- Кристофер МакКуорри, "Путь Оружия"
7 апреля 5102 Кали:
Убийцы на выезде
Завтра работаем убийство на Северном Побережье. Мир не хочет, чтобы я это так называла, говорит, это шлет нах всю мою решимость. Будь я проклята, если он при этом не пытается залезть мне в голову, прочитать меня этими своими карими глазищами.
- У меня нет на сей счет никаких колебаний. Жертва – серийный насильник, так? – Говоря это, я правлю нож на оселке.
- Он – цель, Эвелин. И он насилует детей. И еще записывает это на видео: так мы о нем и узнали. В любом случае, пошли, пройдемся. Я хочу увидеть эти большие старые секвойи вблизи.
- Ты у нас любитель природы, Мир?
- При чем тут природа? Там тихо. Это место, с которым я могу ужиться. Там есть люди, с которыми я могу ужиться.
- Что-то там не видно людей.
- Вот именно.
"Место, с которым я могу ужиться". Я вспоминаю, что нам говорили в самом начале: когда убийства начинают угрызать вам мозги, нужно найти тихое место подальше от всего зла в мире.
- Самое важное, - сказал Мир, пока мы обналичивали лотерейный билет, чтобы оплатить автобус досюда, - это найти что-то, что не даст порче тебя достать. Для меня неважно, что это будет – потрахушки, или полеты на дельтаплане, или сидеть и читать мантры, пока лицо не посинеет. Когда накатывает отдача, мы можем с ней справляться. – Он ненадолго хмурится.
- Но когда яд просачивается в твой Атман, - когда тебя захватывает Джор, - это необратимо.
В общем, ты ищешь место, с которым можешь уживаться, место, где порча смерти не может тебя коснуться.
Это сложнее, чем ты думаешь.
Мы целый час идем сквозь мусор. Я отбрасываю пинками пивные бутылки и ампулы из-под крэка. Использованная игла, когда я прислушиваюсь правильным образом, издает тоскливое шипение: два или три дня назад она кого-то убила. Мир показывает на медвежий след, и я вставляю магазин в пушку. У медведей-мусорщиков люди ассоциируются с едой. Если ты не оставил после себя достаточно недоеденных сэндвичей и оберток от конфет, они попытаются перекусить непосредственно тобой.
Мы переваливаем через гребень, и последняя гниющая покрышка остается за спиной. Папоротник на другой стороне – словно зеленые волны на изумрудном море. Из него торчат две древних секвойи. Мне приходит в голову мысль о колоннах, отделяющих известное от неизвестного, живое от мертвого.
Мир садится, и солнечный свет очень удачно освещает его, когда он устраивается поудобнее, взявшись за огромный корень. Он дышит "дыханием бога", и золотой свет окружает его, словно признавая его силу и право делать то, что мы делаем.
Потом корень чернеет, и дерево содрогается, и зеленое море вокруг него становится бурым и иссохшим. Мир открывает глаза, и я могу сказать по нему: он знает, что, несмотря на все то дерьмо насчет "ужиться", что он мне скармливал, нельзя найти место, где рок не последует за тобой.
Не здесь. Нигде на земле Кали.
8 апреля, 5102 Кали:
Два в корпус, один в голову
Щелк-щелк. Щелк.
- Вот так это и делается. Теперь вставляй магазин.
- Я не сильно хороший стрелок, Мир.
- Спящий вроде этого – хорошая возможность улучшить твои навыки. – Мы шустро подбираемся к двери. Мой нож в одной руке, мой пистолет – в другой.
Милая маленькая хижина. Сквозь деревья веет холодный влажный ветер. Сосны в лунном свете поблескивают, и я слышу шепот океана.
Безмолвно считаем до трех и пинком вышибаем дверь. Мы пробегаем по дому до гостиной, и вот он, посапывает перед включенным телевизором. Мир с разворота ломает мужику скулу рукоятью пистолета. Жертва (мои извинения, цель) воет.
- Просыпайся, уебок! – Я не могу поверить, что это произношу. Я не могу поверить, что мой ботинок только что вынес ублюдку коленную чашечку. Он скатывается с дивана и приземляется на четыре кости.
- О Боже! – Слова слетают с его губ в ореоле слез, соплей и крови. – Кто вы такие? Господи… Мои деньги на кухне. В маленькой коричневой коробке на кухне. Господи Исусе…
- Джим Хоул, ты – насильник детей. – Говорит Мир. – Ты не подлежишь исправлению или искуплению. – Голос Мира ровный и профессиональный. Я снова пинаю Хоула, предоставляя контрапунктирующий вопль.
Другие Традиции полагают, что мы все каменно-холодные профессионалы, вершащие правосудие на дистанции работы оружием, но все работает немного не так. Ты должен верить в Благую Смерть всем сердцем. Объективность – вранье; неужели ты думаешь, мы стали бы этим заниматься, если бы не хотели этого? Можно убивать компетентно и страстно. Если пытаться отрицать чувства, Джору от этого только легче залезть в душу, - по крайней мере, на мой взгляд.
- Нет! Боже, нет. Это не я! – он сжимает ладони. В его нынешней позе, на коленях, он выглядит, как будто молится; может даже, так и есть.
- Мы собираемся убить тебя, Джим. Это будет больно, потому что смерть – это всегда больно. Запомни эту боль, потому что ты еще будешь жить.
Я подталкиваю его ножом к столбу, на котором держится крыша, и привязываю его к полированной сосне.
- Запомни, как ты умер, и запомни, почему. Мы даем тебе новую жизнь – новый шанс.
Вот дерьмо. Я слышу топот ног, быстро поднимающихся из подвала. Я бегу на звук, а Мир держит Хоула на прицеле.
Открывается дверь. Выбегает женщина в грязном голубом халате.
- Джимми? – спрашивает она в пространство. – Номер третий продолжает себя расцарапывать. – Она заглядывает в холл, высунув голову рядом с тем местом, где я стою. Меня она не видит. Я ее хватаю и дергаю к себе, забрав полную пригоршню коричневых волос.
- Что за хуйня, Мир? Он что, женат? – Я втаскиваю ее в гостиную, бросаю на пол, сажусь на нее верхом и связываю ей запястья скотчем.
- Похоже, что так, Эв.
- И при инструктаже ты упустил такую выдающуюся деталь? Ладно, похуй. Что делать будем?
- Переверни ее.
Джим Хоул, конечно, продолжает орать: о Боге, о своей жене, о своей жизни. Если мы его вырубим, это уменьшит эффект от Благой Смерти, так что я просто навожу на него пистолет, подношу палец к губам и смотрю сурово.
Мир просматривает ее душу в поисках маленького самородка сознания. Он смотрит в ее глаза своими Огромными Карими, шепчет на санскрите. Хоул затыкается. Момент проходит в безмолвии, и Мир говорит:
- Ее можно спасти. Помогала ему из страха за свою жизнь. Плюс, здесь в подвале заперто еще трое детей. – Он резко выдыхает. – В его студии.
Он разматывает с шеи красный шнур своего румала и касается им шеи миссис Хоул. Та отключается.
- Я пойду освобожу детей. Им потребуются мои сиддхи, чтобы облегчить их боль. Ты прикончи Хоула.
По дороге в подвал он мельком проводит пальцами по клеоме в горшке; к тому времени, как он спустился, ее листья уже стали бурыми.
Я направляю пистолет на Джима Хоула.
- Ты отправляешься назад к Не-Сущему, Джим. Тебе предстоит обрести новую жизнь, новые возможности. Не бери с собой зло. Сохрани в своем следующем сердце эту смерть. Возьми этот урок в свою вечную душу.
- Мне так жаль, - говорит он.
- Тебе не жаль.
Бах-бах.
Бах.
9 апреля, 5102 Кали:
Одна большая счастливая семья
Встречайте, семья Бартон! Первыми из джипа выгружаются маленькие Лео, Тереза и Джонни; за ними их родители, Мир и Эвелин. Наконец, вот тетя Джанин, она очень устала от нашей поездки на Северное Побережье на рыбалку. Отпуск – это прекрасно, разве нет?
Нет, я в это тоже не верю, но это лучшая легенда, какую мы могли соорудить за такое короткое время.
Не беспокойтесь о том, что дети и близко не похожи друг на друга, а я, чтобы быть их матерью, должна была ими отбомбиться лет так в пятнадцать. Если кто-то спросит, я скажу, что мы их усыновили из сострадания. В этом даже будет своего рода правда.
Настоящие Бартоны, возможно, были парочкой яппи, которые поперлись смотреть на китов, чтобы приглушить свое чувство вины за загрязнение окружающей среды. У меня ушла всего минута на то, чтобы взломать замок, пока Мир готовил остаток "семейства" к путешествию. Я сглазила джип, так что копам потребуется время, чтобы поймать след, но все равно достаточно будет одного ушлого Спящего, который сможет посмотреть сквозь всю эту мистическую мишуру, чтобы окунуть нас в дерьмо по уши, а такие штуки всегда происходят внезапно.
К счастью, сонный клерк-подросток за столом на входе в мотель и глазом не ведет, когда мы заезжаем. Мы топаем к своей маленькой желтой комнате. Кроватей две; я сажаю на одну детей, Мир укладывает на другую Джанин Хоул.
Лео восемь лет. Я меняю повязки на его запястьях, когда его взгляд падает на Джанин. Он резко начинает дышать взахлеб, и пальцы его свободной руки стискивают одеяло.
- Мир? Инвокация начала выветриваться. Тебе придется повторить.
Он защелкивает телефон.
- Никто из Хористов в Ванкувере сейчас не на телефоне.
- Ты оставил сообщение? – Теперь Тереза начала скулить: долгие всхлипы, слишком глубокие для ее возраста.
- Сообщение? Типа, "Я использую контроль над разумом и удачей, чтобы вывести растлительницу несовершеннолетних и ее жертв в безопасное место. Не поможете?", да? Их база – центр сообщества, Эв, я не могу говорить чертовым открытым текстом.
- Расслабься! Тебе не обязательно откусывать мне голову за то, что я думаю вслух. – Я готова продолжать, но к панихиде присоединяется еще один голос: теперь все трое детей плачут, закрываясь руками.
Я со стыдом гляжу в пол.
- Дерьмо. Извини. Я напрасно трачу время.
- Все ОК. – Мир вынимает из кармана прямоугольник ткани: тканая янтра, которую он использует, работая с Манасом. – Сходи выиграй в лотерею и купи всем новую одежду, и что-нибудь поесть.
Джанин сжимается в клубок на кровати и отворачивается от детей, но рука Мира резким, как хлыст, движением хватает ее за челюсть. Он рывком поворачивает ее голову обратно.
Шагая за дверь, я слышу, как он говорит:
- Смотри, как они плачут, Джанин. Помни, что в этом есть и твоя вина. Если ты не будешь страдать вместе с ними, тебя нельзя будет исцелить.
Выходя на улицу, я закусываю губу. Как и само Колесо, Эвтанатой нечасто прощают.
Карма всегда собирает долги.