Глава III. Те, кто трудится. Крестьянство

“…был человек угрюмый и на вид свирепый…”
- Вальтер Скотт, «Айвенго»

Скромное происхождение

В доме Отца Моего обителей много.[1] Одна находится за толстыми каменными стенами, что оберегают ее покой. Другая устремляется ввысь витражами из цветного стекла. Но есть и третья, самая большая, обитель - крытая тростником, с обмазанными глиной боками, меж которыми со свистом гуляет ветер. Огромный зал этой обители полнится эхом беготни поросят и цыплят. С парадной галереи, как знамена, свисают связки лука и чеснока.

Эта, последняя, обитель целиком, до самого дальнего угла, забита народом - крестьянами. Под ее крышей появляются на свет, трудятся и умирают более семидесяти миллионов душ. В эпоху Темных веков ее называют своим домом до 98% населения Европы.

Жизнь здесь представляет собой ежедневную борьбу за существование. Большинство людей проигрывают в этой схватке, не дожив и до сорока лет. Тяжкий труд, голод, мор, войны и еще более страшные хищники рыскают в толпах простолюдинов, ища себе добычу.

Для простолюдинов существуют две истины, уйти от которых они неспособны: работа и смерть. Крестьяне тащат на своих плечах все тяжкое бремя труда, а за ними по пятам неотступно следует смерть. Напоминания об этом находятся повсюду - в любой песне, во всяком гимне или рассказе. Жуткие образы проглядывают в картинах, скульптурах и даже в самой архитектуре строений.

Для умов, живущих в этой мрачной обители, непостижима сама мысль о том, чтобы не ломать ежедневно свой горб. Труд неотъемлем от их существования так же, как жизнь - от смерти.

Однако из-под слоя забот и бренности временами проглядывает нечто большее, чем жизнь: непоколебимое упорство, несомненная практичность и даже скромное благородство обитают в этих стенах - и эти силы способны разрушить замыслы самого дьявола.

Добраться до этого драгоценного ядра, может быть, и непросто, но, как скажет вам любая хорошая хозяйка, “потри монетку подольше, она и засияет, как новая”.

Столп огня, столп дыма, столп соли

Крестьянин эпохи Темных Веков живет в окружении сильнейших образов, пробуждаемых словами, которые он слышит, и символами, которые он видит. Эти картины - произведения искусства и манускрипты - дают нам великолепную возможность заглянуть в душу крестьян, узнать их мысли и верования.

Общество Темных Веков можно представить в виде здания, опирающегося на три столпа: знать, духовенство и крестьянство, причем все три наклонены друг к другу. Стоит любому из них ослабнуть от любой угрозы - и наземь рухнет все строение.

Те, кто воюет

Подавите в себе соблазн расположить эти три столпа один над другим по значимости. Нам, современным людям, выросшим и воспитанным в культуре, предполагающей свободу личности, вполне может показаться естественным, что крестьянин существует, повинуясь капризам своего господина.

Фермеры-сервы переходят по наследству вместе с теми полями и пашнями, которые они обрабатывают. Они являются одним из трех самых значимых видов имущества, наряду с собственно землей и скотом; все это вместе определяет объем налогов, которые каждый представитель знати выплачивает в казну правителя.

Крестьянин даже не может владеть земельным наделом, на котором трудится всю жизнь не разгибая спины. Он просто “содержит” ее для своего господина, и это привилегия, за которую он еще и остается должен знатному вельможе множество податей и услуг.

Однако будет ошибкой сделать из всего этого вывод о том, что простолюдины существуют только лишь затем, чтобы обслуживать знать. Да, сервы кормят и одевают своего господина и его семью, содержат его замок и армию. Но и у знати имеются важные обязанности перед простым людом.

Первейшей из таких обязанностей является защита крестьян от волков, бандитов и чужих войск. Кроме того, знать ведет простолюдинов за собой, насаждает правосудие и дает им важное чувство защищенности в их общем нестабильном мире. Во времена нужды благородные лорды щедро делятся с сервами всем необходимым, чтобы те смогли пережить суровую зиму. Если же начнется война, вельможа укрывает беженцев и лишившихся дома крестьян за стенами своего замка.

Знатные господа могут, конечно, быть и жестокими, требовательными хозяевами. Мало кто из них станет колебаться, прежде чем отвесит пощечину непокорному слуге или накажет бунтаря. Слишком часто они видят в крестьянине сначала приносящее доход имущество, а потом уже человека.

Для небольшой доли просвещенных представителей знати простолюдины - не скот, а предмет важной ответственности. Такие лорды выказывают почти что отеческую заботу о своих людях, ведь каждый из них - это вверенная господину добрая христианская душа, и за всякого тот ответит на Страшном Суде.

Обязанность возглавлять и защищать часто требовало вступать в войну, но всегда означало быть готовым к битве. Именно этот фактор дает ключ к пониманию всех тайн “столпа знати”.

Благородный человек должен создать и поддерживать при себе личное войско. Основой армий в эпоху Темных веков была тяжелая кавалерия, то есть рыцари. Вельможа привлекает к себе на службу, содержит или снаряжает сам верный ему рыцарский отряд, передавая его членам часть собственных земель. Воины в ответ приносят ему вассальную клятву. Они берут на себя ответственность за надел и живущих на нем крестьян, а также обязуются сражаться за своего господина по его первому зову.

Содержать даже одного рыцаря очень дорого, куда уж говорить о серьезной военной силе. Поэтому передавая воину в содержание клочок земли - лен - лорд фактически оказывает ему помощь, позволяя прокормить себя.

Такие участки называются рыцарским наделом (knight’s fee). В эпоху Темных веков слово fee означает не налог или штраф, а клочок земли, и имеет общие языковые корни с термином fief - оба происходят от древнегерманского foefum (“имущество”). Даже в сказках все эти слова ассоциируются с благородными господами Англии.

Лен измеряется не в акрах, а в полезности передаваемой земли. Рыцарский надел дает достаточно дохода, чтобы воин мог прокормиться, купить одежду и снаряжение - примерно шесть фунтов [серебром] [2] в год. У знатных господ не входило в привычку выделять рыцарю больше земли, чем было необходимо, до тех пор пока тот не доказывал свою ценность в бою.

Говоря о “столпе знати” средневекового сообщества, его обитателей традиционно называют “теми, кто сражается”. Ни одна другая их характеристика не является более важной. Первой обязанностью вельможи является не управление и не правосудие, хотя эти функции также возложены на него и имеют свое значение. Благополучие государства зиждется на труде, молитвах и силе армии, и знать отвечает как раз за последнюю. 

Те, кто молится

Между крестьянами и духовенством также существует взаимная зависимость. Пусть верно, что человек в рясе оказывается выше по положению, чем любой серв, неумно будет сделать из этого вывод о превосходстве священнослужителей над простолюдинами в целом.

Сервы часто имеют те же обязательства перед духовными лицами, что и перед светскими правителями. Огромные соборы, аббатства и монастыри владеют обширными землями, которыми необходимо управлять, как любым другим леном - и точно так же, как и везде, крестьяне на них возделывают пашни и пасут стада. Господин серва с одинаковым успехом может носить и рясу епископа, и рыцарский доспех.

Но и вне земель, принадлежащих церквам, крестьяне несут важные обязательства, поддерживающие религиозные структуры. Всякий человек должен уплачивать десятину - то есть отдавать Церкви десятую часть своего дохода. Эта обязанность столь же важна и обусловлена законом, как и уплата податей господину.

Кроме того, любой добрый христианин должен подавать милостыню не только беднякам, но и нищенствующим монахам, появляющимся в окрестностях. Даже беднейший серв охотно поделится с неимущим чем сможет. Такие люди понимают, что черта, отделяющая их от безземельных нищих, весьма зыбкая, и ее может стереть что угодно: буря, налетевшая не по сезону, плохой урожай, затянувшаяся зима, травмы, наводнения, голод, набеги, смерть и так далее.

Наконец, все люди без исключения должны посещать мессу по воскресеньям, а также в дни церковных праздников. Крестьяне не понимают смысла большей части молитв, которые слышат каждую неделю. Священник произносит их исключительно на латыни - ученом языке тех времен. Рядовой простолюдин, однако, не умеет ни читать, ни писать даже на родном наречии.

Видя благочестие крестьян, духовенство в ответ печется о бессмертии их душ. Монахи и священнослужители отказываются от всего мирского, и в сем несгибаемом устремлении не женятся и не обзаводятся семьями. Церковь становится им и невестой, и обществом, и семьей. Духовники преданно пекутся о своих приемных родичах. Они отправляют все церковные таинства: крещение, причастие, миропомазание, отпущение грехов, рукоположение, венчание и соборование. Эти же люди сохраняют знания, составляют документы и записывают законы.

Даже если простолюдины безграмотны, будет ошибкой считать на этом основании, что они ограниченны. В изделиях ремесленников и долговечных произведениях художественных промыслов явно видна изобретательность и смекалка. Большинство крестьян за всю свою жизнь не получают шанса прочесть Библию, но на чисто абстрактном, интеллектуальном уровне они обладают четким пониманием некоторых весьма спорных теологических проблем.

Значительная часть познаний сервов в Священном Писании происходит из окружающей их богатейшей иконографии - картин и символов, изображающих жития святых и библейских персонажей. Стены и витражные окна церквей и соборов пестрят яркими живописными историями.

По сути самый простой способ понять концепцию трех столпов - как раз прочувствовать образ мыслей средневекового крестьянина. У него любой разговор о символе столпа вызвал бы в памяти знакомые с детства сюжеты из Ветхого Завета.

В Книге Исхода сказано, что иудеи, бежавшие из Египта, шли по пустыне, ведомые столпом дыма днем и столпом огня ночью. Так и общество эпохи Темных веков следует в своей жизни за двумя столпами.

Знать можно сравнить со столпом огня. Согласно Библии, именно он уничтожил войско фараона. А в Европе эпохи Темных веков есть знакомое всем зарево в ночном небе, означающее, что соседняя деревня разграблена и сожжена. Этот столп отличают не только гнев и разрушение, но и справедливость и божественное воздаяние, которое обрушивается с небес.

Возвращаясь к Книге Исхода, мы узнаем, что народ иудеев, отпущенный из рабства, ушел за столпом дыма в пустыню, в не отмеченные на картах земли меж этим миром и следующим. Это дым благовонных курений, аромат молитв, возносимых к небу, внешнее проявление божественного присутствия, нисходящего на тех, кто верует. Для европейцев эпохи Темных веков дым символизирует духовенство - людей, которые читают молитвы от имени собравшихся и оделяют общину Божьим благословением.

Весьма важное значение имеет то, что задача двух этих библейских столпов - вести людей за собой. Столп огня расчищает путь вперед и оберегает следующий за ним народ. Он главенствует во всех материальных, мирских делах. Столп дыма же есть духовный компас человека. Это нить, по которой божественная благодать и мудрость нисходит к обществу, чтобы направлять его.

Те, кто трудится

Если же заговорить со средневековым крестьянином о каком-нибудь ещё, третьем, столпе, ему на ум тут же придет другое библейское сказание - о столпе из соли. Когда Господь разрушил Гоморру, он велел верующим в него покинуть город, не оборачиваясь назад.

Но здесь сюжет о справедливом воздаянии (подобный Книге Исхода) приобретает трагический оттенок. На этот раз нет преследующего войска, которое уничтожают, а есть лишь кучка беглецов, одна из которых обернулась, чтобы бросить последний взгляд на покинутый дом. Жена Лота, потеряв и историю, и наследие, заплатила за ослушание еще большую цену, обратившись в соляной столп.

Соль здесь напрямую ассоциируется с изгнанием, горем и высокой ценой, которую приходится платить за неповиновение - все эти образы тесно связывают это вещество с крестьянским сословием. Соль вообще имеет множество тонких значений в обществе эпохи Темных веков, и все они прочно роднят ее с “третьим столпом”. Само слово “соль” воскрешает в памяти картины печали (пролитые слезы), тяжкого труда (выступивший пот) и утраты (вкус крови).

Помимо перечисленных негативных ассоциаций соль играет еще и весьма позитивную роль в жизни крестьян. В эти времена, когда в Европу с Дальнего Востока привозят редкие и чудесные специи, соль была и остается важнейшей приправой к пище. Она не просто способна сделать еду более аппетитной - соль используют, чтобы очищать и хранить мясо, что позволяет пережить голодное время.

Итак, вот перед нами три столпа, на которые опирается общество Темных веков: огонь знати, дым духовенства и соль крестьянства. Все они взаимозависимы и в равной степени важны. Сила каждого из них необходима для стабильности всей конструкции.

Три столпа общества вампиров

Дворы каинитов, точно так же как и сообщества смертных, зиждутся на трех опорах. Здесь тоже есть те, кто сражается, те, кто молится и те, кто трудится. Однако говоря о Проклятых, стоит помнить, что внешность может быть не просто обманчива, а смертельно опасна.

Желание придерживаться ощущений смертного может стать роковым заблуждением. Мало кто из вампиров получает второй шанс, допустив ошибку. Например, в отношении каинитов неверно будет предположить, что женщина окажется слабее физически, чем мужчина, или что создание с внешностью юноши будет проще обмануть, чем того, кто выглядит умудренным старцем. Вот и предположение, что вампир, обитающий среди простолюдинов, менее умел или более услужлив по отношению к собрату благородного происхождения - это прямой путь к катастрофе.

Будьте внимательны и не путайте положение каинита в его смертной жизни с ролью, которая досталась ему в посмертии. Смерть - величайший уравнитель в обществе. Рабы и императоры оказываются под землей на одном уровне.

Драматические перемены, которые несет с собой Обращение, и открытие в себе новых сил и способностей порой влекут вампира к совершенно иному стилю не-жизни по сравнению с его существованием смертного.

Многие новообращенные каиниты добровольно принимают условности человеческой знати, строя из себя господ над людьми. Для смертного серва, всю жизнь проведшего в положении полусвободного слуги, Обращение становится палкой о двух концах: с одной стороны, он получает абсолютную свободу, а с другой - навеки отпадает от Бога. Для клирика такая перемена часто означает отказ от своего призвания из-за новой, богохульной и чудовищной сущности.

Впрочем, Становление столь же легко способно подтолкнуть юного вампира к вступлению в ряды клира. Подгоняемый прямодушным стремлением к духовности, неофит сплетается в объятиях со своим темным ангелом, пытаясь осознать произошедшие с ним сверхъестественные изменения.

Есть и те, кого Обращение толкает к существованию в условиях крестьянского быта: такие каиниты бегут от знакомых ограничений сообщества смертных в далекие, нецивилизованные уголки Европы. Для кого-то переезд становится ссылкой, для других - покаянием, а для третьих - шансом сохранить свою не-жизнь.

Каиниты-простолюдины

На первый взгляд, роль простолюдина мало что способна предложить жадному до власти каиниту. Образ серва эпохи Темных веков, с утра до ночи гнущего спину и перепачканного пылью и навозом, вовсе не романтичен. Однако есть весьма веские причины поверить в то, что вампир-простолюдин - самый опасный хищник из всего сообщества бессмертных.

Во-первых, стоит отметить, что наиболее могущественные каиниты в истории происходили как раз из крестьянского сословия. Сам Каин, предтеча всех вампиров, имел именно такие корни: “И был Авель пастырь овец, а Каин был земледелец” (Книга Бытия, 4:2).

Затем Каин получает проклятие за убийство своего брата - вдвойне ужасное преступление. Он не просто совершил первое убийство, но лишил жизни своего кровного родича. Согласно мифологии вампиров, именно это обрекло Каина на вечную не-жизнь.

Это же деяние лишило Каина плодов собственного труда. “Когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя”. Если Адам [после изгнания из рая] должен был “питаться полевою травою” [3], то Каин был лишен и этой, простейшей, пищи. Единственное, что ему оставалось - пить кровь своих жертв.

Сам факт того, что земля более не стала покоряться воле Каина и его потомства, имеет особое значение. С библейских времен еще ни одному вампиру не удалось обеспечить себе достойное существование, орудуя плугом. Тем не менее огромная доля их - более трети - происходят именно из простого люда.

Чтобы разрешить эту загадку, перво-наперво нужно осознать, что стереотипному образу крестьянина - всеми угнетаемому серву - соответствует лишь малая часть всего сословия. Лишь на миг представьте себе весь спектр занятий простолюдинов: они могут быть ремесленниками и мастеровыми, белопашцами и мельниками, дровосеками и лесниками, домашними слугами и коробейниками, торговцами, бюргерами и членами гильдий, стражниками и йоменами, отшельниками и еретиками, изгоями, бандитами и еще много кем в огромной толпе народу.

“Ты будешь изгнанником и скитальцем на земле”. В некотором смысле потомки Каина - повелители смертных. Вампир кормится людьми и манипулирует ими, будто пешками на шахматной доске, по своей прихоти. Но в другом, более важном значении всех каинитов можно считать последними из простолюдинов. Они изгнанники, отлученные от общества смертных, и путь в его ряды закрыт для них навек.

В такой явной двойственности кроется весьма ценный смысл. Когда вы описываете вампира, как принадлежащего к благородному или простому сословию, вы обозначаете не его положение в обществе смертных. Вы определяете его ранг в среде каинитов.

Вампир, существующий на задворках общества себе подобных - например, поселившийся в уединенном местечке вдали от княжеских дворов - будет простолюдином. Сообщество каинитов по сути своей настолько привязано к городам, что к простому сословию можно отнести всех вампиров, обитающих в сельской местности.

Для некоторых каинитов-крестьян удаленность от двора имеет не географическое, а политическое значение. Подобно смертным отщепенцам и еретикам, эти вампиры также относятся к простолюдинам, даже если сами создают вокруг себя окружение, подобающее лордам или духовенству. Самозваный лидер шайки разбойников, обитающий в городе или деревне, все равно остается бандитом и крестьянином.

Простой люд остается тесно переплетен с двором любого князя. Князья, старейшины и их придворные называются знатью сообщества каинитов, а вот их верные сторонники, приспешники, телохранители, посыльные, убийцы, лекари, подхалимы, послы, адъютанты, шуты, наложницы и все прочие, кто вхож в свиту владык, - все они, опять же, являются простолюдинами.

“И сказал Каин Господу: наказание мое больше, нежели снести можно” [4]. Добрая треть всех каинитов относится к крестьянству, и это удивительно, учитывая то, что среди людей на долю этого сословия приходится до 98% населения.

Понятно, что лишь самые выдающиеся простолюдины оказываются избраны для того, чтобы сбросить с себя оковы смертности. Если из представителей знати вампир выбирает себе дитя, глядя на богатство, влиятельность, семейные связи или умение сражаться, то крестьянину в этом отношении предложить нечего. На деле единственное преимущество, которым смертный простолюдин обладает на момент Обращения - это его личная сила духа или же, наоборот, глубина морального падения.

Вампиры простого происхождения представляют собой по-настоящему опасных противников. Огонь и воду всевозможных невзгод они прошли еще при жизни, а затем испытали все то же самое в роли уязвимого новообращенного каинита. Если выходец из знатного семейства может задействовать свои связи в миру, чтобы откупиться от рано нажитого врага или загладить последствия проступка, то каинит-простолюдин не имеет за плечами практически ничего, что помогло бы ему обезопасить себя в первые ночи своей не-жизни.

Главное достоинство новообращенного крестьянина - это его прирожденный потенциал. Помните, что Обращение смертного само по себе есть чрезвычайно редкое событие. В Европе эпохи Темных веков на толпу смертных числом около тысячи приходится один вампир. Это соотношение поддерживается на том же уровне из-за ограниченного количества пищи. Кроме того, долгая не-жизнь этих хищников гарантирует, что в каждом столетии появляется очень небольшое число новообращенных.

Шанс смертного-простолюдина получить Обращение куда более низок, чем шансы представителя знати или духовенства. Новообращенный выходец из крестьянства по умолчанию обладает ужасающим запасом врожденной силы, характером, талантом или целеустремленностью. Но в такой ситуации есть и свой недостаток: подобные “элитные” рекруты зачастую создаются для выполнения весьма специфических и, как правило, смертельных заданий.

Создание, противное само себе

Вампиры - существа коварные и извращенные. В обществе смертных образ жизни человека неразрывно связан с тем “столпом”, к которому он принадлежит. Трудягу без колебаний нужно искать среди крестьян, а тот, кто читает молитвы, обряжается в сутану. Сражения и войны - удел знати.

Каинит, однако, есть создание двойственное, противоречащее самому себе. Для вампира личина, которой он прикрывается, не всегда соответствует его действиям в обществе себе подобных.

Многие из каинитов-простолюдинов все еще окружают себя условностями смертных сервов. Другим, однако, требуются всевозможные ресурсы, доступные духовенству и знати, чтобы реализовать свои замысловатые прожекты.

Для большинства каинитов эпохи Темных веков основной смысл их не-жизни редко выходит за пределы еженощных стараний ее сохранить. Ограниченное количество пищи и потребность скрываться способны увести вампира далеко от привычных ему придворных закоулков, в глухие медвежьи уголки Европы, которых рука смертных не касалась от зари времен. Такие создания вообще редко взаимодействуют с прочими Проклятыми. Это отшельники, отщепенцы или изгнанные из общества каинитов.

Однако немало вампиров-простолюдинов все же играет важные роли в своем сообществе, поддерживая его трудом. Некоторые, к примеру, культивируют многочисленные стада смертных, обеспечивая пищей собратьев, а сами тем временем развивают обширную сеть прислужников-людей.

Другие обеспечивают исполнение самых разнообразных и ненасытных желаний прочих Проклятых. Каинит-простолюдин может специализироваться на каком-нибудь особом, редком товаре. Произведения искусства, кофе, музыканты, шлюхи, юнцы, а самое главное - чужие тайны неизменно обладают высокой ценностью для вампиров, готовых платить.

Есть и такие каиниты, кто с ужасающим упорством выполняет некую возложенную на них специфическую задачу во имя старого долга или в силу заклятия. Такой вампир способен, например, облечь себя торжественной миссией охранять покой древнего кладбища, где сокрыто легендарное оружие или погребена тайна, способная взбаламутить весь мир. Он может стать самозваным ангелом-хранителем какого-нибудь смертного или целого их рода. Каиниты такого сорта тесно связаны с головоломками, реликвиями, древними знаниями, преследованиями и проклятиями. Они борются, даже переступив порог смерти.

Крестьянин как он есть

Если вам предложат живописать простолюдина, в уме на первый план сразу же выйдет типичный образ крестьянина-серва: бедный фермер, в поте лица обрабатывающий землю. Да, сервы действительно составляют подавляющее большинство простого люда, но в своем сословии они вовсе не одиноки.

Огромная, пестрая толпа бюргеров, ремесленников, мастеровых, коробейников и купцов наполняет процветающие города и городки. Даже в деревнях можно найти вилланов (крепостных) и свободных крестьян, слуг и рабов, живущих бок о бок с сервами.

Сервы

Жизнь деревенского серва не так уж безрадостна, как можно себе вообразить. Помните, что эти люди вовсе не находятся на самой нижней ступени общества эпохи Темных веков. Их положение довольно-таки удалено от позиции раба; до тех пор, пока они в состоянии уплатить церковную десятину и подати и отдавать требуемую долю урожая господину, они будут выше по положению и безземельных бедняков.

Сервы считаются полусвободным сословием. Они обладают определенными личными правами, самое важное среди которых - право взывать к правосудию. Правда, серв не может выдвинуть обвинения против благородного человека или священнослужителя, зато начать тяжбу с соседями - всегда пожалуйста. Чаще всего объектом споров становится право владения скотиной или расположение межевых камней, отмечающих границы полей.

Другое важное отличие серва от раба - это право на наследство. Участок земли, на котором трудится серв, ему не принадлежит, однако он может передать право возделывать его наследникам. Господин серва, в свою очередь, не имеет права сгонять сервов с мест или “тасовать” их между наделами земли, как он мог бы поступить с рабами. Также он не может прогнать сервов насовсем из своих владений, как обычно делает с праздными бедняками.

Получая такие основополагающие права, серв вместе с ними берет на себя некоторые важные обязанности. Одна из них - это барщина, или обязанность трудиться на хозяйской земле. Всякий благородный господин владеет куском земли, отведенным для его собственных нужд. Такой участок, не распределяемый между крестьянами, называется барским наделом, и каждый серв должен три дня в неделю работать на нем.

Труд на барщине ничем не отличается от обработки выделенного серву куска земли: в зависимости от сезона крестьянин пашет, сеет, сажает, собирает урожай. Иногда требуется ухаживать за виноградниками и садами, а в другой раз - пасти господские стада овец, коров или свиней. Случается, что сервам поручают поставить изгородь, вырыть ров или выполнить какую-нибудь разовую работу.

Однако одной барщиной обязанности серва перед господином не ограничиваются. Серв платит множество самых разных податей и налогов - либо в королевскую казну, либо местной знати. Чаще всего все эти поборы уплачиваются в натуре - то есть вещами и продуктами, а не звонкой монетой.

Любое событие - война, эпидемия, выкуп за плененного вельможу - оборачивается для крестьян введением нового налога. Многие подобные подати продолжают собирать, даже когда вызвавшая их потребность давно уже исчезла и канула в Лету. В Англии, например, крестьяне очень долго уплачивали налог, называвшийся данегельд (что означало “датские деньги”). Изначально эта подать позволяла собирать золото на борьбу с нападавшими на страну датчанами (данами). Позже эти средства отправляли данам в качестве откупных от набегов, и наконец, их же стали платить датским королям, восседавшим на троне Англии [5].

Серв также обязан пользоваться определенными услугами, предоставляемыми его господином. Он должен платить за то, что мелет зерно на хозяйской мельнице и выпекает хлеб в хозяйских печах. Господам принадлежат также винный пресс, пригодные для рыбной ловли ручьи и реки, леса, где добывают дичь, кроличьи садки и так далее. За пользование всем этим крестьяне, разумеется, должны отдавать плату хозяину. Подобные подати носили название баналитет.

Очевидно, что многих простолюдинов такое положение вещей раздражало. Не зря во многих фольклорных произведениях эпохи один из самых зловредных персонажей - это мельник. Дело в том, что мельник (и прочие люди, обеспечивающие подобные услуги) сам является таким же крестьянином, живущим в господском поместье. Однако по традиции он отсыпает долю принесенного на помол зерна в качестве платы хозяину за пользование мельницей, и еще часть оставляет себе - за свою услугу.

Слуги

Многие младшие дети крестьянских семей, которым не суждено унаследовать отцовский надел земли, получают работу в господском поместье. Таких безземельных простолюдинов, пекущихся о нуждах хозяев, называют не сервами, а слугами. Они становятся домочадцами знатного человека и трудятся, получая взамен стол и кров, а также (обыкновенно) небольшие карманные деньги.

При кухнях работают повара, мясники, пекари, пивовары, птичницы, посудомойки и всевозможные помощники и поварята. Буфетчицы и виночерпии следят за запасами провизии и винными погребами. Камердинеры и горничные ухаживают за нарядами господина и госпожи, портные шьют новую одежду, а прачки заботятся о ее чистоте. Конюхи и кучеры поддерживают порядок в конюшнях. Писари, посыльные, герольды и стражники выполняют всевозможные поручения лорда.

Число слуг в хозяйстве знатного человека отражает его положение в обществе. В обычном деревенском поместном доме может быть до тридцати слуг. Чтобы поддерживать в порядке особняк более влиятельного господина, потребуется уже вдвое больше народу. Воинственный или просто честолюбивый вельможа будет содержать, помимо домашних слуг, еще и большой отряд стражи.

Рабы

Даже самый последний поденный слуга имеет в своей жизни больше радостей, чем раб. Тот считается собственностью господина, его по желанию можно купить или продать. Хозяин, повинуясь своей прихоти, способен прогнать целую семью, разлучить родных или даже продать их порознь. У раба нет никаких прав - личных, оговоренных законом или каких-то иных, - ничего, кроме прихотей господина.

В английском языке слово slave происходит от общего названия народностей Восточной Европы - славян, которые частенько становились пленниками работорговцев. В северных землях налетчики-викинги играли значительную роль в распространении рабства, похищая людей и затем продавая их в чужестранных портах захода.

В понимании современного человека концепция рабства и торговли людьми явно противоречит христианским ценностям, однако всеобщее порицание этого обычая - относительно недавнее событие. Церковь эпохи Темных веков убеждена, что христиане не могут иметь в качестве рабов других христиан. Однако она куда менее последовательна, когда дело касается превращения в невольников иноверцев, которые в описываемые времена часто становились противниками армий христианских государств на поле боя.

Иерархия сервов

Общество эпохи Темных веков сверху донизу пронизано самыми разными иерархиями. Даже в среде бедных людей имеется строгий порядок старшинства. В самом низу иерархии сервов находятся батраки. У них обычно есть крыша над головой, усадьба с огородом (croft) и крохотная полоска пахотной земли возле дома, где он может растить зерно (toft).

Если земля в этот год принесла обильный урожай, батрак может надеяться на достойное существование. В тяжкие времена он зависит от своего господина и местного церковного прихода, щедрость которых позволит ему прокормить семью.

Следующий по положению среди сервов - это мелкий землевладелец, который обрабатывает от десяти до двадцати акров земли, раскиданные подобно заплаткам по всему господскому поместью. Поскольку надел серва часто делится после его смерти между наследниками, очень редко случается так, что мелкий землевладелец имеет единый кусок пашни.

Участки земли, не имеющие общих границ, могут также оказаться в пользовании у одной семьи в результате заключения брака. А поскольку крестьянин не может без разрешения хозяина взять в жены женщину, живущую за пределами поместья, наделы очень быстро начинают походить на лоскутное одеяло: части их постоянно кочуют из рук в руки.

На верхушке иерархии сервов находится виллан. Его надел вдвое больше и во столько же крат более ценный, чем у мелкого землевладельца. Это не подразумевает, однако, что виллан - это кто-то вроде знати среди прочих фермеров.

Единицей земельного надела является гайда. Она составляла примерно 120 акров в среднем, но размеры могли колебаться от 60 до 240 акров. Такой разброс обусловлен тем, что основным свойством надела был не его размер, а ценность и полезность. 60 акров плодородной пашни могли быть признаны равноценными 240 акрам болот. Гайда стала базовой единицей налогообложения в Англии и некоторых других феодальных обществах.

Традиционно гайда определялась как участок земли, который человек может обрабатывать за день с помощью плуга, запряженного восемью волами. Разумеется, никакому серву не по карману содержать восемь волов, но, с другой стороны, никто из них не может похвастаться тем, что вспахивает целую гайду земли.

Гайда делилась на четыре части, называемые виргатами. Зажиточный виллан имел в пользовании примерно одну виргату земли. Записи о сборах податей упоминают также “полувиргаты”, которые находились в руках мелких землевладельцев. Меньшие по размеру куски пашни даже не облагались налогами напрямую.

Смерть и налоги

Даже преодолев грань между жизнью и смертью, каинит вынужден спасаться еще и от одного из непреложных свойств существования смертного - от налогов. Феодальные лорды проявляли огромную изобретательность в деле выдумывания новых налогов и в изыскании способов полнее их взимать.

Когда в 1066 году Вильгельм Завоеватель воссел на английский трон, он первым делом решил провести учет своих новых владений. Результатом этой работы, продлившейся два десятка лет и имевшей невероятный масштаб, стала так называемая “Книга Судного дня”.

Эта книга, по замыслу, должна была содержать полную перепись всех земельных владений в Англии. Цель ее создания заключалась в том, чтобы определить ценность принадлежавшей каждому знатному человеку собственности и впоследствии взимать с него должный объем средств в виде налогов. Однако получившийся материал оказался куда более грандиозным: застывшая во времени картина, отражающая феодальные владения всех до единого вельмож королевства.

Во все уголки страны были разосланы команды писарей; в каждом регионе они созывали нечто вроде судебного заседания, перед которым должен был предстать всякий житель государства и рассказать о своих земельных владениях, феодальных связях и соглашениях с арендаторами. Писари фиксировали способность поместных лордов собирать урожай с наделов, ценность земли, и даже то, снижалась или повышалась эта самая ценность в течение последних двадцати лет. Все это подробно регистрировалось.

Ходит упорный (но, по-видимому, выдуманный) слушок, что вслед за успешным созданием “Книги Судного дня” примеру Вильгельма последовали и бессмертные владыки Англии.

У каинитов - посланников двора имеется тщательно поддерживаемая репутация мастеров задавать прямые и неудобные вопросы. В то же время нельзя отрицать и тот факт, что в последнее время множество их разъехалось по городам и весям. Так что если так называемый “Свиток Проклятых” и существует, он представляет собой весьма опасную и мрачную книжицу.

Во-первых, очевидно, что подобный труд угрожает нарушением Традиции Молчания в отношении деятельности вампиров. Попади хоть одна его страница в руки смертных, и массированная атака на каинитов гарантирована.

Во-вторых, если слухи верны, то “Свиток” содержит полный перечень всех и всяческих феодальных обязательств между каинитами Англии - их принадлежность к кланам, Узы Крови, ленные связи, договоры котерий, клятвы и проклятия, составляющие смысл существования некоторых вампиров-простолюдинов. Даже каинит-изгой, обладая такой информацией, сумел бы проникнуть в самые потаенные дела сообщества бессмертных. Такое непаханое поле возможностей для шантажа превращает “Свиток” в самое желанное сокровище.

Кроме того, подобный документ должен был бы содержать и еще один лакомый кусок - перечень всех доступных ресурсов и источников дохода каждого благородного вампира: его упыри, стада, сторонники и рабы. Подробная информация о всех приспешниках каинита вплоть до последнего слуги - это мощный рычаг, которым можно на него воздействовать.

Но самый тревожный момент, выходящий на поверхность из гущи разглагольствований по поводу “Свитка Проклятых”, - это конечная цель его создания. По этому вопросу неизвестно практически ничего, кроме того, что каиниты Англии, очевидно, находятся под пристальным изучением. Можно подумать, что некто систематически оценивает их всех, вероятно, планируя грандиозный час расплаты в будущем.

Путь к свободе

Налоги и подати были особенно тяжким бременем для крестьян. Чрезмерно выросшие долги могли отбросить свободного человека к статусу серва.

Термин “виллан” изначально относился к свободным фермерам, платившим местному лорду ренту за пользование земельным наделом. Однако к концу первого тысячелетия этим словом стали называть серва, привязанного к земле и своему господину.

В судебных решениях XII века подтверждалось, что вольный человек, решивший обосноваться в поселке крепостных (villeinage, от которого позже произошло слово village), тем самым отказывался от личной свободы.

Этот момент чрезвычайно важен сам по себе. В обществе Европы эпохи Темных веков социальный статус человека не дан ему от рождения раз и навсегда. Его положение зависит от соответствия в течение срока жизни определенным условиям. Свободный человек может превратиться в серва, просто поселившись в крестьянской общине, но возможен и обратный переход.

Для серва существуют четыре основных способа стать свободным человеком. Во-первых, его может освободить господин. Такой формальный дар называется вольной грамотой. Ее можно получить в награду за какую-нибудь весьма ценную услугу, оказанную хозяевам. Например, серв может спасти жизнь самому господину или его наследнику, защитить его супругу и дочерей от нападения разбойников, уберечь барский дом от пожара, вы́ходить любимого скакуна или вернуть украденную наследную реликвию.

Дарование вольной грамоты - решение, находящееся исключительно в руках лорда. Суровый хозяин может отказать серву в свободе при любых обстоятельствах или даже подстроить дело так, чтобы обманом закрепостить вольного человека.

Более щедрый господин может позволить серву выкупить свою свободу. Этот путь к воле подчас оказывается еще более тернистым для селянина. Достаток крестьянина редко когда поднимается выше уровня, необходимого для простого существования. Но если такое и происходит, он скорее потратит излишки на то, чтобы обучить детей достойному ремеслу или организовать для них удачный брак. Говоря о детях, стоит упомянуть, что ребенок свободных крестьян сам обладает личной свободой, а вот получение вольной родителями вовсе не означает автоматического освобождения их сыновей и дочерей.

А вот вступление в брак со свободным человеком, наоборот, поднимет серва к положению вольного - причем как женщину, так и мужчину. Следствием этого способа освобождения является весьма мудреная динамика семейных отношений. Если крепостная женщина получает или выкупает свою волю, ее супруг также становится свободным. Дети, родившиеся у такой пары или у кого-то из супругов до момента освобождения, однако же, останутся сервами, а вот те, что появятся у них после, станут вольными, поскольку рождены в семье свободных людей.

Наконец, четвертый и последний способ для серва обрести свободу - это сбежать в город. Как гласит расхожая средневековая поговорка, “городской воздух пахнет свободой”. Эта фраза служит мощным напоминанием о том, что в этом обществе твой статус зависит от того, что ты делаешь. По традиции беглый серв (или даже раб), умудрившийся прожить в городе год и один день так, что господин не явился забрать его назад в имение, становится свободным человеком.

Такая чудесная возможность стала лишь малой частью притягательности растущих новых городов для крестьян. Целая россыпь небольших городков в течение XII века пробилась, подобно грибам после дождя, по всей Европе и начала манить деревенский люд обещаниями свободы, культуры, богатства и шансов изменить судьбу.

Быстрое развитие городов - это единственный динамичный процесс рассматриваемой нами эпохи. Важность этого фактора затмевает собой даже значение Крестовых походов и влияние неистовых представителей знати и духовенства, поддерживающих священные войны.

В растущих городах простолюдины и трудяги выковывали нечто совершенно уникальное: они создавали самих себя, превращаясь в новых лидеров общества, еще более влиятельных, нежели духовенство. И вскоре это новое сословие потрясет все три столпа до основания и станет угрозой для хрупкого равновесия средневекового государства.

Домашний очаг

Хутор

Средневековое общество крепко держится своими корнями за самое скромное из всех сельских поселений, называемое хутором. Несмотря на то, что в отдаленных и труднодоступных регионах запросто можно набрести на отдельно стоящие дома и заимки, в эпоху Темных веков - вплоть до рубежа первого тысячелетия - в европейской сельской местности чаще всего встречаются именно хутора.

Хутор состоит всего лишь из шести крестьянских домов, поставленных вокруг центрального, общественного здания. Если поселение разместилось на оживленном тракте, таким зданием может быть харчевня или постоялый двор, где путники, да и местные жители, могут найти приют.

Хутор никогда не задумывался как самодостаточное поселение. Он сильно зависит от ближайшего рыночного городка, где крестьяне добывают припасы, которые не могут вырастить или произвести сами, обменивая на них часть урожая.

Кроме того, на хуторе живут исключительно крестьяне, представителей двух других “столпов” общества в нем не найти. Нет здесь и господского дома, хозяин которого управлял бы общиной и защищал ее.

Население хутора в большинстве случаев предоставлено само себе, кто бы на них не напал - бандиты, солдаты или просто стая волков. Хуторяне лишены также услуг, связанных с наличием поблизости владений какого-нибудь знатного человека - например, общественной мельницы или печи. Жители такого поселения пользуются ручными жерновами, медленными и тяжелыми, а хлеб выпекают сами в очаге, что по меньшей мере неаккуратно.

Нет у обитателей хуторов и собственной церкви. Они не принимают регулярного участия в священных таинствах. Детей крестят одни только повивальные бабки. Учитывая, сколько малышей умирает, не прожив и нескольких дней, весьма важно не откладывать таинство до тех пор, пока ближайший церковный приход не отрядит священника на хутор. Судьба младенца на том свете зачастую зависит от сноровки, с которой необходимый обряд сотворят на этом свете: ведь нужно уложиться в порой недолгое время между первым и последним вздохом ребенка.

Вместо церкви или хотя бы часовни на многих хуторах обычно бывает восставлен каменный крест, возле которого жители поселения собираются на общую молитву. Множество таких камней сохранилось на долгие времена после того, как некогда окружавшие их дома исчезли с лица земли.

Деревня

Десятое столетие стало свидетелем рождения нового типа сельского поселения - деревни. К XII веку более 90% населения Европы уже жило именно в деревнях. Процветающую деревню населяют примерно три сотни человек, в среднем же их бывает вдвое меньше.

Несмотря на то, что идеальным образом крестьянского сообщества считается огромная семья, на деле в хозяйстве сервов не более пяти человек: родители, двое выживших детей и кто-нибудь из старшего поколения. Суровая реальность такова, что супружеской паре селян необходимо родить по меньшей мере пятерых или шестерых малышей, чтобы хоть один из них дожил до своего совершеннолетия.

Из нехитрых подсчетов следует, что обыкновенна деревня состоит примерно из тридцати дворов. За весьма малым исключением все ее обитатели - сервы. Они имеют статус полусвободных людей, обрабатывают поля, пасут скот и работают на виноградниках и в садах. Обычный день серва начинается, как правило, за час до рассвета завтраком - куском хлеба из ржаной муки и кружкой пива - и продолжается до наступления темноты. Три дня в неделю крестьянин трудится на собственном наделе земли, еще три - отрабатывает барщину. Воскресенье в христианском мире отведено для отдыха и почитания Бога. На деле же, однако, всегда находятся хлопоты и дела, не завершенные в субботу.

Те немногие жители деревни, кто обладает личной свободой, все равно остаются крестьянами. В каждой деревне имеется свой кузнец, и он - свободный человек. Такой же статус имеет и мельник, а в тех регионах, где развито виноградарство, еще и винодел, работающий при господской винной давильне.

Всем прочим мастеровым с узкой специализацией просто невыгодно жить в поселении, меньшем по размерам, чем небольшой город, поэтому такое встречается нечасто. Ремесленники обычно селятся в деревнях вольных землепашцев, но бывает, что знатный человек удерживает подле себя искусного умельца.

Во всякой деревне могут найтись и несколько свободных селян, которые платят местному лорду определенную ренту в обмен на защиту и пользование принадлежащей ему землей. Рента редко подается в форме денег, куда чаще это часть урожая, собранного арендатором.

Наконец - крайне редко - случается так, что в деревне живет настоящий вольный землепашец. Статус фригольдера ближе всего подводит крестьянина к владению собственным наделом. У такого человека нет никаких обязательств перед местным вельможей, но он и не пользуется в ответ никакой мерой защиты. Часто территория фригольда оказываются зажата между кусками земли, принадлежащими лордам-соперникам, и становится объектом ожесточенной борьбы. Известны случаи, когда благородный землевладелец пытался прикарманить надел фригольдера хитростью, предательством или силой.

Из прочих свободных селян, живущих в деревне, стоит отметить бейлифа и старосту. Староста - глава деревни; его выбирает из числа сервов хозяин, чтобы тот отвечал перед ним за общее благосостояние жителей селения. Староста надзирает за севом и сбором урожая, а также следит, чтобы всякий деревенский серв отрабатывал барщину. Он также имеет право выносить решения по бытовым спорам от имени господина. Сам староста так же, как и все, обрабатывает свой надел земли. Выполнять обязанности ему помогает один или несколько помощников, тоже выбираемые из числа обитателей деревни.

Бейлиф имеет те же задачи, однако считается одним из хозяйских домочадцев, а не сервом. Он отвечает за владения своего господина, его леса, мельницу, и представляет все его прочие интересы в округе. Землевладелец, в свою очередь, печется о том, чтобы толковый староста или бейлиф не бедствовал.

Единственными обитателями деревни, которых нельзя назвать крестьянами, являются местный лорд и его семья, а также приходской священник - в целом не больше шести человек в поселении из нескольких сотен душ.

Крестьянский дом

Внешний вид составляющих деревню строений мало изменился за время, прошедшее с начала нового тысячелетия. Дома представляют собой мазанки: на каркас из дерева или плетня набрасывается, подобно штукатурке, влажная глина. Обычно глина для мазанок замешивается с соломой, но иногда в смесь добавляются и иные компоненты. Коб, например, составляется из глины, соломы и известняка. И, конечно, у крестьянина всегда под рукой найдется навоз.

Основание таких домов обычно составлено из глыб известняка, которые добывают, расчищая соседнее поле под пашню. На них опирается бревенчатая основа стен. Крыша дома покрывается соломой или тростником, и теми же материалами устилается утоптанная поверхность пола - по мере надобности их легко можно вымести вон.

В центре крыши, прямо над очагом, имеется отверстие для доступа воздуха. Чад от огня поднимается к стропилам, отчего внутри дымно и мрачно. Во многих регионах очаги уже обкладывают камнями.

Крестьянский дом обычно имеет не более 5 метров в ширину и около 10 в длину. Внутреннее пространство может быть разделено плетеной перегородкой на две части. Бо́льшая, основная, служит одновременно гостиной, столовой и рабочей зоной, а в меньшей жители дома спят.

Потолок во второй “комнате” обычно ниже, чем в остальной части дома. Пространство над ней используется как кладовая. Этой же цели служат и стропила: они увешаны “бусами” из подсушиваемого мяса и плетенками лука и чеснока. Горшки и сковороды бренчат над очагом, где готовят пищу.

Основная комната деревенского дома часто граничит с амбаром, отделенная от него низкой плетеной перегородкой или просто выставленным корытом, куда засыпают корм для живности. Поросята и цыплята свободно шмыгают по всему дому под ногами хозяев.

Такие строения не особо прочны и требуют полной перестройки примерно раз в 35 лет. Каждый год в деревне возводится, как правило, лишь один новый дом, или же кто-нибудь заново отстраивает старый. Подобное мероприятие требует общих усилий всех жителей селения и съедает большую часть скудных ресурсов общины.

Планировка деревни

В центре деревни располагается церковь местного прихода, и вокруг нее же вращается вся жизнь местных жителей. Размерами она порой вдвое превосходит общественный дом селения. Если аббат монастыря или епископ обыкновенно являются хозяевами обширных земель и могут посоперничать в этом с иным вельможей, то у деревенского священника редко когда имеется хотя бы надел земли. Он и церковь, в которой он служит, существуют на десятину, собираемую с жителей деревни.

Обычно в деревне дома выстроены неровными рядами вокруг лужайки в середине. Они обращены фасадами к центру, где вырыт общий колодец.

Всякий дом окружен прямоугольным участком земли, на котором разбит огород. За домом тянется полоса засеянного поля, которую также возделывает живущая в доме семья крестьян. Там они растят зерно, чтобы кормиться и как-то сводить концы с концами. Наделы тоже обычно имеют форму прямоугольника, однако их границы определяются особенностями местности, и потому участки сильно разнятся по размеру.

За пашнями тянется лоскутное одеяло полей, которые обрабатывают мелкие землевладельцы, вилланы и фригольдеры. Кусочки земли отделены друг от друга канавами и межевыми камнями. Одна из самых частых жалоб, выслушиваемых деревенским старостой - это обвинение в адрес какого-нибудь селянина в том, что тот тайком, под покровом ночи, передвинул межевой камень, расширив свой надел за счет земли соседа.

Если считать церковь сердцем деревни, то господский дом - это, без сомнений, ее голова. Поместный лорд (обычно это рыцарь) живет здесь и отсюда же управляет своим леном. Это строение, как правило, занимает выгодное в стратегическом плане место, возвышаясь над рядами крестьянских жилищ - на холме, над рекой, у моста или возле брода. Господский дом также окружен усадьбой и наделом пашни, правда, значительно большего размера, чем те, что имеются возле селянских домов. Но основная часть земли, принадлежащей лорду, расположена за поместным домом. В отличие от пестрой мозаики полей, обрабатываемых крестьянами, пашни их господина - это всегда единая, и довольно-таки обширная, территория.

Загадки с грядки

В саду и огороде крестьянина можно обнаружить настоящую сокровищницу, полную овощей, целебных и ароматных трав, цветов и ягод. У каждого из таких растений имеются особые, почти что мистические свойства, многие из которых известны только лишь обладающему тайными познаниями травнику, ведуну, деревенскому знахарю, цирюльнику, повитухе или сказителю. Наш список содержит некоторые растения, какие можно найти в селянских огородах в эпоху Темных веков (но далеко не все), а также кое-какие малоизвестные способы их применения.

Ужовник adder’s tongue очищает раны, помогает их заживлению
Миндаль almond притирание от обморожения
Дудник archangel мазь для ран
Ячмень barley зерно для каш
Базилик basil приправа
Лавр bay приправа, средство от кашля и простуды
Свекла beet ботва идет на корм скоту
Буквица betony лечебные кремы и мази
Терн blackthorn от внутренних расстройств
Огуречник borage приправа для глинтвейнов, средство от бронхитов и боли в горле
Бриония (переступень) bryonia ядовитая трава
Золототысячник centaury мазь для заживления ран
Лапчатка cinqueflower от боли в горле
Клевер clover кормовая трава, из цветов делают ароматическое масло
Капуста листовая colewort съедобное растение
Мать-и-мачеха coltsfoot сироп от кашля
Окопник (живокость) comfrey притирание для промывки ран
Маргаритка daisy мазь для очищения ран
Укроп dill приправа, отвар от болей в животе
Щавель dock болеутоляющее средство
Фенхель fennel приправа, успокаивает живот
Лен flax волокна стеблей служат материалом для тканей
Чеснок garlic приправа, считается оберегом от злых сил
Имбирь ginger приправа
Подмаренник goose-grass затягивает открытые раны
Болиголов hemlock ядовитая трава, обезболивание
Шандра(белокудренник) horehound эликсир от кашля и простуд
Молодило houseleek от боли в суставах
Иссоп hyssop лечит душевные расстройства и “разлитие желчи”
Жасмин jasmine ароматное растение, из листьев заваривают чай
Можжевельник juniper придает аромат джину
Манжетка lady’s mantle лечит ожоги и пролежни
Лаванда lavender ароматная трава, которую добавляли в набивку для подушек и матрацев
Лишайник lichen краситель
Лилия lily ароматный цветок, благовония
Марена madder красный краситель
Мандрагора mandrake болеутоляющее средство
Майоран marjoram приправа
Алтей marshmallow обезболивает раны
Мята перечная mint приправа, листья добавляли в чай, сушеные - давали понюхать при обмороке
Омела mistletoe от припадков и судорог
Вербейник moneywort очищает раны и язвы, останавливает кровь
Аконит (борец, морозник) monkshood ядовитое растение, от боли в суставах
Тутовник mulberry средство от ожогов
Коровяк mullein ядовитое растение, сироп от кашля и простуд
Горчица mustard приправа, помогает при рвоте, разогревающая мазь, но может обжечь кожу до язвы
Очиток (заячья капуста) orpine сироп от ангины
Петрушка parsley приправа
Горох pea кормовая трава
Пион peony приправа
Рута rue душистое растение
Шафран saffron редкая приправа
Шалфей sage приправа, ароматная трава
Зверобой saint john’s wort мазь от ран
Подлесник sanicle снадобье от рубцов и шрамов
Чабер savory приправа
Камнеломка saxifraga средство от насморка
Нард (аралия) spikenard из цветов получали масло для миропомазания
Миррис (кервель) sweet cicely сироп от кашля
Тимьян (чабрец) thyme приправа
Трилистник trefoil снадобье для сердца, от сердечных приступов и ударов
Фиалка violet душистое растение
Гаультерия wintergreen лечебные кремы и мази
Вайда woad синий краситель
Полынь wormwood ароматное растение

«И до ночлега путь далек…»[6]

В деревне перед каинитом возникает множество проблем, не последняя из которых - где бы найти безопасный уголок, чтобы переждать дневные часы. Внутри большинства крестьянских домов жизнь бьет ключом; уединения нет или практически нет. В этих строениях нет даже чердака: расположенная под самой крышей кладовая также открывается в общую комнату. Отсутствует и подвал, где можно было бы укрыться. По дому без конца туда и сюда ходят люди и бегают домашние животные.

Если и найдется какой вампир, решивший устроить себе убежище в деревенском жилище, то ему больше подойдет древний тип жилища - землянка. До наступления нового тысячелетия такие строения были весьма широко распространены.

Землянка строится вокруг прямоугольной ямы около четырех метров длиной, вырытой в грунте и служащей дому подобием фундамента. В таком жилище пол выложен досками, крыша тростниковая, а очаг глиняный. Дверца-люк в полу, снабженная замком, обеспечивает спящему каиниту определенную меру защиты.

Конечно, ничто не помешает вампиру вырыть подвальное помещение и под обыкновенным домом-мазанкой. Люк в утоптанном земляном полу легко можно прикрыть вездесущим тростником или соломой. Однако такое убежище пристального осмотра, вероятно, не выдержит. Звук пустоты под досками там, где должна бы быть земля, наверняка возбудит ненужные подозрения.

Обыкновенно единственными нежилыми строениями в деревне являются господский дом, церковь, мельница и, пожалуй, харчевня или общий дом.

Харчевня или постоялый двор - логичный выбор для путника, желающего переждать ночь, но в качестве дневного прибежища для каинита она малопригодна. Существуют законы, запрещающие трактирщикам давать кому-либо кров больше, чем на три дня. Да и сами крестьяне - народ очень подозрительный; особенно их настораживают всякие чужаки, подолгу шатающиеся по деревне.

По разумению селян, единственная сто́ящая причина оставаться в деревне - это забота о живущей в ней семье или обработка окрестных земель. Но в этом случае гостю, конечно, будет где остановиться, и он не будет бродить возле харчевни. Трактир и общий дом днем - места тихие, однако в них люди все же заходят чаще, чем в обычные дома.

Мельница может стать заманчивым местом обитания для вампира. Подозрения жителей деревни падут скорее на мельника, чем на каинита, которого тот осознанно (или сам того не ведая) укрывает. Селяне не захотят лезть в дела мельника или вредить ему, поскольку и он сам, и его рабочее место - важная часть деловых интересов хозяина земель.

Трудности, связанные с сокрытием своего присутствия в деревне, могут погнать вампира в неосвоенные земли. Скудная добыча в деревнях заставляет многих каинитов селиться в более щедрой на путников местности. Некоторые из этих вампиров-простолюдинов на самом деле не имеют убежища и просто зарываются по утрам в землю.

Другие бессмертные находят себе укрытия в давно заброшенных придорожных постоялых дворах и трактирах. Это весьма выгодное положение, так как они могут кормиться проезжими путниками и обитателями близлежащих деревень. А слухи о том, что в “населенном духами” доме по ночам что-то бродит, удержит любопытствующих смертных на расстоянии.

Точно так же каинит-простолюдин может обосноваться в хижине дровосека где-нибудь в лесной чащобе. Странник, осмелившийся забрести в глушь и нашедший “пустую” лачугу, не станет дважды думать о том, почему это лесоруба днем нет дома.

Господин и крестьянин: земельные связи

Взаимоотношения между крестьянином и его лордом столь же священны и формализованы, как и связи между тем же лордом и его благородным вассалом. Для описания границ этих отношений существует целый набор терминов.

Одной из главнейших характеристик, поднимающих серва над положением раба, является возможность передать свое имущество - а с ним и права, и соглашения с господином, да и само место в феодальном обществе - наследнику. Таким образом, момент получения наследства становится первой точкой соприкосновения серва с системой феодальных обязательств.

Наследование - чрезвычайно важный для серва жизненный ритуал. Помните, что в обществе эпохи Темных веков женитьба и создание семьи - практически неслыханная вещь для серва, не получившего наследство. До этого момента он не имеет собственного дохода, своего имущества; стало быть, ему нечем прокормить родных. Вот и получается, что свадьба и наследование идут рука об руку.

Младшие сыновья, не имеющие перспектив на наследство, часто стремятся получить место в господском доме. Другие поступают на военную службу, становятся учениками мастеров в ближайшем городе или братьями-мирянами в аббатстве или монастыре неподалеку. Младшим детям крестьянских семей еще реже удается вступить в брак и создать семью. Учитывая такое положение вещей, неудивительно, что получение священного сана, не предполагающего женитьбы, стало популярным выходом из положения.

Чтобы унаследовать то, что оставил на этом свете отец, молодой серв вступает в формальные отношения со своим господином. Существенной частью этого процесса становится уплата наследником смертной подати за покойного родича, называемой гериот. Таким образом серв демонстрирует лорду, что готов взяться за исполнение обязательств умершего, важнейшим из которых будет вассальный договор с хозяином.

Гериот по своему смыслу аналогичен рельефу - подати, уплачиваемой знатным наследником, вступающим во владение доставшимся ему феодом. Акценты в двух этих понятиях, однако, немного разнятся. Гериот - сумма, которую “задолжал” лорду покойный серв, а рельеф обязан отдать наследник лена [7]. Суть, тем не менее, остается одинаковой: новый вассал платит небольшое количество денег своему господину, тем самым подтверждая, что он принял от родителя бразды феодальных обязательств.

Если же серв не чтит свои вновь обретенные права и обязанности, хозяин вправе отменить вассальный договор. Земли, которые лорд забирает себе, случись серву умереть без наследника или оказаться вне закона, называются выморочными. Если же селянин не обрабатывает барщину, не платит податей или нарушает еще какие-нибудь свои обязательства, господин может конфисковать его земли. 

Оттенок официальности, присущий всем этим понятиям, весьма важен. Знатный человек, с которым серв заключил формальный договор, также обязан чтить его право (а в дальнейшем - право его наследников) на надел земли.

Существуют и другие моменты, когда отношения между лордом и его сервом облекаются в такую же форму, как процесс передачи-принятия наследства. А порой сам серв просит своего господина о какой-нибудь феодальной привилегии в обмен на скромное денежное подношение.

Например, крестьянин желал бы выдать свою дочь замуж за жителя другой деревни; в этом случае он должен был заручиться согласием своего хозяина и уплатить ему небольшую сумму, которая называлась меркет [8].

Даже наглый и противоестественный обычай jus primae noctis, самозваное право господина провести первую брачную ночь с невестой серва вместо молодого мужа, часто разрешался путем уплаты небольшого штрафа.

Во всех описанных ситуациях важно понимать, в какую сторону направлен денежный поток. Мы обыкновенно приписываем состоятельность знатному сословию, но в феодальном обществе настоящее богатство покоится в земле. Его извлекают сервы и передают своим господам, а те в обмен обеспечивают их защитой, даруют права и привилегии. Благосостояние человека измеряется обширностью его земельных владений.

Освоение земель

XII столетие для Европы стало временем весьма активных перемен. Простой люд толпами устремился в новые города, возникшие по всему континенту. Торговые маршруты, налаженные между государствами, привозили экзотические специи, ткани и предметы роскоши даже в самые захудалые хозяйства. Появился новый слой общества, “бюргеры”, который принялся выгрызать себе уютное местечко в тени трех столпов феодализма.

Как и в случае с другими примерами стремительных исторических перемен, этот период начинался довольно скромно: он зародился на грядках сервов.

Существует старая поговорка: солдат на пустой желудок не воюет. Так вот, в эпоху Темных веков в Европе все общество зависело от путей снабжения, проложенных порой наугад. Даже в сытые, “тучные” годы основная масса людей едва способна прокормить самих себя. Крестьяне недоедали каждую зиму. Если же случалось наводнение, засуха или неурожай, жертвами голода становились целые деревни, в которых оставались лишь брошенные дома.

Без добавочного продовольствия общество, как и армия, в целом весьма сурово ограничено в своих маневрах. Войско, у которого недостает провианта, не сумеет далеко продвинуться в своем походе. Точно так же и сообщество, где люди подъедают всё до последней крохи, не будет способным диктовать свою волю окружающему миру.

Отправным импульсом, положившим начало быстрым переменам XII века стало весьма простое явление. Постепенное изменение климата, происходившее все предыдущее столетие, обусловило удлинение сельскохозяйственного сезона почти во всей Европе. Это, в свою очередь, позволило выращивать на полях немного больше пищи. Общая прибавка урожая отодвинула большую часть населения на небольшое, но значимое расстояние от грани выживания. Зимы перестали уходить, унося с собой часть народа, погибшую от голода. Популяция, таким образом, стала потихоньку расти.

Набив брюхо досыта, общество в скором времени решилось на движение - люди принялись расширять границы обжитых земель. Следом по всей красе развернулся пик рождаемости. Вторые сыновья, не имевшие перспектив получить наследство, и все прочие, кто жаждал удачи, потянулись в тысячи городков, которые, как грибы после дождя, возникли по всей Европе. Рост городов сразу же привел к появлению и развитию местных рынков, а это, в свою очередь, обусловило установление постоянных торговых маршрутов между городами. Коммерческая “буря” дала начало созданию гильдий и подъему купечества как сословия. Все эти удивительные новшества в конце концов стали изменять границы самой структуры общества эпохи Темных веков.

Старая школа

К концу XII века в Европе прочно утвердилась так называемая “старая школа” управленческой мысли. Дом знатной особы был крепостью, причем в буквальном смысле: возвышающееся над всей округой воплощение богатства и власти хозяина. Однако чтобы осознать истинный достаток и влиятельность человека, необходимо было глядеть не вверх, на шпили замка, а по сторонам - на принадлежащие ему поля.

В Европе эпохи Темных веков деньги, по сути, растут прямо в поле. Каждый сад, пашня или виноградник приносит урожай серебряных монет, так и ждущих, чтоб их ссыпали в сундуки: нужно лишь поручить обработку земли крестьянам, а затем собрать с них налоги и подати.

Благородный человек не станет марать руки ремеслами, торговлей или промыслом. Подобные занятия самим Богом предназначены для простого люда. Представитель знати, осознанно пытающийся приобщиться к ним и получить прибыль от торговли, будет встречен в обществе с тем же порицанием, как если бы он посреди воскресной мессы встал со скамьи и попытался разъяснить окружающим свое видение Святого Писания.

Чтобы стать богаче в аграрном обществе, человеку необходимо расширить свои земельные владения. Способов достичь этой цели не так уж много. Самый популярный из них, пожалуй, - это отобрать земли у врага. Знать тратит массу времени, прилагает огромные усилия и проливает реки крови в попытках присовокупить себе новые территории путем сражений, браков или интриг. Что же касается безземельных крестьян, их единственный шанс завладеть таким богатством, как надел земли - это получить его от знатного господина в награду за какую-нибудь услугу.

В большинстве случаев хозяйская благодарность за некую исключительную помощь представляла собой как раз кусок пашни во владениях знатной особы. Иногда, однако, господин даровал вассалу право расчистить и затем уже возделывать участок новых земель - например, полоску леса вдоль принадлежащих ему охотничьих угодий.

Превращение лесов в пахотные земли называлось расчисткой. Расчистка лесов без дозволения местного лорда считалась в эпоху Темных Веков тягчайшим преступлением - все равно что чеканить собственную монету.

На протяжении XII века расчистка лесов приобрела масштаб эпидемии. Рост населения дал возможность обрабатывать куда больше пахотных земель, чем раньше. По сути, потребность в территориях, способных вместить взрослое население, сделала расчистку необходимостью.

Прирост числа простолюдинов подстегнул освоение новых земель и другими способами. Безземельные младшие дети потянулись пополнять ряды духовенства и монашеских орденов. Возникали целые новые братства. Новичкам вроде цистерцианцев, премонстрантов [9] и прочих требовалось место для выращивания провизии, чтобы прокормиться. Земля вновь созданным обителям выделялась в самых недоступных, негостеприимных и, как следствие, не пользующихся спросом уголках Европы.

Неудивительно, что именно в XII веке усилия по освоению “медвежьих углов” - топей, пустошей, болот и непролазных лесов - начали приобретать систематический характер.

Вооружившись новым - железным - плужным лемехом, европейские крестьяне храбро штурмуют девственные земли. Они осушают болота, распахивают степи и пустоши, вырубают глухие леса и постепенно обживают обширные территории, что раньше были вотчиной волков и разбойников.

Расчищая земли, корчуя пни и выворачивая из почвы булыжники, выжигая подрост леса, роя канавы и выравнивая поверхность под будущие пашни, пользуясь при всем этом инструментом не мощнее лопат и заступов, люди добрались до мест, где обитают их детские кошмары.

Дележ

В кругах каинитов имел место исполненный честолюбия процесс, позже названный Дележом. Свое продвижение вперед все новые волны простого люда отмечали, втыкая в землю деревянные колышки, которыми отмечались границы освоенных территорий. Крестьяне топором, плугом и факелом гнали прочь дикую природу и неизбежно вступали в конфликты с силами, стремящимися сохранить прежний порядок.

Безлюдные, дикие территории произвольным образом раскиданы по всей Европе эпохи Темных веков. Большая часть крупных поместий может похвастаться прилегающей к одной из своих границ полосой непроходимого леса, почти что нетронутого рукой человека. Возделанные земли окружают такую чащобу со всех сторон, однако не вторгаются в нее.

Трясины, топи и участки пересеченной местности заполняют необжитые участки между городами и деревнями. Волки свободно рыскают даже по Италии, Германии и Франции - самым густонаселенным странам. Бандиты и разбойники ждут в засадах за каждым поворотом дорог, которые едва ощутимыми путеводными нитями пролегают через обширные необжитые территории.

Во времена, когда начинался Дележ, многие вампиры, обитавшие на задворках общества каинитов, устраивали себе убежища именно в таких “медвежьих углах”, ничьих владениях, разделяющих обжитые места. Обыкновенная деревня населением около ста пятидесяти человек не может поддержать существование даже одного-единственного вампира и скрыть следы его трапез. Поэтому, чтобы сохранить свое существование в тайне, многие каиниты-одиночки вынуждены отправляться в дикие земли и там осмотрительно выбирать себе добычу среди путников, или же по очереди навещать по ночам одно из нескольких окрестных поселений.

Самые лакомые “охотничьи угодья” - это, конечно же, процветающие города, основанные еще в древности: Париж, Лондон, Рим, Венеция, Константинополь, Иерусалим. Но даже крупнейшие из городов способны обеспечить пищей лишь ограниченное число каинитов. Населенная территория может поддерживать и скрывать деятельность одного вампира, обретающегося среди 1001 смертного - так появилось правило “тысячи и одной ночи”.

Таким образом, на весь Париж - который к описываемому моменту являлся крупнейшим городом северной Европы - могло приходиться не более пятидесяти каинитов. Лондон способен вместить вдвое меньшее их число. Процветающие города похвастаются дюжиной бессмертных - они могли бы сколотить одну-две котерии, но вместо этого активно плетут друг против друга интриги при дворе одного из них, являющегося князем. Как видно, город эпохи Темных Веков - не место для застенчивых скромников.

В переполненных народом итальянских городах такое смертельное состязание всех со всеми достигает невероятных пределов. В обыкновенном итальянском населенном пункте насчитывается вдвое больше народу, чем в таком же по размеру, но расположенном где-либо в остальной Европе. Каинит, незнакомый с опасностями, которые сулит подобная тесная обстановка, часто находит быстрый и печальный конец. В итальянском городе вампир вполне может почувствовать себя в положении человека, умирающего от жажды посреди огромного океана.

Важным следствием из правила “тысячи и одной ночи” является так называемый принцип вытеснения. Крупные города - излюбленное место обитания каинитов от начала времен - способны прокормить лишь ограниченное число вампиров. Поэтому в них останутся лишь самые безжалостные и хитроумные из бессмертных, а все прочие будут вытеснены за черту городских стен, где им и придется обустраивать себе логово. Такие изгнанники тянутся к окраинам цивилизованного мира. В обществе Проклятых они все равно что бандиты, изгои и еретики.

Самое очевидное место, где можно отыскать вампира-изгнанника (если, конечно, кому-нибудь придет в голову такая глупость) - это мелкие городки. Они готовы предложить каиниту многое из привычных ему “удобств”, разве что с меньшим размахом. Однако обычный городок может обеспечить безопасное существование лишь одному вампиру.

Небольшие города в эти времена только еще вступают в пору своего расцвета. Уже скоро они заполонят пространства средневековой Европы, и на гребне этой волны окажутся как раз изгнанники. Но в начале Дележа большинство таких вампиров остается в удаленных сельских доменах, облюбованных ими еще с древности.

Население крупнейших европейских городов

Венеция 100 000 Неаполь 25 000
Генуя 75 000 Руэн 25 000
Милан 75 000 Тулуза 25 000
Болонья 50 000 Барселона 10 000
Палермо 50 000 Кёльн 10 000
Париж 50 000 Монпелье 10 000
Гент 40 000 Сен-Омер 10 000
Флоренция 25 000 Севилья 10 000
Лондон 25 000 Страсбург 10 000
Лилль 25 000 Труа 10 000
Марсель 25 000 Йорк 10 000
   
Итальянский город 10 000 Средний город 1 000
Обыкновенный город 3 000 - 5 000 Процветающая деревня 300
Богатый город 2 000 - 3 000 Обычная деревня 100

За границей деревни

Изгнанные из городов каиниты - далеко не единственные сверхъестественные создания, называющие эти негостеприимные земли домом. Прежде всего, глухие, непролазные чащобы являются территорией оборотней. Неприкрытая ненависть, которую Люпины питают к каинитам, столь же стойкая, сколь и смертоносная. Стаи оборотней систематически выискивают и уничтожают всякого вампира, осмелившегося ступить в их владения.

Каинит, пожалуй, способен помериться силами с одиноким оборотнем, однако согласованная атака целой стаи грозит гибелью любому вампиру, за исключением самых старых и хитроумных из них. Увы, на территории, достаточной для выживания стаи Люпинов, обычно найдется примерно столько смертных, сколько нужно одному каиниту для поддержания не-жизни.

В землях, не попавших еще под лемех плуга, скрываются еще и древние, освященные традициями твердыни фей. Укрываясь от все более вероятных встреч со смертными, эти создания прячутся как раз на неосвоенных территориях, бегут к своим крепостям в холмах и ведьминым кругам в диких, нетронутых лесах.

Феи не испытывают особой любви к вампирами. Но нельзя сказать, что между теми и другими наличествует открытая вражда. Пожалуй, правильнее будет заметить, что феи вообще не выказывают явного интереса к каинитам. Просто в те ночи, когда волшебный народец вершит дела вне своих твердынь в холмах, благоразумный вампир обойдет их обиталища десятой дорогой.

Своими проделками феи способны запутать или завлечь вампира, а то и навредить ему точно так же, как и любому смертному. Большинству каинитов, разумеется, такое безразличное отношение претит и даже выводит из себя - уж лучше бы их ненавидели, чем игнорировали. Однако вампиры, как и смертные, просто не имеют в глазах фей какой-либо значимости и потому не достойны их внимания.

Вампир-одиночка по понятным причинам станет сильно тревожиться о любом вторжении в его обособленный домен. По мере того как крестьяне все дальше отодвигают границы возделанных земель, они обнажают древние руины, сравнивают с землей погребальные курганы и прорубают бреши в непроницаемом полотне переплетенных ветвей, которые сохраняют в глубине лесов постоянный полумрак.

Многие порождения тьмы, чей покой ничто не тревожило многие годы, внезапно оказались вынуждены спасаться бегством. Кое-кто из них перед тем, как удалиться в места, еще укрытые тенью, обрушивают на головы захватчиков ужасную месть.

Дележ часто выливается в открытое противостояние смертных и Проклятых. Крестьяне, подмечая признаки зла, подкрадывающегося к их селениям со всех сторон, вооружаются факелами и лопатами и собираются в толпы. Эти первые драки стали предвестниками великой войны, развязанной против бессмертных - Инквизиции.

В результате Дележа число каинитов, обитавших в сельской местности, уменьшилось вдесятеро. При этом по понятным причинам вампиров, изловленных крестьянами и преданных огню, было крайне мало. Многие, однако, встретили Окончательную смерть, оказавшись под солнечным светом после того, как их древние логова были открыты лучам светила ничего не подозревающими людьми. Но самые крупные потери каиниты понесли от оборотней, которые, следуя за селянами, нападали на всякого вампира, вспугнутого расчисткой лесов и кустарников.

Новый порядок вещей

Не прекращающиеся в течение всего XII века расчистка и освоение земель принесли плоды: пространства европейских пашен разрастались вдаль и вширь. Все бремя этой тяжелейшей работы пало, разумеется, на плечи крестьян. Но вряд ли сервы имели достаточно времени, чтобы прерваться и осознать, какую огромную пользу они в действительности принесли самим себе.

Успех освоения новых территорий потряс лордов-землевладельцев. Они заполучили в свои руки огромнейшие пространства, не потеряв ни единого рыцаря и не потратив ни единой монеты на содержание армии. Но пока одни селяне отправлялись штурмовать цитадели природы, толпы других устремились в растущие новые города. Два эти направления оттока населения, сложившись, оставили очень многих знатных землевладельцев с куда меньшим количеством рабочих рук, чем требовалось для обработки оказавшихся в их владении лугов и пашен. По сути, их благосостояние осталось лежать неубранным в полях.

Можно было бы подумать, что сокращение числа работников привело к улучшению условий их жизни и увеличению жалованья - как если бы лорды соперничали друг с другом, стараясь привлечь и удержать при себе трудяг. Но на деле сокращение числа селян позволило [господам] заново оценить значимость сервов и способствовало появлению новых, уникальных феодальных взаимоотношений и связей.

Весь драматизм этой перемены легче всего увидеть, заглянув в структуру столпа знати. Раньше отношения между лордом и его подданным-рыцарем было строго формализованы. В обмен на надел земли вассал давал господину клятву верности - поддержку и руку, держащую меч. Но с началом расчистки новых земель внезапно появились случаи, когда знатные хозяева раздавали земли, не требуя формальной вассальной присяги.

Эдуард I, к примеру, пожаловал некоему Генри де ла Уэйду половину гайды в окрестностях Оксфорда за то, что тот нес его кречета всякий раз, когда король выезжал на соколиную охоту. Такая услуга, естественно, весьма далека от суровой необходимости военной помощи, которая определяла начальные феодальные договоренности.

В то же самое время знатные люди придумывают множество новых, все более выгодных предложений для крестьян, чтобы заманить их к себе. Самым главным из них было дарование вольной грамоты - формального выражения личной свободы. Свободный крестьянин платил господину ренту за пользование землей, но от него не требовалось отрабатывать барщину, и он не был связан десятками прочих податей и обязательств, как серв со своим хозяином.

У свободного селянина устанавливаются взаимоотношения со знатным землевладельцем сродни тем, что связывают последнего с его новыми вассалами. Единственный способ для благородного человека получить с принадлежащих ему земель “урожай” денег - это передать их вассалам для ведения фермерского хозяйствования. В данном случае термин “фермерство” не имеет никакого отношения к сельскохозяйственной деятельности, а связан со сбором налогов. Такие вассалы отдавали господину ренту или налог в обмен на право управлять своими ленами, и точно так же, как свободные крестьяне, платили подати за обрабатываемую землю.

Сословие крестьян вторгается и в другие сферы жизни, традиционно занимаемые знатью. Например, растет роль простолюдинов в военном деле. В армиях и на полях сражений появляются сержанты - выходцы из простого люда, имеющие обязанности и привилегии, весьма сходные с рыцарскими.

Сержант сопровождает своего господина в походе и часто удостаивается почетного места в его свите. Он может нести штандарт хозяина, быть оружейником, мастером-лучником или осадным инженером, иметь любую из множества прочих военных специальностей. Сержанты были связаны обязательствами опеки, брака и рельефа - ранее эти три повинности возлагались исключительно на рыцарей.

Появился и новый тип земледельцев: йомены [10]. Эти свободные селяне свое право обрабатывать надел земли обменивали на военную службу - она заменяла и барщину, и ренту. Отряды английских йоменов вскоре стали признанной военной силой. Чтобы сохранить это новое оружие остро отточенным, английские короли даже законодательно запрещали йоменам участвовать в каком-либо виде спорта, кроме стрельбы из длинного лука.

В других частях Европы такой класс фермеров имел иные названия: В Северной Англии их называли дренгами, во Франции - практично, но не слишком изобретательно: “шлем-и-копье”.

Для тех селян, кто не был тесно связан с военной службой, повсеместно стали доступны другие выгодные формы отношений. Таким, например, являлся наем “на три срока жизни”. В его рамках лорд передавал надел земли свободному крестьянину в аренду на срок его жизни, жизни его сына и внука, причем сумма ренты сохранялась все это время. Примечательно, что наем “на три срока жизни” имел особые условия, сохранявшие право наследования для женщин. Арендатор мог передать свое право на землю жене в том случае, если никого из его сыновей не осталось в живых. Ранее такой надел вернулся бы хозяину, как выморочный.

Наконец, все большее число простолюдинов получают статус “господского человека”. Это свободные слуги, чье отличие от прочих людей в услужении состоит лишь в большей личной свободе. Господский человек точно так же служит хозяину, получая взамен кров, стол и плату, однако он волен искать себе место где пожелает, и денег, а его жалованье чуть больше, чем обыкновенная символическая подачка, выделяемая домашним слугам.

Кроме того, статус “господского человека” могла получить и женщина (что случалось часто). Это стало революционным типом формальных феодальных отношений между знатным человеком и женщиной-простолюдинкой: здесь они были прямыми. Даже в упомянутом выше найме “на три срока жизни” женщина могла участвовать лишь на основании контракта с господином, ранее заключенного ее супругом.

Город

Пока рыцари и крестьяне пожинали плоды новых, щедрых феодальных отношений, условия существования городов также стали куда более выгодными; обычно они закреплялись посредством выдачи городских хартий. Хартия - это документ, описывающий права и даже “свободу” того или иного города. Многие города, обладавшие хартией, по сути являлись вольными территориями, которые не подчинялись (вообще или почти что) никому из местной знати.

XII столетие стало эпохой наивысшего расцвета городов. По всей Европе можно было наблюдать неслыханный по размаху рост числа городов, либо увеличение их размеров. Простой люд устремлялся в них толпами, привлеченный обещаниями даруемых свобод и открывающихся возможностей.

Город, однако же, не возникал из ничего там, где просто собралось приличное число людей. Необходимо было получить от местного лорда особую грамоту - ту самую городскую хартию вольностей. Такой документ освобождал горожан от любых прямых обязательств перед феодалом. После ее получения город, как единое целое, отвечал за сбор определенных налогов и податей, как если бы все его жители вместе вступили в феодальные отношения с поместным вельможей.

Казалось бы, что могло сподвигнуть знатного землевладельца на подобное послабление? Но хартии городам не выдавались направо и налево. Главным фактором, который чаще всего заставлял лордов даровать грамоты городам, была острая потребность в местных рынках обмена и сбыта.

Всякой деревне или поместью требовался расположенный поблизости рынок. Крестьяне отправляются на рынок раз в неделю, и им нужно успеть дойти до места и вернуться в свою деревню за один день. При этом свой путь они совершают не торопясь, даже если едут на запряженной волами телеге. На практике это означает, что самое отдаленное селение должно находиться не более чем в десяти милях от ближайшего рыночного городка.

Без помощи близлежащего рынка все земли, которые знать совсем недавно отвоевала у дикой природы, не смогут поддерживать себя. Не сумев окупиться, они вскоре окажутся заброшенными. И тогда все новоприобретенное благосостояние лорда растает прямо на глазах.

Так и получилось, что в кильватере каждой волны расчистки, проводимой крестьянами, на открытых пространствах полей как грибы после дождя вырастают новые города.

Обыкновенный рыночный городок не блещет особыми изысками. Лишь небольшая часть его населения является специалистами в том или ином ремесле или же купцами. Все остальные - множество новоиспеченных бюргеров - по-прежнему каждый день выходит в поле, чтобы возделывать свою ниву.

Городки окружены землями, на которых растет урожай и пасутся стада. Для обычного горожанина жизнь мало чем отличается от ежедневной рутины деревенского жителя.

Однако перед совсем уж малым числом обитателей городов этот новый тип поселения открывает невиданные возможности.

Новый город (villeneuve)

XII век стал свидетелем настоящего строительного бума. Уже существовавшие к этому времени города значительно разрослись, и повсюду появились новые, призванные обеспечивать только что расчищенные по повелению знати земли.

Во Франции городки основывались с такой сумасшедшей скоростью, что им даже не успевали толком придумать названия. Наследие этого периода стремительного роста городских поселений можно до сих пор увидеть на географической карте: множество населенных пунктов называется просто “Новый город”. Тут и там россыпью располагаются названия вроде Villeneuve-sur-... или Villefranche-sur-...; их не изменили даже после того, как новорожденный городок окреп и немного разросся.

Уже на первый взгляд такие поселения (они так и назывались - villeneuve, в переводе с французского - “новый город”) существенно отличались от принятой ранее модели организации городов. Первое же отличие, поражающее заезжих путников - отсутствие городских стен. Большая часть городов, основанных в Темные века, могут похвастаться массивным каменным кольцом укреплений, не менее трех метров в высоту, а кое-где - даже до восемнадцати метров.

Villeneuve, однако, не какая-нибудь там приграничная крепость, чье предназначение - выдержать набег или осаду. Он появился во внутренних землях своей родины, и этот факт определяет всякий аспект его развития.

Здесь, впервые за все время, слегка слабеет свойственная средним векам навязчивая мысль о безопасности. Конечно, одинокие хищники порой могут появиться на пустошах в ночи. По улицам может пробежать волк и утащить из загона овцу. Но никто не стал бы сооружать двадцатиметровую стену, чтобы защититься от волков.

Кроме того, villeneuve гораздо менее плотно застроен. дома не жмутся стена к стене так тесно, как будто ищут друг у друга защиты. Сам воздух в городе не напоён ощущением тревоги, свойственным приграничным селениям. Это обжитые, цивилизованные места, предельно удаленные от жестокостей и неопределенности, которыми грозят войны.

Villeneuve наполнены духом утонченности: здесь процветают искусства, культура и наука. И, подобно богине Афине, которую древние греки почитали как покровительницу прогресса, эти города рождены необычным способом. Согласно легенде, Афина вышла уже взрослой из расколотой головы своего отца Зевса. Так и villeneuve появляются, сразу имея в своей черте все необходимое.

Впервые со времен Римской империи поселения основываются согласно заранее оговоренной планировке и дизайну. Проект будущего города диктует его форму и направления роста, вместо сумбурного и продиктованного необходимостью расползания во все стороны. Появляются популярные стандартные планировки, которые можно быстро и просто реализовать на практике.

Основание в том или ином месте villeneuve предваряет появление целой армии умелых работяг. Карьерные рабочие, строители-каменщики и резчики по камню добывают камень и придают блокам необходимую форму. Лесорубы и плотники воздвигают деревянные остовы стен. Лодочники и возчики доставляют издалека нужные материалы. Кузнецы отливают инструменты и куют неиссякаемые кучи гвоздей, петель и железной фурнитуры.

Орды странствующих ремесленников путешествуют от одной строительной площадки к другой, оставляя за собой разбросанные по просторам городки. Им уже не нужно опасаться, что они останутся без работы.

Главным элементом villeneuve становится церковь. Как и в деревне, она является центром жизни в прямом и в переносном смысле.

Раньше церкви были невысокими, крепкими каменными строениями, внутри которых царил мрак, было прохладно и спокойно, а слабый свет проникал в отверстия под самой крышей.

Такая архитектура, как и в случае прочих зданий, была продиктована соображениями безопасности. Во времена войн и набегов именно церковь становилась убежищем для осажденных жителей селения. При нападении на город она превращалась в последний рубеж обороны. Это была все та же необходимость, что заставляла возводить вокруг городов сплошное кольцо стен и превращать поместья знати в настоящие крепости.

Восход готической луны

Планировка villeneuve бросила вызов всем существующим нормам проектирования. Традиционные формы архитектуры подверглись атаке новых, утонченных решений, только-только начавших являть себя в величественных соборах епархиальных городов - Лане [11], Париже, Шартре. Это была заря, или, точнее будет сказать, восход луны нового стиля - готики.

Архитектурные произведения этого стиля имеют отчетливую скелетоподобную структуру. Это и неудивительно, ведь два главных новшества, сделавшие ее доступной, также можно назвать “скелетными”. Каждое из них позволило создать новый тип каркаса, поддерживающего здания церквей.

Первое из упомянутых решений - это новый метод смыкания сводов, который помог переложить большую часть веса потолков на арки и колонны. Это облегчило нагрузку на внешние стены, которые ранее в одиночку выдерживали всю массу каменных перекрытий.

Вторым усовершенствованием стали арочные контрфорсы, или иначе, аркбутаны - опорные балки, выходящие из стен наружу, подобно ногам паука или ребрам грудной клетки. Они распределяли вес всего строения по площади вокруг него. С применением двух этих революционных нововведений стали возможны удивительные вещи.

Толстые каменные стены внезапно оказались не нужны. Целые пласты сплошного камня, скучного и серого, уступили место огромным витражам из цветного стекла. И если раньше внутренние помещения соборов изобиловали темными, укромными уголками, то теперь они купаются в сиянии потоков божественного света.

Животные

Villeneuve так и кишит всевозможной живностью. Его узкие улицы в буквальном смысле забиты скотом. Бюргеры вынуждены проталкиваться между лошадьми, мулами и быками, приведенными на рынок для продажи. Тягловая скотина, груженная товарами или запряженная в телеги, перегораживает все до единой улицы, ведущие на городскую площадь.

Жители деревень содержат в своих домах самых разных животных. Обычно это заботливо выращиваемые питомцы, которым предоставлена честь делить кров с хозяевами. Они свободно разгуливают по всему дому, включая помещения, где люди едят и спят.

В villeneuve бюргеры уже не готовы существовать под одной крышей с деревенской скотиной. Зато дворы многих городских домов полнятся визгом поросят и квохтаньем кур. Основная масса крупного скота, впрочем, содержится отдельно от основной части города.

В рыночные дни улицы кишат животными, поскольку обитатели всех окрестных земель пригоняют стада на торжище. Воздух наполняется блеянием коз и овец, мычанием коров и быков.

Корову, кстати, свободно можно встретить на улице villeneuve в любой день недели. Свежее молоко - весьма ценимый горожанами продукт. На их столе ежедневно бывает и сыр, а масло и творог также составляют приличную долю их рациона. Ради такого изобилия бюргер готов позволить скотине бегать по улицам как ей заблагорассудится.

Также в любом городке имеется большое стадо свиней. Стоит отметить, что в те времена хрюшки и хряки выглядели почти так же, как их доисторические предки. Они худые и жилистые, высотой взрослому человеку примерно по колено. Их головы вытянутые и угловатые, с костистыми надбровьями и небольшими, но крепкими клыками.

Свиньи также расхаживают свободно по всем, за небольшим исключением, улицам города. В Париже, например, это как-то раз привело к трагедии. В 1131 году наследник короля Франции погиб после того, как его конь споткнулся о перебегавшую улицу свинью [12]. После этого парижанам запретили держать этих животных. Особое послабление сделали лишь для аббатства Святого Антуана: его монахам дозволили иметь стадо числом ровно в 12 голов. Монастырские свиньи могли свободно разгуливать по городу, ведь им на шеи навесили колокольчики, звоном предупреждающие об их приближении.

По иронии, многочисленные свиньи, блуждающие по городу, вносят значительный вклад в чистоту его улиц. Во времена, когда отходы домашнего хозяйства вышвыривались, по обыкновению, прямо на мостовые, эти животные в буквальном смысле проедали себе путь через груды помоев. В других регионах ту же роль выполняли козы. Стада свиней перегоняют через город рано утром или поздно вечером.

 Одно из самых впечатляющих зрелищ, доступных горожанам - это вороньи стаи, пролетающие над городом на рассвете. Сразу после восхода солнца огромные тучи птиц опускаются на мостовые, будто укутывая их черным одеялом. Если желающих прогуляться поутру не отпугнет вид пирующих ворон, это наверняка сделает их гомон и карканье.

Некоторые города прибегают к менее распространенным способам очистки улиц, кое-где даже нанимают крестьян, которые каждый день лопатами расчищают мостовые и проулки. Работа эта ничуть не более грязная и отталкивающая, нежели чистка скотного двора, а уж к этому привычны многие селяне.

Наконец, у любого города приличных размеров обычно заключено соглашение с кем-нибудь из местных землевладельцев, который отправляет нескольких своих сервов вывозить с улиц отбросы, которые после идут на удобрение окрестных полей.

Создания городских кошмаров

 Общая численность населения средневековой Европы составляла в XII веке около 75 миллионов человек. Лишь двадцатая их часть - около 3,75 миллионов душ - проживала в городах.

В отношении каинитов ситуация прямо противоположная: 95% их обитает в черте городских стен. От начала времен вампиры были городскими хищниками, и история их рода напоминает атлас величайших городов прошлого. Енох, Вавилон, Ниневия, Троя, Карфаген и Рим - расцвет и падение каждого из них в глубине своей тесно связаны с испытаниями и лишениями Проклятых.

Держа в уме “правило 1001 ночи”, мы можем довольно точно подсчитать общее число каинитов, блуждающих по Европе эпохи Темных веков. Трех с четвертью миллионов горожан достаточно, чтобы поддерживать не-жизнь 3750 городских вампиров. Для определения максимального их числа логично будет округлить эту цифру в большую сторону, до 4 тысяч.

С точки зрения самих каинитов, смертные расселяются довольно-таки неравномерно. Если для сохранения численности вампиров достаточно, чтобы на каждого из них приходилась тысяча человек, то, взяв приведенную в начале оценку, получим соотношение 75 миллионов к 4 тысячам, или что-то около 20 тысяч смертных на одного каинита. 

Население стран Западной Европы (в млн. чел.)

Англия/Уэльс 4 Ирландия 1
Франция 22 Италия 10
Германия 12 Шотландия 0.5
Греция/Балканский регион 6 Испания/Португалия 7
Исторические Нидерланды 4 Швейцария 0.5
Всего 67

Городской дом

Городские дома по всей Европе похожи один на другой. Как правило, они следуют одному из двух распространенных стилей постройки. На юге преобладает римский стиль. В постройках используются местные ресурсы, и дома возводятся из необработанного камня (бута), мягкого и пористого. Стены покрываются штукатуркой - так дом будет защищен от непогоды - и окрашиваются в охряной цвет.

На севере предпочитают германский стиль. Местные деревянно-кирпичные дома имеют каркас из бревен, проемы между которыми закрыты глинобитными панелями или обшиты досками. Простые крыши чаще всего сделаны из тростника, а фасад обычно украшают расположенные парами окна с рамами, окрашенными в контраст к стенам яркой красной или черной краской.

Только самые важные строения в городе имеют больше двух этажей. В большинстве жилищ ремесленников нижний этаж или хотя бы навес перед домом отведен для демонстрации товаров и ведения дел. Там же расположены рабочие помещения, а жилая комната (или комнаты) семьи находится на втором, последнем этаже.

Несколько домов обычно окружают дворик, в котором вырыт колодец, а иногда даже обустроен фонтан. Фонтаны делают по древнеримским образцам, и вода в них благодаря хитроумному устройству циркулирует благодаря одной лишь силе гравитации.

Рядом с городским домом непременно бывает разбит сад, или даже несколько. Здания, как и деревенские жилища, окружены грядками, а внутренние дворики украшены высаженными цветами.

Средневековые города меньше по размерам и куда более просторные, чем можно себе представить. Однако уже к началу XIII столетия их настигнет проблема перенаселения, а с ним и полный набор прочих городских бед.

В городах имеются общественные строения, такие же, какие знать возводит возле деревень. Обычно в поселении имеется собственная мельница для помола зерна. В деревне эта услуга традиционно предоставляется хозяином-феодалом. Города же, получившие от поместного лорда хартию и таким образом достигшие свободы, должны сами обеспечивать себе эту и ей подобные услуги.

Многие города превращают свою новую обязанность в способ получения прибыли. Например, французский город Труа в период между 1157 и 1191 годами поставил в своей черте целых одиннадцать мельниц. Все они были водяными, и это позволило горожанам пойти дальше, нежели просто узурпировать господское право на доход. С помощью этих устройств приводились в действие также давильни для винограда и масла, что имело большое значение для экономики всего региона. Они же давали механическую силу для литейных мастерских и кузниц.

В городах существовали и другие общественные строения, удовлетворяющие конкретные потребности жителей. Например, вдоль берегов рек устанавливались огромные каменные ванны, где горожане могли стирать белье. Но по большей части все эти нужды порождали целые профессии, представители которых сосредотачивались на предоставлении соседям какой-либо одной услуги.

Торговцы

В основе города лежит рынок. Он дает возможность местным фермерам обменивать произведенные или выращенные ими товары на нужные вещи. На любом таком рынке очень быстро появляются ремесленники, которые и продают эти самые “нужные вещи”. В торговых рядах можно встретить башмачников и кожевников, ткачей и портных, бондарей и плотников, колесников и каретников, пекарей и мясников, пивоваров и виноделов, канатчиков и каменщиков. В каждом городе обязательно есть свой кузнец; в зависимости от размера поселения - мастерская оружейника и (или) бронника, и даже лавка ювелира, работающего с золотом или серебром.

В деревне для такого количества ремесленников работы просто не найдется, но город обеспечит им постоянный приток покупателей из близлежащих общин и селений. Харчевни и таверны обслуживают тех, кто приехал на торжище. На помощь ремесленникам стекаются и горожане прочих профессий: зеленщики, торговцы рыбой, извозчики, заимодавцы и так далее.

Большинство ремесленников оседают в городах, но есть и те, кто странствует по дорогам, предлагая свои услуги или товары. Такие бродячие торговцы обычно устраиваются в каком-нибудь рыночном городке и ходят по ближайшим имениям и селениям, продавая свои товары. У коробейников обычно складывается репутация бродяг, хуже которых только цыгане. И встречают их с тем же недоверием, каким обычно удостаивают проезжий табор.

По мере того как города растут и процветают, все больше торговцев хватаются за возможность развить свое дело в черте города, а затем и наладить пути между ними. По сути, купцы - это те же коробейники, только они не ходят по деревням, а переезжают из города в город. Кроме того, они не возят какой-нибудь один товар с собой, а покупают предметы торговли в месте их производства и везут затем туда, где они нужны. Так купцы становятся первыми из свободных людей, не занимающимися непосредственно определенным ремеслом или профессией.

В XII веке международная торговля становится все более популярным и прибыльным делом. Самые отважные купцы начинают прокладывать торговые маршруты в сердце Азии, а с регионами Ближнего Востока обмен товарами и идеями уже достиг уровня, невиданного со времен падения Рима.

На огромных рынках в торговых городах Италии и Иберии купцы выкрикивают наперебой, предлагая всем взглянуть на их экзотические товары: шелка, специи, ковры, изделия стеклодувов, апельсины и слоновую кость. Богатства исламского мира позволяют не только окружить себя чужеродной роскошью, но и испытать сопричастность к неким тайнам и сокрытым знаниям. Цивилизации, боровшиеся с крестоносцами, накопили обширные познания в области права, медицины и философии, - куда большие, чем те, которыми располагает сама Европа.

Европейские купцы быстро осознали уникальные возможности, появившиеся от столкновения двух культур. Многие из них сумели скопить огромные богатства и стать состоятельнее иных вельмож. Старая школа мысли, меряющая благосостояние человека по тому, сколько у него земель во владении, начала понемногу уходить в прошлое.

В Северное Германии появляется первый по-настоящему влиятельный торговый дом - Ганзейский союз - который пробует дотянуться до самых дальних уголков Европы. Загадочная и могущественная Ганза начиналась как довольно скромное предприятие, объединение отдельных купцов и городов, торгующих соленой сельдью. Это кушанье стало одной из основ рациона средневековых людей. Его доступность и, как следствие, популярность, внесла немалую лепту в процветание ганзейцев.

Ганзейский союз подмял под себя весь рынок сельди и вскоре стал монопольным поставщиком этого продукта на всем Балтийском побережье. Интересы купцов вскоре переключились и на другие товары и регионы, и очень быстро ганзейцы стали силой, с которой приходилось считаться - их торговая сеть охватывала более ста городов.

Любой крупный город в Европе мог похвастаться ганзейской конторой, а местный представитель Союза становился, ко всеобщей зависти, одной из наиболее влиятельных персон в округе.

Гильдии

В отличие от купцов ремесленники - это в основном оседлые люди. В больших городах, где одни и те же товары или услуги предлагают многие, мастеровые начинают собираться вместе, образуя гильдии. Гильдия может зародиться даже из простого соглашения двух ремесленников, занимающихся одним делом - если они, например, обещают друг другу не соперничать и не занижать цены, чтобы разорить конкурента. К XII столетию гильдии окончательно оформились как повсеместное экономическое явление и стали более могущественными.

Гильдии выполняли сразу три задачи: они защищали представителей того или иного ремесла, давали образование новым мастеровым и регулировали их деятельность.

Функция защиты подразумевала в основном свободу от насилия или изгнания. Мастеровые объединялись в гильдии ради общего могущества. Вместе они могли противостоять невзгодам, с которыми поодиночке бы не справились.

Разбойники могли легко разрушить предприятие ремесленника, перекрыв, например, пути поступления к нему ключевого компонента его производства - такого, как сырая шерсть для суконщика. Неразборчивый землевладелец может потребовать заоблачную плату за провоз товаров по его владениям. А воры занимаются своим делом, обирая торговцев-одиночек прямо в городах.

Гильдии, отвечая на все это, нанимают стражников, прибегают к политическому давлению или подмазывают механизмы правосудия. В результате за весьма короткое время объединения ремесленников становятся очень и очень влиятельными.

Гильдии также берут на себя задачу профессионального обучения горожан. Формально классическое образование всегда было прерогативой церкви, но гильдии давали желающим практические навыки, помогая овладеть искусствами и ремеслами. В описываемое время грамотность не была широко распространена в народе, не говоря уже о всеобщем образовании. Однако передача знаний в форме “производственного училища” как раз было доступным. Вот гильдии и занялись распространением такого способа овладения ремеслом, выстроив систему ученичества.

Обучение в гильдии начиналось примерно в семилетнем возрасте, когда ребенок покидал отчий дом и становился учеником мастера или ремесленника. Опытный наставник мог одновременно обучать троих-четверых ребят, передавая им секреты своего дела. Поначалу от ученика требовалось выполнение не требующих особого умения операций в мастерской, а также в доме мастера и вокруг него. Период ученичества обыкновенно длился около семи лет, хотя для некоторых ремесел этот срок варьировался от четырех до двенадцати лет.

Наставник по сути был для ученика приемным отцом - обеспечивал кров и еду, давал одежду и обувь. Он мог даже платить воспитаннику жалованье (обычно символическое - несколько монет в год). Перспективный ученик мог получить и другие привилегии - например, его имел право побить только сам мастер, но никак не его жена.

Если ученик не оправдывал ожиданий наставника, тот мог в любой момент с позором отправить его домой, к семье. Перспективы юнца, лишившегося места ученика, в будущем были сильно ограничены. В обучение шли в основном младшие дети, не имевшие видов хоть на какое-то наследство (и, соответственно, средств к существованию в будущем). Большинству тех, кто был изгнан из ученичества, доставалась незавидная доля: короткая и жестокая судьба солдата-пехотинца.

Успешно завершив период ученичества, молодой человек приобретал ранг подмастерья (journeyman). Сам этот термин происходит не от частых путешествий, а от французского journee, то есть “день” - подмастерья, как достигшие определенных успехов в своем ремесле, получали жалованье за каждый день работы.

Правда, странствовать подмастерьям тоже приходилось; они шли из города в город, постепенно оттачивая свое ремесло. Такой образ жизни давал им возможность учиться у многих разных наставников. Подмастерья были мобильной рабочей силой, искусной в своем деле и готовой переместиться куда угодно, чтобы возвести очередной villeneuve или собор, которые покрыли всю Европу, как сыпь - тело больного.

Подмастерьем ремесленник должен был проработать несколько лет (обычно - лет, но точный срок ничем не определялся). Прежде чем стать мастером, ему необходимо было выполнить пять условий.

Во-первых, его “благоразумие и верность” должен был подтвердить кто-либо из здравствующих мастеров. На практике это означало рекомендацию от одного из действительных членов гильдии.

Второе условие заключалось в обладании достаточными средствами, чтобы открыть собственную лавку. В подобных вопросах гильдии были весьма прагматичными. Капитал ремесленника часто измерялся не монетами, а имеющимися у него инструментами. Орудия труда были для мастера основной статьей расходов и, соответственно, его ценнейшим достоянием. Некоторые инструменты попросту невозможно было купить ни за какие деньги: ремесленник должен был изготовить их самостоятельно и затем при необходимости чинить. Те же, что он создать не мог, продавались по заоблачным ценам, и заменить их в случае чего было непросто. Ученик, сломавший или потерявший инструмент наставника, определенно заслуживал хорошей трепки. Ремесленник обычно не мог позволить себе купить или заменить более одного инструмента в год.

Выполнить третье и четвертое условие оказывалось обычно проще всего. Подмастерье должен был поклясться в верности своей будущей гильдии и уплатить вступительный взнос.

Последнее, пятое, самое главное условие, отмечающее становление ремесленника - это изготовление так называемого chef d'oeuvre - дословно, “работы мастера”. При этом у каждой гильдии имелись свои требования насчет этого произведения. Например, резчик по камню должен был представить на суд членов гильдии статуэтку высотой не менее трех футов. Объектом оценки и критики становилось все: стиль и техника работы подмастерья, а также его опыт. Мастеру-шорнику требовалось изготовить два седла, одно для дамской лошади, другое для мула, и показать тем самым, что он умеет делать и полезные, и красивые вещи. Башмачники устраивали кандидатам [на вступление в гильдию] еще более практичный экзамен: подмастерье должен был вытащить наугад три пары обуви из корзины, куда складывали заказы на починку, и поработать над ними.

Последней функцией гильдий было регулирование. Очевидно, что они регулировали стоимость продукции, чтобы избежать внутренней конкуренции. Цены выравнивались не только в пределах одного города, но и между городами.

Рука об руку с ценовой политикой шла стандартизация норм качества. Производство негодных изделий не только дурно отражалось на репутации гильдии, оно подрывало установившуюся систему честных цен. Например, использование некачественных материалов позволило бы снизить цены и таким образом принести бо́льшую прибыль, чем установлено гильдией.

Другие преобразования, ставшие следствием регуляторной функции гильдий, включали распространение стандартизированных мер и весов, а также всеобщее соблюдение количества рабочих часов и объема жалованья.

Чтобы подтвердить соблюдение установленных гильдией стандартов, каждый ремесленник ставил на законченное изделие клеймо. Всякий мастер имел собственный, уникальный символ, по которому его изделие отличали безошибочно, как рыцаря узнавали по рисунку на щите. Гильдии хранили списки всех символов своих членов, подобно геральдическим комиссиям, которые регистрировали и учитывали гербы благородных семейств.

Любой ремесленник чрезвычайно гордился своим клеймом. Оно было равнозначно росчерку, которым он подписывался под своим творением. Использование чужого клейма считалось тяжелейшим преступлением. Ничего не подозревающие покупатели приобретали подделки, и так рушились репутации ремесленников. Гильдии также предпринимали меры защиты клейм своих мастеров. Эти крохотные отличительные метки помогали изобличить бракоделов, и к тем применялись должные наказания.

Гильдии налагали суровые штрафы на тех, кого подозревали в обмане покупателей. Если, к примеру, пекарь продавал неполновесные буханки, его ждал крупный штраф, а после он попадал к позорному столбу с одним из своих хлебов на шее - как знак совершенного преступления.

Свои правила гильдии насаждали с крайним фанатизмом. Многие пекари, опасаясь случайно выпечь негодную буханку и таким образом невольно обмануть клиента (“черт попутал!”), стали подкладывать к заказам лишний хлеб - по одному к каждой дюжине. Так родилось выражение “чертова дюжина” - набор из тринадцати одинаковых предметов; свидетельство если не щедрости пекарей, то их осторожности.

Очень скоро представители многих ремесел и профессий основали собственные гильдии. Быстро сложились союзы мясников, хлебопеков, плотников, кожевников, златокузнецов, торговцев тканями и так далее. Большая часть богатств, приходившая в villeneuve, попадала туда через руки гильдиеров и сундуки гильдий.

Даже по отдельности члены гильдий зарабатывали больше, чем их коллеги по профессии, не состоявшие в союзе. Если заработок простого ремесленника составлял около двух фунтов серебром в год, то член гильдии в тех же условиях получал около пяти фунтов, то есть больше чем в два раза. Дельцы, состоявшие в привилегированных гильдиях - торговцы специями и тканями, аптекари и меховщики - зарабатывали примерно двадцать фунтов (больше в десять раз!). Главы ремесленных союзов были одними из самых состоятельных людей в городе, и их годовой доход часто превышал 150 фунтов серебром.

Сообща гильдии забирали в свои руки все больше влияния над всем villeneuve - как экономического, так и политического. Различные союзы соперничали друг с другом за право принимать решения в том или ином городке.

Основная часть такого соперничества, была, конечно, дружелюбным. Споры и разногласия постепенно стали формализованными и даже обрели свои традиции. Каждая гильдия имела собственного покровителя среди святых, и в день его чествования организовывала в городе шествие, отличавшееся большой пышностью.

Знаменитый пример такого празднества - сиенское Палио. Этот фестиваль длится ровно неделю и завершается безумными скачками по кругу на главной городской площади. Каждая гильдия выставляла своего участника гонки и сопровождала его по улицам; участники шествия были одеты в одежды особых цветов и размахивали знаменами своего союза. Гильдии выступали от имени одного из соседствующих с растущим городом поселений, и верные сторонники каждой заполняли улица Сиены [13].

Подражание традициям знати лишь подчеркивает тот факт, что члены гильдий - самые влиятельные бюргеры. Именно они, даже не занимая официально никакого лидирующего положения в villeneuve, являются в нем реальной силой.

Святые покровители

В этом списке перечислены святые - покровители гильдий и некоторых других социальных групп [14].

Св. Адриан [Никомедийский, великомученик] солдаты, мясники
Св. Агата [Сицилийская, мученица] медсестры, отливщики колоколов
Св. Алексий [человек Божий из Рима] нищие
Св. Андрей, апостол рыбаки
Св. Антоний [преподобный Антоний Великий] корзинщики, изготовители кистей и щеток
Св. Антоний [Падуанский] бедняки; ему молятся о нахождении потерянных вещей
Св. Барбара [Варвара Илиопольская] саперы, артиллеристы и строители
Св. Брендан [Клонфертский] мореплаватели
Св. Бригитта [Ирландская] коровьи пастухи и скотники
Св. Екатерина [Александрийская] колесных дел мастера (по легенде, ее пытали, привязав к вращающимся колесам)
Св. Христофор [Мармарид] паломники и путники; к нему обращаются за помощью в дороге
Св. Клод [Хлодоальд] производители гвоздей (и других скобяных изделий)
Св. Козьма и Дамиан (близнецы) цирюльники, брадобреи, лекари-пиявочники.
Св. Колумба изгнанники
Св. Криспин [братья Криспин и Криспиниан] башмачники, кожевники, дубильщики
Св. Дисмас (один из воров, распятых вместе с Христом) воры, приговоренные преступники
Св. Доминик (основатель монашеского ордена доминиканцев) астрономы
Св. Дрого [Себурский] пастухи
Св. Дунстан кузнецы, латники, изготовители замков, златокузнецы и серебряники
Св. Димфна душевнобольные; к ней взывали, чтобы изгнать демонов из одержимых
Св. Элигий [Элуа, Лойе] чеканщики, златокузнецы, серебряники, ювелиры
Св. Эразм [Эльм, Эрмо] моряки (по легенде, ангел спас его от сожжения заживо, отсюда пошло выражение “огни святого Эльма” [15])
Св. Евстафий [великомученик] охотники (он увидел символ креста меж рогов оленя)
Св. Жиль [Эгидий] калеки, прокаженные
Св. Исидор [Мадридский, Исидор Батрак] фермеры
Св. Иоанн Богослов (автор одного из четырех Евангелий) провидцы, мистики
Св. Иосиф [Обручник, муж Девы Марии] плотники, резчики по дереву
Св. Юлиан [Странноприимец] держатели гостиниц и постоялых дворов (ему были прощены все грехи после того, как он уступил свою постель прокаженному)
Св. Лука (автор одного из четырех Евангелий) врачи, художники
Св. Марк (автор одного из четырех Евангелий) писатели, нотариусы
Св. Матфей (автор одного из четырех Евангелий) банкиры, библиотекари
Св. Маврикий кузнецы-оружейники
Св. Мария Магдалина парфюмеры (она омыла ноги Христа ценными маслами)
Св. Пантелеймон аптекари, врачи, больные
Св. Петр, апостол рыбаки
Св. Рейнольд каменщики и резчики по камню (став монахом, руководил строительством в своей обители; иногда присоединялся к каменщикам и превосходил их в искусстве, за что и был убит другими рабочими из зависти)
Св. Себастьян (мученик) производители иголок и стрел (его казнили, расстреляв из луков)
Св. Вит актеры, комики, танцоры
Св. Зита горничные, домашняя прислуга

//В списке есть две неопознанные личности: Св. Барб (или Барба) - все отсылки к этому имени указывают на Св. Барбару, а приписываемой ему (ей) профессии на самом деле покровительствует Св. Антоний Великий; Св. Клара - в католичестве есть две святых подвижницы с таким именем, но ни одна из них не покровительствует изготовителям зеркал (как в оригинале), а кроме того, обе были канонизированы позже описываемого периода времени. Кто покровительствует зеркальщикам на самом деле - не нашла; изготовителям стекла покровительствует великомученица Лукия (Лючия) Сиракузская//

Гильдии Парижа (с указанием числа состоящих в них мастеров)

Башмачники 366 Мясники 42
Меховщики 214 Рыботорговцы 41
Служанки 199 Торговцы пивом 37
Портные 197 Изготовители пряжек 36
Цирюльники и брадобреи 151 Штукатуры 36
Ювелиры 131 Торговцы специями 35
Рестораторы 130 Кузнецы 34
Старьевщики 121 Маляры 33
Кондитеры 106 Врачи 29
Каменщики 104 Кровельщики 28
Плотники 95 Изготовители замков 27
Ткачи 86 Банщики 26
Свечники 71 Изготовители веревок 26
Торговцы шелком и бархатом 70 Трактирщики 24
Бондари 70 Кожевники 24
Пекари 62 Переписчики 24
Водоносы 58 Скульпторы 24
Изготовители ножен 58 Изготовители ковров 24
Виноторговцы 56 Изготовители упряжи 24
Шляпники 54 Белильщики 23
Шорники 51 Торговцы сеном 22
Мясники (птица) 51 Ножовщики 22
Изготовители сумок 45 Изготовители перчаток 21
Прачки 43 Торговцы деревом 21
Торговцы маслами 43 Резчики по дереву 21
Носильщики 42    

Преступления и наказания

Поместная знать (которую мы для удобства в этом разделе будем называть “графами”, хоть в Европе существовала масса прочих титулов) ревностно охраняет свое право выслушивать жалобы и выносить суждения. Последние остатки старой системы правосудия, дозволявшей разрешать споры поединком или ордалией (испытанием), канули в Лету. Теперь сам граф выслушивает свидетелей, оценивает весомость доказательств и объявляет приговор.

Правосудие становится не только тяжким бременем ответственности, но и важным источником дохода. Если на виновного налагается штраф, то он уплачивает деньги в сундуки судьи. Если преступника казнят или изгоняют из владений графа, его имущество, опять же, достается последнему.

Такая система способствует вынесению быстрых и окончательных приговоров. Осуждение на длительный тюремный срок случается редко. Серьезные преступления обычно караются казнью через повешение, но, поскольку люки в настиле эшафотов пока что используются редко, приговоренных ждет незавидная участь - медленная и мучительная смерть от удушения.

Предателей, ведьм и еретиков за их прегрешения ждет сожжение на костре. Воры, помимо конфискации неправедно нажитого добра, отделываются потерей части тела - руки или глаза - или клеймом. Юные карманники или щипачи на первый раз могут избежать столь сурового наказания - их обычно подвергают публичной порке или приковывают к позорному столбу.

Если же кого-то все же заключают в тюрьму, на то должны быть серьезные политические либо экономические причины. Недруги - будь то взятые в плен в битве рыцари или влиятельные бюргеры, потерпевшие поражение в более тонких конфликтах - могут быть отпущены к своим семьям за выкуп. Крипты или подвалы графского замка способны в случае чего стать отличной импровизированной тюрьмой.

Граф, конечно же, не может быть сразу везде, где требуется его присутствие. Правосудие необходимо повсюду, и вельможа вынужден отдавать часть своей ответственности на откуп другим. Поступая так, граф оставляет себе привилегию рассматривать самые тяжкие преступления, требующие высокого суда: убийства, грабежи, насилие. Как правило, именно эти дела оказываются и наиболее прибыльными.

Вне городов граф поручает отправлять вместо него правосудие поместным правителям - рыцарям, присягнувшим ему на верность. Но поскольку рыцарь также подолгу отсутствует в своих владениях, служа господину при дворе или сопровождая его в походе, мелкие дела без него разбирает бейлиф. Большинство рыцарей находят это удобным и перепоручают бейлифу разрешать споры даже тогда, когда сами находятся в поместье.

Бюргеры же, наоборот, рвутся облегчить ношу правосудия, обременяющую плечи знатных господ. Хартии многих городов дают их мэру (или бургомистру) право выносить решения по спорам низкого суда - дела о мелких кражах, мошенничестве, легких телесных повреждениях, а также бытовые споры о торговле или собственности. За это город уплачивает графу ежегодный денежный взнос определенного размера. Вельможа соглашается на такой обмен, поскольку это не только высвобождает его время, но и приносит постоянный доход, складывающийся из различных штрафов и конфискованного имущества.

Городские суды особенно заинтересованы в рассмотрении дел между должниками и кредиторами. В большинстве случаев имущество (или товары), принадлежащее первым, немедленно передается во владение последним. Если же его стоимости оказывается недостаточно, то должника могут временно заключить в тюрьму, чтобы побудить его друзей и родных собрать недостающие деньги. Если же и так не удастся выплатить остаток долга, виновного изгоняют из города.

Во многих городах имелся также назначаемый графом прево́ [16], который председательствовал вместо властителя на слушаниях по обвинениям высокой скамьи. Это практически всегда состоятельный бюргер, верный местному лорду до мозга костей. Прево́ получает часть всех собранных штрафов или долю конфискованного имущества в свой карман. Умный прево быстро наполняет графскую казну. Если же он еще и честолюбив, то хозяин защитит его от любых преследований. Менее расторопный и ловкий представитель вскоре расстанется с должностью и окажется среди тех, кого он, возможно, несправедливо засудил.

Однако знать - не единственные сильные игроки в хлебном деле правосудия. Многие преступления имеет право рассматривать исключительно король или его представитель. Если слушается дело о предательстве, все имущество виновного и все его земельные владения отойдут короне. Леса также традиционно считаются вотчиной монарха, и обвинения в незаконном лове зверей, рубке или расчистке чащоб подпадают под королевский суд. Такие дела рассматриваются особым кругом судей, разъезжающих по стране и отправляющих правосудие от имени короля.

Епископы Церкви также участвуют в судебных процессах и имеют с этого доход. Всякий епископ является председателем особого, церковного, суда. Он часто оспаривает право светских властей рассматривать то или иное дело. Иногда бывает трудно определить границу между юрисдикцией церкви и мирян.

Преступления, которые однозначно попадают в сферу надзора церкви - это обвинения в ереси, в злодеяниях против церковной собственности, а также правонарушения, в которых каким-либо образом замешаны священнослужители (даже братья-миряне) - неважно, в качестве обвиняемых или жертв.

Считается, что церковные суды выносят более снисходительные решения, что делает их привлекательнее в глазах обвиняемых по сравнению со слушанием дела перед лицом графа или прево́. Это связано даже не с тем, что церковь защищает “своих” - просто подобная слава способствует вынесению большего числа споров на суд епископов и, таким образом, поддерживает благосостояние последних.

Во время проведения крупных ярмарок и турниров имеет место еще одна временная форма разрешения споров, связанных с большим наплывом народа, активизацией торговли, а вместе с ней и преступности. Ярмарочный суд может рассматривать мелкие злодеяния, совершенные за время проведения празднеств (которые порой могут длиться месяц). Судьями в нем становятся несколько бюргеров (обычно входящих в городской совет), назначаемых мэром города.

Одной из самых важных задач ярмарочного суда является защита купцов-чужестранцев от причуд местного законодательства. Однако же большую часть времени в нем рассматриваются дела об условиях соглашений, долгах и мошенничестве. Должников преследуют без устали, ведь если конфискация товара и последующее заключение в долговой яме не приносят возмещения убытков, то судьи вправе потребовать уплату долга с родного города виновного.

Всякое сообщество несет коллективную ответственность за долги его членов. Это нечто вроде джентльменского соглашения, заключенного бюргерами. Каждый торговый город осознает ценность и необходимость поддержания кристально чистой деловой репутации. Городской совет [в случае судебного требования] почти гарантированно выплатит нужную сумму. Зато после он возложит всю тяжесть понесенных затрат на семью должника, а если с них взять нечего - то на его гильдию.

Ярмарочный суд рассматривает также любые случаи мошенничества, ускользнувшие от бдительного ока гильдий. Виновных обычно наказывают крупными штрафами, изгнанием с торгов, но еще более тяжелый удар наносится его гильдии. Слава обманщика сопровождает бесчестного купца от одной ярмарки к другой.

Проницательный покупатель также следит, как бы не приобрести “кота в мешке” - в буквальном смысле. Случалось, что вместо купленного поросенка внутри извивающейся завязанной торбы обнаруживался бродячий кот. Бесчестный торговец должен быть весьма осторожен, чтобы ненароком не выдать свой обман и не прослыть мошенником.

Виды обмана и мошенничества

В гильдиях следят за множеством самых разных хитростей, к которым прибегают торговцы. Одно подозрение в чем-то из этого списка приводило к конфискации всего товара. Если же находились доказательства вины, то нарушителя ждал крупный штраф, публичная порка и изгнание с ярмарки.

Обрезание серебряных монет по краям
Разбавление водой вина, молока и масла
Добавление в тесто избытка дрожжей для объема
Подкрашивание старой рыбы свиной кровью
Вымачивание сыра в бульоне (чтобы он выглядел более зрелым)
Подмешивание бараньего или говяжьего жира в лярд [17]
Подмешивание лярда в свечной воск
Продажа мяса кошек, собак и лошадей
Обработка костяных изделий (например, рукоятей ножей) серебром, отчего те становились похожи на слоновую кость
Отглаживание ношеной одежды (чтобы она выглядела как новая)
Нивелирование весов, подпиливание гирек
Подмена самоцветов цветным стеклом
Нарезание ароматных трав (приправ) вперемешку с обычной травой
Изготовление перечных зерен из глины
Растягивание тканей
Вывешивание льняного волокна на ночь на улице (за ночь лен впитывал влагу из воздуха и становился тяжелее)
Подделка этикеток на емкостях с вином
Договорные сделки ради создания монополии
Торговля до или после времени, установленного для ярмарки

Деньги

Есть и такие люди, кто, не являясь ни купцами, ни членами гильдий, весьма быстро богатеют в новой атмосфере экономического процветания. Первыми среди них следует отметить заимодавцев и менял. Всякий рыночный городок может похвастаться представителем этой профессии, который за небольшую плату обменивает всевозможные чужестранные деньги на монеты, имеющие хождение в данной местности. Например, на обычной ярмарке во французской Шампани можно встретить купцов из Испании, Фландрии, Германии, Италии и даже с севера Африки.

Однако основное занятие заимодавцев - это бесстыдная практика ростовщичества, или одалживания денег под процент. В христианской традиции это занятие запрещено, поэтому чаще всего им промышляют евреи. Кроме того, некоторые рыцарские ордена - к примеру, госпитальеры и тамплиеры - получили особое разрешение на выдачу денег в рост. Это занятие сделало оба ордена чрезвычайно богатыми. Те же тамплиеры одалживали французским королям столь сногсшибательные суммы, что освобождение от необходимости выплачивать долги стало существенным для монархов поводом уничтожить орден.

Пляска Смерти

Мир Темных веков богат на фольклор и суеверия. Даже самые обыкновенные поступки бывают окружены целым сонмом народных обычаев. Огромное число поверий касается уже только примет о том, с кем первым - будь то человек или иное создание - вы встретитесь, выйдя поутру из дома.

Любое неудачное стечение обстоятельств, случившееся в течение дня, можно привязать к тому, с кем, собственно, произошла та самая первая встреча. Столкнуться на пути с калекой, священником, монахом или вороном считается дурным знаком. Увиденная жаба символизирует получение денег, а встреченная женщина легкого поведения - это самое благоприятное предвестие.

Логическая основа, лежащая в корне всех этих поверий, порой ускользает от самых тщательных попыток обнаружить ее. Тем не менее эта кажущаяся случайной совокупность народных верований проникает во все аспекты жизни людей Средневековья. Но именно такие нелепые детали, будто бы ниоткуда появляясь в хронике, придают ей живость и естественность. 

Даже если смысл того или иного поверья остается непонятным, оно все же способно оказать значимое воздействие на того, кто верит. Зачастую обычаи, как раз настолько “очевидные”, что не требуют объяснений и не подвергаются сомнениям в умах, имеют самый драматичный эффект.

Один из самых популярных образов народного творчества эпохи Темных веков - это так называемая Пляска Смерти. На этих картинах Смерть, завернутая в плащ с капюшоном, с косой в руке, возглавляет процессию умерших. За нею рука об руку, как равные, идут люди - богатые и бедные, простолюдины и короли. Увлекаемые Смертью за собой, они вертятся и дергаются, подобно марионеткам, подвешенным на невидимых ниточках.

Этот мощный образ - подлинное окно в атмосферу страха и неопределенности, свойственную эпохе; как известно, страхи человека являются мощнейшим оружием против него. Каинит, застигнутый за своим ночным пиршеством, вполне мог бы наскоро прикинуться Мрачным Жнецом, чтобы вселить ужас в смертных свидетелей его трапезы.

Всякому вампиру известны сногсшибательные истины, следующие из образа Пляски Смерти. Даже слабейший из каинитов сумел сбросить с себя оковы смертности. С другой стороны, вампиры, подобно жнецам, возвышаются над королями, духовенством и простым людом, неся погибель любому из них. Представители всех трех столпов общества всю жизнь пляшут под дудку каинитов, а после умирают по их воле.

Система и идеи

Рассказчик может использовать такие вот мощные, наполненные смыслами поверья, превращая их в запоминающихся антагонистов или труднопреодолимые препятствия. Например, существует суеверие, корнями уходящее в древнюю идею о связи луны, отражений и обмана: оно гласит, что увидеть луну сквозь стекло - значит навлечь на свою голову ужасающие беды.

Отталкиваясь от этой идеи, рассказчик задает себе вопрос: а какой негативный эффект для каинита может иметь лунный свет, проходящий сквозь стекло? Он может прийти к выводу, что опасность здесь кроется в отражении - особенно если отражены вещи, изменившиеся безвозвратно. Например, вампир, посмотревшийся в зеркало под светом луны, увидит в нем не себя нынешнего, а смертного, которым он был когда-то, или которым так и не стал. Подобная интерпретация поверья приобретает дополнительный смысл, если вспомнить, что, по мнению простого люда, все каиниты поголовно не отражаются в зеркалах.

Эффекты суеверий вовсе не обязательно будут действовать всегда и везде одинаково. Они зачастую выглядят куда более интересно, если проявляются только при стечении определенных обстоятельств или в уникальных условиях. Например, описанное выше отражение можно увидеть только в лунном свете на глади спокойного водоема, находящегося под открытым небом. Еще лучше, если этот эффект свойственен одному-единственному мрачному озеру с темными водами; в таком случае его можно сделать важным местом действия или даже объектом паломничества Проклятых. Вокруг довольно простого предположения можно выстроить целую хронику из тонких и смертоносных интриг, разворачивающихся еженощно между группой враждующих каинитов, приехавших заглянуть в заветное озеро.

Одно и то же суеверие можно развить в самых разных направлениях. Рассказчик, к примеру, может решить, что лунный свет, проходя сквозь стекло, представляет собой более явную угрозу, нежели болезненные воспоминания - пусть он обжигает вампиров не хуже солнечных лучей. Возможно, этот разрушительный эффект ограничен и проявляется лишь, если стекло витражное. Такой поворот дел выглядит особенно уместным в хронике о каинитах, ведь он фактически налагает для них запрет на посещение храмов Божьих. Затем рассказчик может ограничить обстоятельства воздействия и тем снова скорректировать эффект явления: возможно, ночное светило опаляет вампиров лишь в одной церкви - древнем соборе, наполовину погрузившемся в безлюдные топи. Или, к примеру, описанное свойство имеют исключительно витражи, вышедшие из-под рук одного одаренного мастера.

Вера и суеверия

Для людей эпохи Темных веков суеверия - вещь весьма убедительная. Но изредка можно встретить индивидуума, который, сосредоточившись на вере в правильность поверья, способен продемонстрировать его действие всем окружающим.

Суеверия действуют почти так же, как Истинная Вера. Простейший способ отобразить эту способность в игре - предположить, что в присутствии суеверного персонажа одно конкретное народное поверье осуществляется, причем буквально. Крестьянин с головкой чеснока в кармане способен распознать во встречном прохожем каинита. Звон церковного колокола может оглушить вампира или заставить его удариться в панику, а крик петуха - даже посреди ночи - загнать его обратно в свой гроб.

Как и в случае с Истинной Верой, для рассказчика главное - не перестараться, вводя суеверия в игру. Используемые в меру, они помогут создать уникальных, запоминающихся противников. Всякий субъект должен быть способен проявлять одно-единственное народное верование. Даже если хронике необходим постоянный антагонист мифологических масштабов, лучше, если он, опять же, станет использовать одну свою сверхъестественную способность в каждое свое появление [в сюжете] - и хорошо бы именно ту, которая специально придумана для данного места или ситуации.

Эффект суеверий должен использоваться так редко, чтобы ничего не подозревающий каинит не имел представления о том, с чем столкнется, или не понял, что происходит на самом деле. Чтобы возыметь драматический эффект, сцена должна стать для игрока полной неожиданностью.

Рассказчику следует также помнить, что существуют и иные способы применения суеверий, кроме как вычисления вампира в толпе или нарушения его планов. Например, интересным поворотом сюжета может стать встреча с суеверным простолюдином, который увидит в каините создание поистине эпических масштабов.

Существенным препятствием для вампиров могут стать не только поверья крестьян, но и верования самих Проклятых. Чеснок, крест и текучая вода сами по себе не имеют никакой особой силы против нежити, однако вампир может сторониться всего этого, основываясь на собственных, глубоко укоренившихся убеждениях. Причем это свойство скорее проявится у каинита, тесно связанного со своим смертным прошлым, народной мудростью, ведовством либо оккультизмом.

Многие суеверия имеют особое значение для каинитов. В средневековом мире повсюду можно встретить кресты, которые, как считается, отпугивают нежить. Затейливо вырезанные, эти символы украшают и деревенские церкви, и более цивилизованные храмы. Небольшие кресты из дерева, прутьев и даже из драгоценных металлов обыкновенно бывают прицеплены к ожерельям и брошам, служа хозяевам личными оберегами. Огромные каменные кресты высятся то тут, то там - возле хуторов, на вершинах холмов, у перекрестков дорог. Проклятым следует быть бдительными, чтобы на них не упала даже тень изваяния.

Даже крестовина перевернутого меча часто восхваляется как оберег от зла, не говоря уж о том, что любой селянин сумеет быстро сотворить крестное знамение, оказавшись перед лицом опасности и искушения. Даже на буханках хлеба по традиции вырезают этот символ.

Мощным средством от многих болезней считается вода, налитая в церковный колокол. Тем же свойством, по поверью, обладает любой напиток, если его пить из человеческого черепа - а такой сосуд куда доступнее для каинитов.

Еще один метод лечения, таящий в себе некоторую угрозу для вампиров - это открытый огонь, который зажигают в в доме, где болеет ребенок. Если это не приносит эффекта, родители могут попробовать исцелить чадо “через погребение”. Для этого ребенка укладывают в открытую могилу и накрывают тряпьем или ветками. Только после восхода солнца перепуганного малыша достают из ямы.

Существует целый набор “кладбищенский” методов пользования больных, которые зачастую приводят смертных прямо в лапы нежити. По одному из таких распространенных поверий, женщине на сносях нужно гулять по погосту, чтобы облегчить боль родов и уберечься от болезней после них.

Но если кладбища имеют столь выраженное воздействие на умы живых, то собственно похороненные на них - и подавно. Существует множество самых разнообразных поверий, касающихся магических свойств трупов. Помимо огромного количества сведений о том, как оживить, расспросить мертвецов или попросить у них помощи, самим останкам покойных приписываются необычайные силы или возможности.

Например, общеизвестен “факт”, что в присутствии убийцы раны его жертвы вновь начинают кровоточить. Отсюда традиция вампиров: новообращенный каинит обязан пролить собственную кровь или чью-то еще по указанию своего сира.

Вору, забравшиеся в дом, пользуются любопытным оберегом, связанным с покойниками. Считается, что, освещая себе путь свечой, вставленной в руку мертвеца, грабитель гарантирует, что все обитатели дома будут спать “мертвым сном” до тех пор, пока преступник не уйдет.

Скорее всего, это поверье уходит корнями в отвратительную практику пользоваться горем семей, понесших утрату. Чаще всего тело покойного оставляли в главной комнате дома. Эту же магию можно было привести в действие, убив кого-либо из домочадцев, или же посетив могилу одного из родичей семейства на церковном погосте.

С магическими свойствами свечей и их света также связано множество обычаев и суеверий, которые могут обеспокоить каинитов. И свет, и пламя оказывают мощное, порой гибельное воздействие на Проклятых. Другим сильнейшим оберегом от всякого зла считается янтарь - вероятно потому, что он якобы способен “притягивать” свет, особенно в темной комнате. Магия света и пламени наводит на мысль о самом страшной противнике всех вампиров - толпе, вооруженной факелами.

Так же как народные поверья о свете и огне могут оказать сильнейшее колдовское воздействие на нежить, так и сказания о тьме и ночи способны сослужить отличную службу. В ночь новолуния, когда мир погружен в кромешную тьму, со смертных правителей можно потребовать должок - особый дар или услугу. По-видимому, князья каинитов тоже чтят эту традицию.

Использование суеверий

Суеверия - интересный инструмент, довольно-таки расплывчатый, так что изобретательные рассказчики смогут использовать его к своей выгоде. Его, в отличие от Истинной Веры, невозможно измерить количественно хотя в малейшей степени, поскольку суеверия не должны встречаться в игре часто. Наверное, не нужно упоминать, что ни один из персонажей игроков не должен обладать чертой Суеверия - этого не должно случиться никогда и ни при каких условиях. То есть, конечно, можно, если ну очень хочется, но получившуюся кашу вы будете расхлебывать сами.

Точный механизм действия черт, основанных на суевериях, мы целиком и полностью оставляем на откуп рассказчику. Такая намеренная неопределенность позволит ведущему хроники придумать эффекты, наилучшим образом подходящие к конкретной игре и степени драматичности сюжета.

Четыре всадника Апокалипсиса

Смертность волнами захлестывает Европу времен Темных Веков. Война, Мор, Голод и Смерть - четыре мрачных всадника - вовсе не мифические персонажи из какого-то давнего пророчества; они, скорее, постоянно обретаются в сообществе третьего столпа. Они блуждают промеж простолюдинов, ежедневно собирая с них свою дань.

Любой крестьянин твердо знает, что конец близко, а Апокалипсис вот-вот наступит. Трудно осознать, что в этой мысли для средневекового человека нет ничего необычного или экстремального. В отличие от миллениализма XX века, поверье эпохи Темных веков в то, что всему рано или поздно придет конец, не требует особой убежденности.

Учитывая всевозможные напасти, обрушивающиеся на Европу, подобное заключение вполне очевидно. Человек состоит из плоти и крови, он - земное создание, суть которого зло и разврат, и за это Господь карает его смертью.

Апокалипсис каинитов

Каиниты слагают собственные легенды о конце мира. Если смертные обращаются к “Откровениям Иоанна Богослова”, то вампиры сумели спасти от бурь и невзгод времени другие пророческие сочинения.

Наверное, самым известным из этих документов является очерняемая многими “Книга Нод”. Ученые-каиниты атаковали различные фрагменты таинственного манускрипта по всем фронтам. Наиболее убийственная критика основывается на том, что не имеется никакой связи между книгой и любыми другими поэтическими, мистическими и пророческими легендами.

В защиту текстов “Книги Нод” следует сказать, что каких-либо достоверных и подробных сведений об утраченной культуре Первого Города не осталось, и потому, возможно, как раз строфы этого манускрипта являются отличными образцами давно забытых и утраченных поэтических и пророческих форм.

Спор еще более усложняется оттого, что в ходу до сих пор существует множество признанных фальшивок (например, таблички из Ниневии), имеющих мало общего (или просто ничего общего) с оригинальным текстом.

Не считая подобных ложных следов, множество списков [легенд], считавшихся подлинными, было намеренно скрыто, чтобы сохранить завесу тайны над некоторыми секретными традициями. За прошедшие века вокруг знаний о “Книге Нод” сформировалось огромное число сект, культов и тайных обществ, причем каждое из них ревностно оберегало собственные сокровенные таинства от глаз непосвященных.

Тем, кто исследует вопрос апокалипсиса каинитов серьезно, должен подходить к текстам “Книги Нод” с осторожностью. Лучший способ оценить значимость и подлинность того или иного фрагмента - это изучить его в свете других уцелевших пророческих легенд.

Фрагмент, приведенный ниже, взят из главы о падении Еноха. Нет ничего удивительного в том, что Каин - главный герой мифа о происхождении вампиров - играет важную роль и в сказаниях о конце времен.

Главное, что ученые пока что поняли из данного отрывка - это особый взгляд на Геенну, как на заключительное Братоубийство. В неспокойные времена, наверное, на первый план выходит образ Каина как изгнанного простолюдина - сеятеля и жнеца в одном лице. Однако тут-то все и встает с ног на голову. Простой человек поднимается, расправляет плечи и надевает на них мантию мстительного господина. Под меч его гнева попадут не только его потомки, но и сама сущность общества, что зиждется на трех столпах.

/Грядут Последние Времена, Времена Тонкой Крови.

В сии последние дни Создатель вновь возьмет в руки свои Инструменты. Само Основание [мира] содрогнется, и земля расколется напополам. Тайные укрытия, схороненные в земле, выйдут наружу, и млечно-белые твари, творения Тьмы, станут вопить под светом дня. Ибо записано [в Книге], что Авель был пастырь овец, а Каин был земледелец.

Перворожденный приидет в ярости. Он изгонит детей своих из их могил. Гнев его подобен будет молоту, необтесанной дубине, омоченной в Крови Братоубийства. Молнии станут полыхать перед ним.

Голос его черным ветром оскоблит равнины. По слову его разверзнутся хляби небесные и прольют Кровь в борозды, им вспаханные. Дети его обернут жаждущие лица к Небесам, но задохнутся и потонут в потоках льющейся жизни. Такую цену уплатят они за свой голод.

Лишь тогда Каин снимет ярмо со своего красноглазого вола, имя которому Геенна, ибо никто не в силах вынести его вида, и пустит его пастись на просторы Долины Мегиддо [18]./

Звезда Полынь

Свидетельства близящегося апокалипсиса можно найти совсем рядом. В “Откровениях Иоанна Богослова” говорится о Звезде Полыни, которая появится в небе, знаменуя последние дни этого мира. Она должна стать предвестницей великого хаоса - или “семи бедствий”, которые опустошат землю. Эти несчастья затмят собою даже те десять казней, что Моисей призвал на головы египтян.

В 1066 году на ночных небесах, действительно, возник огненный вестник. Это была комета Галлея, завершившая свой очередной 76-летний цикл скитаний. Как всегда, она породила шумные волнения среди людей. В Европе эпохи Темных веков кометы связывались со сменой монархов, эпидемиями, войнами, потопами и голодом.

Очередное явление кометы не стало исключением. Даже тот, кто проходил историю мимо, припомнит, что именно в 1066 году нормандцы завоевали Англию, причем это было второе крупное вторжение на остров с начала года [19].

Но комета Галлея стала не единственным огненным знаком, появившимся в ночном небе над Европой, чтобы подтвердить расхожие слухи о близком конце мира. В 1192 году надо всем севером континента разлилось огромное северное сияние. Его было видно в таких отдаленных друг от друга регионах, как Фландрия, Галлия, Германия, Англия и Богемия. Кое-кто видел в его волнах образы пылающего меча или копья. Другим казалось, что потоки сияния складываются в огненных змей.

Доселе самой обычной реакцией на зарево в небе была мысль о том, что горит соседняя деревня. Такое объяснение было вполне понятно, если учесть, сколько банд разбойников всех мастей бродило по сельской местности. Деревянные, крытые тростником крестьянские лачуги порой занимались и от открытого очага, который был единственным источником тепла и света для их обитателей.

Северное сияние, упомянутое выше, всеми сочтено было за предвестье большого голода (он, действительно, случился в 1197 году). Война, мор, голод и смерть никогда не разлучаются надолго. Для селян смертность - постоянный спутник жизни. Однако они с трудом принимают не сам факт смерти, а чудовищное, богохульное явление, пробирающее их до глубины души: существование нежити.

Общность Проклятых

Двенадцатое столетие выдалось непростым временем для смертных. Незачем говорить, что этот век оказался довольно тяжелым периодом существования и для нежити.

Поначалу может показаться, что каинитам этой эпохи бояться практически нечего. Они без дрожи встречают приход Четырех Всадников, повергающих ниц всех смертных на своем пути.

Однако то самое превращение, оберегающее вампира от лап смерти, обрекает его на существование без надежды.

Каинит оказывается заключен в вечном настоящем. И самый серьезный вызов, предъявляемый ему его же длительным существованием - это необходимость найти оправдание этому затянувшемуся моменту времени.

Новообращенный вампир вскоре понимает, что его смертное прошлое ему более недоступно. Назад пути нет, и с течением лет все, что напоминало ему об ушедших днях, исчезает на его глазах. Давние друзья и родственники уходят в лучший мир. Знакомые вещи - орудия труда, мебель, здания, даже пейзажи - все претерпевает сильнейшие изменения.

Забавно, но время с точки зрения вампира течет медленно и при всем при том бурлит, как кипящий котел. Единственной незыблемой скалой в этом потоке остается сам каинит. Вот тут и появляется реальная опасность того, что вместе с остатками знакомой жизни смертных все человеческое в Проклятом точно так же утечет прочь.

Видя, как события прошлого утопают в водовороте уходящих лет, всякий каинит должен озадачить себя вопросом: а выдержат ли его текущие поступки испытание временем?

Простой человек эпохи Темных веков слабо подготовлен к борьбе со столь сильными внутренними демонами. Тоске, сомнениям и дилеммам бытия, столь характерным для XIX и XX столетий, в эти времена взяться неоткуда.

Люди раннего Средневековья любят порядок, традиции и строгую иерархию. Общество существует и функционирует потому, что сам Господь устроил его суть для блага человека. И Он же поставил во главе людей знать, дабы та пеклась о мирских нуждах всех остальных - пище, крове и защите. А чтобы направлять дух людей и так приближать к Себе, Бог дал им церковь. Эта важнейшая сила дает опору в жизни всякому мужчине, женщине и дитяти. Она - якорь в море невзгод.

Ночные порядки

Одинокий каинит-простолюдин постоянно следит за тем, чтобы не оказаться на обочине духовной сферы своей не-жизни. Оторванность от общества больно бьет по нему. Еще тяжелее ноша становится оттого, что в течение смертной жизни у такого человека было крайне мало времени на то, чтобы побыть наедине с самим собой.

Вся жизнь простолюдина предопределена и во многих отношениях наполнена смыслом,обусловленным тесным переплетением социальных иерархий. Неудивительно, что, став вампиром, выходец из этого слоя общества старается облегчить тяготы бытия, окружая себя другими такими же париями и создавая для себя подобие властной пирамиды.

Вершина такой структуры - сам каинит и его потомство. Вампиры этой эпохи, однако, четко представляют себе, что разбросанные поодаль друг от друга крестьянские селения в их доменах едва-едва способны прокормить и обеспечить тайну существования даже одного Проклятого. Понимание количества доступной крови заставляет каинитов весьма негативно относиться к идее создания потомства.

Проблема усугубляется внутренней динамикой “семейств” вампиров. Ни один благоразумный каинит никогда не позволит своему потомку скитаться без надзора. Известное присловье каинитов гласит: “Держи потомков и прочих врагов на расстоянии удара”. На практике же оказывается, что территории, где способны сосуществовать двое или больше вампиров - это исключительно города, крупные и небольшие.

Таким образом, создание потомства становится исключительной привилегией благородной элиты - политических кукольников при крупнейших дворах правителей Европы. Этот же вывод можно сделать и на ином основании: “придворные” каиниты гибнут гораздо чаще прочих бессмертных.

Популяция вампиров в крупнейших городах строго контролируется их князьями. Такой подход позволяет повелителю каинитов не только поддерживать тщательно выверенный баланс между хищниками и добычей, но и сохранять политическое равновесие при собственном дворе.

Право создать потомка часто дается в награду за некую весьма ценную услугу, оказанную правителю города. Этот обычай гарантирует князю процветание, приумножение его сторонников и, как следствие, еще бо́льшую влиятельность. Разумный правитель использует это свое право для сохранения баланса сил в собственном лагере, не позволяя никому из своих последователей набрать достаточно могущества, чтобы заявить свое право на трон.

Второй уровень властной структуры каинита - это вампиры, принесшие ему вассальную клятву верности. Зачастую чувство собственной значимости у каинита раздуто до чрезвычайности. Структура власти, которую он создает, почти точно копирует творения рук смертных королей. Но если вампиры-князья европейских столиц легко способны померяться влиянием с любым монархом или даже с императором, то большинство прочих каинитов просто пускает окружающим пыль в глаза.

Итак, высший уровень иерархии - потомство каинита - аналогичен королевским и княжеским семействам Европы. И тут, и там это удел высшей знати. Уровнем ниже оказываются другие вампиры, поклявшиеся своему господину в верности; их можно сравнить с лордами-землевладельцами.

Феодальная клятва в среде каинитов подразумевает более свободные отношения, нежели в обществе смертных. Два вампира редко когда встречаются вне городских стен. При этом домены Проклятых охватывают огромные пространства. Сильный централизованный контроль над волевыми созданиями, обитающими столь далеко друг от друга, попросту невозможен.

Даже домен, состоящий из разрозненных кусков земли, признается владениями одного каинита. В этом допущении не просто содержится определенная ирония. Вампиры, обитающие в сельской местности, по определению пребывают вне основного течения не-жизни сообщества городских Проклятых. Это одиночки, отшельники, изгнанники или отбросы общества - одним словом, каиниты-простолюдины. Даже Rottebrittie, самозваные короли разбойников, окружающие себя роскошествами, подобающими благородному сословию, все равно принадлежат к третьему столпу общества. Они не более “правители”, чем смертные романтики с большой дороги.

Без приглашения в такие деревенские домены заходят редко, но те, кто так поступает, оказываются в жестких рамках кодексов поведения хозяина и гостя.

Повелитель домена должен обеспечить своего гостя жертвами для пропитания и укрытием, в котором можно было бы безопасно переждать день. Еще важнее ответственность хозяина за то, чтобы гостю не был причинен вред и не нанесено оскорбление, пока тот остается в домене.

Гость, в свою очередь, должен придерживаться правил, установленных хозяином в собственных владениях, рассказать ему о том, что происходит за их границами, а также сопровождать повелителя домена в любых увеселениях, которые тот организует для заезжих вампиров.

Кому-то может оказаться, что условия обоих кодексов уходят корнями в благородные обычаи рыцарства, но на деле их упорнее всего соблюдают под крышами самых бедных крестьянских домов. Никто не может гордиться сильнее тем, что может достойно принять гостя, чем серв, каждую зиму отгоняющий от порога голодную смерть. В щедром угощении есть некоторое благородство - особенно если дар явно превышает возможности дарителя.

Отношения между хозяином и гостем прочны и напоминают связи между лордом и его вассалом. Кодекс гостя прекращает действовать лишь тогда, когда последний покидает чьи-то владения или нарушает установленные хозяином правила.

Действовать кодекс гостя начинает в тот момент, когда заезжий каинит должным образом представится хозяину домена, вступив на его территорию. В этом случае хозяин не может отказать посетителю от дома, не уронив своей чести и достоинства - если только гость некогда не причинил ему большого зла. Но даже в столь сложных ситуациях вопрос, привечать гостя или нет, является сложным моральным выбором.

Пока гость остается во владениях хозяина, могут возникнуть и другие дилеммы. Если он спасается бегством из соседнего домена, господин тех земель вполне может объявиться и потребовать выдачи своего обидчика. Каинит - повелитель самого хозяина может прислать гонца с требованием изгнать гостя или пленить его. Двое или больше заезжих вампиров способны передраться друг с другом, а властителю домена придется следить за тем, чтобы никто не понес ущерба.

Столь строгий кодекс поведения заставляет каинитов переводить большинство своих конфликтов в плоскость умов, интриг и манер, избегая банальной кровавой бани.

Вампиры, обитающие вне городов и связанные вассальными клятвами, обыкновенно встречаются раз в год, по случаю одного из четырех больших праздников. Самые важные из них - это Троица и День всех святых. По традиции, один из этих праздников каинит отмечает при дворе своего феодала. Господин может также потребовать, чтобы вассалы прибыли к его престолу либо на Рождество, либо на Пасху. Праздничные сборища отличаются пышными церемониями, обжорством и безудержным весельем.

День Святой Троицы - церковный праздник, напоминающий о моменте, когда Святой Дух снизошел на Апостолов Христа. Он спустился к ним в виде язычков пламени и наполнил их духовным могуществом, с помощью которого они впоследствии несли учение Христа по миру.

Троица считается временем новых начинаний. В это время господин может ставить перед своими рыцарями задачи и давать им поручения. Вассалы же вправе требовать от него вознаграждений за службу.

Вспоминая пламенный дар Святого Духа, многие каиниты держат в уме и собственный Темный Дар, подобно огню бегущий по их жилам. Одни осознают, насколько далеко отпали от милости Божьей, и с новыми силами бросаются в омут обдуманного зла и разврата. Другие вспоминают, что любой сверхъестественный дар несет с собой тяжкую ответственность перед родом смертных.

Традиции празднования Троицы у каинитов резко отличаются от того, как это принято у людей. Хоть изображения священного пламени и оттенки огня присутствуют повсюду - на скатертях, гобеленах, в гирляндах и орнаментах - горе тому, кто осмелится принести зажженный огонь в зал, полный вампиров. Кое-где обычай даже требует, чтобы не только свечи на столах не горели, но и сами подсвечники были бы пусты и перевернуты в знак этого запрета.

Праздник поминовения всех святых знаменует избавление от тьмы. Важно то, что средневековые каиниты отмечают именно его, а не собираются ночью накануне этого дня, когда миры живых и мертвых соприкасаются теснее, чем когда-либо еще.

Пляшущие ведьмы, призраки и гоблины в канун Дня всех святых не изгоняются, а, скорее, преображаются в сиянии, исходящем от подвижников. Обнаруживается, что нечисть - это лишенные смысла существования смертные, находящие удовольствие в том, чтобы вредить своим собратьям. Свет, озаряющий их сгорбленные, искаженные фигуры, - тот самый, что исходит от людей, превзошедших себя на ниве служения и самопожертвования, то есть святых.

В этот период времени Проклятые могут ощущать себя униженными. Некоторые вообще не покидают своих убежищ в ночь празднеств, и причина, в общем-то, лежит на поверхности: насилие по отношению к смертному - единственный для вампиры способ пропитания. Каинит, по сути, не более чем мертвец, настолько лишенный рассудка, что ему даже не лежится в могиле.

Многие вампиры, однако, с охотой сносят подобные негласные обвинения. Это слишком легкое наказание за зверства, которые они совершают каждую ночь. Большинство находят утешение в изучении житий святых, вспоминая о том, что даже самое отягощенное проклятиями существо способно через милосердие и добрые дела обрести спасение. Даже если каинит полагает, что врата в рай навсегда для него закрыты, он может стремиться стать образчиком чистоты, темным ангелом, ведущим других к свету.

Именно в такой борьбе за гранью всякой надежды и рождаются святые подвижники.

Обеты за порогом смерти

Феодальная связь между двумя каинитами не подразумевает создания мистических Уз Крови. Пусть вассал, давший такую клятву, и ценится вампиром-лордом выше всех остальных (кроме, пожалуй, собственных потомков), большая часть феодальных отношений носит самый обыденный характер.

В сообществе каинитов феодальные связи - это скорее признание превосходящего могущества вампира-соседа. Если один Проклятый одолеет другого в схватке один на один, то может потребовать, чтобы побежденный немедленно поклялся ему в вассальной верности или расстался с не-жизнью.

Добровольное же признание вассалитета сопровождается официальной церемонией, часто совпадающей по времени с завершением одного из больших праздников. Новоиспеченный вассал [преклонив колени] вкладывает свои ладони в руки господина, тем самым показывая, что он в буквальном смысле доверяется его воле. Господин поднимает его на ноги и приветствует, как равного, демонстрируя прочим собравшимся, что вассал - не слуга, а собрат.

После этого вассал считается принятым под защиту лорда, и любой, кто причинит ему вред, рискует навлечь на себя гнев его господина. Вассал же обязуется поддерживать хозяина, приносить ему вести и помогать советом, а еще приходить ему на защиту по первому зову.

Собратья-каиниты - пожалуй, самые опасные фигуры, которые вампир расставляет на шахматной доске своего влияния. Контроль над столь сильными и волевыми существами означает постоянную борьбу. Поэтому большинство бессмертных лордов вздыхают с облегчением, когда их вассалы после окончания празднеств отправляются по своим далеко разбросанным доменам.

Госпожа Удача

В Европе эпохи Темных веков ее называют еще Леди Удачей, или Госпожой Фортуной. Она держит в руках огромное, свободно вращающееся колесо. За его края цепляется всякий, неважно, из какого столпа общества он происходит. Вертясь, колесо то поднимает их, то снова опускает.

Колесо Жизни вращает на своем ободе массу ярких и немного странных персонажей, по-своему великих и с трагичной судьбой. Образ существования сельского серва может показаться жадным до власти лордам нежити вовсе не романтичным и в чем-то ограниченным.

Бурлящие жизнью городские районы предоставляют множество возможностей для целостных концепций персонажей-каинитов. Странствующие мастеровые и ремесленники располагают огромной свободой действий по сравнению с собратьями-крестьянами. торговцы и купцы, все еще считающиеся занятыми “недостойным делом”, начинают отвоевывать себе место под солнцем, прокладывая торговые маршруты на Ближний и Дальний Восток по суше и морю.

“Третий столп” способен открыть череду портретов обездоленного люда, достойную любого полицейского архива. Здесь обретаются изгнанники и юродивые, уродцы и стервятники - все, кем могут похвастаться задворки любого общества. Бессчетные беглецы, прокаженные и парии, еретики, преступники и жалкие трусы, ростовщики, калеки, старики, попрошайки, отшельники, деревенские дурачки - все как один, рискуя сорваться, цепляются за Колесо Фортуны. Проницательные игроки отыщут в этой пестрой толпе не только источник пищи, но и интересные идеи для персонажей.

Чумное распятие

По мере того как мор и голод отбрасывают свои тени на европейские земли, новый, мрачный реализм закрадывается даже в самые возвышенные духовные виды искусства. Чумной крест - это распятие, Христос на котором изображен таким истощенным, что на Его теле отчетливо видна каждая кость и каждое ребро. Этот образ напоминает, что суровые условия жизни крестьян пронизывают все аспекты сеттинга игр по Европе времен Темных веков.

Один из главных моментов, которые следует держать в уме, участвуя в хронике по средневековой Европе - это тот факт, что простой народ играет роль куда более значительную, чем просто запасник красочных персонажей. Общность крестьян настолько глубока и всеобъемлюща, что сама по себе способна задать тон той или иной местности.

Представьте себе группу персонажей, впервые оказавшихся в некой удаленной деревушке. Только-только спустилась ночь, и вокруг ни души. Герои идут по своим делам, и вдруг мимо проносится лошадь, а за ней, зацепившись за стремя, волочится бесчувственный наездник. Очень скоро оба бесшумно исчезают в чаще леса.

Эта пугающая сцена сформирует у героев первое впечатление о деревне. Если она подействует на них достаточно сильно, эффекта хватит и на все последующие переживания.

Всякая локация, включаемая рассказчиком в хронику, должна отличаться каким-нибудь уникальным, цепляющим за душу центральным образом. Многие - самые обыкновенные - картины, которым проезжий путник не уделил бы крохи внимания, можно использовать для нагнетания пугающего эффекта. Например, перед Великим Постом убранство в храмах укрывают тканью, и это способно произвести сильное впечатление: все скульптурные образы выглядят так, как будто укрыты пеленой тумана.

На церковном погосте можно наткнуться на семейство, устроившее себе ужин на природе среди могильных камней. А ночью, пойдя на отблеск факелов, увидеть толпу селян, выкапывающих труп: кто-то заподозрил, что покойник стал вампиром. Даже для каинита будет неприятной картина, когда мертвецу отрубают голову, а в грудь загоняют деревянный кол.

Заброшенная деревня тоже способна создать жуткое впечатление. Для пущего эффекта в хронику можно добавить неубранные поля, где зерно гниет в колосьях. Вряд ли персонажи забудут и ребенка со сплошь черными глазами, бездумно уставившегося на них со дна деревенского колодца.

Там, где селяне страдают от голода, на рынке можно найти человеческое мясо. По засеянным нивам стайками бегают угрюмые, грязные ребятишки. Пастух, дремлющий на живописном склоне холма, при ближайшем рассмотрении окажется гниющим трупом.

Вещи, которые при свете дня выглядят абсолютно невинными, способны показаться зловещими, если случаются под покровом ночи. Фермер за полночь насыпает в тачку щёлок, двое мужчин играют в карты при свете фонаря в лесу, человек зарывает в землю залитый воском кувшин - все это порождает атмосферу угрозы.

Даже обыкновенные люди, занятые своими делами, могут внести свою лепту в общее ощущение надвигающейся опасности. Вот селянин точит лемех своего плуга, а где-то прокаженный звонит в колокольчик, предупреждая о своем приближении, а здесь слуга, сервирующий господину обед, ставит в конце стола отдельный прибор для Смерти - все эти сцены настораживают не меньше, чем крест или кол, выглядывающий из-под рубахи крестьянина всякий раз, как тот наклонится или повернется.

Рассказчик может без раздумий вставлять подобные образы тут и там в созданный им мир сюрреалистических фантазий. Фермер вспахивает поле на краю Темного Леса, чтобы позже засеять борозды зубами гоблинов. Старик выстругивает из дерева фигурки странных созданий, а когда ставит свои творения на землю, они убегают прочь. Кот разговаривает голосами, украденными у детей.

Любая из таких стартовых настораживающих картин способна стать зацепкой для сюжетного хода, затягивая персонажей в историю или становясь предвестником будущего развития событий. Вернемся к лошади, пробежавшей мимо героев с волочащимся позади всадником: она вовсе необязательно будет лишь образом для создания атмосферы.

К примеру, персонажи догонят и изловят животное, и это немедленно вовлечет их в новый виток сюжета. Сама лошадь, ее наездник, какая-то вещь, которую герои нашли в седельных сумках (и, возможно, забрали себе), могут превратиться в центральный аспект приключения, которое ждет персонажей в деревне.

Важно помнить, что в любом средневековом сеттинге простые люди всегда составляют основу повествования. Здесь они и греческий хор, и сцена за спиной певцов. Они являют собой настолько богатый источник материала, что могут стать крепкой основой для персонажа и для сеттинга, для сюжета и даже темы - для всего, что есть в хронике.

Концепция персонажа: Господский человек

Цитата: “Ваше суждение мудро и справедливо, мой господин… Но могу ли я предложить более… м-м, окончательное решение?”

История. Всю юность герой, как и многие другие дети в деревне при замке, трудился в поте лица. Уже с детства он возненавидел выпавшую ему судьбу и, работая в полях, временами разгибал спину и с тоской глядел на замок, представляя, какую сладкую жизнь, без сомнения, ведут его обитатели.

Со временем труд Господского человека не стал легче. Наоборот, работы и ответственности стало больше. Как всякий добрый христианин, он женился и родил детей, и они отправились возделывать те же поля на краю городка, где когда-то гнул спину он сам.

Но Судьба не оставила его в покое; у нее для героя был припасен особый камень за пазухой - потяжелее жерновов крестьянской жизни. Как-то ночью он задержался в поле дольше обычного, не успев добраться до порога дома до того, как последний, предупреждающий луч заходящего солнца скрылся за горизонтом. Тогда-то, будто зная наперед о ночном праздношатании героя, дикий монстр набросился на него из-за купы деревьев на краю поля - и в один момент бренные страдания Господского человека были окончены…

… были бы окончены, окажись его обидчик чуть менее беспечным. Борясь за свою жизнь, герою удалось ранить обескровившее его чудовище, оно оставило добычу лежать посреди поля и сбежало - но крохотная капелька его крови попала меж губ жертвы, хватающей воздух раскрытым ртом.

И вот, на месте своего убийства герой превратился в бешеного зверя; свою жажду крови он утолил на господских коровах и свиньях. Обретя способность связно мыслить, он, однако, сообразил, что кому-то придется отвечать за перебитый скот - и уж точно не ему. Он отыскал подходящего простака, той же ночью выдал его лорду замка, и за это сделался ценным, верным домочадцем господина.

Это место остается за ним и по сию ночь.

Образ. Короли всегда на виду - вот они и становятся мишенями убийц, а серые кардиналы никогда не попадают в список жертв. Господский человек не стал кукловодом, дергающим лорда за ниточки, но все же пользуется недоступными другим привилегиями и действует с определенной, вполне официально дарованной автономией. Разумеется, многие другие крестьяне ненавидят лизоблюдов вроде него, и на то есть весомая причина… Наш герой - стервятник среди волков и овец, и весьма доволен своим положением.

Подсказки для отыгрыша. Господский человек, без сомнения, один из тех, кого полностью поглотил проклятый дар Каина, однако среди мерзкого стада крестьян есть такие, кто заслуживает мучений и смерти от его рук. Господь оставил его, и потому герой станет преследовать тех, кто ускользнул от Божьего взора - и, настигнув их, постарается получить максимум удовольствия, выполняя Его работу. Он хитер, умен и подл, и эта слава опережает его, гарантируя ему дурную репутацию среди прочих представителей “третьего столпа”. Может, и хорошо, что Господский человек пользуется защитой своего лорда.

Имущество: ношеная, залатанная одежда, короткий меч, кожаный нагрудник.

______________________

[1]Евангелие от Иоанна (14:2)

[2]В оригинале использован именно тот термин, который использовался в описываемую эпоху: Librum. Его смысловое происхождение - от латинского libra (“весы”), то есть буквально то, что можно измерить на весах. Отсюда же берет начало современная денежная единица Великобритании, фунт стерлингов, которая сокращенно обозначается Lb - от Librum.

[3]Книга Бытия, 4:12 (первая часть стиха), 3:18

[4]Книга Бытия, 4:13; цитата выше - 4:12 (вторая часть стиха)

[5]Монархи-датчане восседали на английском троне на рубеже 1013-1014 гг. (Свен Вилобородый) и в 1016 - 1042 гг. (Кнут Великий и его сыновья). Данегельд, как налог, продолжали собирать английские короли вплоть до Вильгельма Завоевателя. Окончательно он был отменен в середине XII в.

[6]Строка из стихотворения “Остановившись у леса снежным вечером” Роберта Ли Фроста (1874 - 1963) - американского поэта и педагога, четырехкратного лауреата Пулитцеровской премии. Стихотворение было написано в 1922 году и стало одним из самых известных и цитируемых произведений американской поэзии XX в. Здесь использован перевод на русский язык Григория Кружкова

[7] Существовали и другие, практические различия. Например, рельеф уплачивался почти исключительно в денежной форме, тогда как гериот - опять же почти всегда - имел натуральное выражение, обычно в виде “лучшей головы скота”.

[8]Этот термин не имеет ничего общего со словом “рынок, торг” (market), как можно подумать. Он происходит от староваллийского merched (мн. от дочь). Хотя по сути девушек “выкупали” у господ ради удачного замужества.

[9]Премонстранты - католический монашеский орден, основанный в 1120 году Норбертом Ксантенским (позже канонизирован, по его имени братьев этого ордена также называют норбертинцами). В своих воззрениях орден ближе всего к августинцам, его устав основывался на Уставе Святого Августина. Орден существует по сей день, основная часть его обителей расположена в континентальной Европе.

[10]Сам термин “йомен” в значении “крестьянин-фригольдер” использовался и до описываемого периода времени. Однако называть йоменами прослойку крестьянства, которых в случае необходимости можно было ставить под ружье (точнее, под луки), стали гораздо позже - в XIV веке. До того времени йоменами именовали просто часть крестьянства, пожалованную привилегией иметь дома оружие: по статусу они считались выше пажей и оруженосцев, но ниже сквайров.

[11]Лан (фр. Laon) - город на севере Франции, в современном регионе О-де-Франс. Старая часть города с готическим собором, освященным в честь Девы Марии, расположена на естественном холме высотой около 190 м. До 987 года Лан являлся негласной столицей государства франков, и только с приходом к власти Гуго Капета это звание окончательно закрепилось за Парижем. Шартр - город на реке Эр (левый приток Сены), около 100 км от Парижа. Помимо готического собора, известен сложившейся в XI - XII веках философской школой, одним из направлений которой был поиск философских и научных идей в трудах античных, арабских и еврейских авторов. Несмотря на то, что речь в разделе идет о так называемых городах “нового типа”, все три города происходят от древнеримских укреплений в Галлии и, таким образом, были основаны и известны задолго до описываемого периода времени.

[12]Речь о Филиппе II Молодом (1116 - 1131), наследнике и соправителе короля Людовика VI Толстого

[13]Сиенское Палио, безусловно, может служить примером гильдейского соревнования на потеху толпе, однако в описываемые времена это празднество еще не проводилось. Самые ранние описания Палио относятся к XIV столетию. Сейчас состязания устраиваются дважды в год (2 июля и 16 августа), а их участники представляют одну из 17 контрад (районов города). Исторически это те же гильдейские слободы. Например, контрада Бруко (Гусеница) ранее объединяла торговцев шелком, а контрада Никкьо (Ракушка) - гончаров.

[14]От переводчика: список дополнила и уточнила.

[15]На самом деле огнями святого Эльма моряки называли разряды электричества в форме корон или кистей, появляющиеся в бурю на концах мачт - по легенде, Эльм (Эразм), читая проповедь, не остановился, даже когда пошел дождь и в землю рядом с ним ударила молния.

[16]Прево́ (фр. prévôt - начальник, надзиратель) - должность, использовавшаяся во Франции в XI-XVIII вв. Кроме судебной, обладал также полномочиями собирать налоги и подати и управлять местными отрядами войск, но с XV века у таких чиновников остались только судебные функции, и постепенно должность выродилась в низшую ступень судебной системы.

[17]Лярд - очищенный топленый свиной жир, пригодный для кулинарии, изготовления свечей, лекарств и косметики, смазывания механизмов. Бараний и говяжий жир для этих целей не годились из-за иной плотности и неприятного запаха, который не вытравливался при перетапливании.

[18]Мегиддо - одна из трех библейских равнин (Мегиддо, Хацор, Беэр-Шева), расположена на территории современного Израиля. Греческое слово “армагеддон” - искаженная транслитерация с иврита “‘ар Мегиддо” (гора Мегиддо). Исторически несколько раз служила местом знаменитых битв, в том числе в XVIII и XX столетиях. Сама по себе представляет уже не равнину, а холм, состоящий из археологических наслоений (телль) с четко датируемой глубиной до 4 тысячелетия до н.э.

[19]Первое - высадка войск норвежского короля Харальда Сурового на побережье возле Йоркшира. Вильгельм Завоеватель воспользовался этим, чтобы осуществить собственный бросок на южную часть острова.