Легенда
Не расступится море под моими ступнями, не взойдёт солнце над моей головой, не вернётся ко мне тот, кого я всегда любила, потому что он мёртв, и в каждом новом лице я долго искала его убийцу, пока не поняла, что прошедшего не вернёшь, и приливы и отливы ещё тысячелетиями будут обнимать берег, а солнце - вставать над горизонтом, и моё существование по сравнению с Вечностью - всего лишь песчинка, атом мироздания - пусть я не встречу ни убийцы, ни солнца, но я должна принести пользу своей Семье...
Меня называют водой. На японском, на моём родном языке, вода произносится как «Мизу». По европейскому летоисчислению я родилась в 1866 году на севере острова Хоккайдо, в деревеньке Вакканай. Я не принадлежала к айнам, мой отец был бастардом губернатора из княжества Мацумаэ, вассала сёгунов Токугава. Таким образом, в моём человеческом теле текла настоящая кровь сёгунов. Мой отец мог бы стать ронином, но не пожелал - он слишком любил мою мать, поэтому остался с ней в самой северной деревеньке, подальше от проблем - ведь через несколько лет после моего рождения началась революция Мэйдзи. Обрабатывал землю, я помогала ему на поле. Но я всегда знала, что в этом что-то было не так. Моя кровь подсказывала мне другой путь...
Поэтому, когда в 1883 году нашу деревеньку забрёл странник с непривычными для нас голубыми глазами, я пошла за ним. Всё было совсем не так просто, как я об этом рассказываю тебе, рисунаа-сан1, возможно, стоит остановиться на этом подробнее? Он рассказывал мне о Японии и о других странах; он говорил, что все дороги он прошёл пешком; он рассказывал, что в каждом городе он заходил в храм и медитировал - для того, чтобы следующий отрезок пути прошёл без нежелательных происшествий. Я слушала его с должным почтением, но мне не терпелось спросить его: возьмёт ли он меня с собой? Он ответил просто и твёрдо: "Нет". Но всё-таки я пошла за ним.
На расстоянии пятидесяти шагов - много дней, с севера Японии на юг, и без единого проронённого слова. Когда он шёл, я ступала за ним след в след; когда он ел - я ела то же, что и он, добывая себе еду так же, как и он; когда он спал - я укрывалась плащом и тоже спала. Просыпались мы всегда в одно и то же время, и я никогда не теряла его из виду. Иногда я думала: возможно, он и сам не хочет, чтобы я отставала? Он поднимался и уходил, и я шла за ним - на расстоянии пятидесяти шагов, изо дня в день, целый год, пешком по дорогам Японии - с самого севера на самый юг...
Я многому научилась за это время: как замёрзшими руками разводить костёр среди снежной пустыни; как охотиться на оленя, как ловить рыбу, как отвечать служителям законов, как постоять за себя, ужалив обидчика в самую слабую точку... Я была благодарна страннику уже за эту науку - ведь нигде, нигде бы я этому не научилась, не пойди я за ним...
Ровно через год, на юго-западе острова Кюсю, в городке Фукуока, он наконец обернулся и подошёл ко мне. Сказать, что я была удивлена - ничего не сказать. Но после года странствий я научилась не показывать ни единой мышцей лица то, о чём думаю. Поэтому – застыла, стоя недалеко от магазинчика торговца древностями, и ждала, пока подойдёт тот, за кем я шла все эти месяцы. И он сказал: "Я беру тебя в ученики. Идём со мной." И я пошла. В моей душе бушевали бури, но мыслям не дано было взять верх надо мной. Обуздание страстей, контроль над помыслами и ни тени сомнения - таким был мой девиз.
И мы переплыли море. И мы приехали в Шанхай. И мы шли вместе - по дорогам Китая, Вьетнама, Лаоса, Таиланда, Мьянмы, Индии, и наконец через западные провинции Китая попали в Монголию... Мы не были в Тибете; Учитель никогда не говорил, почему, а я не спрашивала. Наши странствия длились 4 года, до 1888-го, когда случилось то, чего не изменить...
Но перед тем - в каждом городе мы заходили в храм; учитель медитировал, а мне всегда казалось, что рядом кто-то есть. Со временем я поняла, что это духи умерших взывают ко мне, и, когда я делилась с Учителем своими предположениями, он приподнимал бровь и ничего не говорил. Однажды он обронил одно лишь слово, слово «Гуэй»2, и я, не посмев спросить значения, запомнила его. Если бы Учитель посчитал нужным – он бы объяснил сам.
Мы искали древности; в древних храмах мне было легко и привольно. Я чувствовала прикосновение к Вечности. Когда я прикасалась руками к древним холодным стенам, то слышала тысячи шёпотов тех, кто умер, и тех, кто ещё не родился. Я знала что-то, о чём не могла знать, и мой Учитель всякий раз приподнимал бровь, когда я пыталась заговорить с ним об этом. Поэтому – я замолкала. И никогда не узнала, что же он мог мне рассказать о тех, кто умер, и тех, кто не родился...
Я любила его.
1888 год. Городок Хух-Хото на севере Поднебесной. Совсем недавно мы были в Монголии, и вот уже несколько недель идём дорогами Империи. Поздняя весна; на деревьях распускаются невиданной красоты цветы. Земля прекрасна, и жизнь прекрасна, и смерть, которой я заглядываю в глаза в стенах древних пагод - тоже; но в тот раз смерть была не просто прекрасной - она была смертельно прекрасной... Сначала мне показалось, что пламя свечей покачнулось от порыва ветра; в следующий момент я осознала, что вечер был безветренным. Через миг ослепительно красивое лицо мелькнуло перед моими глазами, и ещё через миг моя голова, отделённая от тела, выкатилась на дорожку перед храмом, и в последнее мгновение затухающие глаза уловили прощальный луч заходящего солнца...
Дальше была тьма. Ещё дальше - бездна; красное небо под ногами, мост чёрной кости, через который я ползла на протяжении трёх сотен лет; чёрные пики обсидиановых скал, устремившиеся к чёрному солнцу. Ветер; я - часть ветра. Тяжёлого, неповоротливого, тягучего ветра, обволакивающего души и уносящего дальше в бездну... Я потерялась во времени и в пространстве, низ стал верхом, и я плыла туда - или летела, или падала - и однажды всё это закончилось...
Зверь. Я перестала быть человеком; я стала зверем. Я убивала каждого, кто попадался на моём пути, потому что каждый из них был тем прекрасным лицом, мелькнувшим за язычками свечей и забравшим жизнь моего Учителя - и мою заодно... Я должна была отомстить. Я должна была отомстить! Поэтому мой путь покрывался человеческими костьми...
Мне казалось, что прошло много ночей с тех пор, как я вернулась из бездны. Только много лет позже у Владычицы Нефритового Меча я узнала, что Луна взошла всего три раза с того момента, как я проснулась, до того, как меня нашли и поймали... Меня отвезли в Чонцинь, где находился дворец моих наставников, и взяли в обучение - с тех пор я перестала быть зверем... Я стала хин.
Моё обучение длилось шесть лет, до начала Японско-Китайской войны. В тот год моего главного наставника, мастера Зелёной Луны, вызвали в Корею, и он вынужден был повиноваться. Тогда, в 23-ий день месяца Дракона, после церемонии посвящения хин в полноправных членов общества, он подошёл к Гунь Янь Мэню по прозвищу А-хай и сказал ему так, чтобы я слышала: "Мизу-чян ва куэй-джин десу", на что Гунь Янь Мэнь по прозвищу А-Хай отвечал ему: "Вакаримашьта, Мидорицуки-сан; Мизу-чян ва ваташи-но ву-но куэй-джин десу"3. Так меня взяли в ву Белого Цветка. Так я стала любимой ученицей отца ву, А-Хая по имени Гунь Янь Мэнь. С тех пор он никогда не говорил со мной по-японски.
Чем было моё обучение? Как оно повлияло на меня? Как оно изменило меня? Сказать, что я не была уже той странствующей девушкой, идущей за Учителем - значит не сказать ничего. Я была не человеком, я стала Голодным Мертвецом, и Холодный Разум Инь помогал мне полностью осознать это. Я могла часами медитировать над фразой из книги, найденной в Великой Библиотеке Чонциня. Или над сутрой. Или над коаном. Сутра Зимней Реки, послужившая, согласно легенде, началом всей философии Костяных Цветов, занимала мой разум многие ночи, и в эти ночи я не выходила за пределы подземной библиотеки Чонциня, принося свою Ци в жертву обучению и одновременно обучаясь ею управлять.
Отец А-Хай поощрял мои занятия в библиотеке, но однажды позвал к себе и сказал:
- Подобная Ночи, - так меня называли в ву, по прозвищу, - пришло время тебе познать, кроме вкуса ночи, её силу. Ты можешь приносить больше пользы ву, если научишься отбирать жизнь и завершать существование недостойных.
- Да, Отец.
- Завтра, когда сядет Луна, я проведу тебя в Гнездо Дракона, из которого ты сможешь перенестись туда, откуда ты родом - на остров Хоккайдо. Будь осторожна. Я жду тебя.
- Да, Отец.
Я не спросила, зачем и куда - я знала, что Отец никогда не пожелает мне зла, и всё, что он делает - лишь во благо ву. Даже то, что он отправляет меня почти перед рассветом - даже это не насторожило меня. Да и не должно было.
Следующей ночью, как только скрылась за горизонтом Луна, я пришла к Отцу, и он повёл меня в прекрасный сад на окраине Чонциня. На несколько мгновений - а может, долгих ночей - для меня всё померкло, и я очнулась на склоне горы. Было заметно холоднее, чем несколько минут - а может, столетий - назад, и я даже не успела поднять головы, как ко мне подошёл такой же, как и я, человек-демон, и по-японски пригласил следовать за ним. Долгий подъём по склону горы, шаг за шагом - и вот, мы перед входом в пещеру. Луч восходящего солнца коснулся места, где я только что стояла, а я была уже внутри. Человек-демон обернулся:
- Добро пожаловать в Страну Восходящего Солнца, Подобная Ночи. Вижу, Гунь Янь Мэнь-сама сказал о тебе правду. Со следующей ночи приступаем к тренировкам. Меня называют сэнсэй Куро-сама.
Согласно с правилами этикета, мне полагалось кивнуть, и я кивнула. Тогда сэнсэй Куро-сама засмеялся и промолвил:
- Будь вежлива, но не забывай о безопасности. Будь умна, но не преуменьшай значение силы. Будь подобна ночи, но помни о солнце.
Я пошла вопреки правилам этикета - ведь сэнсэй ясно дал мне понять, что желал этого:
- Да, сэнсэй Куро-сама.
На что он лишь кивнул мне в сторону кельи - ведь во время нашего разговора увёл меня довольно глубоко в пещеры.
Так я попала в Дайсецудзан, храм Костяных Цветов, где готовили самых верных, самых профессиональных убийц моей Дхармы. Невероятная ловкость, умение сливаться с ночью, яд на острие вакидзаси - и вот, машина для убийства готова, во всём своём великолепии. Но мы - а нас было трое - никогда не называли себя машинами для убийства, пока не произошло это.
Однажды в начале ночи сэнсэй Куро-сама позвал нас троих (один из нас был из Зелёных Дворов Кореи, второй - представлял Дом Бишамон в Японии, и я, представительница одного из Пяти Августейших Дворов Квинканкса - что могло свести нас вместе, кроме как не обучение у сэнсэя Куро-самы?...) и сказал, что один из нас сегодня умрёт. Я кивнула; японец остался стоять как вкопанный, тогда как кореец улыбнулся...
Учитель Куро-сама сдержал своё обещание: один из нас умер. Это был японец, у которого не хватило духа для победы. Мы сражались друг с другом до самого рассвета. Сэнсэй часто повторял: в поединке побеждает более сильный. Если силы равны, побеждает более искусный. Если соперники и в искусстве равны, побеждает более сильный духом. Я нашла слабое место в нём. И ударила. И он остался лежать на траве, а я, как в самый первый раз, зашла в пещеру за мгновение до того, как первый солнечный луч коснулся моих следов.
На следующую ночь не осталось даже напоминания о японце - сэнсэй сказал пойти и посмотреть на то место. Без его приказа я бы не пошла. Потому что жалость и любопытство являются слишком сильными эмоциями для моего Спокойного Разума.
С тех пор собственно обучение и началось. Учитель Куро-сама делал из нас машины для убийства на протяжении долгих трёх лет. Каждая ночь начиналась и заканчивалась одним и тем же. Сначала - изучение древних стратегий; потом, в полночь - изучение и отработка новых техник пред лицом горы Дайсецу; и под самый конец ночи, в центре главной пещеры храма - медитация над смыслом Чёрного Металлического Яйца, Великого Принципа Песни Тени. Сэнсэй сам проверял нашу подготовку, и порой приходилось многое отдать, чтобы залечить раны.
К концу третьего года обучения сэнсэй подозвал меня к себе и сказал:
- Я хочу, чтобы ты запомнила меня. Никогда ещё чернокнижница из подземной библиотеки Чонциня не побеждала в честном поединке коренного японца. И поскольку ты и сама японка, Подобная Ночи, я подарю тебе Кумо-чян4.
Резким движением левой руки он вдавил мне что-то в лоб. Когда я посмотрела в зеркало, то увидела сверкающий алмаз в центре лба. И лишь много ночей спустя, когда мне пришлось защищать себя от стаи безумных шен на вольных дорогах Китая, я узнала наконец, что же это на самом деле такое. Это паучок... И мне не дано знать, справилась ли бы я без его помощи. С тех пор я научилась взывать к нему сама и общаться с ним.
Вернувшись после обучения в Дайсецудзан в Чонцинь в 1909 году, я сразу же посетила Отца Гунь Янь Мэня, и он был доволен моими результатами:
- Обучение у сэнсэя Куро-самы - это проверка для всех Костяных Цветов, которые идут по Великому Пути. Он подтвердил, что ты идёшь верной дорогой.
После изучения физического искусства смерти я пожелала глубже изучить некромантию. Чтобы понять, что мною движет, я просила разрешения у Отца ву посетить Шаолиньский монастырь в центре Китая, чтобы спросить у бодхисаттвы Костяных Цветов, что же он видит во мне. Отец А-Хай был не против, более того - он обратился к Предку за подорожной грамотой для меня, и, вручая её, сказал:
- Не возвращайся, пока не изучишь десять ритуалов и десять не-ритуалов.
Эта загадка, которую он мне задал, следовала за мной по пятам многие ночи, пока я не встретилась с Бодхисаттвой. Имени его не принято называть; Истина не имеет лица. Наша встреча случилась под водопадом высотой в сто шагов, в прекрасной, увитой белым плющом беседке. Найти его было несложно - или просто передо мной все двери были открыты? - но он говорил ещё более глубокими загадками, чем Отец А-Хай. Он не наставил меня на путь; он спутал мой разум и занял его поиском ответов на бесконечные вопросы. Что удивительно - я запомнила каждый из них, да и сейчас помню; на многие из них со временем изменяются ответы, но суть остаётся всё той же: я в бесконечном поиске. Единственное, что мне стало ясно после этой беседы - то, что есть гораздо больше неизведанного, что лежит за пределами знаний библиотеки Чонциня, и что я тоже могу это знать. Но иногда мне кажется, что знание - это не мой путь; я знаю, что такое духи и как с ними находить общий язык; я была за Стеной, в мирах Инь и Янь, и даже в мире Йоми, и завела повсюду многие знакомства... некоторые из которых помогли мне продвинуться дальше в моей Дхарме. Об одном таком случае я хочу поведать тебе, рисунаа-сан.
Дух из мира Инь, приятно поражённый моим знанием правил этикета при общении с духами, согласился помочь мне за то, что на протяжении пяти десятков лет я буду защищать его смертную семью. Перед тем мне явилось видение, будто Предок двора на северо-западе заключил сделку с духами из мира Йоми, а я, привыкнув доверять себе, решила проверить эту информацию. Долгие годы - с 1919 по 1966 - дух, о котором шла речь выше, наблюдал за предками в Пекине, Пхеньяне и Сеуле, и терпение моё было безгранично. В течение этого времени я защищала дочь и зятя безвременно ушедшего духа - по смертным меркам, милых и правильных людей, при похоронном обряде положивших на глаза, рот и грудь умершего по плоскому кусочку нефрита, что позволило ему вознестись в мир духов, а не превратиться в Голодного Мертвеца, чтобы исполнить свою карму – защищать и охранять. Им ничего не грозило, тем более, я была рядом. Они прожили свою жизнь счастливо и в достатке, не воспроизведя на свет ни одного дитя, и умерли в возрасте 90 лет.
Но я забежала вперёд. Дух, с которым я заключила сделку, сообщил о том, что предок одного из дворов в Сеуле скомпрометировал себя, проведя ритуал по призыву демона. Воспользовавшись Линиями Дракона, я невероятно быстро перенеслась в Сеул - ведь моё искусство с течением времени только росло, и я знала немало ритуалов, доступных как всем людям-демонам, так и последователям моей Дхармы. И я застала окончание ритуала. Круг из чёрного нефрита, внутри которого горит синий огонь - и никого больше... Через несколько мгновений об этом был осведомлён Предок Зелёного Двора, и мой старый знакомый - тот, с которым я училась у сэнсэя Куро-самы, - пришёл и убил акуму. За мою прозорливость предок Зелёного Двора пообещал мне любую награду...
...в ответ на что я сказала:
- Достопочтенный Властитель Тысячи Ветров, Миллионов Бабочек и Десяти Нефритовых мечей! Позволь мне обучиться искусству некромантии у кин-джинов из Индии, которым ты дал приют - награды выше для меня не существует!
Возможно, я слишком быстро сообщила о своём желании. А может, слишком прямолинейно. Никто не знает, что было у предка на уме, но он мне ответил:
- Да, Подобная Ночи, но в ответ ты должна будешь исполнить для меня то, что я попрошу. А когда - этого не может знать даже Великий Зюэ.
У меня не было другого выхода, кроме как кивнуть и согласиться. И я получила разрешение. Об этом знали только я и Верховный Предок. Так я стала сведущей в некромантии пришельцев с Запада, чужаков, кин-джинов, наряду с теми знаниями, что я носила в себе до этого. Обучение у кин-джинов заняло много ночей, и много раз Луна становилась круглой, как лицо Отца Гунь Янь Мэня. Пока наконец я не разгадала коан, которым меня напутствовал Отец перед моим путешествием: изучить десять не-ритуалов... не-ритуалов куэй-джин, но кин-джин. И я, просветлённая, пешком, как раньше, пошла домой - в Чонцинь.
Отец Гунь Янь Мэнь встретил меня с подобающей Костяному Цветку радостью: лёгкой секундной полуулыбкой, но и она была свидетельством его необычайной привязанности ко мне. На следующую ночь после моего возвращения он пришёл в зал для медитаций, где я размышляла над смыслом Великого Принципа Инь, и позвал за собой. Я молча и бесшумно поднялась за ним. По сумрачным и равнодушным коридорам библиотеки, в которые я никогда до того не заглядывала, мы прошли в самую глубь пещер - туда, где Стена была совсем тонка, и в какой-то момент мне показалось, что мы уже не в мире смертных, а в мире духов, и чёрный ветер из того коридора – это мой дух, ищущий отмщения убийце Учителя... В другой момент я увидела, как тёмно-синие языки пожирают того духа, что помог мне разоблачить акуму... Ещё дальше - разноцветные, необычайно яркие коаны в картинках. Это невозможно передать словами; это нужно увидеть. Картина-коан. Загадка. Пища для ума на столетия... Я буду помнить их вечно.
Мы пришли в тёмную келью. Гунь Янь Мэнь обратился к кому-то на неизвестном мне языке и пропал. Я осталась совсем одна в темноте. Я - Подобная Ночи, и мой дух оживает, столкнувшись с ночью один-на-один. Я попросила у Кумо-чяна света, и из центра моего лба полился свет. Я обнаружила напротив себя книгу; прочитав название, я поняла, где я. Это либо самая секретная комната Великой Библиотеки... либо личные покои Костяного Предка! Потому что передо мной лежала книга о Журавле Со Сломанными Крыльями. Книга о Шестой Эпохе. Книга о том, что неизбежно надвигается.
Я провела несколько ночей рядом с ней. Я не выходила за пределы кельи, да и выхода не было. Я не угомонилась, пока не выучила в ней каждую строчку так, что смогла бы повторить их и днём, отвлечённая от того, что люди обычно называют сном. И только после этого позволила себе заснуть без снов - ведь перед тем даже во сне я повторяла священные строки о том, что будет неизбежно; ведь даже мои собеседники, духи, чувствовали, что всё изменится, и боялись. А ведь духам нечего терять.
На восемьдесят восьмую ночь явился Отец А-Хай, и, увидев, насколько я ослаблена, взял меня на руки и принёс в мои покои. С тех пор - а может, и раньше - я люблю его почти так же, как любила когда-то своего первого Учителя. Того, кто был дхампиром - годы в лучшей библиотеке куэй-джинов не прошли бесследно, и я сумела сопоставить факты... Всё было предопределено.
Автор персонажа — Reda
1 — рисунаа - слушатель. [Наверх]
2 — Гуэй - призрак. [Наверх]
3 — Мизу - куэй-джин. - Понятно, господин Зелёная Луна; Мизу - куэй-джин из моей семьи (яп.). [Наверх]
4 — Кумо (яп.) - паук, чян - уменьшительно-ласкательный суффикс при обращении к любимому существу. [Наверх]