогда не и использовалась по назначению.

Пешт, лежащий на восточном берегу реки, занимает более равнинную территорию и в целом является более промышленным по сравнению с Будой. И все же и он может похвастаться своей долей древностей. Kiskörút, или Малый бульвар, окружает старейшую часть города. Nagykörút, или Большой бульвар, расположен чуть дальше в черте города. Старый город вмещает городскую ратушу, Национальный музей Венгрии, здание Оперного театра, выстроенное в стиле Ренессанс, и венгерскую Академию наук. За чертой Большого бульвара Пешт практически целиком состоит из промышленных и жилых кварталов. Пожалуй, наиболее странным зданием выглядит замок Вайдахуньяд, стоящий в городском парке на севере Пешта, комплекс, созданный из парусины для выставки только лишь в прошлом году. Некоторые горожане поговаривают о том, чтобы выстроить его уже из более прочного камня, но пока что в этом направлении не предпринято никаких шагов.

В некотором смысле, Будапешт является одним из последних бастионов цивилизации на пути в венгерские пустоши Трансильвании, и в этом его жизненно важное значение для Сородичей. Князь города, Венсель Рикард, занимает в нем лидирующее положение еще со времен Средневековья. Насколько я понял, когда-то он имел репутацию слабака и вялого правителя, но сейчас все это бесследно исчезло. Рикард содержит свой домен крепко и отчетливо, как и любой Сородич, виденный мною. Он не только располагает союзниками и слугами практически во всех частях Будапешта, но также обладает могущественными союзниками среди Сородичей в России: по слухам, его сир в прошлом веке переехал в эту страну.

Озабоченные присутствием Цимисхов и прочих, еще более злобных существ, бродящих по пустошам Трансильвании, Рикард и его союзники не допускают в Будапешт большую часть чужаков. Вентру, Носферату и Бруха составляют основную часть населения Будапешта. Кроме того, небольшое количество кочевых вампиров клана Равнос обосновались в полупостоянном анклаве возле южного края Пешта. Эти вампиры, возглавляемые неким Даниором Расковым, не имеют никаких очевидных причин пребывать здесь, кроме как кормиться от случая к случаю на ошибках, допущенных местными, и все же, думаю, с ними связано нечто большее, чем то, что лежит на поверхности. Подслушав их немного, я узнал, что на самом деле они служат некоей неизвестной личности, женщине, которую они называют «Дурга Син». Очевидно, эта их госпожа обитает в России, хотя я не слышал упоминаний о ней в Санкт-Петербурге или его окрестностях. Также в Будапеште обитает один из тех странных Сородичей родом со Среднего Востока, виденных мною в Лондоне. Его имя – Саджид аль Мисбах, и вновь я склонен был бы назвать его Ассамитом, поскольку он совершенно точно никакой не убийца, а скорее кровавый колдун, предложивший свои услуги Рикарду в качестве обороны от магии Цимисхов.

Слово «Трансильвания» переводится как «земля за лесами», и название соответствует истине: если двигаться на юг и восток, проезжаешь сквозь густые леса, как будто ты попал в иной мир. Обширные территории Трансильвании и румынской сельской местности не изменились со времен крестовых походов. До большей части региона на поезде не добраться, и вместо того чтобы беспокоить других пассажиров своим присутствием, я был принужден проделать путь, сидя на крыше запряженного лошадьми экипажа. Крохотные деревни в несколько дюжин домиков, выстроенных вокруг разрушенной церкви, являются основным типом сообщества многих бедных крестьян, живущих на этих землях. С вершин высоких холмов и скалистых мысов к серому небу тянутся древние замки, как сжимающиеся руки утопающих. В этих имениях таятся Цимисхи и другие Сородичи, столь же древние, как и их обиталища. Для этих существ не закончились ночи лордов-вампиров; они все еще требуют верности тех несчастных душ, кто живет в их тени, часто и открыто питаясь ими. Люди здесь так же суеверны, как и любые, о ком я слышал, вкладывая свою веру больше в народные средства и россказни старух, чем в науку, используемую остальным миром. Они боятся всего, не доверяя незнакомцам, как будто те чумные, и я, по своей добросовестности, не могу их за это винить. Если бы я был нормальным, живым человеком, вынужденным путешествовать с помощью местных жителей, я счел бы эту задачу невозможной, поскольку очень немногие вообще охотно заговорили бы со мной, и никто бы точно не коснулся интересующей меня темы.

В темных лесах этих диких пустошей скитаются твари. Некоторые из них – создания Цимисхов, ужасные, с искаженной плотью, порождения воспаленного воображения этих бесчеловечных господ. Другие, включая только что не рычащих оборотней, совершенно чужие для Сородичей и с радостью разорвут на куски как живого, так и нежить. Оставив экипаж за спиной, когда его пассажиры остановились на ночь в полуразрушенной корчме в захудалой деревне, я немного поскитался по округе и сам увидел нечто ужасающее, двигавшееся с шумом, обладавшее несколькими когтистыми лапами и конской головой; оно сидело на корточках на старом кладбище, разрывая и поедая кости мертвецов. Нечто столь вопиюще неестественное я мог принять только за работу кого-то из Цимисхов, но, испытывая отвращение ко всей картине, я не стал оставаться и выяснять это наверняка.

Среди всех деревень и возвышающихся замков чаще всего говорят о замке Бран, стоящем высоко над перевалом Борго. Сказывают о том, что здесь обитает вампир с такими пристрастиями, каких мир еще не видывал. Лежа в своем логове, он пожирает тех, кто осмеливается приблизиться. Он все видит и все знает, а информацию ему поставляет целая сеть агентов-цыган (а также Гангрелов и Равнос). И все же, я не могу назвать его иначе, как «Дьявол» или «Дракон», так как никто не горит желанием произнести его имя.

Я мог бы подумать, что в этих местах Шабаш не имеет себе равных, столь много здесь обитает Цимисхов; вместо этого я обнаружил, что представители секты всего лишь встречаются в этом регионе Восточной Европы сравнительно чаще, чем Камарилья. Причина в том, что на каждого лорда-Цимисха, присягнувшего на верность Шабашу, находятся один или двое, не желающие склонять голову ни перед кем. Воистину, Трансильвания и Румыния не менее дикие и  опасные земли для Сородичей, чем для людей, которыми они питаются.

Долгое время власть Цимисхов в регионе пытались оспаривать Вентру. В некоторых маленьких городках все еще остались выжившие князья – представители этого клана. Наиболее заметный из них, некий Нова Арпад (имеющий прямое отношение к княжеской семье Арпадов, правившей мадьярами в Средние Века), пребывает, однако, неизвестно где уже несколько десятков лет, и преобладанию Цимисхов в регионе не брошено никаких существенных вызовов. Даже Бухарест, столица Румынии, находится сейчас под властью воеводы-Цимисха.

Я считаю своим долгом упомянуть об одном необычном явлении, о котором я слышал, но не смог обнаружить ему подтверждений. Прошли столетия с тех пор, как в Карпатских горах существовало ужасное место под названием Собор Плоти. Этот храм порока был создан могущественным лордом-Цимисхом из кожи и костей тысяч его жертв! Собор и его хозяин олицетворяли ужас тех мест, пока не были уничтожены – полагаю, примерно в XV веке.

Существует, однако же, небольшой, но растущий числом культ вампиров (большей частью Цимисхов, но ему принадлежат и представители других кланов, в том числе нескольких Равнос), которые, похоже, вознамерились восстановить это мрачное сооружение. Мне неясны точные их верования. Возможно, они считают, что смогут обрести мощь того самого древнего Цимисха путем восстановления его трудов? Я не могу дать ответ, но надеюсь, что кто-нибудь из Сородичей узнает об этом ужасе и положит ему конец до того, как он чересчур разрастется. Ведь уже множество несчастных смертных оказались приговорены к бесконечным страданиям в стенах этого нового собора.

Таков, пожалуй, наиболее краткий – и заодно самый ужасающий – рассказ о том, во что превратилась Восточная Европа.

Афины, Греция

Путешествие на юг через Балканский полуостров, потребовавшее многочисленных пересадок с поезда на экипаж (поскольку транспорт в этой части Европы не достиг еще современного уровня), отличалось разительной переменой погодных условий. Даже с учетом того, что зима прошла, на севере Греции оказалось довольно холодно, но температура быстро повышается с продвижением в центральную часть страны. Не могу назвать причину, по которой климат столь резко меняется – ею могут быть горы, которыми может похвастаться большая часть страны, а хребет Пиндус простирается с севера на юг; но свое влияние могут оказывать и погодные условия Средиземного Моря. Дожди здесь нечасты, но их достаточно для значительного сельского хозяйства. Фермы и винодельни, усыпающие сельскую местность, напоминают о мирных, пасторальных деньках ушедших лет. Люди здесь живут простой жизнью, не прибегая к помощи (но и в некоторых отношениях не испытывая бремени) современного мира.

Греция, бывшая провинция Оттоманской империи, получила независимость в 1827 году, после нескольких окончившихся неудачей восстаний. Стране, должен отметить, оказывали помощь в войне против турецкого флота объединенные силы французских, русских и британских войск (возглавляемые, естественно, британским адмиралом). Оттоманская империя, однако, еще в течение двух лет не признавала независимость Греции. В последние годы территория Греции выросла, после того как Турция, в результате поражения в войне с Россией в 1878 году, по решению Берлинского Конгресса16 передала под контроль греков Фессалию и часть Эпира. Греки, однако, стремятся расширить свои владения за счет регионов, контролируемых Турцией; лишь недавно они предприняли неудачную попытку помочь острову Крит в восстании против оттоманского правления, но были принуждены европейскими властями выплачивать Оттоманской империи репарации. Сама Греция имеет двухчастную политическую систему. Король (выбранный из представителей правящих семейств Европы) обладает широкими полномочиями, но все мужское население страны может принимать участие в голосовании по многим местным вопросам.

Афины окружены горами с трех сторон и причисляют к своей территории порт Пирей, несмотря на то, что они отстоят друг от друга на пять миль. Акрополь и Парфенон, как и другие античные постройки, расположены в центре города, который выглядит на удивление современным (он был перестроен германскими архитекторами в правление короля Оттона, которое длилось с 1832 по 1862 годы). Сочетание старого и нового в Афинах иногда создает впечатление, будто два города наложены один на другой. Если вдуматься, похожим образом я и другие призраки, с которыми мне приходилось общаться, иногда видим окружающий мир. Большую часть своих доходов Афины получают от посетителей, приезжающих издалека, чтобы увидеть эти реликвии и руины ушедших веков.

Князем Афин является, что необычно, Малкавиан по имени Писистрат. Он известен среди Сородичей как теолог и философ и почти что воплощает стереотипный образ древнего грека – страшно подумать о том, действительно ли он настолько стар. Ему хватает мудрости, чтобы не одеваться в античном стиле, находясь среди смертных, хотя многие другие действия Сородичей он предпринимает, будучи одетым в длинную тогу. Продуманная во многих отношениях, его власть несколько омрачается отказом признать обитающих в городе Сородичей женского пола равными мужчинам. Даже старейшая из женщин-Первородных в Элизиуме должна говорить, перебивая упырей и молодняк, что многих из них приводит в ярость.

Упомянутые Первородные, как и основная часть Сородичей Афин, в основном состоят из вампиров клана Тореадор, с несколькими Вентру, Бруха и Носферату. Процветает здесь и небольшая община ненавистных Джованни, очевидно, приглашенных Писистратом. По причинам, которые мой читатель, вероятно, сочтет очевидными, я предпочел держаться подальше от этих итальянских Сородичей, хотя я узнал, что один из них, Дженарро Джованни, имеет незаконную (и, смею предположить, романтическую) связь с Первородным клана Тореадор, Эпикастом Ригатосом.

Мне стало известно, что некоторые семьи смертных, обитающих в регионе, имеют связи, пусть и слабые, с Цимисхами Венгрии и Румынии. Эти скрытные субъекты, похоже, демонстрируют качества, свойственные упырям вампиров, хотя я не обнаружил признаков присутствия вокруг кого-либо из Сородичей, кто бы предлагал им свою кровь. Не знаю, что это могло бы означать, за исключением того факта, что среди Сородичей Греции, принадлежащих к Камарилье, присутствуют члены Шабаша, о чем первые совершенно не догадываются.

Легенда, распространенная среди Сородичей, предполагает, что в Греции обитает множество по-настоящему древних вампиров, обладающих великой мощью, презирающих политику своих современных собратьев и держащихся в стороне от них. Сам я не встречал столь почтенных созданий, но, учитывая давнюю историю Греции, я не склонен отрицать возможность их существования. Можно лишь гадать о стремлениях подобных созданий.

Стамбул, Турция

Оттоманская империя, все еще являющаяся одной из сильных мира сего и важным игроком на мировой арене, едва ли остается той, что была когда-то. Достигнув высшей точки при Сулеймане I в XIV столетии, она ослабла и узилась до своих нынешних границ, включающих лишь Малую Азию и часть арабского мира. Учитывая, что когда-то она обладала обширными территориями в Восточной Европе, Греции и за их пределами, это, поистине, значительный упадок.

Вопреки законам ислама, трон в Оттоманской империи передается по наследству, и турки верят, что власть их императору вручена свыше. В это же верит и множество оттоманских Сородичей, и по этой причине их правитель Мустафа все еще властвует над своим доменом в Стамбуле, несмотря на свое слабоволие – но к этому мы еще вернемся.

Вплоть до относительно недавнего времени, оттоманские мусульмане позволяли христианам и иудеям благоденствовать на заселенных ими территориях, где им не вредили и не предъявляли претензий, но такое отношение, к прискорбию, в последние десятилетия сходит на нет. Сородичи этого региона, похоже, пока что остаются в неведении относительно подобных разграничений; такое отношение к положению дел в мире пугает, ведь Сородичи, в любом случае, не воспринимают себя единым целым.

Солдаты империи, которые, как ученые и религиозные лидеры, освобождены от налогов, скрупулезно ведут счет налогам, уплачиваемым жителями страны. Эти налоги, и так довольно высокие из-за разрушающейся экономики империи, за последние годы выросли еще больше. Былая военная мощь страны начала выказывать признаки слабости, и многие ее победы не были бы одержаны без поддержки Британии (этот союз продержался до 1892 года). Султан Абд аль-Хамид II, в правление которого была принята первая оттоманская конституция, пытается укрепить связи своей державы со вновь объединенной Германией.

Стамбул (в некоторых регионах все еще называемый Константинополем, хотя турки называли его нынешним именем на протяжении столетий) может похвастаться тем отличием, что это единственный город, расположенный на стыке двух континентов. Как город расположен по обе стороны границы между Европой и Азией, так и его культура, жители и обитающие здесь Сородичи относятся к двум различным мирам.

Климат здесь умеренный, приятный для всех. Если бы не иногда случающиеся в регионе землетрясения, эти места – с учетом стихийных бедствий – были бы идеальной средой обитания. Казна Стамбула пополняется за счет торговцев и приезжих, которых привлекают климат и торговые возможности. Узкий канал пролива Босфор, называемый Золотым Рогом, отделяет один из старейших кварталов города от остальной части Стамбула. Эта часть, называемая Станбулом17, окружена стеной, хотя укрепления уж точно знавали и лучшие времена. Здесь расположен Топкапы Сарай, беспорядочно выстроенный дворцовый комплекс оттоманских султанов, а также Айя София, православный собор, возведенный в VI столетии, но после превращенный в мечеть. Здесь же есть многочисленные прочие мечети, некоторые из них украшены фресками, датирующимися еще эпохой Византийской империи.

По другую сторону Золотого Рога расположен городской порт и многие деловые и торговые предприятия города, а также Галатская башня. Еще дальше к востоку город окружен множеством мелких районов, каждый из которых – почти что отдельный городок. Здесь также можно найти несколько дворцов, выстроенных для разных султанов в течение прошлого столетия.

Князь Мустафа, принадлежащий к клану Вентру, якобы властвует над стамбульским доменом. Ребенком посланный на Мальту, выращенный и в конце концов получивший Становление от агентов Антонио Кардоны, он удерживает власть – насколько я могу понять – лишь потому, что приходится родственником правящей династии оттоманов. Секрет Полишинеля для всех местных Сородичей состоит в том, что в действительности княжеской влияние сосредоточено в руках вампирши Ваштай из клана Торадор и ее дитя, Наксидиль, которые «дают советы» Мустафе по каждому принимаемому им решению.

Вдобавок к Вентру и Тореадор, в Стамбул е обитает еще и приличное число Бруха и Носферату. Здесь присутствует еще и группа египетских Последователей Сета под руководством так называемого «священника» Мерсехемра, воспитанного горожанина, получившего образование в Англии. Ученых Ближнего Востока, о которых я уже упоминал, в городе великое множество, как и Ассамитов, предлагающих свои кровавые услуги всем подряд. С испанскими торговцами прибывают Ласомбра; а со времен оттоманского вторжения в Венгрию здесь обитают несколько Цимисхов. Краем глаза я замечал даже тех странных восточных вампиров, которых впервые увидел в Санкт-Петербурге. Мустафа, должно быть, получает поистине великолепные советы от своих кукловодов-Тореадор, или же располагает некоей незримой помощью извне, поскольку мысль о том, что столь слабый князь может удерживать власть над столь разношерстной и раздираемой конфликтами, в лучшем случае вызывает смех. Было бы интересно понаблюдать, что произойдет со Стамбулом в последующие годы, но я не думаю, что буду рядом, чтобы видеть это.

Остальная часть империи, насколько я могу судить, примерно поровну разделена между кланами. Вентру удерживают большую часть княжеских престолов, но Ассамиты, похоже, обладают большим влиянием на смертное население.

Колониальные владения Ее Величества

Я могу лишь просить читателя простить меня за нарушение научного метода, которое я должен теперь совершить. Хотя это означает, что моя работа будет не столь полной, какой могла бы стать, я не буду посещать Аравию или Святую Землю. Степень угнетения оттоманами населения подвластных им арабских территорий ужасает, если ее пристально рассмотреть – и наверняка ее результатом стали, в буквальном смысле, тысячи неупокоенных мертвецов. Я, хотя мне и стыдно это признавать, просто неспособен справиться с эмоциональной данью, которая потребуется от меня при встрече со столь многими покойными душами. Более того, уже дважды ускользнув от хватки Джованни, я не буду рисковать и встречаться с теми Сородичами-некромантами, которых наверняка привлекло в этот регион изобилие местных духов.

Вместо этого я сосредоточусь на тех областях мира, которые Империи удалось, на данный момент, цивилизовать – или хотя бы начать этот длинный и трудный процесс.

Каир, Египет

История Египта, во многих отношениях колыбели цивилизации, богатого, но и ущербного образца культур, которые придут ему на смену, поистине является историей человека (хотя и неполной).

Каир, как и последние шесть тысяч лет, стоит в дельте Нила в Северном Египте. Несмотря на то, что значительная его часть все еще имеет старинный вид, многие из его недавних построек созданы в западном стиле. Город раскинулся на обоих берегах великой реки, а также занимает несколько островов на ней. Площадь Тахрир, что на восточном берегу, считается центром города; на ней расположены многие из самых впечатляющих зданий и объектов культуры Каира (включая несколько новых музеев, где мы помогаем местным жителям сохранять стоящие элементы их собственной истории). Недалеко от Тахрир расположен речной остров Замалек, где живут многие состоятельные обитатели Каира. Остров также может похвастаться зданием Каирского оперного театра. Еще дальше вдоль восточного берега раскинулись мусульманские кварталы; многие мечети являются архитектурными чудесами, но люди живут здесь в столь стесненных и зачастую отвратительных условиях, что мне, как цивилизованному человеку, больно описывать их. В городе расположена также мечеть Аль-Азхар, являющаяся старейшим учебным заведением в мире. Мне приятно видеть, что люди здесь по крайней мере осознают необходимость учения и образования.

Британская империя в течение некоторого периода времени имела определенные интересы в Египте, которые простираются за пределы удивительных археологических находок последних десятилетий. В попытке оказать помощь вице-королю Исмаилу-паше мы ссужали Египет значительными суммами денег, чтобы он мог отстроить элементы влияния цивилизации, принесенные нами в его владения после открытия Суэцкого канала. Наше текущее присутствие в стране, разумеется, не связано с завоеванием. Мы лишь желаем помочь местному населению в управлении своей страной и получении всех благ цивилизации, чтобы они могли более эффективно стать достаточно производительными, чтобы компенсировать нам нашу щедрость. Как только они станут на это способны, мы вновь с радостью позволим им самим управлять своими делами.

Печально, но мы были вынуждены вновь и вновь сражаться с некоторыми скверными субъектами среди египетского населения, которые не видят достоинств того, что мы делаем; резня и утеря драгоценных реликвий прошлого, например, печально известная бомбардировка Александрии, вредит местным жителям в куда большей степени, чем нам, и я возношу молитвы, что бунтари придут к осознанию этого факта. К тому же, нашу военную мощь гораздо полезнее использовать для усмирения анти-египетских выступлений в Судане.

Князь Каира, Мухтар Бей, обитает на нильском острова Рода; его убежище расположено в большом поместье в районе, называемом Эзбекийя. Некоторые старые вампиры, обитающие за пределами Каира, недовольны князем, так как он, похоже, принадлежит к числу тех, кого Сородичи называют Каитиффами, то есть вампирами без клана. Обыкновенно, насколько я понимаю, это – позорное клеймо, но князь Бей неоднократно доказывал свою силу и способности, не в последнюю очередь путем сохранения хрупкого, но продолжительного мира между его Сородичами и многочисленными Ассамитами и Последователями Сета, обитающими в регионе. Его преданность своему народу и Камарилье не вызывает сомнений у тех, кто хорошо его знает.

Один из наиболее частых советчиков Бея (хоть и не пользующийся, по всей видимости, доверием последнего) – Каспер Аупфхольм из клана Тремер, возглавляющий капеллу, расположенную в Египетском Музее. Какую сделку мог Аупфхольм заключить с князем, чтобы заполучить столь лакомый кусок (как в смысле культурной значимости, так и возможностей для духовных открытий), мне неизвестно, но торговля, должно быть, была упорной. Возможно, помощь Аупфхольма во всех мистических вопросах составила одно из условий этой сделки.

Тореадор Жан-Батист Дюваль и его потомок Андре ле Компт управляют другой частью города, называемой Сородичами «Бану Дюваль». Сам Дюваль, один из Первородных князя Бея, прибыл сюда с армиями Наполеона – и, по его утверждению, был отчасти ответственен за уход маленького диктатора из Египта. В обмен на это, Дювалю были пожалованы владения в пределах Каира, которыми он правит практически как городом в городе. Территории, подвластные Дювалю, в числе прочего включают множество доков на берегах Нила, что делает его если не одним из самых могущественных, то, пожалуй, наиболее состоятельным Сородичем Каира.

Бею следует, я думаю, быть благодарным за то, что ему не приходится беспокоиться о Шабаше (местная группировка секты, возглавляемая Мюнтером аль-Асвадом из клана Ласомбра, не особенно мощная). Постоянные стычки между местными Ассамитами и Последователями Сета и без того обеспечивают достаточный хаос в его владениях. Иззат аль-Хунзир, огромный и на вид лысый человек, похоже, стоит во главе местных Сетитов. Хоть он представляется мне ничуть не менее презренным, чем его собратья, мои наблюдения приводят к выводу, что его цели не полностью совпадают с целями других. Первостепенной целью аль-Хунзира похоже, является выдворение британцев с его родины; он явно принадлежит к тем несчастным слепым дикарям, кто не видит добра в том, что мы делаем для цивилизации его народа. И все же, кое в чем он добился успеха, а именно – при его действиях и могуществе самого князя Бея лишь немногие британские Сородичи осели в Каире вместе с прочими моими соотечественниками.

Его усилия не проходят незамеченными. По улицам Каира вместе со своими собратьями бродит поистине могущественный и беспощадный Ассамит, называемый местными Антара Пастырь, и его ненависть по отношению к Последователям Сета по меньшей мере столь же сильна, как ненависть аль-Хунзира к моему народу. Кожа Антары черна как уголь и отблескивает даже в самом слабом свете. Это действительно древнее, бесчеловечное и неумолимое создание. Более того, единственной целью пребывания в Каире его и его последователей, похоже, является война против Сетитов. Если бы не поддержка таинственного благодетеля, которого я не смог вычислить, но кто явно сведущ в колдовстве, аль-Хунзир наверняка бы пал от клыков Антары.

По зрелом размышлении, я бы не удивился тому, что князь Бей время от времени сам раздувает этот конфликт, заставляя Ассамитов и Последователей Сета вцепляться друг другу в горло, что не дает обеим могущественным группировкам накопить достаточно сил, чтобы претендовать на власть в домене.

В Каире, кроме многочисленных Тореадор, Вентру, Последователей Сета и Ассамитов, обитает и значительная популяция Носферату, но, кажется, они, по своему обыкновению, намеренно остаются в стороне от дел остальных Сородичей. В песках Египта блуждают и иные создания, иногда наведывающиеся в Каир. На выжженных пустошах водятся оборотни, внешне больше похожие на шакалов, чем на волков; раздраженные, они, хотя обычно и не трогают Сородичей, ничуть не менее опасны, чем их европейские родственники. Среди Сородичей ходят слухи также и о смертных колдунах, обладающих огромной силой, и о созданиях гораздо древнее самих вампиров – существ, совершенно недоступных объятиям самой смерти.

Через Уганду в караване

Обжигающе жаркие саванны, которым не видно  конца и края, густые джунгли, где обитают всевозможные мерзкие твари, и горы, всегда кажущиеся такими далекими, что их тень не пересекает ничьего пути – все это Уганда. Поистине, тому, кто сомневается в щедрости британцев, приносящих цивилизацию дикарям, нужно лишь заглянуть сюда, чтобы увидеть, сколь много мы делаем в их интересах. Мы прибыли сюда в поисках истока Нила (который, как оказалось, берет начало в озере Виктория, расположенного на территориях Уганды, Кении и Танзании).

В о времена нашего прибытия Уганда не была единой страной, а скорее группой нескольких небольших королевств. Мы были вынуждены по необходимости, сместить нескольких местных корольков, включая Кабарегу из Буньоро и, что случилось совсем недавно, Мвангу из Буганды18. Неужели эти люди ничему не учатся?

Здесь немного крупных городов, зато десяток за десятком местных деревенек медленно, но верно извлекают выгоду из притока культурного влияния и должного обучения. Этими деревнями руководят британские офицеры и служащие, которым помогают в управлении местные жители, осознающие ценность принесенных нами даров. По большей части эти городки и колонии слишком малы, чтобы поддерживать способное к развитию сообщество Сородичей, и могут похвастать одним или двумя подобными существами, а во многих селениях этих паразитов нет вовсе. Такова обстановка не только здесь, но, как я понимаю, и на большей части наших земель в Кении, Бечуане19 и Родезии. Многие из этих Сородичей происходят из родов Вентру, Гангрел или Носферату, но в той или иной мере здесь представлены все кланы. Клан Тремер для исследования сказаний о таинственных местных существах и колдовстве постоянно посылает сюда агентов; большая часть их либо возвращаются с пустыми руками, либо не возвращаются вообще. И Шабаш, и Камарилья заявляют о своей власти в многочисленных деревнях, но все это напыщенная и пустая болтовня, поскольку никого всерьез не интересует, которой из сторон принадлежит большая часть этих необитаемых земель.

Изредка с Сородичами в таких деревеньках происходят несчастные случаи, похожие на те, что в Ирландии приписываются феям. Иногда пропадают нужные предметы. Время от времени Сородичей или их слуг находят мертвыми, или же их умы оказываются замутнены навсегда. Худшие наказания постигают тех, кто уничтожает африканские реликвии или кто наносят вред сказителям древних легенд, и вампиры приучились обходить стороной и подобные предметы, и таких субъектов.

И все же никто из Сородичей, будь они европейского или африканского происхождения, похоже, ничего не знает о самом сердце Африки. Все, что расположено между Капской колонией и южным краем Сахары, представляет собой загадку как для вампиров, так и для цивилизованного человека. Сородичи заходят в джунгли или пересекают огромные равнины, и никто больше их не встречает. Вампиры шепчутся об ужасных чудовищах, способных менять облик, рядом с которыми грозные оборотни выглядят жалкими. Что еще хуже, они говорят о существах – вампирах, но не Сородичах. «Лайбон», шепчут они, – «Кань». Что это могут быть за создания, я сказать не могу, поскольку никто из Сородичей, кажется, этого не знает. Мудрейшим из них известно лишь то, что необходимо, чтобы безопасно существовать в своих деревнях и никогда не обращать взор на темнейшие глубины сердца Африки.

Бомбей, Индия

Путешествие из Африки в Индию по Аравийскому морю оказалось легче, чем можно было ожидать. Учитывая, что мы имеем коммерческие интересы в наших колониях в обоих регионах, вполне естественно, что мы бы желали облегчить сообщение и перевозки между ними. Таким образом, я относительно легко нашел судно, идущее в Бомбей.

Летний сезон в этих местах обжигающе жарок, почти как в некоторых регионах Африки, но зимы, по крайней мере, мягки. Поскольку я избежал сезона муссонных дождей, длящегося с июня по сентябрь, идущий дождь я видел крайне редко. Как я понимаю, свыше девяти десятых годового количества осадков в Бомбее выпадает именно в эти месяцы, что часто служит причиной ужасающих наводнений.

Интересы Британской империи в Индии присутствовали на протяжении веков. Ост-Индская Компания была основана в 1600 году, и, когда Регулирующий акт 1773 года20 даровал короне и Парламенту непосредственный контроль, наше присутствие в стране стало еще сильнее. Однако только в 1800-х годах, когда британские морские силы превзошли по силе голландские, а в войнах в Карнатике была одержана победа над французами, мы заняли свое место в качестве правителей Индии.

Сам Бомбей, жизненно важный портовый город, выстроена полоске суши, которая во время приливов превращается в гряду разрозненных островов. Земляные работы несколько смягчили это явление, хотя острова в пик сезона дождей все еще становятся изолированными общинами. Около трети местного населения, которое называет город «Мумбаи» в честь какого-то своего языческого божка, живет в обветшалых хижинах в самых грязных и густонаселенных, наиболее сильно подтопляемых районах города. Эти бедняги зачастую возмущаются нашим присутствием, несмотря на тот факт, что мы своим примером показали им, что лучшая жизнь возможна для желающих достичь этого. Кое-кто считает, что причиной жуткая вспышка чумы, убившая десятую часть населения города, началась именно в ужасных антисанитарных условиях, в которых обитают эти люди; расчистка этой клоаки и совершенствование многих местных жителей – вот основные цели Бомбейского Треста, основанного для противодействия эпидемии.

Должен отметить, что за распространение болезни могут быть ответственны некоторые воистину мерзкие создания, ненавистные даже вампирам. Больные становятся легкой добычей, а Сородичи весьма способны к передаче недугов от одной жертвы к другой. Мне внушает отвращение то, что они столь мало заботятся о людях вокруг них. Даже самый нерадивый скотовод знает, что должен тщательно ухаживать о животных, которыми намеревается кормиться.

Бомбей – поразительный центр торговли. В дополнение к его роли порта, исполняемой доками Виктория и Принцесса, город располагает растущим промышленным комплексом, преимущественно в форме хлопкопрядильных фабрик (что интересно, один из крупнейших рынков сбыта – Соединенные Штаты Америки; они, очевидно испытывают дефицит после их так называемой «Гражданской войны»). Основная часть промышленных предприятий, так же как и обиталища значительной части скученного населения города, расположены в его центральной части, к югу от Махим-Крик. На юге этого района раньше располагалась один из наших военных фортов, срытый в 1861 году. Бомбей – еще один город с мешаниной архитектурных стилей; более цивилизованные и рациональные британские строения медленно заменяют примитивные индийские постройки из дерева и тростника (или, если речь о старых зданиях, из обработанного камня). Многие дороги теперь вымощены, хотя грунтовых дорог все еще больше; за несколько десятков лет в городе появились канализация, железнодорожное сообщение и кое-где – даже газ.

Основная религия здесь – индуисты, но немалая часть населения исповедует течения ислама. Лишь небольшая доля жителей в последнее время обращена английскими миссионерами в христианство.

Большинство горожан Бомбея, я думаю, в достаточной мере мудры, чтобы оценить блага, которые мы им приносим. Наши миссионеры дают местным детям образование, как и должно, на английском языке, и наши управители видят, что к нуждам людей прислушиваются. Мы относимся к ним с величайшим уважением, за исключением тех случаев, когда они вынуждают (например, восстание сипаев в 1857 году). Необходимая жестокость – явление неприятное, и я молюсь, чтобы подобные действия перестали быть нужными. К счастью, возмутителей спокойствия, сражающихся за выживание культуры и образа жизни, явно несоответствующих современному миру, немного.

Изучение Сородичей Бомбея (как и индийских Сородичей вообще) – почти что невозможное предприятие. Если бы я пожелал потратить на решение этой задачи десятилетия, я начал бы складывать вместе кусочки мозаики и знать чуть больше, чем мне известно сейчас. Ситуация трудна для понимания и лежит далеко за пределами ожидаемых культурных барьеров.

Люди в Индии рождаются внутри каст – слоев общества, в пределах которых они существуют до конца своих жизней. В отличие общественных классовых систем во многих других государствах, для них нет надежды на продвижение по социальной лестнице. Родившийся парией («неприкасаемым») останется на самом нижнем уровне общественной структуры до дня смерти. И Сородичи в Индии предпочитают усложнять свою жизнь, формируя особые кастовые-клановые отношения. То есть, Вентру, Малкавиан и Последователи Сета (на мой взгляд, странная комбинация) считаются брахманами, доминирующей кастой священников. В рядах кшатриев – касты воинов и землевладельцев – числятся Ассамиты, Бруха, Равнос (представителей этого клана здесь, кажется, больше, чем где-либо еще в мире), и Бог знает кто еще. «Средний класс» фермеров, ремесленников и купцов, называемый вайшья, также включают большое количество вампиров клана Равнос, который, кажется, единственный имеет многочисленных представителей в нескольких кастах. Шудра, каста слуг и рабочих, включают Носферату (что странно – я рассчитывал найти их среди неприкасаемых) и Гангрел. Наконец – и это совершенно необъяснимо – Сородичи Индии числят вампиров клана Тореадор среди париев; я так и не выяснил, почему.

Индийские Сородичи обращаются друг с другом почти исключительно в соответствии со своими кастами и лишь изредка – согласно принадлежности к клану, а чтобы еще больше запутать отношения, указанные связи используются только как тенденции, а не твердо установленные правила. Поэтому мне удалось определить клан только нескольких бомбейских вампиров.

Наконец, еще больше хаоса – как будто это требовалось! – добавляет беспрестанная война, которую индийская нежить ведет друг с другом. Местные Сородичи яростно сражаются против вторгшихся Сородичей из Британской империи, а также против таинственных врагов с востока. Сверх того, Шабаш время от времени – хотя и не так часто, как это могло бы быть – пытается проторить дорогу на территорию Камарильи, перенося на индийскую землю и это противостояние. Смертность здесь высока, и вампиры всех возрастов, от только что обращенных до почтенных старейшин, еженощно могут встретить смерть.

Самопровозглашенный князь Бомбея – англичанин Бруха по имени Полковник Реджинальд Эвери (он настаивает на обращении к нему по его прижизненному военному званию). Он и его приятели (по большей части Вентру, хотя и Бруха, и Носферату и Тремеры имеют здесь убежища) преуспели – должен добавить, с трудом – в поддержании главенства при растущем сопротивлении местного населения. Индийский брахман по имени Сандервере последние несколько десятков лет ведет войну против всех Сородичей-европейцев в Индии, и Бомбей – одно из его любимых полей битвы. Это создание весьма искусно владеет несколькими нечестивыми колдовскими умениями, устрашающими и его врагов, и его союзников. Если бы не союзники Эвери из клана Тремер, Сандервере наверняка давно бы уничтожил этого Бруха. Если же поискать несколько ближе к рассматриваемому нами городу, мы увидим Рухимини Кумари из клана Равнос и кшатрия Манмохан Биродкар (я не смог узнать, к какому клану он принадлежит), обитающих в трущобах на северной окраине Бомбея; они нападают на агентов князя Эвери и всемя способами стараются выдворить его из города.

В качестве заметки на полях я хотел бы сообщить, что культ тугов, запрещенный в 1840-х годах, все еще существует в виде нескольких подпольных движений, что, думаю, заинтересует британское правительство. Английские Сородичи убеждены, что клан Ассамитов повально присоединился к тугам с тем, чтобы выдавить Камарилью из Индии. На самом же деле, насколько я осведомлен, лишь отдельные представители клана заявляют о своей принадлежности к культу тугов (также как и отдельные вампиры клана Равнос), и это происходит по неким их личным причинам, а не в качестве элемента какого-то масштабного заговора.

На основе того, что мне удалось услышать и узнать в Бомбее, я делаю вывод, что ситуация в других крупных индийских городах похожа на происходящее здесь – а именно, вторгшиеся европейские Сородичи, преимущественно принадлежащие к Камарилье, соперничают с местными вампирами за власть, а Шабаш, как всегда, таится на окраинах. Думаю, что я воздержусь от новых путешествий в этот край.

Соединенные Штаты

Поскольку я не вижу причин, по которым читатель должен был бы разделить со мной мою скуку, я не буду задерживаться на описании путешествия из Индии к берегам так называемого Нового Света. Скажу лишь, что большая часть этого утомительного пути по рельсам и воде прошла по землям, уже изученным мною, где я не узнал ничего нового. Путешествие через Атлантику заняло примерно три недели, поскольку я был вынужден плыть на борту старой деревянной посудины. Это стало прискорбной задержкой моих исследований, но, с другой стороны, дало мне возможность миновать затяжной конец зимы и прибыть в Новую Англию в разгар весны.

Что можно сказать об этом народе, этих наших, с позволения сказать, детях? С изобретательностью и мрачной решимостью, унаследованной ими от британских предков, они вылепили из этих диких земель процветающую страну. Правительству Соединенных Штатов теперь подвластны все территории между Мексикой (которая, как я наслышан, кишит вампирами Шабаша) и нашими канадскими владениями, а по долготе, как поется в одной из их довольно глупых песен, – «от моря и до моря»21. Владение, однако, никоим образом не означает контроль; их пограничные территории на западе все еще дикие и невозделанные, с суровыми природными и погодными условиями, переполненные отребьем; на них претендуют индейцы, зачастую враждебно относящиеся к поселенцам. Американцев все еще гонит дальше на запад их странная идея о «Божьем промысле»22, объединенная, без сомнения, с практической необходимостью к экспансии, чтобы вместить растущее население. С ними, разумеется, перемещаются и Сородичи. Поскольку на американском Западе еще не появилось крупных городов (а также по причине того, что в этот край направляются наиболее молодые вампиры, стремящиеся завладеть доменами и оказаться подальше от своих старейшин), местные пейзажи не представляют для меня интереса. Какая необходимость мне, в моем исследовании деятельности и политических игр вампиров, описывать тех, кто – пока что – имеет немного устремлений помимо выживания? Когда те, кто ушел на запад, преодолеют свои разногласия, обуздают природу, избегут когтей оборотней и, кроме всего этого, лап Шабаша, тогда, возможно, дальнейшее их изучение будет иметь смысл.

И точно так же, основная часть старших Сородичей, обитающих в Америке, собираются в Новой Англии (название, которое я нахожу чрезвычайно забавным, учитывая упорство, с каким они отбрасывают нашу направляющую руку). Восточные регионы страны теоретически находятся под властью Камарильи, но вампиров Шабаша здесь тоже множество, в результате чего часто возникают конфликты (но тем не менее намного реже, чем на Западе). Американский Юг все еще проходит период Реконструкции и в технологическом плане значительно отстал от Севера. Лицемерие – еще одна отличительная черта американцев: прошло меньше ста лет после их собственного отчаянного бунта против нас, и они уже отказывают почти что половине своего населения в праве на «самоопределение». Если бы проблема рабства в Америке не была решена в процессе этой их маленькой глупой войны, я мог бы сказать немного хорошего о штатах Севера. Членов Шабаша здесь больше, они прибывают из Мексики; но Камарилья все же удерживает некоторое неопределенное превосходство.

Конечно, отмена рабства – все еще миф во многих регионах страны. К «цветным» людям на большей части Юга отношение пока еще ужасное; я слышал о Сородичах южных штатов, до сих пор содержащих рабские стада, подчиненных их воле. Но и здесь, на Севере, темнокожим жить нелегко: их часто направляют на работы даже хуже, чем допущенные в страну китайцы.

Этот регион гораздо более космополитичен, чем  многие другие, а еще здесь находится, пожалуй, величайший из всех американских городов.

Нью-Йорк, Нью-Йорк

Должен признать, плавание к острову Бедло, что в Нью-Йоркской гавани23 порождает некий внутренний трепет. Вид Статуи Свободы, возвышающейся над стенами старого форта, блистающей в солнечном свете – поистине, этого почти достаточно, чтобы заставить кого-либо уверовать в тщеславную идею американцев о том, что их страна – приют свободы в современном мире. Статуя уже не сияет так ярко, как 10 лет назад, когда с нее сдернули покрывало – ее медная плоть уже начала темнеть, покрываясь патиной от соленого морского воздуха вокруг; но, тем не менее, она – одна из самых впечатляющих картин, которые человек может надеяться увидеть.

Нью-Йорк, построенный на острове Манхэттен, весьма современный город. Вместе с окружающими его общинами Бруклин, Квинз, Стейтен-Айленд и Бронкс – а я должен отметить, что назревает объединение всех этих и некоторых прочих общин в единое городское образование – Нью-Йорк явно представляет собой дело рук людей британского происхождения. Во многом город выглядит более молодой, так сказать, незрелой копией самого Лондона. Вместо величавой Темзы здесь протекает река Гудзон. Обитающие в городе люди представляют собой гораздо более пеструю смесь рас и национальностей – можно найти кого угодно, от китайцев и ирландцев до итальянцев и свободных негров (зачастую представители разных наций живут в своих обособленных общинах) – но их общество, как и лондонское, весьма четко разделено на классы состоятельных и рабочих. Проходя по вымощенным улицам, уворачиваясь от пешеходов и экипажей, можно поднять глаза и увидеть густой черный дым, испускаемый фабриками и производственными предприятиями, смешивающийся с серыми облаками неба Новой Англии. Я представляю себе зимние снега, контрастирующие с этими тенями; однако, не застав местную зиму (о чем я уже упоминал), я оказался свидетелем только лишь проливных дождей, очень похожих на те, что выпадают на моей родине (разве что это происходит реже).

Нью-Йорк может похвастаться ошеломляющей системой общественного транспорта. Надземные железные дороги и новые электрические трамваи пересекают город через равные промежутки времени, позволяя даже самым бедным горожанам передвигаться из одного конца города в другой, а также, по надобности, в соседние пригороды. Не то что бы большинству рабочих нужно было далеко ехать. Огромные многоквартирные дома (апартаменты, если использовать местный диалект) стоят между фабричными кварталами, которые и сами заключены в ряды магазинных витрин; и так улица за улицей, что позволяет работягам прожить всю свою жизнь в пределах нескольких квадратных миль. Большая часть состоятельных горожан живут в нескольких довольно дорогих жилых районах в пригородах Нью-Йорка или где-либо еще за пределами Манхэттена. Основная часть города освещается электричеством, а не газом – усовершенствование, которого еще предстоит достичь и самому Лондону.

Нью-Йорк стремительно превратился в главный центр американской культуры (хотя кто-то может оспорить само существование таковой). Метрополитен-музей может похвалиться впечатляющей коллекцией произведений искусства, Центральный парк предоставляет горожанам возможность насладиться неким подобием природной среды, Музыкальная академия и Метрополитен-опера обеспечивают нью-йоркской элите обширный выбор способов провести вечер вне дома. Многие богатейшие семьи Америки осели именно здесь, как и большинство политических деятелей страны. Таммани-холл, политическая организация, возглавляемая человеком по имени Босс Твид, обладает огромнейшим влиянием в городе, несмотря на временное ослабление позиций в 1870-х годах. С помощью незаконных услуг и технологий сбора голосов они могут решить судьбу любого из вышеупомянутых, подающих надежды политиков – и это могло бы стать важным инструментом в руках буйных вампиров Шабаша в городе. К счастью, они слишком безумны, чтобы подмять эту шайку под себя.

Должен признать, что довольно быстро испытал неприязнь к представителям высших слоев нью-йоркского общества, среди которых я провел долгое время. Они хотят, чтобы их воспринимали всерьез, но не как богатых покровителей Нью-Йорка, а как потомков прославленных семейств, элиту города с богатейшей историей.

Я не могу не насмехаться над ними. Нью-Йорк производит впечатление, это я могу допустить. Но он не выглядит величавым. Он не элегантен. В конечном счете, он является бриллиантом в короне только еще зарождающейся страны с крайне недолгой историей и слишком малым количеством собственных традиций. Но для местных богатеев игра в равенство со старыми семействами Англии, с которыми они, похоже, сравнивают себя во многих отношениях, стала бы для этих последних оскорблением, не будь она такой наглостью.

Сверх всего сказанного, Нью-Йорк – влиятельный город, особенно в финансовой сфере. Рост рынка американских товаров ошеломляет, большая его часть контролируется через акции и облигации, покупаемые и продаваемые здесь же. Это, по меньшей мере, делает Нью-Йорк регионом особого интереса для обеих сект Сородичей. За завесой теней, под улицами, в обшитых деревянными панелями кабинетах город превращается в поле битвы. Количество местных вампиров Шабаша значительно превосходит Камарилью – но эта секта в последнее время борется за то, чтобы закрепиться в финансовом и политическом сердце Манхэттена и, следовательно, всего Нью-Йорка.

Перечислить всех влиятельных Сородичей региона практически невозможно, поскольку уровень смертности потрясает воображение. Джозеф Уэллесли, происходящий из древнего европейского рода благородных вампиров клана Вентру, удерживает власть в домене Манхэттен лишь с помощью крайних мер. Его связей с Твидом и прочими членами Таммани-холла пока что оказывалось достаточно для того, чтобы не позволить Франсиско Доминго де Полониа, кардиналу Шабаша (и эксперту в политических интригах, особенно для вампира из этой секты), подсадить множество собственных слуг в муниципалитет Нью-Йорка. Союзники Уэллесли из клана Тремер, действующие из тайной капеллы, отгоняют мистические силы Шабаша (а также приглядывают за растущим количеством вампиров Джованни среди итальянских эмигрантов). Крохотная группка Носферату бродит по растущей канализационной системе – хотя, как говорят, в ее глубинах обитают ужасные существа, пугающие самих этих омерзительных Сородичей; а одна или две котерии клана Тореадор собираются по нью-йоркским музеям и злословят о своих недругах так, как будто это может чем-нибудь помочь.

Шабаш, в свою очередь, удерживает контроль над пригородами. Из убежищ, спрятанных на территории Лонг-Айленда и Бруклина, Полониа возглавляет атаку сразу с нескольких фронтов. Его солдаты – Бруха и Цимисхи выходят на улицы, его собратья Ласомбра и союзники из клана Вентру неспешно подрывают крохотное основание политической власти Камарильи. Если ничего не изменится, то падение Нью-Йорка, этого принца обеих Америк, в лапы Шабаша целиком и полностью – лишь вопрос времени; но Камарилья яростно сражается, и на данный момент ни одна из сторон не может заявить о своем полном превосходстве. При этом действия Шабаша несколько тормозятся из-за стычек за власть между епископами и архиепископами, подчиненными Полониа, двое самых могущественных из которых – Тарлев и Екатерина (прозванная «Мудрой»).

Разумеется, многие Сородичи Камарильи на Манхэттене также отвлекаются на прочие, мелкие проблемы. Помимо обычных политических игр, которым, кажется, предаются все вампиры, Сородичи Нью-Йорка особенно сильно стремятся доказать свою значимость их европейским собратьям. За прошедшие сто лет мир увидел, что Соединенные Штаты – самостоятельное государство, но для бессмертных Сородичей эта страна – нечто вроде площадки молодняка, куда можно отправить поиграть непослушных детей. Такое отношение раздражает консервативных Сородичей и их собратьев и делает их неспособными к привлечению всевозможных ресурсов (таких, как услуги, дары и семейные связи), находящихся в их распоряжении, из страха будущей слабости.

В самых грязных пригородах обитают Сородичи, которые, похоже, не интересуются ходом войны. Носферату, Бруха, Последователи Сета, Джованни, а возможно, и несколько азиатских вампиров – все они существуют вдали от тронных залов, занятые только лишь собственными проблемами. Многие из них объявляют отдельные пригороды своими независимыми поместьями, и лидеры Шабаша о них не знают, да и не особенно заботятся о том, чтобы ими завладеть. Жизнь множества смертных, живущих в этих пригородах, трудна – ведь, по примеру их лондонского духовного собрата Князя Фейгина, местная нежить не питает жалости к «скоту», которым питается. Худший из них – некто Ленор, Последователь Сета, начавший формировать союз этих «баронов-разбойников»24 от Сородичей. Не желающие склоняться ни перед «давящими традициями» Камарильи, ни перед «религиозной манией» Шабаша, эти независимые Сородичи могут стать решающей силой в конфликте, охватившем Нью-Йорк – если, конечно, смогут действовать сообща, не растерзав друг друга на части.

Через Новую Англию на повозке

Воистину, весь этот регион – плод труда людей, которые тоскуют по величию Англии, толком не понимая его. Я уже отмечал архитектуру Нью-Йорка и посчитал было ее изюминкой города… но нет, многим другим городам Новой Англии она тоже свойственна. Здания возводятся высокие, нависающие над улицей, они облицованы камнем и часто украшены карнизами и еще выдающимися еще дальше вперед горгульями. Однако такие огромные строения, не имея за фасадом никакой истории, не выглядят грандиозными, но похожи на отчаянную попытку ухватить величие, которого они не заработали. Они кажутся, если мне будет позволительно употребить антропоморфизм, гневными, угрожающими, будто бы разочарованными своей тщетной попыткой достичь желаемого великолепия.

Между этими городами, в поросших лесом холмах и на травянистых равнинах тут и там угнездились крохотные деревни. Не замечающие роста и развития городов вокруг них, эти деревушки, также как и их близнецы в Англии, существуют без изменений поколение за поколением. Деревянные дома и бревенчатые избы здесь – обычное дело, дороги грунтовые, а религиозная вера процветает, ведь Господь Бог еще не смещен с престола ни философией, ни теологией. Люди живут простой жизнью, они охотятся, возделывают землю, надменно посещают церковь и ездят в ближайший город, если требуется что-либо, чего их пасторальный быт не может им дать. Более того, они прилагают все усилия, чтобы избегать Сородичей и вообще всего, что бродит в ночи по лесам, окружающим их дома.

Так же как и в деревнях в Англии и Восточной Европе, во многих из этих городков живет один-единственный Сородич, скрывающийся среди их жителей. Тем не менее большинство таких вампиров не расхваливают себя как лордов или потомков королевской крови. Одним таким городком к северо-востоку от Нью-Йорка Вентру по имени Томас Экхардт управляет в буквальном смысле, как судья и магистрат. Наказывая тех горожан, кто нарушает его «закон». В другом поселении, в штате Массачусетс, старейшина-Малкавиан, называющий себя «Инквизитор», держит в страхе все население, как будто на дворе все еще семнадцатый век. Слуги сумасшедшего Сородича моментально обвиняют в колдовстве любого, кто бросает вызов его главенству.

Эти вампиры, и бесчисленные прочие держат жителей Новой Англии в страхе, но они – не единственные, кто угрожает этим смертным. По здешним лесам бродят оборотни, хотя их и меньше, чем на Западе. На окраинах городков таятся и иные создания, опознать которых труднее. Разгневанные призраки, большей частью оставшиеся после умерших местных жителей, скользят над пустошами, потрясая бессильными кулаками в сторону белых путешественников, и причудливые беды и несчастья сыплются равно на головы смертных и Сородичей, смеющих нарушать древние обычаи этой земли.

Вместо заключения

Я помышлял о том, чтобы продолжить свой труд. Я подумывал об изучении новых колоний к югу от Новой Англии, поскольку они стали довольно процветающими, и количество Сородичей в них превосходит все пределы. Я даже хотел пересечь Мексику и уж точно проехать по британским колониям в Канаде.

Но я не сделаю ничего из сказанного.

В маленьком городке рядом с Вашингтоном я нашел своего сына, Джонатана. Я помнил, что он поговаривал о переезде с семьей в Штаты, но не знал, что он осуществил свое желание… Сколько же времени я уже мертв?

Должно быть, это и есть та цель, во имя которой я трудился. Джон пошел по моим стопам, стал медиком и ученым. Я питаю высокие надежды на то, что мой внук и его дети продолжат традицию, и что моя семья всегда будет бороться за просвещение человечества и продвижение наук.

Но я опасаюсь, что в своих изысканиях они могут, как и я, привлечь внимание созданий, существующих за пределами понимания этих наук.

Поэтому я оставлю свои наработки – записи об исследовании физиологии и расы Сородичей, также как и этот трактат об их поведении – там, где мой сын сможет найти их. Именно по  этой причине, как я понимаю, я не смог продолжить работу: вместо накопления собственных знаний я стремился защитить свою семью.

Возможно, используя информацию, содержащуюся в этих моих записках, мой сын и его потомки смогут избежать встречи с Сородичами в своих поисках истины. Сородичи уже забрали жизнь у меня. Надеюсь, что, располагая дарованными мной знаниями, никто из моей семьи никогда не соприкоснется с миром Сородичей.

 

Я люблю тебя, Джонатан.

Твой отец, доктор Корнелиус Нетчерч.


1 — Акт предоставил замужней женщине право приобретать, владеть и распоряжаться имуществом путем завещательного распоряжения или иным путем «как ее раздельной собственностью, без вмешательства какого-либо «доверительного собственника», так же, как она вправе была бы это делать, не будучи замужем». Предыдущий акт 1870 года дал определение различных форм собственности, которой замужняя женщина может обладать как раздельным имуществом, и предоставил замужним женщинам такое же право судебной защиты. [Наверх]

2 — В результате реформы 1884 года (Акт о народном представительстве) было установлено единое избирательное право для домовладельцев и квартиронанимателей всех графств и городов: каждый мужчина, владеющий в графстве или городе землей или помещением (с доходом не менее 10 фунтов стерлингов), может зарегистрироваться как избиратель и голосовать. [Наверх]

3 — Актом в графствах были введены избирательные округа, каждый из которых избирал одного члена парламента по системе относительного большинства. [Наверх]

4 — Мелкопоместное нетитулованное дворянство [Наверх]

5 — «Спиритическая доска» - доска для спиритических сеансов с нанесенными на нее буквами алфавита, цифрами, словами «да» и «нет». В процессе сеанса доска «с помощью сверхъестественных сил» давала ответы на вопросы, отмечая эти элементы с помощью стрелки или указателя в пальцах спрашивающего. [Наверх]

6 — (англ. John Dee; 1527-1609) — английский математик, географ, астроном, алхимик, герметист и астролог, автор книги по Каббале и геометрической магии под названием Monas hieroglyphica (Иероглифическая Монада). [Наверх]

7 — лондонское просторечие, для которого характерно особое произношение, неправильность речи, а также рифмованный сленг. [Наверх]

8 — прозвище в тексте письма за подписью Джека Потрошителя, полученного Скотланд-Ярдом во время расследования убийств проституток в 1888 году. [Наверх]

9 — Бетлемская королевская больница  (англ. Bethlem Royal Hospital), первоначальное название - госпиталь святой Марии Вифлеемской, психиатрическая больница в Лондоне (с 1547),  расположена напротив Тауэра. [Наверх]

10 — Уильям Ю. Гладстон (1809-1912) английский государственный деятель и писатель, четыре раза занимал пост премьер-министра Великобритании, избираясь с партией либералов. [Наверх]

11 — Так называемый «второй билль о гомруле», вторая попытка либералов ввести самоуправление в Ирландии, которая бы превратилась в один из доминионов Великобритании с собственным парламентом и местной властью. Как и первый подобный билль 1885 года, был проведен через палату общин, но провален палатой лордов со значительным перевесом голосов. [Наверх]

12 — Христиания – старое (1624 – 1924 гг.) название Осло. [Наверх]

13 — В оригинальном тексте использовано слово «Tuomiokirkko» (фин. «кафедральный собор»), без дополнительного уточнения обычно относимое к Кафедральному лютеранскому собору в Хельсинки (построен в 1830 – 1852 гг.). Под «древней лютеранской церковью», скорее всего, подразумевается церковь Vanha kirkko (1826). Существовала также церковь Ульрики Элеоноры, построенная в 1727 году и разобранная в 1827 году. [Наверх]

14 — Имеется в виду собор Санти Джованни э Паоло, или Сан Заниполо. [Наверх]

15 — Международный конгресс, созванный для пересмотра условий Сан-Стефанского мирного договора 1878 года, завершившего русско-турецкую войну 1877—1878 гг. Завершился подписанием Берлинского трактата. Окончательное решение об увеличении территории Греции было принято на переговорах этих двух стран при посредничестве европейских держав в 1880 г. [Наверх]

16 — Национальная библиотека Святого Марка. [Наверх]

17 — Историко-культурный центр Стамбула, в настоящее время часть городского района Фатих. [Наверх]

18 — Представитель Британской империи Ф.Лугард в 1890 году заключил с королем Мвангой договор, а к 1894 году Британия установила над Бугандой и прилегающими территориями протекторат. [Наверх]

19 — Акт установил систему, при которой правительство регулировало работу Ост-Индской компании, но не брало власть само, и стал первым шагом к установлению правительственного контроля Британии над Индией. [Наверх]

20 — Bechuanaland – прежнее (до 1966 года) название Ботсваны. [Наверх]

21 — Строка из гимна «America the Beautiful». [Наверх]

22 — «Manifest Destiny», политическая доктрина, выдвинутая в 1845 в статье Дж. Л. О'Салливана об аннексии Техаса, а затем приобрела более широкое звучание. Состояла в том, что североамериканцы являются избранным народом, которому судьба предназначила превратить Американский континент в «зону свободы». [Наверх]

23 — Старое (до 1956 года) название острова Либерти (в честь первого владельца). [Наверх]

24 — во второй половине XIX века - американский капиталист, наживший состояние нечестным путём; позднее – бизнесмен, готовый пойти на всё ради обогащения. [Наверх]