Дом Лиам: Изгнанники

Что за мастерское создание-человек! Как благороден разумом! Как беспределен в своих способностях, обличьях и движениях! Как точен и чудесен в действии! Как он похож на ангела глубоким постижением! Как он похож на некоего бога! Краса вселенной! Венец всего живущего! А что для меня эта квинтэссенция праха?

Шекспир, «Гамлет»

Офисные песни

Первый день недели начался так же, как и любой другой. Джейн объезжала фиолетовое с зеленым здание. Для нее оно выглядело представлением какого-то безумного маразматика о бензоколонке 50-х годов, обильно приправленное модернистскими крайностями: всего четыре этажа в высоту, но при этом растянувшееся вдоль улицы так, как будто оно тут уснуло. Посетители парковались перед зданием, а сотрудники — за ним, где парковка была простой и утилитарной. Джейн припарковалось за зданием, в обычном уголке, в обычное время.

Ее «Хонде» требовался ремонт: мотор кашлянул и заурчал два-три раза после выключения двигателя. Голос Джейн был мягким, нежным и слишком тихим, чтобы его можно было расслышать за шумом мотора. «Не умирай, Чарли». Машина не услышала ее, но она остановилась. Джейн вышла из автомобиля и, уже усталая, направилась к зданию и своей кабинке.

Ее ждала утренняя работа. Десять писем, которые требовалось напечатать, и много визитов, которые надо было назначить. Когда-то Джейн работала в инженерном отделе, который был намного тише, и начальство ценило ее там куда больше. Отдел маркетинга был совсем другим. Ей потребовалось некоторое время, чтобы устроиться, а затем Джейн приступила к работе.

Шли часы. После первых десяти писем принесли еще. Надо было сделать ксерокопии. А после ланча из-за угла кабинки появилась голова Джейсона.

-У меня тут предложение от разработчика на диске и около трех сотен купонов, которые надо обработать. В ближайшие две недели подсунут еще 400–500. Я спросил у Рога, он сказал, что я могу «украсть» тебя…

Джейн сняла телефонную гарнитуру и отмахнула от глаз свои длинные прямые волосы.

— Да, конечно, попрошу Джесс меня подменить. Если, конечно, ты не хочешь всунуть это к моей обычной работе?

Легкий вопрос.

— Нет, нет, они уже опоздали. Я все напутал. Можешь приступить сегодня днем?

— Конечно.

— Отлично. Сброшу подобности тебе на почту, хорошо? — она кивнула, и Джейсон удалился, такой же занятой, как и все тут.

Джейн поспешила закончить те дела, которые можно было закончить, прежде чем приступить к новому проекту. Письмо от Джейсона пришло примерно через полчаса. Она остановилась на немного, объяснила ситуацию Джесс и вернулась в свою кабинку, чтобы приступить к работе.

К концу дня она обработала около сотни купонов. Почерк разработчиков программного обеспечения напоминал мелких муравьев, разбегавшихся по странице в сотне направлений, и ввод данных мучил ее глаза. На каждом купоне было имя и адрес, а также места для галочек напротив интересующих тем. Места для комментариев было мало. Многие, в знак протеста против подобного ограничения свободы высказывания, писали комментарии сбоку купона, что делало их почерк еще более нечитаемым.

«Буду очень рада, если сегодня смогу сделать хотя бы сотню», — подумала Джейн про себя. Но у нее болели глаза и ныла спина от сидения на этом стуле. Сегодня вечером она явно не выйдет победителем.

Джейн сложила купоны в две стопки, встала и вернулась к «Хонде» по имени Чарли. Сегодня Чарли не капризничал и завелся с первой попытки, и впервые за день она улыбнулась. Хоть какая-то маленькая победа. Поездка домой была такой же небогатой на события, как и последовавший за ней вечер — машина петляла по автострадам и улочкам спальных районов.

Той ночью ей привиделся незнакомец. Он был высок, его глаза были синее летнего неба, а движения — грациозны, причем на этой грации не сказывалась его спешка. Сон был почти реален, вот только Джейн не могла говорить.

Незнакомец делал взволнованные, поспешные жесты. Джейн снова попыталась заговорить, каким-то образом зная, что нет ничего более важного, чем сообщить этому человеку то, что ему нужно было знать. Ее голос был скован, спрятан от дневного света в глубинах подземелья в камере рядом с сотнями других камер. Слова отказывались приходить к ней, и взволнованный мужчина повернулся и поспешил прочь от той ужасной судьбы, которая ждала его, чем бы она ни была. Джейн проснулась с чувством ужасной вины.

Пару лет назад Джейн прикинула, что в одном здании с ней работает примерно 2000 человек. Она знала сотни из них в лицо, а 20 или около того из тех, кто работал в ее отделе — по имени. Приехав на работу на следующий день, она кивнула обычным безымянным лицам, остановившись у кофейного автомата, улыбнулась тем, чьи имена знала, и вернулась в кабинку, чтобы приступить к работе.

Спустя два часа попытки разобраться в микроскопическом почерке и данных опроса вошли в ритм. Этим утром по дороге на работу Джейн услышала по радио песню — что-то с живым гитарным ритмом, что засело у нее в голове. Она напевала эту песенку, когда она работала, и мягкий голос мелодии превращался в слова. Оригинальный текст песни давно потонул в паутине аллюзий, и она находила новую гармонию в каждой строфе. Затем сквозь ее мысли прорвался резкий писк, вынудивший ее скосить глаза на экран компьютера. Новое письмо. От женщины, которая работала через одну кабинку от нее — Мелани. Джейн быстро прочла его.

«У тебя приятный голос, дорогая», — Джейн почти почувствовала, как жестокое «но» приготовилось к прыжку.

«У тебя приятный голос, дорогая», — прочла она снова, «но с сожалением сообщаю, что твое пение мешает мне сосредоточиться на работе…»

Щеки Джейн вспыхнули краской, и она яростно набросилась на работу. Обработав еще пять купонов, она вспомнила, что стоило бы отправить ответное сообщение с вежливой благодарностью на совет. Затем она вернулась к своему обычному занятию — напрягать глаза, пытаясь разобрать каракули на купонах, плотно сжав губы, чтобы предательский соблазн запеть не возник вновь. Джейн в конце концов забыла партию бас-гитары.

Вернувшись домой вечером и съев свои обыденные макароны на ужин, Джейн включила телевизор перед сном. Один из каналов- она не запомнила, какой, показывал документальный фильм про Мормонский Табернакальный Хор. Джейн заснула за просмотром, вытянувшись на кровати, пока на нее падал мерцающий свет телеэкрана.

Встревоженный мужчина вновь явился в ее сны. Сегодня его темные волосы были взъерошены, и он в волнении постоянно проводил по ним пальцами. И вновь Джейн поняла, что у нее нет голоса. Мужчина умоляюще смотрел на нее, но она не могла промолвить ни слова. Позади нее невидимые юные голоса Мормонского Табернакального Хора пели хвалу Господу.

Третий день недели начался с обильного ливня, обрушившегося серой завесой на дороги, по которым Джейн ехала на работу. Дождь выбивал естественные ритмы на ветровом стекле машины. Она закончила первые 300 купонов к середине дня и забрала еще 200, возвращаясь с обеденного перерыва.

Сегодня она была осторожна, старалась ничего не напевать. Мелани прислала приятное письмо в ответ на извинения Джейн. Перед тем, как уйти с работы, Джейн остановилась перед кабинкой Насима и нервно кашлянула.

Насим поднял на нее глаза с таблицы продаж:

— Привет, Джейн. Что случилось?

— Ну, — начала она, — я сейчас задам, наверное, очень глупый вопрос. Ты видел, чтобы я что-то сегодня громко пела?

Он нахмурился и потянул себя за мочку уха:

-Гммм… ничего я не слышал. А почему ты спрашиваешь?

Джейн улыбнулась с выражением «это не важно».

— В комнате отдыха на днях говорили о хоровом пении, ну и я решила, почему бы не попробовать?

Это заставило Насима усмехнуться, и Джейн заметила, что у него приятная улыбка.

— Попробуй. Ну, я имею в виду, если ты любишь петь. Думаю, это весело.

— Возможно, нет. Я имею в виду, что у меня нет времени. Пока, до завтра! — сказала она.

Джейн отправилась домой. Она хотела сказать явно не это, и мысли об этом занимали ее всю дорогу домой. Дождь не прекращался весь день, и в вечерних новостях прогноз погоды передал, что дожди продлятся еще некоторое время.

Этой ночью сон пришел раньше, чем обычно. Джейн вспоминала сны прошлых двух ночей, хотя и не могла себе в этом признаться. Частичка ее сознания надеялась, что взволнованный мужчина вернется. От выражения его глаз ей хотелось плакать, но она надеялась, что приложив еще немного усилий, она расшифрует его загадочное послание и вернет себе голос.

Мужчина вернулся — столь же взволнованный и озабоченный, как и прежде. Джейн поприветствовала его с молчаливой уверенностью. Вдалеке ее тревожили воспоминания о мормонском хоре, пока она не запела беззастенчивую, бессловесную песню, пока встревоженный мужчина наблюдал за ней.

Его улыбка была столь же милой, как она надеялась. Сон длился столько же, сколько и ее песня, которая была воистину довольно длинной; она проснулась с воспоминаниями о музыке на губах. Вкус был сладок, почти как земляника.

Четвертый день недели доказал, что синоптики — честные люди. Непрекращающийся ливень привел к скользким дорогам. По дороге на работу Джейн пришлось объезжать аварию, из-за чего она опоздала. Никто не заметил, как она в спешке вошла в здание, но она все еще нервничала, когда уселась за стол. Ей потребовалось некоторое время на то, чтобы погрузиться в работу.

Убедившись, что никто не подслушивает, Джейн в утренний перерыв позвонила в местную унитарианскую церковь. При церкви был хор, а человек на другом конце провода был очень вежлив. В эту пятницу было практическое занятие, открытое для новичков. Джейн не имела сил признаться, что не знает, как читать ноты с листа, но несмотря на свой стыд, она поняла, что напевает что то, после того, как повесила трубку. Затем Джейн плотно сжала губы и вернулась к купонам.

Ее жизнь изменил купон, обработанный сегодня под номером 34. Имя клиента — Тьерри Копьен. Ничего необычного. Почерк был аккуратным и выделялся только по этой причине. Однако ее внимание привлекло послание в маленькой графе для комментариев.

«Желаете ли вы сделать какие-либо комментарии по поводу нашей продукции?», — прямо спрашивал купон.

«Нет», — отвечала надпись,- «но я думаю, что вы должны петь, поскольку подавление красоты, хоть и не является преступлением, воистину заслуживает сожаления…»

Джейн замерла, содрогнувшись. «Как вы…» — произнесла она вслух.

Она прервалась, виновато оглядевшись по сторонам. Через пару мгновений она ввела информацию Тьерри в свою базу данных и положила его купон под стопку обработанных купонов, чтобы он с ней снова не разговаривал.

Впрочем, возвращаясь сегодня домой, она взяла купон с собой. Было что-то загадочное в маленьком клочке бумаги. Почерк успокаивал. «Да все равно эти купоны выкидывают в переработку, и никто их не проверяет», — подумала она про себя.

Сон Джейн в эту ночь был ярким, насыщенным цветами и звуками. Как она и ожидала, в нем был встревоженный человек. Во сне она держала в руке купон Тьерри, который превратился в свиток пергамента.

Взволнованный мужчина с надеждой жестикулировал в ее направлении, и она начала петь голосом, который почти принадлежал ей, но не совсем. Некоторое время мелодия без слов успокаивала его. Джейн видела это в глазах мужчины и в умиротворенности, которая выразилась на его лице, пока лилась музыка. В итоге, впрочем, взволнованное выражение вернулось на лицо мужчины, и он снова начал тревожно жестикулировать.

У Джейн ушла душа в пятки, хотя это и был всего лишь сон. Вот оно, проклятие неудачи. Жесты мужчины становились все более яростными, а затем быстрым грациозным движением он оказался рядом с ней, почти коснувшись ее. Дыхание Джейн замерло в горле. Мужчина касался свитка.

Внезапно пришло понимание, и Джейн развернула свиток: текст на нем больше не был текстом купона. Скорее это была песня — язык ее был незнаком Джейн, но она знала, что сможет это спеть. С первых же слов тревога исчезла с лица мужчины. Его лицо озарилось спокойствием, и Джейн проснулась с отзывающимися в ее ушах звучными песнопениями гимнов на латыни.

В пятый день рабочей недели она ушла пораньше. В ее компании это было обычным. И в три часа дня в пятницу было уже довольно поздно заниматься вводом данных, тем более что все еще лил дождь.

Кроме того, целый день ее не покидало беспокойство. Несколько раз она ловила себя на том, что-то напевает, и быстро заставляла себя замолчать. Каждый раз она все больше жалела о необходимости утихнуть. К середине дня она была уверена, что взорвется, если не выберется из своей кабинки. Джейн была уверена, что должна быть… где-то в другом месте.

Мужичина, которого она не знала, ждал Джейн у ее машины на парковке. Он с выражением извинения усмехнулся ей, когда она подошла, и она сделала вид, что не заметила этого, перед тем, как погрузиться в неизбежный разговор. «Возможно, он просто хочет, чтобы я отъехала, чтобы припарковать свою машину», — подумала она.

— Привет. Я тут подумал, — произнес незнакомец, — может, я мог бы поехать с вами на занятия хора?

Она моргнула и без промедления ответила:

— Я не собираюсь ни на какие занятия хора, — затем осторожность взяла свое и она выпалила. — Кто вы такой?

Он усмехнулся с легкой тревогой. Джейн почувствовала внезапный шок, словно кто-то только что выдернул ее из сна — или, напротив, погрузил в сон.

— Тьерри, — сказал он. Джейн проговорила его имя вместе с ним. — Я ужасно извиняюсь…- и тут Джейн прервала его.

— Кто вы, во имя всех святых, и что вы со мной делали? — она почувствовала повышенные тона в своем голосе, и ей совсем не хотелось себя сдерживать.

Мягко, все еще извиняясь, Тьерри произнес:

— Я не смертный. Я понимаю, что это, должно быть, ужасно для вас. Вы не могли бы сделать мне одно одолжение?

Она начала говорить, затем остановилась, растерянная, и огляделась, чтобы убедиться, что за ними никто не наблюдает.

— Какое?

— Откройте мое письмо к вам. Я знаю, что оно у вас.

Она послушалась. Странно, но ее совсем не удивило, что купон в ее сумочке превратился в свиток. Не будучи уверенной, зачем она это делает и зачем слушает этого мужчину, Джейн осторожно развернула его.

Перед ее глазами разноцветными кометами вспыхнули сотни радуг, помутив ее зрение. Когда она смогла видеть вновь, Тьерри был одет в шелка и сатин, а на его груди была эмблема оголенного дерева. На перевязи у него висел меч тонкой работы. Позади его стояла лошадь.

Последняя деталь шокировала Джейн больше всего. Мгновение назад лошадь была старенькой «Хондой» Джейн. Тьерри проследил за ее взглядом и сказал.

— Я полагал, что скакун барда заслуживает чего-то более благородного, чем двигатель внутреннего сгорания, так что я позволил себе подобную вольность. Вы простите меня? Он не изменил свое имя.

Она кивнула. И, сама не понимая того, улыбнулась.

Его ответная улыбка напоминала тепло солнца.

— Так вы отправитесь со мной на занятия хора? Я полагаю, что вам там очень понравится, воистину, не вижу причин вам врать. Есть столько вещей, которые бы я хотел вам показать…

На минуту Джейн остановилась. Сумасшедших в ее роду вроде не было, но почему бы и нет? Она вновь взглянула на скакуна. Темное пятно вокруг его левого глаза, единственное место, которое не было полностью белым, соответствовало следу от старого столкновения, которое Чарли перенес до того, как она купила ее- ой, то есть его.

— Да, — наконец сказала она, протягивая ему свою руку.

 

Пыльная дорога в изгнание

Падение

Это случилось так.

Была земля, которую смертные, как тогда, так и теперь, называли Францией. Это была прекрасная страна, чей лик был изуродован военными столкновениями и кровью тех, кто проливал ее во имя своих господ, но, тем не менее, прекрасная. Там были пляжи, чистые, как девственность юной девы-ши, горы крутые, как нрав нокера, и сады с фруктами столь же спелыми, как обещания.

Христианство в те дни было в новинку среди смертных, но его могущество стабильно возросло. И вскоре почти все смертные души во Франции принадлежали к единой Церкви, ибо по своей природе смертным надо во что-то верить. Новая вера связывала, но в некотором роде и освобождала; ибо хотя темная коррупция и жажда власти и проложили себе путь в веру смертных, в этой вере была великая сила и радость. И часто она оборачивалась добром. Хотя звуки церковных колоколов и были губительны для многих фэйри тех времен, были и те, кто собирались у новых мест молитв, чтобы посмотреть на мечты смертных, застывшие в камне.

Не многие, учтите, но некоторые. Вельможи, старейшины и учителя возражали против подобных игр, так как вера давала Церкви могучую силу против фэйри, и собрания в святых местах часто приводили к обнаружению церковниками и даже смерти.

В те времена — 590 год от рождества Христова по смертному летоисчислению — Франция была известна Китейнам как Королевство Цветов.

Король Лиам, бывший в те времена обожаемым главой своего дома, был гордым Ши и упрямым правителем. В молодости он приходил в земли смертных позабавиться и восхищаться смертными грезами; именно тогда он постиг привлекательность смертной Церкви, с ее золотыми ритуалами и богатством значений. В Испании Лиам наслаждался образами и песнопениями верующих в мечетях мавров, держась на безопасном расстоянии от тех, кто мог изгнать его как демона.

Даже в юности он не был глупцом. Лиам знал, какие опасности его ждут; просто сладкий вкус награды был так заманчив. Мастера, работавшие на Церковь, вдохновлялись своей службой Господу и отражали свою страсть в работе так, как это не встретишь не в одной светской работе. Лиам оценил риски и нашел их приемлемыми.

Он также нашел, что этот вопрос лучше держать в секрете. На советах в других домах много времени уделялось тому, как справиться с религиозным фанатизмом смертных. Ибо в то время как сама природа веры, а также вера в ангелов и демонов возбуждали воображение, фэйри досталась роль демонов. Сфокусированная враждебность смертных угрожала Грезе. Были и те, кто говорил, что на каждого художника-творца приходилось по 10 монахов, священников и мулл, которые проповедовали предопределенность и заданное место в миропорядке. В этом было мало креативности. Было ли это результатом того, что Церковь провозгласила фэйри демонами, подлежащими уничтожению, или того, что они направляли массы к предопределенной судьбе, итог был один — Церковь представляла опаснейшую угрозу для фей. Король Лиам придержал язык.

Однако он проводил большую часть своего времени со служителями единого Бога. Он пришел к мысли, что креативные элементы Церкви можно развивать, подавляя ее авторитарные тенденции — но это была долгосрочная перспектива, а в краткосрочной перспективе Лиама тянуло к религии.

В земле французской было одно аббатство, стоявшее недалеко от леса, где владения фей пересекались с владениями смертных. Аббатство было маленьким, его населяло несколько — не более дюжины- монахинь. Оно было мирным, ухоженным и облагороженным его жительницами.

Лиам пришел к этому аббатству всего через пару лет после своего правления, заинтригованный слухами, которые он слышал: сказано было, что там жила молодая монахиня с голосом чистым, как хрустальная слеза, чье пение вселяло веру в сердца безбожников и пробуждало надежду среди отчаяния. Слухи о ее местонахождении были туманными, Лиам уже обошел большое число женских монастырей, и ему осталось посетить только один, прежде чем оставить надежду ее найти. Лиам подозревал, что если бы слух был правдой, то в этом случае Церковь не стала бы привлекать столько внимания к молодой послушнице ордена. И если бы это было правдой, то ее начальники, скорее всего, запретили бы ей петь.

Но это не произошло. Когда Лиам ехал на своем скакуне через лес вдоль края полей вокруг аббатства, когда он услышал ее голос. Это был гимн славы, гимн хвалы Тому, от кого проистекают все блага, и в этот момент лорд-фэйри почти подумал, что речь тут идет не о Боге.

Этот момент прошел, а песня — нет. Сестра Мелисанда, как ее звали, собирала землянику в поле. Она пела, чтобы заглушить боль в спине и ногах от трудной работы. Три часа Лиам провел в седле своего скакуна, пока Мелисанда пела.

Когда она наконец оставила свои дела и пошла к полуденной трапезе, он пришел в себя и вернулся в свои владения, потрясенный и восхищенный тем, что услышал. Отвлечение Лиама стало известно двору; любопытные и злобные слухи полетели, как вороны. Через две недели он вернулся к аббатству, боясь, что красота, которую он услышал, ему только приснилась.

И опять он услышал ее голос, взлетающий к небесам. Король Лиам остановился на опушке леса и слушал. Он провел остаток дня в радости и вернулся ко двору очень довольным. Подобные мечтатели были редкостью. Теперь, когда он убедился в реальности этой послушницы, Гламур ее пения стал его драгоценным призом.

Следующий год он провел следующим образом: он правил хорошо и мудро, с еще более взвешенными решениями и спокойной мудростью. И раз или два в две недели он приходил в одиночестве послушать Мелисанду. Его уходы и возвращения были отмечены двором фэйри, но большинство предположило, что он посещал какую-то тайную любовницу, над чем посмеивались, а некоторые смельчаки даже заключали пари о том, кто же это любовница. Это было хорошее время для короля и для его подданных.

Шло время, и среди дворов фэйри, Лиам продолжил медленно продвигать вопрос выгод, которые можно получить от развития креативности в Церкви. В то время как он был осторожен и деликатен, его усилия в какой-то момент были замечены. Вопросом заинтересовался герцог Халесон, вельможа из дома Гвидион. В кругах фей он был известен как выраженный консерватор с явной нелюбовью к вопросам религии.

И вот, после небольшого скрытного расследования, герцог Халесон поставил ловушку в аббатстве, где пела Мелисанда. Сам Халесон присутствовал при этом, чтобы об увиденном мог свидетельствовать благородный вельможа, а также два десятка его лучших воинов. Под видом церковников из Рима герцог и его люди забрали Мелисанду из того места, которому было отдано ее сердце, оставив знак, чтобы король Лиам знал, кто это сделал.

Только спустя неделю Лиам пришел к аббатству, чтобы послушать свою смертную певицу, так как он и его двор были заняты. И всего через час он обнаружил ее отсутствие, и что еще хуже, ее похищение. Его гнев был столь велик, что он не мог его контролировать.

Те, кто приговорил Дом Лиам к вечному изгнанию, рассматривают его действия как одну из ключевых причин ненависти церкви к народу фей, и правда то, что разрушения, которые он причинил аббатству, известны даже по сей день в некоторых уголках Ватикана. Монахини, которым не повезло подпасть под гнев Лиама, провели остаток дней в безумии, ибо мощный выброс Гламура сжег их разумы. Те же, кто был достаточно мудр, чтобы спрятаться, тем не менее, пострадали от магии, высвобожденной при его ярости.

Лишь когда ночь пала на бывший монастырь, Лиам пришел в себя после вспышки ярости, зная, что Халисон украл его награду. Знак был этому доказательством, а из сознания аббатисы он смог извлечь образ герцога Халесона.

Его гнев все еще бурлил в нем. И в состоянии этого холодного гнева Лиам вернулся в Аркадию; когда он входил в двор герцога Халесона, это сопровождалось порывом зимнего ветра. Затем его встретил сам Халесон, его свита и Мелисанда. Она стояла рядом с Халесоном и смотрела на герцога с выражением чистого восхищения в глазах.

Учтите, что Право Владения было древним правом, которое действовало до сих пор. Нападение короля Лиама на герцога Халесона нарушило это право самым прямым и жестоким путем: Лиам в жажде мщения зарубил двух рыцарей Халесона, после чего герцог, более старый и опытный воин, принял удар на себя и сразился со своим противником один на один. Возраст и опыт легко победил слепой гнев, и Лиам упал к ногам Халесона.

В соответствии со званием основного свидетеля и тяжестью преступления, совершенного Лиамом, суд мог бы быть быстрым, если бы Халесон не решил поведать о причине нападения короля Лиама. Его действия в монастыре были описаны как возможный повод для церкви начать охоту на фэйри по всей Европе; нападение на герцога было описано как действия опасного одержимого. И то, что началось как процесс по поводу нападения Лиама, в итоге превратилось в суд над его природой.

И таким образом, приговор был особенно суров. Изгнание. За преступления, привлекшие интерес Церкви, и за то, что благо людей ставилось выше блага фэйри, и превыше всего — за бунт против мудрости вельмож Аркадии, король Лиам, и дети его, и весь дом его были признаны не заслуживающими звания вельмож и были изгнаны.

Раскол

Большое число вельмож дома Лиам предпочли остаться на Земле во время Раскола: когда единственной альтернативой была жизнь среди тех, кто приговорил их к изгнанию, мысль о том, чтобы оставить Аркадию, казалась даже радостной. Более того, для представителей этого дома было сложно пробиться в Аркадию сквозь ряды тех домов, которые считали себя более достойными. Те, кто остался в землях смертных, разделились почти поровну. Половина из них закрылась в нескольких фригольдах, которые все еще принадлежали дому Лиам, а также во фригольдах, брошенных другими домами. В доме Лиам больше Забытых, чем в каком-либо другом. Удивительно высокий процент скрылся под плащаницей Банальности и добровольно остался среди смертных.

Это не было таким жестким решением, как может показаться. Лучшие умы дома изучали подсказки, которые предоставило увлечение короля Лиама Мелисандой, пытаясь узнать способы получения Гламура из церковной веры. В то время, как само это предприятие преуспело мало, сложность и опасность этого исследования дали много знаний о том, как спрятаться под самым носом Инквизиции. Вселение вдохновения в сердца служителей Господа стало ключом к выживанию Дома Лиам, и эти навыки сослужили хорошую службу фэйри.

Однако жизнь в монастырях и соборах в то время, как иезуиты и доминиканцы безостановочно преследовали следы зла была более сложной, чем надеялись загнанные в угол отчаявшиеся фэйри. Один за одним эти Китейны становились жертвами неудержимых «псов господних». Оставшиеся же все глубже погружались в Банальность, забывая, что когда-то они были лордами Грезы — забывая о существовании самой Грезы. В конце концов соборы со впечатляющими горгульями или великолепными витражами остались последними следами существования этих фэйри; и уж конечно, никто не мог предположить ничего сверхъестественного в старом рабочем, ковылявшем в свою хижину.

Преданные Церковью, в которой они надеялись найти свое убежище, немногие смогли убежать из цепких лап Инквизиции. Те немногие присоединились к остальным Китейнам, разбросанным по миру. Некоторые простолюдины пожалели изгнанных вельмож, а некоторые сочли их печальное положение хорошим поводом выместить гнев на вельмож-угнетателей прошлого. Историки дома Лиам не знают, дожила ли какая-либо ветвь их дома до Возвращения, хотя ходят слухи, что в темных углах монастырей Европы есть несколько старых монахов, ждущих прикосновения Гламура.

Отсутствуют воспоминания о судьбе тех из Дома Лиам, кто бежал в Грезу с прочими Домами, когда-то считавшими их ровней. Те, кто задумывался об их судьбе, предполагают, что Дом Лиам принял на себя слишком много вины за Инквизицию и Банальность, которые уничтожили столь значительный кусок Грезы, и представители других домов, желающие поговорить по этому вопросу, не опровергают эту точку зрения.

Однако, многим членам Дома Лиам часто снится один и тот же сон: Группа рыцарей дома Лиам во главе с королем Лиамом прорубается через силы противников, чтобы провести с собой в Аркадию группу смертных. Эта маленькая группа, под покровом ночи и магии, проследовала в дальний уголок Аркадии, где вдали от любопытных глаз они основали свой город.

В этом сне тот город является блестящим памятником идеалам дома Лиам. Король Лиам и его смертные нашли радость в товариществе и сотрудничестве. Этот союз демонстрирует силу правды в отношениях фей и смертных. Если верить сну, то Лиам правит там и по сей день.

Эту историю редко рассказывают, так как это чепуха от первого до последнего слова. Сложно представить, как повлияет община смертных верующих на чистоту Аркадии. И даже если каким-то чудом такой город может существовать, вся Аркадия почувствовала бы его странность. Почти невозможно поверить, что смертные из этого города не вернулись бы на Землю при Возвращении. Эта легенда не может быть правдой.

Однако сон продолжает сниться.

Возвращение

Возврат дома Лиам на Землю был отнюдь не добровольным; членов дома клятвопреступников изгнали с предвзятостью. Есть много историй о тех, кто пытался остаться в Аркадии, большинство из которых заканчиваются насилием — достаточно, чтобы желать мести против любого другого дома. Изгнание дома Лиам было быстрым и решительным.

Земля не стала убежищем от презрения других Ши к дому Лиам. Понимание того, что для выживания придется завладеть телами смертных, было до крайности отвратительным. Ничего не известно о судьбе тех, кто не смог принять смертное обличье. Некоторые говорят, что они навсегда потерялись в Грезе, а другие говорят, что они окончательно растворились, когда их незащищенное обличье фэйри вступило в контакт с Банальностью.

Более того, Дом Лиам больше других домов страдает от фрагментированных воспоминаний из-за жестокости изгнания и слабости их положения в Аркадии. Будучи изгнанниками, Китейны этого дома не могли полностью пользоваться Гламуром Аркадии, и без сильной связи с ее землями по возвращении на Землю было мало что вспомнить. Иногда приходят сны, такие как сон о городе короля Лиама, но они туманны и рассматриваются как ненадежные.

Первые несколько лет этого великого изгнания были проведены в попытках перегруппироваться. То, что ряды Дома уменьшились из-за нежелания выселять смертные души из их тел, тоже усложнило ситуацию. Группа вельмож Лиам знали самые безопасные способы получения Гламура из грез смертных, и они и заняли ключевые посты в Доме. Хотя некоторые радикальные члены (см. Полночных Фигляров), заявляют, что неизвестно, были ли эти несколько радикалов вельможами в Аркадии.

Эти вельможи, однако, были членами дома Лиам, которые хорошо подходили для создания новых фригольдов во странной, враждебной среде, и их усилия достойным образом вознаградились равными им. К сожалению, Ши других домов не проявили такого понимания к работе изгнанников.

Войны

Дому Лиам представилась неожиданная возможность во время Войны Соответствия, хотя никто не был толком уверен насчет ее природы. Спустя несколько дней после Ночи Железных Ножей знатные вельможи встретились в частном порядке. Встреча продолжалась неделю, и столько же длились споры. Барон Малькольм, жесткий и прямой Традиционалист, потребовал, чтобы Дом немедленно поддержал Лорда Дайфилла, так как это может быть шансом получить какой-то статус или даже прощение. Сэр Пелтис, знаменитый историк и ученый, по рекомендовал умеренный путь; Дом Лиам всегда желал оставаться незамеченным, вне общественного внимания. По мнению сэра Пелтиса, это был вопрос выживания. Граф Донахью, один из немногих Модернистов в совете, активно призывал к действию, но он не планировал сражаться за общество, которое изгнало их. По мнению Донахью, помощь Дома Лиам была нужна простолюдинам, и именно они смогут их нормально оценить.

Лишь дважды в ходе недели обнажались клинки, и летальных исходов не было, хотя барон Малькольм хромает по сей день и не произносил имя графа Донахью с тех пор. Страсти дома Лиам тихи, но яростны, когда они прорываются наружу: и тот случай не стал исключением.

К концу недели решение вопроса не слишком продвинулось в сравнении с его началом. Обстановка была накалена. У каждой из трех главенствующих фракций была своя поддержка, и помимо них присутствовали и другие точки зрения. К примеру, сильную поддержку набирал изоляционизм.

На седьмой день, когда страсти кипели, а напряжение было ощутимым, заговорил сэр Гвиллиам. До этого он молчал, что соответствовало его низкому званию: Он присутствовал тут только как представитель своего господина, старого графа Эдварда, который был слишком болен, чтобы присутствовать. По правде говоря, Гвиллиаму вообще не должны были давать слово.

Возможно, это было и к лучшему для него, что он сказал немного. «Я устал тут сидеть и бесконечно спорить, мы ничем другим не занимаемся». Граф Донахью поднял голову, удивившись говорящему. «Я отправляюсь в Европу, и я найду дом для Дома Лиам любым способом».

Комната взорвалась в гневе. Как этот щенок смел критиковать совет старейшин! Да он только недавно стал Юношей. Клинки почти вылетели из ножен третий раз, а затем яростный барон Малькольм потребовал отрубить Гвиллиаму голову.

То, что молодой вельможа сопроводил свои слова действиями и был уже у двери, покидая зал совета, удержало клинки в ножнах. Граф Донахью выскользнул со своего места и последовал следом мгновение спустя, оставив остальных спорить о надлежащем наказании за такое поведение. На следующий день оставшиеся вельможи уже забыли об этой неприятности, исключив из состава голосующих Гвиллиама и Донахью, и старый спор начался снова.

Пока Традиционалисты спорили, Донахью догнал Гвиллиама и эта пара обсудила будущее дома. Они согласились, что Конкордия сейчас слишком неустроенна для того, чтобы быть безопасной, и что Дому Лиам сейчас лучше всего вернуться на его историческую родину, в Европу. Казалось, что Конкордия целиком состояла из амбициозной молодежи, мечтавшей мечом получить себе новое герцогство; в Европе, как они надеялись, конкуренция будет меньше, а возможностей больше. И начнут они с Амстердама, известного фэйри как Герцогство Тюльпанов.

К тому моменту, как эти двое достигли Европы, совет принял решение, которое на самом деле вовсе не было решением: строгий нейтралитет. Барон Малькольм скрепя сердце принял решение большинства, и как представитель дома, он заявил всей Конкордии, что Дом Лиам останется в стороне от конфликта. Более того, Малькольм заявил, что все действия, предпринятые членами Дома, были индивидуальными действиями, не отражающими политику дома в целом. Те из прочих домов, кто обратил свое внимание на заявления изгнанного дома, решил, что эта трусость была ожидаемой для Лиам.

Тем временем, в Герцогстве Тюльпанов сэр Гвиллиам решил, что иногда жестокие улицы Амстердама были как раз той средой, в которой Дом Лиам может принести максимум пользы. С бесценной помощью графа Донахью, Гвиллиам встретился с правителями простолюдинов в регионе: он был свидетелем ужасов войны в Конкордии и желал предложить как альтернативу открытому конфликту, так и признание, которого они ждали. Были, конечно, те, кто чувствовал себя слишком гордыми для того, чтобы иметь дело с простым рыцарем из изгнанного дома, но Гвиллиам и Донахью были убедительны, а у большинства простолюдинов хватило здравого смысла принять их предложение.

Восшествие на престол Высокого Короля Дэвида не принесло каких-то перемен для обеих ветвей дома. Когда те, кто остался в Конкордии, подали прошение об окончании изгнания, король Дэвид не увидел каких-либо причин для того, чтобы отменять решение своих предшественников, и он чувствовал, что вопрос простолюдинов заслуживает большего внимания, чем проблемы давно угасшего благородного дома. В Амстердаме пример короля Дэвида стал доказательством того, что мечта сэра Гвиллиама о сотрудничестве возможна.

В 1980 году Гвиллиам укрепил свое положение до такой степени, что он мог безопасно просить короля Пиколетте из Королевства Цветов признать его право на Герцогство Тюльпанов. На частном совещании со своими ближайшими советниками, этот король пристально обсудил социальные беспорядки, которые бушевали в части его владений и которые и по сей день представляли проблему для Высокого Короля Конкордии. Затем он сравнил это с относительным миром, который установился в Герцогстве Тюльпанов, и который был, бесспорно, работой молодого Гвиллиама. В конце концов, Пиколетте проигнорировал протесты Традиционалистов своего двора и дал Гвиллиаму герцогский титул.

Пр ирода Дома Лиам

О Благом Дворе

Дом Лиам по своей природе придерживается преимущественно Благой ориентации, хотя большинство Китейнов считают изгнанных членов дома Лиам клятвопреступниками или того хуже. Многие Ши признают (приватно, разумеется), что представители этого дома обычно имеют чистое сердце и честный разум. Связующей нитью для этой группы изгнанников является приверженность делу защиты смертных, среди которых они живут. Эта приверженность плохо соответствует Неблагим склонностям к регулярному Опустошению и отношению к людям как к низшим существам.

Также, многие члены этого дома реагируют на презрение, с которым к ним относятся, впадая в противоположную крайность. Старцы Дома Лиам рекомендуют крайнюю разборчивость во всех ситуациях в надежде, что достаточно хорошее поведение приведет к возвращению в общество Китейнов. Естественно, что эти рекомендации не всегда соблюдаются. Однако те, кто склонен игнорировать мудрость старших, находят, что принесение клятвы верности другому дому более привлекательно, чем жизнь изгоев общества. Большинство тех Детей и Юношей, которые остаются в доме Лиам, делают так потому, что они, как и старцы, горят желанием защищать человечество.

Официальной позицией Дома Лиам, однако, является полное неприятие Неблагого Двора в своих рядах. Тех, кого уличают в принадлежности к этому двору, сразу лишают любых титулов и изгоняют из Дома, а то и того хуже. Ни один из членов этого Дома не желает давать другим Китейнам какой-либо повод относиться к дому Лиам хуже, чем они это делают, и наличие Неблагих членов в этом Доме — печальное напоминание о Неблагой стороне, которая есть у каждого Благого фэйри.

О Неблагом Дворе

Это не означает, что Дом Лиам полностью состоит из Благих фэйри, хотя многие и рады так заявлять. Дом в большинстве своем Благой и соотношение Неблагих к Благим намного ниже, чем в других домах. Однако аксиомой о природе Китейнов является то, что никто из фэйри не является полностью Благим или Неблагим, и то же самое верно для любого аспекта общества фей. Дом Лиам не так чист, как хочет выглядеть.

Большинство Неблагих в этом доме являются одиночками, которые работают индивидуально под угрозой раскрытия. Это обычно те, кто изначально был предан своей Благой природе, но обратился к Неблагому Двору по той или иной причине. Немногие остаются больше года; большинство возвращается к Благой натуре, или бегут из Дома в общество других Неблагих, или, что хуже всего, их разоблачают. Те, кого постигла эта судьба, редко выживают.

В то время как Благой аспект Дома Лиам поощряет благородство и достоинство отдельных смертных, не все из членов этого дома придерживаются убеждений, что индивидуальные нужды перевешивают великое благо. В политической философии смертных присутствует достаточно прецедентов в поддержку убеждения о том, что нужды общества должны быть приоритетными перед нуждами индивида. Один ученый в Гарвардском университете написал целую монографию на эту тему, заключив, что отдельными смертными можно жертвовать — даже с помощью Опустошения — если это необходимо, чтобы укрепить дом Лиам для вящего блага всех смертных.

Этот ученый в итоге встретил свой конец от оружия яростной группы рыцарей дома Лиам, но монографию распространили в виде ксерокопий и на дисках. Философия индивидуальной жертвы представлена в соблазнительно убедительной форме, апеллируя как к Неблагой стороне каждого фэйри, так и к логике; более суеверные считают, что эти монографии прокляты, и уничтожают любого, кто достаточно глуп, чтобы их открыть и прочесть.

Некоторые также видели, как Неблагие члены уверяли, что Банальность — особенный феномен смертных, и что благу дома послужит выделение некоторого времени на ее изучение. Эта позиция гласит, что неправильно слепо бояться и сражаться с тем, что является важной частью жизни смертных. Да, Банальность напрямую противоречит креативности смертных, но возможно, что напряжение между Грезой и Банальностью является одним из ключей к творчеству в целом.

Такие и подобные им аргументы приводят к небольшому, но стабильному потоку обращений к Неблагим наследиям. Это не обязательно создает мгновенный конфликт в доме; если бы Неблагие инстинкты были полностью чужды Лиам, таких обращений было бы куда меньше. Однако в долгосрочной перспективе разрыв между принявшими Неблагую сторону и их Благими товарищами становится слишком широким.

Помимо Неблагих, рассеянных там и тут по Дому Лиам, имеется также тайное общество, которое представляет основное Неблагое влияние в доме. Это общество, Полночные Лицедеи, возникло еще до изгнания. Имеются древние истории, в которых фигурируют Лицедеи, но эта группа считалась исчезнувшей задолго до нашего времени.

Наконец, на этот Дом почти полностью не распространяется влияние Теневого Двора. А то время как возможно объединить Неблагую натуру и идеалы Дома Лиам, с Теневым Двором это намного сложнее. Дом Лиам — не та культура, в которой предание себя порывам страстей, соблазнов и тьме несет какую-то пользу.

Об обществах

Полночные Лицедеи

Полночные Лицедеи столь же стары, как и сам дом Лиам. Сначала это была просто группа друзей, которые собрались посочувствовать друг другу о том, как тяжело быть Неблагим в преимущественно Благом дворе. «Полночные» было выбрано в насмешку над тем, что другие о них думали, а «Лицедеи» — из-за масок, которые им пришлось носить. После Изгнания они стали фокусом презрения к тому, кого многие считали глупцом, королю Лиаму, который привел свой же дом к краху.

Время прошло, и разочарованные члены вернулись в другие дома. На момент Возвращения Лицедеи вернулись в свое первоначальное состояние: небольшая группа друзей, которые собрались вместе для поддержки. Возвращение застало их столь же неподготовленными, как и остальной Дом, а во время Войны Соответствия Лицедеи так же не знали, чью сторону занять.

Они выполняют функцию, которую сами считают критически важной в наши дни, хотя остаток Дома с этим не согласен — для них они насмешники дома. Старец, который становится слишком эгоистичным и самоуверенным в своей политике, может проснуться утром, и обнаружить, что его новый бард поет пародии на его постановления; рыцарь дома Лиам, который игнорировал манеры при своем обучении, магически получит «свиту» из стаи химер, которые в преувеличенной форме подражают каждому его движению. Лицедеи заявляют, что это преподает важные уроки, и иногда они правы.

Барон Малькольм однажды принес могучую клятву мщения Лицедеям после того, как особо вредная группа издала от его имени ложный приказ, по которому его двору приказывалось хромать, чтобы они не позорили его. Не ясно, расстроился бы барон так же сильно, если бы его двор не поверил, что это правда, и не подчинился приказу.

В то время как Лицедеи в основном Ши, особой предвзятости к другими китам они не испытывают и в их рядах хватает паков, в частности. Также для членства не обязательно быть Неблагим; анархические взгляды привлекают всех с такой склонностью, и Благие члены неизбежно приходят к Неблагим методам.

Лидерство в Лицедеях устанавливается путем консенсуса, и те, кто пытался слишком цепляться за эту позицию, сами становились объектом насмешек Лицедеев. Однако, имеется тенденция к лидерам-ши — они имеют связи с Теневым Двором, хотя сами и не принадлежат к нему.

Рыцари-Храмовники

Название «Рыцари-Храмовники» иронично, так как хотя многие из них вельможи, а некоторые имеют статус рыцаря, рыцарственными их действия не назовешь. Рыцари считают себя секретной оперативной группой Дома Лиам, действующей в тайне и в поддержку собственной интерпретации Эшеата и законов дома. Фанатики и Традиционалисты до мозга костей, они сами определяют свои законы и конфликты.

В целом Дом Лиам достаточно мудр, чтобы избегать масштабных конфликтов с обществом фей. Рыцарями являются те Ши Дома, в основном Юноши и Дети, которые презирают ограничения, которые на них наклаждывает изгнания. Они являются тайной только в том плане, что сложно сказать, кто входит в эту организацию; об их существовании широко известно в Доме Лиам, и такую ситуацию предпочитают сами Рыцари. Они надеются в итоге раскрыться, когда их методы признают верными и правильными.

Типичная миссия Рыцаря-Храмовника включает внедрение в Двор, в котором плохо относятся к членам Дома Лиам. После наблюдений с целью убедиться, что цель выбрана верно, они пытаются наказать этот двор тем способом, который считают нужным. Рыцари скорее предпочитают прямые действия, чем остроумный и скрытый подход. В то время как, если нужно они встают на защиту смертных, они считают, что для этой задачи хватит и остальной части дома.

Текущим лидером Рыцарей является Сэр Джозеф. Сейчас на него оказывают большое давление, чтобы он разрешил членство кому-либо помимо Ши, но до сих пор он отказывался под предлогом, что защита чести Дома Лиам — слишком деликатный вопрос для любого, не обладающего врожденным чувством чести, присущим Ши. Это оказало немалое влияние на популярность Рыцарей.

Серые Монахи

Серые Монахи являются теми из Дома Лиам, кто наиболее страстно поддерживает идею того, что в человеческой религии присутствует Гламур. Монахи пытаются жить среди жрецов, мулл и сенсеев человеческих религий под видом истинно верующих (Некоторые реально верят, но это считается слишком глубоким погружением в предмет исследования). В большинстве они изучают католическую церковь, хотя Монахов слишком мало, чтобы выказывать какие-то явные предпочтения.

Первичной задачей Монахов является научиться извлекать Гламур из ритуалов и убеждений верующих. Если вы спросите Монаха, тот ответит, что и он и его общество преуспели в этой задаче. Если же изучить доказательства, то можно заявить, что обратное является верным. В то время, как никто из фэйри не отрицает, что смертные, вдохновленные религией, иногда создавали великие произведения искусства, лишь Монахи считают, что Гламур, созданный таким образом, неотличим от религии, и что конгрегации истинных верующих могут также производить Гламур.

Те, кто не принадлежит к дому Лиам и слышали о Монахах или встречались с ними, считает их безумцами. Самые строгие Ши домов Дугал и Гвидион заходят еще дальше и активно сражаются с ними, помня то преступление, за которое Дом Лиам изначально был изгнан. Монахи, будучи изначально обществом ученых, стараются избегать таких конфликтов; этому помогает то, что большинство фэйри по крайней мере нервничают при вхождении в церковь, в то время как у Монахов таких предубеждений нет.

Большинство Монахов живет в общинах истинных верующих или рядом с ними. Имеется большая группа Монахов в России, исследующая Русскую Православную Церковь, хотя в последние годы их число загадочно уменьшилось. Неудивительно, что другой цитаделью является Ватикан. Крупнейшая группа, не связанная с христианством, живет в Калькутте и изучает индуизм.

Некоторые Монахи установили связи с некоторым радикальными сектами Традиции Магов, известной как Небесный Хор, что отнюдь не поощряется старшими членами общества.

Эшеат

Право владения

Право Владения является древним правом, которое в современном мире приобрело статус опционального обычая. Дом Лиам, часто упрямый в своих попытках доказать, что он более чист и благороден, чем те, кто его изгнал, строго следует этим правилам. Имеется очень мало правителей дома Лиам, которые переносят неповиновение или неуважение.

Некоторые правители, не принадлежащие к Дому Лиам, требуют подчинения от его членов. Это вопрос гордости. Те же, кто был мудрее, которые приняли ученых Лиам в свои владения в качестве летописцев и библиотекарей, извлекли из этого преимущество.

Право мечты

Нет права, которое более важно для Дома Лиам, чем это; ни одно право не является более абсолютным. Если смертные перестанут мечтать, то Банальность уничтожит мир и фэйри станут лишь бледным воспоминанием о лучших временах; в глазах любого из членов Дома Лиам Опустошение- самое опасное действие, которое могут произвести фэйри.

Многие в этом доме верят, что Право Мечты распространяется не только на объявление Опустошения вне закона. Часто члена Дома Лиам, который является свидетелем Опустошения и не принимает меры по его предотвращению, обвиняют не только в нарушении законов Дома, но и в нарушении Эшеата. Молодые энтузиасты из числа вельмож Дома Лиам распространили эту точку зрения и на другие дома, что не прибавляет любви к этому дому.

Некоторые радикалы заявляют, что непредоставление творчески настроенному смертному среды для выражения Мечтаний может рассматриваться как нарушение этого права. В то время как не все придерживаются такой точки зрения, ее сторонники с яростным упорством ее защищают.

Право невежества

Разумеется, является важным не открывать существование Китейнов миру в целом; силы Банальности являются мощными, и много тех, кто уничтожит фэйри за то, что те видят как великое благо. Соответственно, в общении с теми, кто не принадлежит к Дому Лиам, Праву Невежества достается порция восхвалений и определенное уважение.

Однако во внутренних кругах дома, почти все соглашаются, что так называемое «право» всего лишь уловка — план, призванный удерживать смертных в неведении от опасностей, которые им угрожают. Это фальшивое право скорее всего вписал много лет назад какой-то член Неблагого Двора, и расплата неминуемо придет.

Право спасения

В то время как этот компонент Эшеата крайне важен, стоит оценить риски и последствия, прежде чем бросаться спасать, рискуя собой, какого-нибудь Китейна, впавшего в Банальность. Членов Дома Лиам учат спрашивать себя, почему кого-то поймали, прежде чем спасать его; если спасаемый стал жертвой собственной глупости или дурости, не стоит спасать его, если он не извлечет из этого урока. Более того, те, кто хорошо относится к своим Мечтателям и не мучают смертных, вряд ли останутся без источника Гламура.

На практике это отношение означает, что Право Спасения остается на усмотрение отдельного лица. Ни один правитель из Дома Лиам не назвал решения своих подданных на эту тему неправильными, за исключением редких исключительных случаев. Некоторые члены Дома Лиам спасают всех, кого смогут, так как для них это вопрос чести, но надеяться на это — не самая хорошая идея.

Право безопасного убежища

Это другое право, которое редко соблюдается в обществе фэйри, но упрямство дома Лиам привело к тому, что они строго поддерживают эту традицию. Ни одного фэйри не прогнали от фригольда, контролируемого Домом Лиам, если, конечно, он не нарушил Эшеат. В то время как гостеприимство может быть не первоклассным, ни один фригольд Лиам не откажет в основных обязательствах предоставления пищи и убежища. В случаях, когда это не позволяют ресурсы фригольда, считается нормальным просить о помощи других.

Недоброжелатели заявляют, что Дому Лиам просто соблюдать это право, учитывая, насколько редки их фригольды. В то время как с поверхностной точки зрения это правда, эта политика, тем не менее, является искренней.

Право на жизнь

Нет вопроса в том, правильно или нет убивать наших братьев и сестер; убийство фэйри нарушает Эшеат и должно быть соответственно наказано. Если проследить нити эффекта в паутине судьбы, то есть и те, кто приложил свою руку к предательству своего наследия путем хищнического отношения к смертным.

Учтите, что каждый мечтатель, чьи мечты уничтожило Опустошение — это мечататель, который больше не вносит свой вклад в здоровье и Гламур мира. Это влияет на всех фэйри и приближает гибель Грезы. Бесспорно то, что те, кто занимается Опустошением напрямую, заслуживают такого же наказания, как и убийцы.

Воспитание

Воспитание — это больная тема в Доме Лиам. Имеется слишком много благонамеренных вельмож, которые, если воспитанник при Благословении окажется принадлежащим к Дому Лиам, склонны похитить этого ребенка в совсем другой Дом для «его же блага». Эта практика губительно для самой сути Дома Лиам, и никто из представителей других Домов не высказался против нее.

В конце концов, нет ничего более приятного, как смотреть, как какая-нибудь заносчивая леди из дома Гвидион понимает, что многообещающее Дитя, за которым она с таким восторгом наблюдало, привязано к изгнанникам Дома Лиам. Более того, если кто-то из Дома Лиам присутствует на ритуале Фиор-Рей, это позволяет предотвратить любое потенциальное похищение — эту роль с особой радостью берут на себя члены Рыцарей-Храмовников.

В целом, однако, Дом Лиам предпочитает тщательно отслеживать своих детей и использует метод усыновления: целенаправленно помещает тех, кто не прошел Танец Грезы в семьи, за которыми они могут пристально наблюдать, и готовится принять новых Детей на обучение в Дом Лиам. В отличие от других, практикующих такой подход, Дом Лиам не волнует положение смертной семьи; их больше интересует то, чтобы ребенка растили добрые и мудрые родители. Предпочтительными являются хорошие семьи низшего или среднего класса, чтобы у ребенка не возникало чувства превосходства.

Прочие Дома

Дугал

Чертовы идеалисты. И все считают дом Гвидион чопорными? Да Дугал дадут им сто очков вперед. У Дугал на все есть оправдание: «Мы идеалисты, вот и все. Нельзя же обвинять фэйри в излишнем идеализме?». Ну, если их идеалы не включат вас, то можно.

Дом Лиам старается иметь возможно меньше общего с Домом Дугал. По мнению Лиам, когда член Дома Дугал сталкивается с несовершенством, он сворачивается в клубок и хныкает, а Лиам каждый день борется с несовершенством и несправедливостью этого мира. Фактически, Дугал — единственный Дом, в отношении которого Лиам чувствуют свое превосходство.

Если ученый из Дома Лиам хочет быть объективным, он скажет, что у Дома Дугал есть все причины ощущать такое же превосходство по отношению к несовершенным изгнанникам Дома Лиам. Таким образом, члены Дома Дугал тоже нечасто имеют дело с членами Дома Лиам. Результатом является высокомерный нейтралитет между двумя Домами, который не хочет нарушать ни одна из сторон.

Эйлунд

Когда я был юношей, у меня был роман с колдуньей из дома Эйлунд. Это казалось очень естественным; никто не любил меня из-за моего дома, и все то же самое говорили о Доме Эйлунд. Что же, я получил свой урок. Отличие между нами и ними в том, что в их случае их репутация заслужена.

Редко когда у члена Дома Лиам есть что хорошее сказать в Адрес Эйлунд. Дом Тайн является всем, что презирают Лиам: предательский, заносчивый и интересующийся паранормальными вопросами больше, чем проблемами смертных. Кроме того, Лиам считают Эйлунд самым Неблагим из пяти великих домов, так что его репутация изначально испорчена.

Однако, к сожалению для Лиам, у Дома Эйлунд есть повод с ними связываться. К примеру, ученый из Дома Эйлунд нуждается в какой-нибудь информации из записей Дома Лиам и добывает ее любым необходимым скрытным способом. Более того, члены дома Эйлунд нашли, что из Дома Лиам получаются великолепные козлы отпущения, если секретные планы проваливаются — что случается довольно часто.

Фиона

Ну да, в теории у нас много общего с этими дебютантами из Дома Фиона. Я слышал слухи о том, что мы тайные союзники. Но отметьте, что они нечасто вспоминают о бедных смертных после того, как их мелкие любовные интрижки заканчиваются, не так ли?

Смертные — не питомцы, и романтичные кавалеры из Дома Фиона забывают об этом слишком часто для вкусов Дома Лиам. Считается, что у Дома Фиона большой потенциал, но он будет потрачен впустую, если члены этого Дома не будут принимать ответственность за свои действия. В то время как простолюдины могут любить их, всегда важно помнить, что ваш лорд из Дома Фиона может завтра переключить внимание на другой табор, так что готовьтесь к худшему — и Дом Лиам будет рад напомнить вам об этом, если понадобится.

Разумеется, есть здесь какая-то нотка зависти. Ужасно нечестно, что в то время как Лорда Лиама изгнали за его любовь к смертным, над Леди Фионой просто посмеялись. Большой разницы между двумя случаями нет.

Гвидион

Единственные наши друзья среди других домов принадлежат к Дому Гвидион, что иронично, так как именно они нас и изгнали. Жаль, что они так чертовски заносчивы по этому поводу, а то мы бы преподали им пару уроков об истинном благородстве и обязательствах, которое оно налагает.

Дом Гвидион постоянно следует по тонкой линии между добротой и снисхождением. Есть много историй о рыцаре дома Гвидион, который вставал между какой-нибудь леди из Дома Эйлунд и подвергнутым наказанию рыцарем из Дома Лиам, и все члены Дома Лиам выражают за это должную благодарность. Но есть и другие назидательные истории, в которых тот же рыцарь из Дома Гвидион как не в чем не бывало, идет охотиться на смертных, которых защищал наказуемый — никто не забывает и об этом.

Китейны Дома Гвидион благородны, и они относятся к Дому Лиам намного лучше, чем другие вельможи. Следует помнить, что они не понимают истинную важность защиты смертных, и что лорд из Дома Гвидион стал причиной изгнания Дома Лиам.

Прочие киты

Богганы

Меня воспитывал богган. Не удивляйтесь, такое случается, наш Дом слишком мал и сложно найти кого то, у кого есть достаточно времени и навыков, чтобы воспитать Дитя. В любом случае, моя воспитательница была добрейшим Китейном, какого я когда-либо знал, и я не потерплю ни одного дурного слова в адрес ее рода. Понятно?

Можно много говорить о благородстве троллей, но благородство богганов особого рода: тихое, спокойное благородство тех, кто понимает призыв о помощи от тех, кто слабее, чем они сами. Богганы делают свои дела, и не думают, что сильнее — значит главнее. Покажи им, что ты понимаешь их образ жизни, и они станут твоими друзьями.

Богганы хорошо представлены в Доме Лиам. Не каждый богган распространяет свои защитные инстинкты на смертных, но это не такая уж и натяжка, и многие из богганов, которые распивали чашечку чая с каким-то несчастным потерянными бедолагой, сильно удивлялись, узнав, что их идеи разделяет какой-то заносчивый Ши — а может быть, и не такой и заносчивый?

Эшу

Эшу — хороший народ. Не такие преданные делу, как хотелось бы; эшу никогда не задерживаются достаточно долго, чтобы помочь мечтателю в беде. Но они обычно имеют добрые намерения.

Из них получаются хорошие компаньоны: эшу умны и знают массу интересных вещей. Несомненно, они наиболее схожи с Ши в элегантности и грации. Однако, их натура призывает их странствовать. Эшу, который способен задержаться на одном месте, принесет пользу любому двору, но это уже не будет эшу.

Несмотря на их ненадежность, многие эшу присоединились к Дому Лиам. Их натура рассказчиков историй хорошо соответствует ученой натуре Дома.

Нокеры

Нокеры-как розы… нет, нет, дослушайте до конца. Нокеры — как розы, только без красивых лепестков. Я понял, что чем меньше их трогаешь, тем меньше колешься.

В то время, как нокеры занимают свое законное место в среде Китейнов, они редко стыкуются с Домом Лиам. Ценность их креативности бесспорна, но для Дома, который старается раскрыть полный потенциал творчества, крайне сложно общаться к теми, кто не признает, что они создали совершенное творение. Более того, нокеры склонны кртиковать работы других, что не является продуктивным, когда пробуждаешь творческое начало в смертных.

Мало нокеров вступают в Дом Лиам; они находят этот дом слишком идеалистичным. Ни один нокер не хочет жить с головой в облаках. Со стороны Дома Лиам, неловкость, которую его члены чувствуют в присутствии нокеров, возрастает десятикратно в отношении тех нокеров, что вступают в Дом.

Паки

Они обманчивые, ускользающие, предательские маленькие гады в лучшем случае, вот что я скажу. Проблема в том, что в то же время они добрые, теплые, понимающие и щедрые компаньоны. Паки — реальный парадокс. И если постоянно помнить, с чем имеешь дело, они не так и плохи.

Если бы паки не были столь хорошими слушателями, они были бы полным раздражителем. Понятно, что сложно доверять кому то, кто не может быть откровенен с тобой и не может сказать тебе правду. Дом Лиам рухнул бы, если бы его члены не могли доверять друг другу. Однако паки имеют редкий талант утешать пострадавших смертных или подменышей. Вы доверяете им, даже если не должны. Этот парадокс разрешить нельзя, и с ним приходится жить.

Паки часто встречаются в доме Лиам. Обычно они чужаки в этой группе чужаков; большинство паков, принесших клятву Дому, привели Ши, которые научились доверять конкретному паку.

Красные шапки

Гммм… Мало что могу сказать он них, кроме того, что они одна мелочь: их душонки мелочь, их воображение мелочь, их раскосые глазки-бусинки — мелочь. Единственное, что у них есть большое — это их аппетит. Они — скверная карикатура на весь наш род.

Красные шапки — жестокие, злобные создания. Возможно, не их вина в том, что они таковы; они не такие, как слуаги, которые достаточно умны, чтобы сознательно отречься от своей натуры, если бы они хотели. Однако что хорошего можно сказать об отбросах фейского рода? Лучше бы, если бы их не существовало.

В Доме Лиам меньше красных шапок, чем каких-либо других китов, что не удивительно. Те редкие личности, что принесли клятву, почти всегда кончают свои дни бродягами, неспособными найти себе приют в любом фригольде или дворе. Презрение — слишком тяжелая ноша.

Сатиры

Сатиры прекрасны для того, чтобы хорошо провести время и весело посмеяться, а то и получить другие удовольствия. Дай им титул и они задерут свой нос так же высоко, как и любой другой вельможа, конечно, но простолюдины рады игнорировать это проклятое изгнание. Просто неразумно рассчитывать на них в каких-либо делах, помимо физических.

Фривольность сатиров — почти столь же легендарна, как и у паков. Они — прекрасная компания, когда надо отвлечься от усталости, вызванной заботами Дома Лиам, и, что менее известно — прекрасные собеседники.

Слуаги

Секреты, всегда секреты. Но что пользы в знании, если оно не записано на пользу другим? Но что это я — какой тут альтруизм у этих Неблагих скользких тварей…

Никто не доверяет слуагам. Они полезны, да; иногда обладают интересной информацией, да; но не в коем случае не заслуживают доверия. Эти маленькие проныры знают все, но их информация имеет свою цену, а Дом Лиам слишком хорошо знает о цене.

Достаточно слуагов присоединилось к Дому Лиам и значительно легче переносят это, чем красные шапки, если это удачное сравнение. Они чаще занимаются научными делами дома, поскольку это соответствует их естественному призванию и держит их подальше от презирающих взглядов.

Тролли

Лучших воинов не найти. Ну да, они не всегда умницы, но если вбил в их голову идею, она засядет там надолго. Они и не слишком нежны. Но нам тоже приходится воевать, и без троллей это получалось бы намного хуже.

Тролли благородны и храбры, как соколы; Дом Лиам всегда был активным сторонником троллей. В то время как у них хватает странных идей по поводу их истории, это не мешает им обладать храбростью, благородством и другими качествами, которые можно ожидать от сильнейшего из китов. Те тролли, которые считают Дом Лиам клятвопреступниками, опасны и их следует избегать, разумеется, так как благородство — обоюдоострый меч, хотя вины троллей в том, что их ввели в заблуждение другие дома, нет.

В Доме Лиам не так уж много троллей. Средний тролль знает о доле изгоя столько же, сколько и любой из Дома Лиам, но они справляются с этим по-другому. И, как кит, очень заинтересованный в вопросах чести, тролли с наибольшей вероятностью примут изгнание Дома Лиам как вопрос, не заслуживающий обсуждения.

Простолюдины и Дом Лиам

Дом Лиам охотно принимает простолюдинов в свои ряды. Парадоксально, но при этом из всех Домов именно в Лиам наименьшее число простолюдинов. В то время как чистосердечно разделять общую идею — это одно, найти простолюдина, который соответствует высоким стандартами Дома Лиам — это совсем другое, что еще более усложняет то, что не так много простолюдинов в принципе хочет вступать в Дом Лиам. Родиться в Доме Лиам — это одно; выбрать принесение клятвы дому-изгою — совсем другое.

Лиам также не так легко принимают клятвы. Любой, кто желает присоединиться к дому, простолюдин или нет, сначала должен убедить самого высокопоставленного вельможу желаемой общины во время особого собрания, известного как Совет Единения. Эти обсуждения проводятся открыто, в присутствии всех членов Дома Лиам. В то время как председательствующий вельможа направляет и руководит заседанием, вопросы будущему члену Дома имеют право задавать все присутствующие. Кандидат должен показать свидетельство своих прошлых склонностей: Независимая работа в области, сходной с характером Дома, является крайне полезной. Любые признаки неоднозначных моральных убеждений несут риск, так что больше прошений отвергают, чем принимают.

Как только просящего принял Совет Единения, у него есть время до следующего солнцестояния жить среди членов дома Лиам и во всем действовать как член дома. Нет ничего позорного в том, чтобы изменить свое мнение за этот период; Дети и Юноши в это время зло подшучивают над просителем, в то время как вельможи закрывают на это глаза, рассматривая подшучивание как еще одно испытание серьезности намерений просителя.

Клятву Единения приносят на следующее солнцестояние. Правилом является не принимать Клятву Единения у подменышей, у которых прошло меньше года с момента достижения возраста Юноши. Этот вопрос горячо обсуждается в доме и пять лет назад было принять решение принимать всех вне зависимости от возраста. Герцогство Тюльпанов выступает за отмену этого требования.

К тем, кто заслужил признание и принес Клятву Единения, относятся так же, как и к другим членом дома. В некоторых случаях заслужить членство в Доме считается более почетным, чем быть рожденным его членом.

Клятва Долга

Пусть свет Солнца опалит мою кожу,

Пусть свет Луны принесет мне страх,

Пусть пища Земли принесет мне голод,

Пусть воды Жизни обожгут мне горло,

Если я собьюсь с моего пути,

Если я забуду о заботах Грезы,

Если я ослепну к нуждам моих подопечных,

Если я отрину чистоту моего долга.

Это первая и самая священная клятва Дома Лиам. Все члены приносят ее, так как в ней выражены основы законов и убеждений Дома. Без нее мало что будет объединять его.

Ключом к пониманию Клятвы Долга является то, что она добровольна. Дом Лиам не заставляет приносить ее тех Детей и Юношей, которые этого не желают. Добрая толика любого воспитания посвящена разъяснению клятвы и объяснению воспитаннику, что только от него зависит, принести клятву или нет. Без выбора клятва бессмысленна.

Первый катрен — не просто список наказаний для тех, кто нарушит клятву. Дом Лиам рассматривает дол как основу своей жизни. Без долга, без желания следовать примеру самого Лорда Лиама, жертва, которую принес он и его Дом, становится бессмысленной. Жизнь — это служение, и первый катрен отражает этот постулат.

Второй катрен укрепляет и расширяет значение долга. Этот дом возвел концепцию «благородство обязывает» в энную степень. Как вельможи, они обязаны защищать тех, кто нуждается в защите. Этот чистый принцип является ключевым в моральном кодексе Дома Лиам.

Клятва Долга приносится в конце церемонии Благословения, обычно тому Китейну, который воспитывал подменыша, приносящего клятву. С этим не связано больших церемоний, так как клятва считается приватной. Те, кто пришли в Дом со стороны, приносят эту клятву после того, как они принесли Клятву Единения (также приватно) свидетелю из Дома Лиам на свой выбор. Связь между клянущимся и свидетелем подобна братской.

Клятва Единения

Я стою перед вами нагой, не связанный узами крови или чести,

Не связанный сомнениями или нерешительностью, я стою перед вами неприкрытый.

Я смиренно прошу Дом Лиам облачить меня, по манере этого дома;

Так, как это принято. Я молю вас даровать мне это благо.

Я клянусь, что приму узы Дома Лиам, так как они не тягостны;

Нет тягости в том, чтобы защищать других. Я клянусь, что приму их с радостью.

Я надеюсь, что увяну, если не справлюсь со своим долгом, как роза без воды;

Как жизнь без значения; Так как моя жизнь связана с домой.

Первая священная клятва Дома Лиам предназначена для тех, кто не был рожден в этом доме. В некотором роде это перерождение, и сопровождается соответствующим ритуалом.

Подменыш, приносящий клятву, предстает перед свидетелем нагим. Он должен приносить клятву с закрытыми глазами, полагаясь на то, что свидетель слышит его и принимает его слова. Если свидетель верит искренности просителя, он надевает на приносящего клятву белое одеяние, символизирующее пеленки младенца.

Клятва Единения имеет большой символический и магический смысл и подкреплена воздействием Гламура. Ее нарушение может привести к болезни и буквальному увязанию, если Китейн, приносящий клятву, не слишком банален. Банальность дает нарушителю защиту от негативного воздействия.

Галлейны и Расточители

Дом Лиам накопил достаточно информации о Галлейнах; с учетом времени, которое его члены проводят вне нормального общества Китейнов, это не удивительно. Как лучшие летописцы общества фей, Лиам собрали впечатляющую библиотеку информации, хотя детали записей разнятся от королевства к королевству.

Ниже приведены наиболее распространенные фрагменты знаний, убеждений и фольклора дома Лиам.

Вампиры

Сородичи, как они называют сами себя, не являются простыми противниками. По отдельности они слишком могучи, чтобы вступать с ними в открытое сражение, и их политическое влияние среди смертных также велико, однако можно вдохновить жителей конкретной местности защищаться от этих ночных хищников. Более того, так как их политическая раздробленность не уступает таковой фэйри, ими относительно легко манипулировать.

Самой важной с точки зрения дома Лиам фракцией вампиров являются Тореадор. Они кормятся смертными подопечными Дома Лиам способом, который так же разрушителен для физического тела, как Опустошение для души, а в некоторых случаях, намного хуже. К счастью, они особенно подвержены действию красоты Ши, которая затуманивает их разум.

Следует также опасаться Носферату, которые, по слухам, заключают союзы со слуагами. Имелось несколько разрозненных контактов с этим родом в поисках знаний, и Носферату произвели впечатление честных, хоть и скользких.

Наконец, есть род под названием Шабаш, который темнее самых темных тварей Теневого Двора — их следует избегать любой ценой. Они более злы, чем химеры из детских кошмаров, и они охотятся не по необходимости, а из извращенной радости, которую доставляет им причинение боли. Если им можно противостоять безопасно, это надо сделать — но будьте осторожны, они живут стаями.

Оборотни

Оборотни — печальный пример отклонения от истинной линии фей. Ученые Лиам предполагают, что страсти, которые заставили оборотней посвятить себя защите Земли, могут быть схожи по своей природе с теми, что привели Лиам к защите смертных. Несколько очень преданных идее исследователей пытались жить в их стаях в надежде узнать больше о них — результаты были разными.

Изоляционизм оборотней не дал Дому Лиам узнать больше об их культуре. Так как те оборотни, которые активно охотятся на людей, кажется, выбирают своими целями тех, кто порождает наибольшее количество Банальности — крупные корпорации и тому подобное — нет такой большой необходимости противостоять им. Другими словами, отношения с ними можно охарактеризовать как осторожный мир.

Дом Лиам часто оказывался «лицом к морде» с племенем оборотней, известным как Костегрызы. Костегрызы являются для других оборотней тем, чем Дом Лиам является для других Китейнов, и потому они часто обитают близ городских фригольдов Дома Лиам. Эта близость приводит к частым союзам и конфликтам.

Герцогство Гвиллиама сотрудничает с Костегрызами Амстердама, что является взаимовыгодным как для подменышей, так и для оборотней. Костегрызы, которых много в Амстердаме, пускают Китейнов в некоторые из своих каэрнов, которые функционируют по схожему с фригольдами принципу. Взамен, Гвиллиам и его Ши используют свою харизму и влияние, чтобы сделать так, чтобы городские законы были максимально выгодны для Костегрызов. В будущем возможно дальнейшее сотрудничество.

Маги

Маги — это люди, которые узнали, что мир не Банален, и решили изучить его истинную природу. К сожалению, они не проявляют достаточного уважения к Китейнам, и таким образом, их рекомендуется избегать. Их интересы в делах смертных редко пересекаются с таковыми Дома Лиам.

Если маг просит у вас помощи, «нет» — всегда безопасный ответ, отвечать «да» можно крайне редко. Некоторые маги рассматривают фей как объекты исследований, или, что еще хуже, магических экспериментов. Некоторые, и хорошо, что таких магов очень мало, заявляют, что они пытаются вернуть в мир чудо и Гламур. В то время как это благородная и достойная цель, их методы и планы крайне непродуманны в плане безопасности, и другие маги испытывают к ним невообразимую ненависть. Заключать с ними союзы более рискованно, чем соглашаться стать подопытным кроликом в экспериментах других магов.

Известно, что многие крайне банальные ученые думают о себе как о магах, по плохо понятным причинам. Полезно знать, что некоторые ученые имеют доступ к ресурсам, которыми обычно располагают только богатые и политически влиятельные лица; этот вопрос следует изучить более подробно, хотя это крайне рискованно. Многие из этого рода усовершенствовали научные методы поиска Китейнов и очень хорошо осведомлены об их присутствии в мире.

Наиболее часто Дом Лиам встречался с организацией, известной как Говорящие с Грезами; эта организация хорошо осведомлена о присутствии подменышей в мире и не несет Китейнам зла. Однако, Дом Лиам в целом более заинтересован в сотрудничестве с Культом Экстаза. Хотя их методы и подозрительны, Культ Экстаза в целом так же заинтересован в пробуждении творческого начала в смертных, как и любой Китейн Дома Лиам. За исключением Серых Монахов, Дом Лиам очень опасается Небесного Хора, так как в отношении Китейнов они продолжают дело Инквизиции.

Призраки

Отсутствуют реальные свидетельства неупокоенных духов, и есть подозрения, что то, что смертные называют полтергейстами или призраками — всего лишь розыгрыш какого-либо пака или слуага. В самом деле, слуаги выглядят очень похоже на то, что обычно рассказывают о внешности призраков. Нет ни одного свидетельства того, чтобы призраками становились подменыши.

Дети в Доме рассказывают много историй о призраках, как и Дети из других домов, и как и другие, мы не очень склонны к ним прислушиваться.

Нуннехи

Подменыши, являющиеся коренными жителями Северной Америки, имеют свои причины для своих обычаев и нравов. Однако, хотя Дом Лиам должен уважать их (так же, как он требует уважения к себе даже от тех, кто не понимает их), беспричинная ненависть, которую нуннехи испытывают к европейским Китейнам, должна быть встречена со стойкой осторожностью. Если необходимо, не следует уклоняться от открытого конфликта. Будьте осторожны, когда путешествуете в их землях, так как это опасно.

Кажется, этим фэйри не требуются смертные как источник Гламура, что является и многообещающим, и волнующим одновременно. Если бы они могли научить других своему трюку, это могло бы сократить число Опустошений, хотя имеется слишком много тех, кто Опустошает из удовольствия, а не из-за необходимости. Однако, возможно, что в этом трюке есть какой-то подвох; если бы это было легко, Дом Лиам бы уже обнаружил этот трюк, что говорит о высокой цене, которую заплатили Нуннехи.

Внутренняя политика

Определяющим конфликтом в текущей политике Дома Лиам является текущая холодная война между молодым герцогом Гвиллиамом, его Двором Тюльпанов и европейскими фэйри под его руководством, с одной стороны, и неожиданно объединенным фронтом титулованных вельмож дома Лиам в Конкордии с другой.

Герцог Гвиллиам является источником слухов о союзе между Домом Лиам и Домом Фиона. Не желая принять многовековое презрение к целому дому, он тихо вступил в переговоры с тремя королевами из Дома Фиона в Новом Свете. На данный момент усилия Гвиллиама привели к незначительным альянсам, но это еще не переросло ни во что, что кто-либо из Дома Фиона открыто признает. Гвиллиам понимает, что попытка использовать достигнутый прогресс как инструмент в установлении общественных отношений будет контр-продуктивной. Он сам приложил ряд усилий к тому, чтобы опровергнуть эти слухи, так что он сможет сохранить милость дома Фиона — если эти усилия окажутся успешными, он начнет переговоры с влиятельными придворными других домов.

Успех переговоров с Домом Фиона заставил Гвиллиама попытаться восстановить пути сообщения внутри своего собственного Дома, закрытые с момента раскола. С 1995 года он направлял своих верных советников в Конкордию с целью пропаганды необходимости защиты своих прав. Этот незаметный акт направлен на других членов Дома Лиам, а не на попытку убедить другие Дома, что Дом Лиам заслуживает прощения: герцог Гвиллиам не верит в попрошайничество как метод. Он думает, что Дом сможет достаточно хорошо существовать, имея собственную территорию и игнорируя весь этот вопрос с изгнанием.

Вельможи Лиам в Конкордии рассматривают людей герцога как агитаторов: баронесса Грейсван, которая сменила барона Малькольма как-де-факто лидер фракции в Конкордии, когда тот скончался в 1989 году, приказала арестовывать и изгонять из Конкордии всех людей Гвиллиама. Ирония этого изгнания в изгнании не осталась незамеченной.

Гвиллиам больше ведет дела с Расточителями, чем среднестатистический Китейн, как говорилось выше. Его гибкость сослужила ему хорошую пользу в нахождении ключей к сердцам и разумам жителей Конкордии; он имеет доступ к информации, которую никогда не получат его соперники и враги. В настоящий момент Гвиллиам получил информацию о потенциальной катастрофе при дворе Высокого Короля, и не знает, как лучше ее использовать. Скорее всего, он останется в стороне, пытаясь получить выгоду из создавшегося хаоса.

Баронесса Грейсван менее ограничена цепями традиций, чем ее отец, и более настроена идти на компромисс ради достижения своих целей. Она является опасным врагом. Однако, ее цели являются теми, что вложил в нее ее отец перед своей смертью. В той же мере, что и он, она скорее желает стабильности, чем каких-либо реальных изменений в статусе дома.

Однако она гораздо лучше своего отца добивается поддержки и заключает альянсы, и в то время как барон Крэйн рассматривался как возможный следующий лидер Дома Лиам в Конкордии, он уступил этот пост Грейсван в 1992 году. Баронесса за последующие пять лет укрепила свою власть в Доме и добилась поста советника Высокого Короля Дэвида.

С точки зрения Гвиллиама, Традиционалисты баронессы Грейсван слишком охотно подчиняются диктату двора Высокого Короля Дэвида. Дэвид является хорошим правителем, но у него слишком много проблем, чтобы серьезно уделить время пересмотру вопроса об изгнании Дома Лиам. Более того, исходя из информации, которую он имеет по этому изгнанию, он не видит причин для пересмотра вопроса.

Если баронесса Грейсван и ее сторонники будут продвигать рассмотрение этой проблемы, возможно, что король Дэвид уделит им время. Наградой за конформизм была медленно улучшающаяся репутация дома, по крайней мере в среде более космополитичных Китейнов. Однако десятилетия правления и относительная безопасность текущего положения Дома Лиам в Конкордии делает маловероятным то, что Грейсван когда-нибудь найдет «нужное время» для того, чтобы обсудить этот вопрос с Дэвидом.

Таким образом, Дом Лиам, по крайней мере в глазах короля Дэвида, выполняет две важные функции: во-первых, его члены служат учеными и библиотекарями, хотя чаще второе, так как научные исследования Дома считаются очень предвзятыми. В качестве библиотекарей они предоставляют документы и записи, столь необходимые для общества фей, чтобы сохранить какое-то чувство преемственности после Раскола.

Во-вторых, то мастерство, с которым Дом Лиам пробуждает творческое начало в смертных, было замечено; король Дэвид и его вельможи используют Дом как инструмент для возвращения под свою руку зачумленных Банальностью регионов. По совету Королевы Маб Дэвид издал указ, позволяющий членам Дома Лиам при определенных условиях получать ненаследуемые титулы. Большинство этих титулов ушли тем, кто желал работать в тех регионах; по плану короля эти титулы позднее перейдут в более уважаемые руки, когда скончаются те, кто их захватил.

Эта практика приводит Гвиллиама в ярость, но вельможи из Дома Лиам в Конкордии не прислушиваются к его аргументам. Они заявляют, что это шаг к уважению, и что при помощи таких шагов будет достигнуто полное признание. И очевидно, что в чем-то они правы. Поколение Детей и Юношей узнает, что правители из Дома Лиам могут быть сильными и справедливыми лидерами, и это урок уважения.

Объективный наблюдатель может спросить: во времена неуверенности может ли Дом Лиам позволить себе роскошь терпеливых, уверенных мер? Поскольку никто не может назвать себя полностью объективным, честный ответ на этот вопрос получить невозможно. Лишь время покажет, кто был прав.

Знаменитые представители Дома

Эллен Ринсон

Эллен «Кошка» Ринсон является одной из тех бывших простолюдинов, которых приводят как образец того, почему Дом Лиам охотно принимает простолюдинов в свои ряды. Она прошла Благословение во время учебы в колледже, превратившись из робкой студентки факультета журналистики в талантливого фотографа-эшу. Вскоре после выпуска она отправилась путешествовать и менять мир. Вскоре она обнаружила благородство в историях Дома Лиам и с гордостью присоединилась к этому дому.

Сейчас она работает над коллекцией фотографий разрушенных семей — забитых детей, избитых жен и прочих надругательств над человеческим духом. Ее прошлые книги были беспрерывным исследованием темной стороны человечества. Больше всего Кошка хочет добиться того, чтобы люди не могли игнорировать боль и страдание мира.

К сожалению, это не есть коммерчески успешный проект, и хотя Кошка талантлива, она не так преуспела в убеждении жителей американской глубинки покупать ее депрессивные книги дл кофейного столика. И она слишком упряма, чтобы меняться. Если она может найти членов Дома, которые приютят ее на ночь-другую в ее путешествиях, она продолжает собирать свои истории и фотографии.

Многие, с кем она встречалась, как из числа Китейнов, так и из числа смертных, говорят о ее сильной натуре, полной веселья и жизни. Она скора на гнев, когда видит несправедливость — что навлекает на нее проблемы намного чаще, чем хотелось бы. Ее искусство намного более мощное оружие в борьбе с несправедливостью, чем ее кулаки, но она не всегда думает, прежде чем действовать.

Арлекин

Крайне эгоцентрично называть себя в честь архетипа, и все (включая его самого) знают об этом. Но Арлекину все равно. Он считает, что невежливо показывать на него пальцем; и в конце концов, какой Ши переносит непочтительность? Уж явно не он; и уж конечно, те, что смешивают его доброе имя с грязью, сами заслуживают стать жертвами насмешек…

Он хочет стать сердцем и душой Полуночных Лицедеев и верит, что экстравагантность и шарм — лучшие способы достигнуть этой цели. Он не виноват в том, что немногие принимают его всерьез, но это все еще его уязвляет. Таким образом, он вынужден совершать все более дикие поступки с целью избавиться от этой репутации, но они, разумеется, еще сильнее укрепляют ее.

Иронический результат этого в том, что Арлекина лучше знают (и боятся) вне Дома, чем в нем. В Королевстве Конкордия прошел слух, что он лидер Лицедеев и что Клинок Бельтайна назначил существенную награду за его голову. Арлекину эти слухи по душе — они стимулируют его на еще более дикое поведение.

Его мать, графиня Джанкотта, очень волнуется за своего сына. Некоторое время назад он перестал ее слушаться, а ее влияние в королевстве Конкордии ограничено, так как она принадлежит ко двору герцога Гвиллиама. Графиня вскоре может попытаться привлечь других к ее усилиям обуздать Арлекина.

Граф Донахью

Граф, худой как палка и обладающий языком столь же острым, как и клинок его рапиры, является основным представителем эры Двора Тюльпанов. Он не является основным советником герцога Гвиллиама; его сарказм и отталкивающий характер делают его слишком «колючим» для этой роли. Однако герцог прислушивается к его словам.

Его история объясняет, почему он один среди титулованных вельмож Конкордии смог увидеть потенциал в действиях герцога Гвиллиама. Во время возвращения у графа был ограниченный выбор по поводу того, какое смертное тело занять. Он выбрал ирландского уличного бандита в Бостоне. Уколы вины, которую он чувствует за совершенное преступления, являются причиной его сарказма; хотя никто не понимает это, клинок его остроумия ранит и его самого, а не только его цели.

Донахью нашел один из лучших фригольдов Бостона и защищал его от посягательств Дома Эйлунд путем союза с местными простолюдинами и при помощи своего военного таланта. Однако, когда он принял решение присоединиться к Гвиллиаму в Европе, фригольд остался в руках других; они не смогли поддерживать присущий Донахью баланс дипломатии и военного навыка, и фригольд оказался в руках дома Эйлунд. Это еще один повод вины для графа.

За это и за его ценность для Гвиллиама Лиам Конкордии озлоблены на графа почти так же сильно, как и на самого герцога Гвиллиама. Донахью очень нравится дразнить своих противников и специально вызывать нелюбовь к себе. Он заявляет, что это отвлечет их от важных проблем, хотя те, кто знают его близко, понимают истинную причину этого.

Граф, скорее всего, является самым высокопоставленным вельможей амстердамской ветви дома в Конкордии, так как он является своего рода неофициальным послом. Хотя сейчас он редко прибегает к своим дипломатическим навыкам, его знание протокола и отточенный талант к наблюдению позволили ему получить союзников при дворе короля Дэвида. Донахью путешествует почти столь же непредсказуемо, как и любой эшу, и его можно застать в самых невероятных местах.

Сэр Элэйн

Элэйн настаивает на этом титуле. Она является членом двора баронессы Грейсван, и для нее поводом гордости является то, что при дворе, склоняющемся к традициям, она достигла положения лидера рыцарей. Хотя сэр Николас все еще является капитаном гвардии и занимал этот пост со времен правления барона Малькольма, он все ближе приближается к возрасту Старца и скоро уйдет в отставку. Элэйн является его преемником.

Она высокая, даже по меркам Ши. Одним из лучших способов вызвать вспышку его печально известного темперамента является слух, что среди ее предков были тролли. Те, кто вызывает гнев Элэйн, распространяя слухи или обижая ее подопечных, вскоре узнают о ее навыках обращения с длинным мечом. Когда ее гнев стихает, она возвращается в свое обычное тихое состояние; ее привычная тишина заставляет неосторожных и незнающих предположить, что высокая воительница не столь наблюдательна, как опасна.

По особому разрешению баронессы Элэйн может проводить два месяца каждый год, странствуя по Конкордии, чтобы утолить свою жажду правосудия. Она известна как одна из самых яростных защитников человечества. Она часто находит талантливого смертного, который по какой-либо причине не мог полностью раскрыть свой талант.

Сэр Элэйн никогда не связывалась с какой-либо неформальной группой или тайным обществом Дома. В настоящий момент ее единственная принадлежность — принадлежность ко двору баронессы. Престиж и навыки Элэйн делают ее желанной целью для вербовки; Рыцари-Храмовники были бы очень рады видеть ее меч на службе своего дела. Однако Элэйн известно об их махинациях больше, чем они думают.

В тех редких случаях, когда она одевается в придворный наряд, а не в доспехи для службы, ее улыбка столь же драгоценна, как легендарные розы Аркадии. Придворные сплетники уже заключают большое количество пари на то, когда она влюбится, и кто же окажется этим счастливчиком или счастливицей.

Тенебреа

Тенебреа — это гоблин, которым Старцы Дома Лиам пугают Детей, когда ничто другое уже не срабатывает. Он был пугающей фигурой с самого Возвращения, и сообщали, что он появлялся в зимние холода там, где Дом Лиам набирал слишком большую силу. К наступлению лета (во всяком случае), так гласит слух, Тенебреа снова исчезал, оставляя лишь следы своей кары.

Легенды Дома говорят, что он (или она; хотя многие предполагают, что Тенебреа — мужчина, доказательств этому нет) является членом Теневого Двора, который когда-то был одним из самых благородных Благих. Неизвестно, почему его Неблагая сторона так усилилась; некоторые говорят, что его сюзерен пал жертвой химеры, порожденной из кошмаров Человека Осени, а другие верят, что его брат убил его лучшего друга. Ученые Лиам больше всего доверяют теории, что он любил девушку из Дома Лиам, которая отвергла его, так что его любовь переродилась в ненависть и жажду мщения.

Вне зависимости от того, какова его история, он охотится на Дом вот уже два десятилетия. Хотя он не атакует более сильные фригольды — Герцогство Тюльпанов в безопасности от него, равно как и те члены дома, что служат историками и учеными других лордов — раз в каждые два года он наносит тихий удар по тем членам дома, которых считает слишком заносчивыми. Он не всегда убивает свои цели, но он не всегда и добивается этого.

Герцог Гвиллиам назначил награду за голову Тенебреа, как и баронесса Грейсван: Тенебреа — один из тех немногих вопросов, по которым они сходятся во мнении. Баронесса узнала, а герцог — нет, что Тенебреа когда-то принадлежал к Дому Лиам. Баронесса держит эту информацию в тайне в ходе расследования причин, побудивших Тенебреа присоединиться к Теневому Двору, так как тот подменыш, который раскроет секрет Тенебреа и положит конец его злодеяниям, заслужит высокий статус в Доме Лиам.

Барон Крэйн

Барон является более тихой фигурой Конкордийской оппозиции политике герцога Гвиллиама. В то время как барон является видным мужчиной, ростом свыше шести футов, мускулистым и широким в кости, его политические тенденции не вяжутся с его физическим обликом. Он не задира, ищущий признания, его метод работы — шепоты и спокойные предположения, и этот метод проявил себя как эффективный.

Барон является Ши, который сохранил фрагменты воспоминаний о временах до Раскола, в Аркадии. Когда случился Раскол, он был молодым человеком, и не перенес это хорошо; первое десятилетие его существования в обычном мире было посвящено поискам ответов на вопросы, которые не знал никто. А его изоляция была плохой основой для исследования.

В конце этого периода барон провел год в странном союзе с Леди Сарой, незначительной вельможей из Дома Эйлунд. Ее наблюдения о пользе политической власти при раскрытии тайн толкнули его на его нынешний путь. С конца 1970х годов он работал над тем, чтобы сделать так, чтобы как можно больше фэйри были у него в долгу, а затем использовал эти услуги для того, чтобы создать библиотеку на зависть любому двору. Он стал бароном Нью-Хэйвена в 1993 году, заплатив за эту привилегию изрядным числом политических бонусов, и это позволило ему добавить ресурсы библиотеки Йельского университета к своим собственным.

Сейчас он редко оставляет свой лен или свой фригольд. Его посланники и слуги, однако, разбросаны по всей Конкордии. Многие члены дома Лиам оказываются работающими на барона, принося фрагменты записей или целые книги, чтобы утолить жажду знания, скрытую в этих обманчивых ясно-синих глазах.

Он считает, что герцог Гвиллиам — слишком твердолобый и опасный тип; уклонившись так сильно от принятого пути, ты отрезаешь себя от ресурсов, а с точки зрения ученого, это немыслимо. Для барона Крэйна неважно, вернет ли дом Лиам себе милость, лишь бы ему позволили заниматься его исследованиями и творческим поиском.

Высокий Лорд Номан

Эта фигура покрыта тайной. Его видели многие члены дома, он всегда появлялся вовремя, чтобы помочь нуждающимся, но никто не видел его два раза одинаковым.