Глава 1: История Зимы

Истина в религиозных дебатах - это то мнение, приверженцам которого удалось выжить.

- Оскар Уайльд

Когда-то мы были подобны жемчужинам и бриллиантам в коронах правителей нашего рода. Когда-то мы возглавляли армии, отправляющиеся на битву со служителями Ада, и исцеляли раны величайших из детей Каина. Когда-то мы по праву занимали наше место. Всему этому пришел конец. Теперь за нами охотятся, нас предают и презирают. Это наши последние ночи. Прочти нашу историю и пойми, что в одну из ночей ты можешь оказаться на нашем месте.

Лорд Бенедик прикоснулся к двери, которая вела в его личную часовню, и остановился, услышав звук, который раздавался за плохо закрытой дверью. Он услышал мелодичный женский голос, который выводил рождественский гимн. Он позволил своей руке на мгновение задержаться на тяжелом железном кольце, пока он все еще стоял за дверью, прислушиваясь к звучащей за ней песне. Этот голос, несомненно, принадлежал его гостье. Похоже, что она предпочла покой часовни шуму большого зала. Когда очередная строфа подошла к концу, Бенедик толкнул дверь и вошел в часовню.

Она стояла перед алтарем, ее короткие, темные волосы выбились из-под вуали, а руки были подняты вверх. Полы ее простого платья лежали на земле. Окруженный холодными, каменными стенами, ее голос напоминал птицу, пойманную в клетку, которую, возможно, завлекли туда солнечные зайчики, скачущие перед двумя стеклянными витражами. Услышав скрип двери, она быстро поправила вуаль, и обернулась. Увидев Бенедика, она сделала быстрый реверанс и улыбнулась: "Добрый вечер, сир. Я надеюсь, я не помешала вам".

Бенедик почувствовал, что при этих словах его сердце сжалось, и понадеялся лишь на то, что его собственная улыбка была такой же приятной. Она казалась очень искренней, и это беспокоило его больше всего. Когда ее капюшон и вуаль были на месте, никто не мог разглядеть крошечный шрам, который был  единственной ее приметой. Улыбка, свет в глазах, звонкий голос –  как такое прекрасное существо могло быть порождением Дьявола?

"Ах, нет, сестра", –  ответил он немного поспешно. –  "Я просто пришел спросить тебя, не присоединишься ли ты к нам в зале во время рождественского пира?"

"Вы очень щедры, лорд", –  ответила она. –  "Но, если это возможно, я бы хотела остаться здесь. Ваш младший сын, похоже, чрезмерно увлекся мной, и я боюсь, что он может вызвать ненужную тревогу у ваших людей своей радостью".

Бенедик попытался собраться с мыслями. Что сказал тот человек? Да, эти порождения ада отказываются присоединяться к рождественским праздникам, так как это вызывает у них боль. Тем не менее, она была в часовне и пела здесь священные гимны. Ах, да, его же предупреждали о том, что ее род особенно хорошо умеет вводить добрых христиан в заблуждение, заставляя их поверить в то, что они ничем не отличаются от остальных. И она говорила о маленьком Хью –  как хорошо, что он разгадал ее отвратительные планы до того, как она успела наложить порчу на его мальчика. Его смертный сын, появившийся на свет незадолго после Становления Бенедика, был его величайшим сокровищем; именно ему должны были перейти его земли после того, как Бенедику придется удалиться подальше от человеческих глаз.

Молодая женщина внимательно посмотрела на него: “Лорд, что вас беспокоит? Мне кажется, что сегодня вечером с вами что-то не так”.

“Нет, нет, я просто отвлекся. Мои дела изрядно тяготят меня”.

“Конечно же, мой лорд”, –  ответила она, и Бенедик почувствовал, как под его туникой выступил холодный, кровавый пот. Он был уверен в том, что она не поверила ему.

***

Женевьева слегка нахмурилась. Подобные формальности были очень несвойственны Бенедику, особенно после того, что им пришлось испытать в течение последних нескольких недель. Она задумалась над тем, что могло заставить его действовать подобным образом. Возможно, его смертная жена обвинила его в неверности? Одна мысль об этом была смехотворной, хотя предъявление самого неоспоримого доказательства этого стало бы для нее смертным приговором.

***

Бенедик заранее продумал свой следующий ход, не желая открывать свои истинные намерения. Он был предупрежден о том, насколько умны могут быть эти существа, а в его замке находились невинные люди, о безопасности которых он должен был позаботиться.

"Ах, я просто хотел спросить, не присоединитесь ли вы к нам. Я прошу прощения за то, что побеспокоил вас", – он уже отвернулся, когда ему в голову пришла новая идея. Он должен был убедиться в том, что демон никуда не сбежит, и он знал только одно место, в котором она сможет находиться до тех пор, пока не прибудут те, кто сможет справиться с ней.

"Я все же скажу, почему я искал вас!" – произнес он с притворной радостью. –  "Я получил очень интересное письмо от одного человека, который, как он утверждает, знает об одном из вашего рода. Оно в моем кабинете, если вы хотите взглянуть на него".

В ее глазах вспыхнула радость, и, на мгновение, Бенедик подумал, что его информатор действительно ошибся. В этой улыбке не было ни следа злобы, а только незамутненное счастье любящей сестры, которой наконец-то удалось узнать что-то о своих пропавших сородичах. Возможно, она действительно была так невинна, как она и говорила...

"Прекрасный подарок на Рождество!", –  засмеялась она, и ее голос отразился от стен часовни. –  "Спасибо тебе, лорд Бенедик! Я не могла просить о лучшем подарке! Могу ли я..."

“В моем кабинете, на столе”, – повторил он, едва ворочая языком. Конечно же, демоны не могли испытывать подобной радости при одном известии о своих пропавших сородичах. Конечно же, его гости были не правы. В этом прекрасном лице не было ничего демонического...

“Спасибо, сир”, –  произнесла она, делая реверанс, после чего быстро направилась к двери в часовню. Она открыла ее, и, внезапно, остановилась. Мерцающий свет факелов, горящих у нее за спиной, создал странный нимб, окруживший ее голову. Она нежно улыбнулась, и ее голос был тихим, хотя в нем продолжало звучать счастье: “Господь сохранит тебя, лорд Бенедик”.

Дверь часовни захлопнулась за ее спиной с громким стуком, который заставил Бенедика вздрогнуть. Он быстро перекрестился и прошептал "Спасение моего сына – это же не убийство, не так ли?"

***

Женевьеве хватило первых нескольких строчек – она уже видела подобные письма ранее, пускай и в других местах. Они всегда начинались с одних и тех же банальностей и воззваний к здравому  смыслу, за которыми следовали предупреждения, затем, угрозы, и, наконец, извинения и намеки на неприятные последствия, которые будут вызваны невниманием к полученному предупреждению. И, в качестве еще одного доказательства, в самом низу письма стояла печать, указывающая на то, что это действительно была работа проклятых Тремере.

Женевьева выбежала из кабинета, соединив перед собой руки в знаке смирения, хотя, на самом деле, она просто не хотела, чтобы другие видели, что они трясутся. Она была убеждена, что Бенедик считает, что письмо отвлечет ее внимание, и у него хватит времени для того, чтобы захлопнуть ловушку. Что они сказали ему в этот раз? Они всегда изменяли свою ложь для того, чтобы она лучше соответствовала той или иной ситуации. Они вполне могли рассказать ему, что она хочет убить маленького Хью во время кровавого жертвоприношения или соблазнить слуг Бенедика для "участия в отвратительных языческих ритуалах". Она закусила нижнюю губу для того, чтобы отвлечься от этих мыслей. Когда она впервые пришла в его владения, Бенедик показался ей очень разумным человеком. Он так долго сопротивлялся их угрозам и лжи. Неужели эти монстры не прекращают свою охоту даже в самые священные дни?

Ее комнаты находились в другой башне, и ее вещи были уже собраны, как, впрочем, и всегда. Удастся ли ей избегать их слуг (расставленных в самых важных частях замка) достаточно долго для того, чтобы забрать их и  добраться до задней двери?

"Сестра!"

Женевьева почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Детский голос принадлежал маленькому Хью, который очень полюбил ее за то время, которое она провела в замке его отца. Она надеялась, что ей не придется встретиться с ним до ее ухода. Проглотив комок страха, который застыл у нее в горле, она обернулась к нему, надеясь, что он не заметит леденящего холода ее рук и лица. Использование крови для того, чтобы согреть свое тело, в подобных обстоятельствах было опасным расточительством.

Хью, темноволосый мальчик, которому недавно исполнилось шесть лет, вырвался из рук своей няни и схватил Женевьеву за руку. "Сестра, ты должна услышать рождественский хор! Братья поют так сладко".

Она почувствовала, как к ее глазам подступают слезы, и крепко обняла мальчика, взъерошив его темные волосы: "Конечно же, я приду, Хью. Но сначала у меня есть дело к твоему отцу, но потом я обязательно приду. Отправляйся с нянькой слушать хор, и мы еще обязательно увидимся".

Женевьева встретилась взглядом с няней Хью, и  увидела в глазах смертной женщины что-то странное. На мгновение, Женевьеве показалось, что это была жалость, и она безмолвно воззвала к ней. Возможно, почувствовав, что нужно делать, нянька взяла Хью за руку и повела его в главный зал.

Шаги Женевьевы звучали тише падающей пыли, когда она сбегала вниз по лестнице, бежала мимо скрытых тенями углов, и поднималась по еще одной лестнице. Дверь распахнулась от одного толчка, и комната осветилась слабым светом, льющимся у нее из-за спины. Нужные ей вещи стояли прямо за дверью. Она склонилась над ними...

И чья-то рука железной хваткой вцепилась в ее запястье, едва не сломав его. Она закричала и рванулась обратно на лестницу, пытаясь вырваться из стального захвата. Нет, это не должно было закончиться так! Но тот, кто держал ее, не собирался выпускать свою добычу. У нее оставался только один путь. Сжав зубы, Женевьева схватила развевающийся рукав и толкнула руку (которая, казалось, была лишена владельца) в сторону факела, висящего возле двери, закрыв глаза для того, чтобы не видеть, того, что должно было произойти...

Запах горящей плоти Каинита вызвал у нее тошноту, хотя и не такую сильную, как нечеловеческий крик агонии и гнева. Ее пальцы разжались с очень большим трудом, так как она сжала рукав так сильно, что их свело судорогой, но, в конце концов, Женевьева развернулась и бросилась вниз по ступенькам.  Она прижимала к груди сверток, который был единственным напоминанием о ее Сире и родичах.

Теперь крики раздавались по всему замку. Они непременно должны были расставить своих слуг в дюжине мест, и раздавшийся вопль, скорее всего, предупредил их о том, что она не собирается так просто сдаваться. Она слышала топот бегущих стражников, пытающихся отрезать ее от выхода.

На дне лестничного колодца стояла одна из служанок. “Сестра, почему ты...”, – успела произнести она, прежде чем Женевьева оттолкнула ее в сторону. Она видела огромные двери главного зала. Если ей удастся достичь их, она будет в безопасности. Если она сможет добраться до них, она окажется на свободе.

Темная фигура, облаченная в черное с серебром, выступила на свет прямо перед ней, сжимая в руках бьющегося ребенка. Хью. Этот мужчина был низким и худощавым, а его тело было закрыто тяжелой, серебряной кольчугой. Он улыбался. "Сестра", – произнес он голосом, в котором чувствовалась неприкрытая злоба, – "ты же не собиралась убежать, не попрощавшись с Хью? Ты же обещала ему сделать это. Хотя, нет, продолжай бежать. Беги, и я оторву этому мальчишке руки".

Женевьева резко остановилась. Она слышала, как в комнату вбегают другие люди, выстраивающиеся у нее за спиной, люди, которые видели Тремере, угрожающего мальчику. "Только не убивай его", – произнесла она. – "Отпусти мальчика, и я уйду с тобой". Что ты делаешь, раздался крик в ее голове.  Ты собираешься отправиться на смерть ради одного мальчишки! Она сделала один осторожный шаг, потом, еще один, прижимая к груди свой драгоценный пакет. Она видела Бенедика с пепельным лицом, стоящего на противоположной стороне зала.

“Очень хорошо, сестра”, – произнес Тремере. – “Теперь, ты, не спеша, подойдешь ко мне, и больше не будешь беспокоить лорда Бенедика”. Она сделала шаг к нему, потом еще один. Колдун поставил Хью на пол, а затем протянул ей руку в пародии на изящный придворный жест.

"Нет!" – закричала она, и ударила Тремере, вложив в удар всю свою силу. Он упал. Хью бросился к ней, выкрикивая ее имя. Женевьева подняла его и бросилась к дверям. Тремере попытался схватить ее, но арбалетчики Бенедика направили на него свое оружие, и он остался на месте.

В зале повисло молчание. Мальчик прижимался к ее холодному телу и плакал. “Хью отправится со мной, мой добрый господин, во всяком случае, на некоторое время”, – произнесла Женевьева. – “Я не хочу причинять ему вред, но я должна гарантировать свою безопасность от...других...твоих гостей. Твой сын вернется к тебе целым и невредимым, если, конечно же, он не захочет путешествовать со мной. Я надеюсь, что ты не обидишься на меня”.

Взгляд Бенедика был ледяным. Его глаза перебегали с лица Женевьевы на лицо ее убийцы, и, наконец, остановились на мальчике. "Милорд...", – неуверенно произнес один из его солдат. – "Может быть..."

“Откройте ворота и дайте ей уйти”, – холодно произнес Бенедик. – “И пускай Господь смилуется над твоей душой, если ты не вернешь мне сына”.

“Пускай Господь смилуется над тобой, лорд Бенедик”, – ответила Женевьева и, все еще держа за руку Хью, вышла в ночь.

Она ничуть не удивилась, услышав за спиной звуки схватки. Но она так и не обернулась. Не обернулся и Хью.