Глава 1: Забытые Дни

Да, верно: я о грезах говорю, Исчадиях незанятого мозга, Из ничего зачавшихся в пустой Фантазии. Она эфира тоньше

.

- Уильям Шекспир, "Ромео и Джульетта"

Я впервые осознал, что Застывшие пытаются связаться со мной после того, как заметил, что мое имя все чаще начинает упоминаться в граффити в подземке. Конечно же, к тому моменту я уже привык, что ко мне обращаются без лишних церемоний, но затем появился этот анонимный слоган, нарисованный краской на стене – вы, наверное, уже оказывались в подобной ситуации – и я осознал, что когда тебе сообщают об этом настолько открыто, ты чувствуешь себя абсолютно по-другому. Невнятные загадки и кажущиеся пророческими совпадения  попросту меркнут в сравнении с фразой "Мартин, Мы, Камни, Должны Говорить". Особенно, когда эти послания исчезают со стен и начинают проступать мозаикой в каждой плитке туннеля подземки на каждой станции, куда меня в течение этих недель забрасывала судьба. В конце концов, это уже не ласковый намек в форме "случайных совпадений", а жестокая попытка принуждения к действию.

К сожалению, они забыли обеспечить меня какими-либо указаниями на время или место, в котором "Мы, Камни" собираются "Говорить". Некоторые могут сказать, что это связано с традиционной склонностью гломов не утруждать себя дурацкими графиками встреч или расписаниями, составляемыми эфемерным Мясом, но я думаю, что это было вызвано их стеснительностью. Им ведь не хочется, чтобы каждый опаленный алхимик и фанат Мика Джаггера, живущий в этом городе и способный прочитать надпись на стене, приперся на интервью, в ходе которого Камни планируют раскрыть парочку своих сокровенных тайн, не так ли? И потому я ждал, чтобы они связались со мной, пользуясь подземкой гораздо чаще, чем мне, в действительности, требовалось, чтобы предоставить им возможность, которой они могли бы воспользоваться.  Гломы всегда предпочитали находиться поближе к своему дому, и я чувствовал, что они предполагают, что то же самое относится ко мне.

Где-то через месяц, мне пришлось пожинать плоды своего великодушия, когда я возвращался домой поздно ночью, и они сели в поезд на одной из остановок Музейной Мили. Двери открылись и три глома – или, если быть более точным, глом и два голема – вошли и сели прямо передо мной.  Я мог даже не прислушиваться к похрустыванию Оболочек големов при ходьбе, так как одного взгляда на них хватило бы для того, чтобы понять, что именно они были теми Камнями, с которыми мне требовалось побеседовать. Это было настолько очевидно при первом же взгляде на их белые глаза, лишенные зрачков, и высеченные из камня волосы, напоминающие о кукле Кене, что я одновременно испытал предвкушение и жалость, вызванную их большими, бесформенными куртками и тяжелыми перчатками. Неуклюжая одежда – это символ отчуждения големов от мира Мяса, так как  большая их часть демонстрирует полное неумение замаскировать свою истинную природу, чтобы хотя бы ненадолго сойти за своего в человеческих толпах, разгуливающих за пределами их музейных владений – они попросту не понимают, что если трое мужчин заходят в вагон, и один из них является Авраамом Линкольном, второй – четырехфутовым херувимом, а последний не только может похвастаться девятифутовым ростом, но и подозрительно напоминает произведение Родена, то все широкополые шляпы города не смогут спасти их от чрезмерного внимания к их персонам.

Неудивительно, что они так редко выходят в мир.

Глом, по крайней мере, был традиционно изящным представителем своего народа. Достаточно точное соблюдение человеческих пропорций, как всегда большие, лакированные кожаные туфли, черный сюртук. Конечно же, он носил перчатки, но в том, как он стягивал их, чувствовался определенный стиль. Даже тот факт, что его рост равнялся приблизительно девяти футам, и, если бы он состоял из мяса, то весил бы не менее 300 фунтов, работал на пользу его Фасада. Он всего лишь казался очень большим и мерзким лысым мужиком.  

"Куда вы направляетесь, ребята?" – спросил я его, предположив, что он является мозгом этого маленького отряда.

Он тихонько фыркнул, издав звук удовлетворения, вызванный чем-то смешным, что родилось в его каменной голове. "Мы никуда не спешим".

Я коротко мигнул. Авраам Линкольн и херувим отошли к дверям вагона, заняв выжидающую позицию и внимательно наблюдая за тем, чтобы никому не пришло в голову нас подслушать. В свою очередь, мы с гломом начали говорить, пока поезд продолжал носиться туда-сюда через скальные породы, лежащие под городом. Я не знал, зачем они взяли с собой Родена, но решил не спрашивать – возможно, им понадобилась грубая, физическая сила или же он просто заскучал в той галерее скульптуры, из которой они выволокли его этой ночью.

Как оказалось, глом – "называй меня Крис" – был одним из последних настоящих мастеров искусства изготовления и восстановления Оболочек. Большинство Неархитекторов знают об Оболочкотворчестве достаточно немало, но Крис был первым, кому удалось проговорить со мной об этом целую ночь.

Природа Неодушевленных

Будучи капризными существами, которые, вдобавок к этому, не лишены своеобразного чувства юмора, духи фэйри гипотетически способны вселиться во все, что угодно, что они нередко доказывали до того, как Раскол разорвал связь между мирами. Скалы, куклы, скрытые водопады, мечи, доспехи, жирафы, филодендроны, покрытые патиной статуи – причуды порождений Грезы в том, что касалось их внешнего облика, были практически безграничны и выходили далеко за пределы банального вселения в тела человеческих детей.

Все, что существовало в мире в те далекие времена, в один прекрасный момент могло стать частью Грезы, в силу чего все сущее обладает – или обладало – потенциальной возможностью ожить. Хотя мир с тех пор очень сильно изменился и многие его обитатели забыли, что такое мечтать, некоторые из малоизвестных составляющих мироздания до сих пор помнят об этом. Эти сосуды Грезы сумели выжить в скрытых уголках и потайных анклавах Мира Осени, помня о тех далеких днях, когда каждый водопад мог говорить, а каждый инструмент обладал собственным разумом.

Это Неодушевленные, последние потомки Великих Медленных Империй, о былом величии которых на Земле теперь напоминают только безмолвные и безжизненные руины. Даже для большинства подменышей эти создания являются не более чем мифом, слишком удивительным для того, чтобы существовать на самом деле.

История Неодушевленных,

написанная графом Тревором Альдредом из Дома Эйлунд

История Неодушевленных или же Застывших, как их достаточно неточно называл мой ментор, представляется одновременно захватывающей и разочаровывающей. Подобно истории любой забытой расы, она, в лучшем случае, состоит из отдельных фрагментов, в результате чего мы вынуждены получать большую часть информации о ней из вторых рук и не самых надежных источников. Вы можете задаться вопросом, как мне удалось узнать так много об этих существах – или, по крайней мере, о том, что о них рассказывают. Если бы я начал рассказывать об этом, то мне понадобилась бы целая неделя спокойных, зимних вечеров, наполненных удивительными историями, но, впрочем, я подозреваю, что вас все же больше интересует нечто иное. Достаточно сказать, что в те дни, когда нам еще были рады на этой земле, я сделал изучение этих существ своей страстью – хобби, в данном случае, представляется мне не совсем подходящим словом. Я узнал множество их секретов, преодолел бесчисленные испытания, и, спустя тысячу летних солнцестояний, начал понимать их природу. После моего возвращения, эта страсть оказалась настолько сильна, что выжгла из моего разума окутывающие его Туманы, и я начал улавливать первые проблески прошлого, живущего в моем сердце. Как только я понял, откуда нужно начинать, я начал заново открывать для себя древние тайны Неодушевленных. Информация, которой я хочу поделиться с вами, стала результатом долгих лет изучения древних томов, дружбы с недавно проснувшимися Неодушевленными и случайных отзвуков древнего знания, доносившихся из дальних уголков моей души. Это не та информация, которую вы можете узнать из сплетен, расцветающих буйным цветом при дворах Дома Фиона, и потому, мои добрые читатели, отнеситесь к ней с должным почтением. Но, впрочем, мне пора начинать мой рассказ...

 

Бесконечная Война

Складывается впечатление, что другие Неодушевленные питают древнюю неприязнь в отношении представителей Империи Огней, обвиняя их в том, что они предали всех Неодушевленных и развязали Войну Сотворения. Я не уверен в том, насколько правдивы подобные утверждения, и, хотя Война Сотворения началась с укрощения смертными огня, у меня сложилось впечатление, что первые семена раздора были брошены в землю еще тогда, когда души фей не были ограничены каким-то одним обличьем. Не мог ли первый обладатель великого дара пламени быть одним из нас – огненным танцором, дриадой или даже вами или мной? Возможно, мы никогда этого не узнаем, и я осмелюсь сказать, что это не имеет такого уж большого значения – каковой бы не была истинная история тех времен, я твердо уверен в том, что преследование благородных солимондов является бессмысленным и лишает всех фей светоча надежды, рассеивающего мглу приближающейся Зимы.

Мифическая Эра

Я ветер, несущийся над морем, я волна в океане...

Я могу изменять свой облик, подобно богу.

- Черная Книга Карматена

В те дни, когда грезы и реальность были одним целым, все существовавшие обличья  были весьма непостоянными. Духи народа фей были такими же различными, как и сами грезы. В те древние времена мы могли стать всем – или ничем – просто пожелав этого. Жизнь могла быть сотворена в мгновение ока, или же, если быть более точным, она  могла возникнуть из всего, чего только угодно.

Но время шло, и я полагаю, что тот факт, что мы начали замечать его ход, был первым предупреждением нам. Конечно же, даже тогда природа подчинялась своим величественным циклам, циклам дня и ночи, зимы и лета, но в те далекие дни все изменения ограничивались лишь самыми основоположными трансформациями. Когда мир вышел за пределы этих циклов, все начало изменяться. Сначала, феи не обращали на это внимания, пока, в конце концов, хижины не сменились деревнями, а деревни не сменились городами. Внезапно, мы столкнулись с Разъединением. Греза и смертные земли  удалялись друг от друга весьма неспешно, но этот процесс был уже необратим. Свободные духи, оставшиеся в мире смертных, должны были сделать выбор – некоторые привязали себя к почти человеческим телам, став фэйри смертных легенд; другие избрали для себя удивительные творения природы, в которых они могли отдохнуть и найти пристанище, став теми, кого мы называем Неодушевленными. Хотя Неодушевленные обрели постоянные обличья, эти обличья, тем не менее, оставались очень различными. Бесчисленные филы основали величественные державы, известные, как Медленные Империи. Эти империи всегда были слишком сложными, слишком громадными и слишком чуждыми для того, чтобы мы смогли осознать их суть, не говоря уже об обычных смертных. Тем не менее, именно сложность этой великой загадки  и привлекает меня. Возможно, они были чем-то похожи на нас и у них были свои дворы, празднества и церемонии. Я верю, что жизнь в Медленных Империях была гораздо более первозданной, чем может показаться нам. Эти Неодушевленные были неразрывно связаны с великими циклами и, возможно, главной их целью было отсрочить любые изменения, которые могли угрожать этой связи.

Корабль Четырех Сезонов

Одним из величайших сокровищ фей древности был Корабль Четырех Сезонов. Внешне очень напоминающий драккар викингов, он был наделен силой управлять пятью стихиями, дарованной ему Неодушевленными. Конар из Дома Дугал лично присматривал за строительством корабля, но именно Кирия Искательница Клятв из Дома Гвидион совершила путешествие во владения правителей пяти Империй, заключив договоры о помощи с каждым из них. Этот корабль мог беспрепятственно передвигаться по воде; более того, в течение некоторого времени он также мог путешествовать по земле – через скалы и деревья, по воздуху, и даже сквозь огонь. Для управления кораблем требовался всего один человек, но в жилах этого капитана обязательно должна была течь благородная кровь. За право обладать этим кораблем велись беспощадные войны, ибо многие принцы и короли (как из числа смертных, так и из числа фей) желали завладеть им, и не зря – только представьте себе пользу от корабля, который мог путешествовать по суше, вдали от любого порта и реки, и даже пересекать горы!

Хотя Корабль Четырех Сезонов упоминается в нескольких легендах фэйри, его окончательная судьба покрыта мраком. В одной из историй говорится, что он был уничтожен во время защиты исчезающего трода, тогда как другие легенды утверждают, что он уплыл в Аркадию. Согласно третьей версии, которую я нахожу наиболее вероятной, капитан этого корабля нарушил один из священных запретов – который мог быть чем угодно, начиная необходимостью возвращать корабль в морские воды на исходе дня, и заканчивая недопустимостью его применения в ходе Войны Сотворения – в силу чего корабль разлетелся на куски, когда представители каждой из Империй забрали те его части, которые по праву принадлежали им.

После Разъединения

Смертные, как правило, демонстрируют исключительную недалекость и слепоту в отношении того, что они не желают видеть. Тем не менее, в те древние дни Греза еще не настолько отдалилась от Мира Осени, и сам Мир Осени не оказывал на нее такого сокрушительного воздействия, как сейчас. Даже после Раскола, существа, известные нам под именем химер, оставались для смертных такими же реальными, как и для нас. В те далекие времена мы принимали человеческое обличье только из праздного любопытства и ради собственного увеселения; когда мы сбрасывали иллюзию плоти, смертные оказывались поражены нашей ужасающей красотой, и при этом нам не приходилось страдать от пока еще слабой Банальности.

Хотя Неодушевленные предпочитали скрываться от человеческих глаз, смертные ощущали их присутствие. Некоторые из Застывших становились священными покровителями племен, живущих неподалеку от их Якорей. Хотя многие Неодушевленные с безразличием относились к вниманию смертных, другие Застывшие наслаждались странными, но от этого не менее занимательными ритуалами, которые устраивали их "последователи", желая умиротворить и порадовать своих богов. Некоторые из этих фэйри сознательно начинали играть уготованную им роль, что могло быть вызвано как альтруизмом, так и прагматизмом – в конце концов, никому бы не пришло в голову срубить священную рощу, и периодически происходящие незначительные чудеса позволяли без труда поддерживать религиозное рвение последователей. Поговаривают, что многие мегалитические круги Европы были построены по просьбе (или, возможно, приказу) некоторых из первых Созданий Ремасла, принадлежащих к Империи Камня. Некоторые из моих смутных воспоминаний подсказывают мне, что, вне зависимости от его значения для чародеев, Изменяющих Облик, Китэйнов или смертных, Стоунхендж, в первую очередь, был одним из первых величественных Якорей приверженцев Ремасла.

Хотя Разъединение отделило Застывших от всех остальных фей, некоторые связи между нашими народами все равно сохранились. Периодические союзы и нередкие споры и разногласия, возникающие между феями и Неодушевленными, часто заставляли нас вспоминать о существовании друг друга. Некоторые из величайших мудрецов моего Дома посещали владения Бездонного Народа, Обитателей Выси, Гранитных Правителей и даже Владык Пламени, стремясь прикоснуться к давно забытой мудрости. Те из них, кому удавалось вернуться (к сожалению, таковых было не так уж и много) высоко почитались среди наших сородичей; даже сейчас, когда наступила Осень нашего мира, мы помним великие деяния Весенней Эры, связанные с именами Кирии, Элбанаона, Тириссы и легендарной героини, именуемой Каприаной, моей бывшей наставницы, которая была знакома с самой Эйлунд. Каприана всегда питала особую любовь к соленому запаху морского бриза, и только на покачивающейся корабельной палубе ей дано было обрести истинный покой. Она была одним из первых представителей моего народа, кто отважился погрузиться в глубины, чтобы узреть безграничное величие Бездонного Народа, и кому удалось вернуться обратно, сохранив свой разум ясным.

Неодушевленные сыграли немалую роль в нашей истории, отражением чему служат песни и легенды, пускай даже многое в них оказалось изменено и искажено, и потому истина в них сокрыта настолько глубоко, что ее вряд ли когда-нибудь удастся извлечь на поверхность. К примеру, как вы думаете, кто оберегал легендарный Эскалибур, пока великий Артур был еще ребенком? Кем был тот камень, который столь надежно удерживал в себе меч? Кем была Владычица Озера? Столько обрывков легенд Неодушевленных лежит у нас прямо под носом, а мы даже не замечаем их.

Спонтанное возникновение

Когда Мифическая Эра на Земле завершилась, и Греза свернулась, подобно древнему свитку, мир изменился, и многие из его древних аспектов оказались оторваны друг от друга. Среди явлений, которым суждено было оказаться в категории невозможного в этом новорожденном мире – нашем мире, Мире Тьмы – оказалось спонтанное возникновение живых организмов из неживой материи.

Во времена Мифической Эры все сущее содержало в себе семена жизни, и, при наличии соответствующих условий, могло обрести жизнь. К примеру, сыр мог достаточно быстро превратиться в массу червей, если кто-то оставлял его в теплом месте. Это не были отвратительные личинки, известные ныне живущим; вместо этого, они принадлежали к исчезнувшему в Мире Яви виду, представители которого, будучи пойманными и приготовленными надлежащим образом, даровали тем, кто употреблял их мясо, способность понимать язык зверей.

Речная вода даровала жизнь необычным рыбам с коронами на головах, тогда как океанский бриз рождал целые стада удивительных лошадей. Камни вынашивали в себе змей, или же, будучи подготовленными в соответствии со строгим набором инструкций, могли стать живыми магическими существами, с виду напоминавшими человеческих детей. Все эти существа вымерли в силу естественных причин, так как условия, при которых они могли появиться на свет, теперь представляются чем-то невообразимым.

В дни Осени этого мира жизнь вынуждена развиваться в соответствии со строгим набором правил и предписаний, число которых весьма ограничено. Теперь живое больше не может спонтанно возникать из неживого. Разделение между живым и неживым стало гораздо более ощутимым, в силу чего Неодушевленным оказалось уготовано место в весьма узком ложе парадоксов и невероятных феноменов. 

Война Сотворения

Вскоре после Разъединения на Медленные Империи обрушилась Война Сотворения. Тем не менее, ее первоосновы были заложены предательством солимондов, которое свершилось задолго до Разъединения. Это произошло тогда, когда порождения пламени научили смертных управлять огнем и, тем самым, даровали им возможность контролировать других Неодушевленных. Дерево горело, вода выкипала, металл плавился и изменялся под ударами молота, позволяя смертным, в свою очередь, раскалывать скалы и вырубать леса. Сначала смертные использовали полученные знания мудро. Тем не менее, с течением времени они начали применять эту силу более безжалостно, используя приобретенные знания для того, чтобы порабощать других Неодушевленных. Основной причиной войны стало следующее: Неодушевленные, чьи Якоря пребывают в естественном состоянии (к примеру, в обличье гранитной скалы) обладают абсолютно иным темпераментом, чем те, Якоря которых были созданы или изменены человеческими руками (например, если речь идет о каменном блоке в стене собора). Я могу предположить, что, отчасти, эти отличия напоминают различия между Дворами, присущие обществу Китэйнов.

Как бы то ни было, эта борьба за власть продолжается и по сей день, и складывается впечатление, что Неодушевленные, принадлежащие к числу Созданий Ремасла, постепенно выигрывают эту битву. Некоторые пароземы, с которыми мне довелось встретиться, даже утверждали, что многочисленные поражения Созданий Поляны в Войне Сотворения и послужили одной из основных причин Раскола.

Магические узы

Представители Традиции Вербена, являющиеся современными продолжателями традиции древней Викки, поддерживают прочные связи со многими представителями Медленных Империй. Священные места Вербены – особенно, рощи, источники и каменные круги – нередко оказываются Якорями. Хотя большинство Неодушевленных в ходе Междуцарствия пребывало в Дреме,  многие из них сохранили смутное представление о том, что происходило вокруг них, и помнят заботу и уважение со стороны наследников древних ведьм и колдунов. После пробуждения эти Неодушевленные выразили им свою признательность и принесли обеты вечной дружбы многим хранителям их Якорей. Любой ковен может только мечтать о подобном защитнике.

– Ваштия, чародейка-Вербена

Раскол

И это новый мир, созданный Порядком.

-Майкл Муркок, Буреносец

Раскол стал ужасной катастрофой для нашего народа, но для Неодушевленных он оказался еще страшнее. Если на Китэйнов шторм обрушился в течение нескольких лет, то Застывшие впервые ощутили холод Зимы за много десятилетий до нас. Они попытались предупредить нас о том, что приближается, но мы были глупцами, и потому не обратили внимания на их слова. По мере того, как все больше и больше дриад погружались в Дрему, и водяные танцоры исчезали, подобно морской пене, рассеиваемой ветром, мы все чаще вспоминали о темных знамениях, но не делали ничего. Истинная степень угрожающей нам опасности ускользала от наших глаз, пока вокруг нас не начали рушиться троды.

Когда аристократия вступила на долгую дорогу, ведущую в Аркадию, пытались ли Неодушевленные последовать за нами? Я не уверен в этом, так как, невзирая на то, что они могли покинуть владения смертных с такой же легкостью, как и мы, Застывшие были слишком сильно привязаны к своим Якорям в психологическом и духовном плане. Я говорю так потому, что видел, как дриады, живущие посреди бескрайнего леса, отказывались покидать свои священные рощи, предпочитая, вместо этого, наблюдать за тем, как их дома гибнут в огне или под ударами топора, сокрушающего их любимые деревья.

Нет, я твердо уверен в том, что большинство Неодушевленных оставались со своими Якорями до тех пор, пока их не поглотила Дрема. Недавно пробудившийся глом поведал мне историю, которая слишком часто повторялась в те дни, не считая, конечно же, незначительных деталей, которые могли отличаться. Якорь этого глома находился на вершине холма, который венчал собой замок, бывший местным фригольдом. Вскоре после того, как последний из тродов закрылся, крошечная группка простолюдинов собралась вокруг холма, подобно бродягам, жмущимся зимой к костру в отчаянной надежде согреться. Они делали все для того, чтобы защитить и поддержать глома, и он, в свою очередь, защищал их. Но когда Очаг фригольда начал затухать и, в конце концов, умер, их дружба стремительно увяла. Простолюдины разбежались в разные стороны, подобно крысам, бегущим с тонущего корабля, и одинокий глом погрузился в Дрему.

Междуцарствие

В тех вопросах, которые касаются истории фей в период, иногда именуемый Эпохой-без-Короля, я, как вы сами понимаете, нахожусь в несколько незавидном положении. Мои источники информации, которые и без того не отличались чрезмерной разговорчивостью, хранят угрюмое молчание, когда речь заходит об этом мрачных временах. Хронист-сатир, именуемый Малахи, утверждает, что все Застывшие в это время погрузились в Дрему. К сожалению, многие из этих существ ушли еще дальше во тьму, и оказались навсегда утраченными для нашего мира. Конечно же, я подозреваю, что периодически некоторые из них пробуждались – во всяком случае, Застывшие не утверждают обратного – но мне кажется вполне разумным предположить, что в течение этого периода Неодушевленные практически не соприкасались с феями, которые остались в Мире Осени. У меня сложилось впечатление, что после нескольких столетий тьмы большинство простолюдинов забыло о существовании Застывших. Достаточно любопытной выглядит информация об этом периоде, которая поступила ко мне от Повелительницы Имен – или волшебницы, как они сами предпочитают себя называть. Она именовала себя Ваштией и продемонстрировала немалую осведомленность в области древних знаний, связанных с феями. Некоторые из Повелителей Имен – в особенности те из них, кто были связаны с Орденами Вербена и Меренита – помнили и защищали Якоря, как только могли, невзирая на то, что сами нередко становились объектами охоты. Да, это были мрачные времена, когда Банальность преследовала нас на черном коне из железа и пара, стремясь навсегда положить конец существованию нашего рода.

Невзирая на помощь со стороны неожиданных союзников, промышленная революция очень сильно сказалась на Неодушевленных. Священные рощи вырубались,  чтобы обеспечить топливом заводы, выбрасывающие сажу и копоть в небо, откуда потом проливались ядовитые дожди. Из человеческих шахт и городов расползалась смертельная отрава. Утратив свои Якоря, слишком многие из оставшихся на Земле фей вернулись в глубины Грезы, или куда еще они могли вернуться, оказавшись навек утраченными для Мира Яви. Многие Якоря Созданий Поляны подверглись человеческому воздействию и стали частью сил Ремасла; можно сказать, что самые страшные удары, обрушившиеся на воинов Поляны в ходе Войны Сотворения, оказались нанесены не их противниками, а обычными людьми.

Воссоединение

Те Неодушевленные, которые находились в Дреме, практически сразу же ощутили на себе последствия Воссоединения. Некоторые простолюдины рассказывали мне о странных сотрясениях и подземных толчках возле древесных рощ или водоворотах и вихрях, которые появлялись внезапно и так же внезапно исчезали, удивляя их, но, при этом, не причиняя какого-либо вреда. История, которую поведал мне Малахи, является далеко не такой драматичной, хотя это не делает ее менее удивительной. Впервые он увидел Неодушевленного, когда был еще ребенком (как по меркам смертных, так и по меркам фей). Это было в ночь перед высадкой на Луну, которая знаменовала собой начало Воссоединения. Он лежал на травянистом холме, представляя себе чудесный маленький корабль, вращающийся вокруг Луны, и, внезапно, услышал низкий, глухой рокот. Здоровенный камень, который лежал рядом с ним, на мгновение принял форму грубого подобия человеческого лица, продолжая изменяться и издавая громкий скрежет и  хруст. Затем, он заговорил, и его речь была глухой и медленной, подобно звуку сдвигающейся тектонической плиты, и  молодой сатир сумел разобрать всего два слова: "Они идут". На следующий день мы вернулись.

Война Соответствия

У нас есть все основания утверждать, что Неодушевленные не оказали решающего влияния на ход Возрождения (больше известного как Война Соответствия); лишь немногие из них пробудились к этому моменту, и лишь ничтожная часть бодрствующих Неодушевленных пожелала принять участие в этих событиях. Возможно, именно поэтому большинство Китэйнов считает, что Неодушевленные продолжают пребывать во власти сна.

Пламенные солимонды всегда были первыми в бою, и это противостояние не стало исключением. Вскоре после начала войны горсточка этих существ прославилась как идейные вдохновители армий, поддерживающие боевой дух разуверившихся воинов и иногда даже сражающиеся в первых рядах, увлекая за собой войска взмахами клинков или знамен. Леди Тесса Нириан, мой добрый друг, готова подтвердить, что эти благородные воители оказывали немалое воздействие на боевой дух простолюдинов. Словами ободрения и вдохновляющими песнями солимонды сумели объединить разгромленный отряд повстанцев, выступив в качестве арьергарда отступающих войск. Этим доблестным воителям удалось отбить несколько атак превосходящего их числом и вооружением отряда отборных рыцарей-Ши. Тесса не без уважения отмечала, что в тот день простолюдины стояли насмерть, удерживая мост до последнего человека. Тем не менее, эти отважные и доблестные воители обычно становились соблазнительными целями, и к концу войны в рядах сражающихся армий не осталось практически ни одного солимонда.

Если солимонды вступили в бой первыми, то гломы одними из последних включились в военные действия; они с энтузиазмом решили последовать договоренностям, заключенным много тысячелетий назад, но в их понимании "энтузиазм" означал, что война оказалась практически выиграна прежде, чем Тяжелые Люди сумели оказать какое-либо влияние на ее ход. Леди Нириан утверждает, что видела, как существо, с виду напоминавшее глома, помогло юному Дэвиду Ардри бежать из Нью-Йорка. Она также видела бледно-серую фигуру с рублеными чертами лица, удерживающую баррикаду, невзирая на то, что целых четыре фейских чародея обрушили на нее всю ярость Искусства Изначальности. Вполне возможно, что именно гломы передали Ардри Калибурн, но сам Высокий Король никогда не распространялся по этому поводу.

Я не могу сказать наверняка, принимали ли участие в этом конфликте куберы. Я помню слухи о том, что погрузившаяся в Дрему дриада занималась контрабандой оружия, но мне до сих пор неизвестно, насколько правдивыми были эти россказни.

Что же касается других Неодушевленных, то следует отметить, что пароземы принимали активное участие в войне, в основном исполняя обязанности разведчиков и посланников. Тем не менее, Китэйны, которые сражались вместе с ними, довольно быстро научились относиться к своим союзникам с крайней осторожностью, так как сильфы демонстрировали отвратительную привычку менять стороны без предупреждения или же попросту исчезать в разгар разведывательной миссии. Я имел счастье (или несчастье) работать с этими непостоянными существами (мне кажется неверным утверждать, что я "командовал" ими) в ходе кампании при Шенандоа, и должен сказать, что информация, которую они предоставляли, едва ли стоила вреда, который они при этом наносили.

Легче всего было договориться с манекенами, из которых получались прекрасные шпионы и телохранители. Противники, обсуждавшие свои планы в темных переулках, обычно не обращали внимания на манекен из магазина, который кто-то выбросил на мусорную кучу неподалеку. К сожалению, большая часть манекенов, участвовавших в Войне Соответствия, выбрали не ту сторону. Впрочем, это не значит, что кто-либо из нас затаил на них злобу.

Неудивительно, что из ундин выходили плохие солдаты, когда они покидали свою естественную среду обитания. Тем не менее, удивительным представляется то, что, даже оставаясь в ней, Глубинный Народ редко оказывался полезным. В разведке их возможности были очень ограниченными – в особенности, в сравнении с сильфами – а точность их отчетов не намного превосходила точность докладов паков, что само по себе является весьма показательным. Кроме того, в большинстве городов, где разворачивались важные военные действия, воды были слишком загрязненными, чтобы там могли находиться представители Глубинного Народа.

Тем не менее, стоит признать, что в некоторых случаях ундины все же сыграли немаловажную роль. Аубрик Хаммерхэнд, знакомый мне тролль, клянется, что получил смертельную рану во время сражения на мосту (и я могу подтвердить это, так как именно я нанес ему эту рану) и рухнул в воды реки, текущей под мостом. Когда полог воды сомкнулся над ним, Аубрик внезапно почувствовал, как ласковые руки прикоснулись к его телу, и услышал убаюкивающие голоса, при одном звуке которых боль начала отступать. Тем не менее, его товарищи оказались удивлены еще больше, когда Аубрика вытащили из безмятежных вод реки обессиленным, но живым, и его смертельная рана чудесным образом исцелилась.

Хотя я не могу доказать этого, я подозреваю, что Глубинному Народу удалось несколько раз предотвратить ненужное кровопролитие. Во время стычки в бухте Ключей, в те злосчастные дни, которые последовали за Ночью Железных Ножей, потрепанный отряд Ши был окружен превосходящими силами простолюдинов, стремящихся отомстить за своих павших лидеров. Простолюдины оттеснили Ши на рыболовецкий траулер, загнав их в ловушку. В тот миг, когда повстанцы уже готовились поджечь траулер, а доблестные рыцари собирались ринуться в последний бой навстречу стене простолюдинской стали, умиротворение опустилось на поле боя. Жар безумия и ненависти битвы покинул сердца воинов. Спустя несколько мгновений командующий простолюдинами тролль приказал медикам-богганам перевязать раны своих противников, тогда как рыцари согласились на почетную капитуляцию. Я говорил с очевидцами этих событий с обеих сторон и не сомневаюсь в истинности этих событий. До сих пор никто не признал себя ответственным за это удивительное происшествие, включая и самих ундин, но у меня сложилось впечатление, что подобные деяния очень хорошо соответствуют их природе. В силу этого, я могу сделать вывод, что ундины были гораздо более заинтересованы в мирном завершении конфликта, природу которого они не могли в полной степени осознать, чем в поддержке какой-либо из сторон. Это также связано с тем, что ундины испытывают значительную склонность к ностальгии, и больше всего на свете желают возвращения "старых добрых дней", когда Китэйны и Империи Неодушевленных были одной большой семьей. Возможно, такого времени никогда не было, но если подобные заблуждения сумели уменьшить масштабы кровопролития, то они послужили своей цели.

Вы также можете задаться вопросом о том, на чьей стороне находились Неодушевленные. На самом деле, Застывшие присутствовали как в армиях аристократов, так и армиях простолюдинов. Представители аристократии, чьи разумы не были полностью одурманены Туманами, обладали определенным преимуществом перед оставшимися в Мире Осени простолюдинами. Мы без труда могли узнать Застывших и помнили о наших древних договорах достаточно для того, чтобы привлечь их на нашу сторону. Что же касается повстанцев, то у них были собственные преимущества, связанные не столько со знаниями, сколько с удачным стечением обстоятельств. В ходе Междуцарствия многие простолюдины защищали священные рощи, ручьи и скалы; хотя подобное отношение было вызвано не столько прозорливостью или хитростью, сколько сентиментальностью, истинные владельцы этих Якорей все равно испытывали к ним немалую благодарность.

Поправка, сделанная шепотом

Ундины сыграли в Войне Соответствия гораздо большую роль, чем предполагает добрый граф. Хотя у них действительно было не так уж много возможностей для непосредственного участия в боях, многие разведчики были сбиты с толку или даже заманены в подводную тюрьму — или могилу — ундинами. И хотя ундины действительно были ослаблены загрязненными водами, они отважно бросили вызов порче для того, чтобы прийти на помощь своим дальним родственникам и почтить былые договоренности.

Но не стоит винить графа Альдреда в недостатке знаний. Даже Ши Дома Эйлунд не могут знать всего, и осознание этого является их вечным бременем.

- Михайла, Провидица-слуаг из фригольда Глубинной Твердыни

Настоящее время

В десятилетия, последовавшие за подавлением восстания, число Застывших заметно возросло, хотя Китэйны, в большинстве своем, до сих пор не подозревают об их присутствии. В первую очередь, это связано с нежеланием Неодушевленных принимать активное участие в жизни общества подменышей (или же отсутствием интереса к нему). Тем не менее, в последние несколько лет я отметил определенные изменения. Все больше и больше Китэйнов начинают замечать Застывших — или, если быть более точным, они начали разрешать нам заметить их. Более того, это касается и некоторых смертных. Я не знаю, является ли это индивидуальным решением отдельных Застывших или коллективным выбором, сделанным Империями оставшихся фил. Но, поверьте мне, я твердо намерен узнать это в ближайшее время.

Зло, которое совершили феи

Подобно тому, как древние союзы, заключенные много тысяч лет назад, почитаются теми, кто помнит о них, преступления, совершенные давным-давно, также могут возвращаться из прошлого, преследуя ныне живущих. Сир Мендолир из Дома Фиона дорого заплатил за то, чтобы усвоить этот урок. Немало аристократов, которые играли не последнюю скрипку в жизни королевства, как, впрочем, и немало местных жителей, собралось для того, чтобы присутствовать на церемонии получения Мендолиром баронского титула. Держа венец барона над головой рыцаря, граф Хозен спросил, готов ли кто-либо из присутствующих на церемонии оспорить право Мендолира на этот титул.

В этот миг раздался скрежещущий голос, который произнес следующие слова: "Я готов оспорить это! Я обвиняю Мендолира в клятвопреступничестве и убийстве представителей Тяжелого Народа." Все присутствующие с ужасом обернулись, взирая на фигуру, рост которой достигал едва ли не десяти футов, и неровные черты лица которой напоминали едва обработанный бутовый камень. Он направился к помосту, продолжая выкрикивать обвинения. "Мое имя Гуррат. Этот рыцарь поклялся оберегать Якоря моих собратьев. Тем не менее, вместо этого он бежал на Аркадию вместе с другими аристократами, и те, кого он поклялся защищать, подверглись Растворению. Остался только я. Он должен заплатить!"

По выражению удивления на лице Мендолира можно было понять, что в этот миг он не помнил о своей клятве. Затем, его глаза расширились, когда он вспомнил о том, что совершил много веков назад. В отчаянии несчастный рыцарь попытался  обрушить на глома магию пламени, стремясь разбить его на куски, но вместо огня с его пальцев сорвались лепестки акации, ибо Греза всегда помнит нарушенные клятвы. Гуррат забросил отчаянно сопротивляющегося рыцаря на плечо и покинул замок графа. Мендолир отчаянно молил о помощи, но никто из замерших Китэйнов не осмелился помочь ему, продолжая внимать его крикам и мольбам до тех пор, пока они не затихли. Никто больше никогда не видел Мендолира и никто не решился искать его, ибо все знали, что его тело уже никогда не удастся найти.