– Псалмы 63:10

Катарибэ

Дядя Ху выжидающе стоял перед дверью. Мэй-Мэй хотела постучать, но опустила руку, когда он покачал головой. Дверь открылась сама и настала тишина.

За дверью стояла женщина, одетая в ярко-голубые и темно-желтые развевающиеся атласные юбки и свободную изящную блузу; длинный парчовый жилет был распахнут. Ее кожа была цвета старой слоновой кости, а на прекрасные миндалевидные глаза, черные, как смоль, падала тень от длинных ресниц. На одно томительное мгновение ее невнимательный взгляд коснулся Мэй, и девочка подумала, что это самая красивая женщина на земле.

Женщина улыбнулась и повернулась к Дяде Ху, заключив его в объятия. Какой-то миг на Мэй никто не обращал внимания; они были одни и где-то очень далеко. Наконец они взяли ее за руки и вывели из тумана Сан Франциско в квартиру.

– Сондок, это Мэй-Фэй Тсюань. Мэй-Фэй, позволь представить тебе Сондок, Королеву Силлы, – улыбнулся он.

– Я никогда не была Королевой Силлы. Я Кицунэ, Катарибэ, Сондок, – она внимательно посмотрела в лицо Мэй, – пришло время обеда. Тебе понадобится вся твоя сила; сегодня вечером мы откроем тебе глаза. Ху, для меня будет честью, если ты присоединишься к нашему Обряду.

 

Сказка на ночь

– «Камень Смерти» (переводчик на английский – Чемберлен, переводчик на русский – О. Д. Сидорова)

Сондок говорит после Открытия Глаз:

Ты слишком устала для вечерних историй. Укройся одеялом, лисенок, и я расскажу тебе, как когда-то открыла глаза Белоликая.

Однажды ночью, во время правления Первого Желтого Императора, когда даже могучий Китай был так молод, как и ты, Бай Мианси заседала при дворе в Хэнани. Окна были распахнуты, и полная луна озаряла нашу императрицу и принца Инари, стоящего подле нее. Вдруг к ним в окно стрелой влетел белый кролик, вскочил к ней на колени и укусил за лапу. А потом убежал со всех ног.

Бай Мианси соскочила и помчалась вслед за кроликом, слегка прихрамывая. Ее белые лапы окрасились кровью, потому что она бежала по своим следам.

Зверек несся на юг, во вьетнамские джунгли, и она преследовала его, поражаясь его быстроте. Когда они бежали на запад через Такла-Макан, она думала, насколько же он вынослив. Когда они возвращались на восток улицами Пекина, она размышляла о его хитрости.

Они перемахнули через монгольские горы, и она дивилась его ловкости. Когда они снова вернулись в Сычуань (достаточно близко к ее логову, чтобы услышать, как принц Инари все еще смеется над ее неловким положением) – она потеряла след.

Сначала ее бледное лицо побагровело от гнева, и она высоко подпрыгнула. Потом она немного сбавила скорость и думала о том, что скажет Инари, когда она вернется с пустыми руками. Наконец она заметила колодец и решила смыть запекшуюся кровь и сделать глоток воды; той ночью она пересекла Срединное Королевство целых два раза, и ужасно хотела пить.

Белоликая спрыгнула к краю и запустила туда лапы, заглянув в колодец. Каково же было ее удивление, когда она увидела на водной глади отражение кролика, которое светилось, подобно фонарю! Бай Мианси напала на него.

И упала.

Ее лапы коснулись сверкающей белой дороги. Она увидела самый прекрасный дикий сад в своей жизни. Деревья были украшены первозданными, лучшими цветами осени, на них росли сладкие и зрелые сливы. Вокруг все заполонили хризантемы и дикие розы. И посреди всего этого стоял самый красивый человек, которого видела Бай Мианси.

Когда Белоликая взглянула на незнакомца, он показался ей золотисто-серебристой лисой. Когда она склонила голову, это оказалась высокая леди-лиса. Она тоже стояла на двух ногах, как Бай Мианси иногда – а когда она моргнула, это уже был человек.

– Добро пожаловать на Небеса, Бай Мианси.

– Небеса? – отозвалась наша императрица, и задумалась, как же глупо умереть, бросившись за отражением какого-то там кролика и утонув. Другие призраки, должно быть, будут смеяться над ней.

– Да. Только меньшие. А теперь пойдем, а то опоздаем на твою аудиенцию.

– А я даю аудиенцию? Кому?

– Это у тебя аудиенция – с моей сестрой, твоей Матерью, Первой Богиней, Высшей Голубой Императрицей Звездной Реки, истинной Королевой еще до На Куа, Гаей. Ты видела ее в своих видениях, ты танцевала по ее спине, ты пила молоко из ее груди. И она ждет тебя.

Тогда Бай Мианси пошла за Серебряной Леди. Она больше не задавала вопросов, но и не закрывала глаза, поэтому увидела много секретных вещей во время своей прогулки по небесам. И вот они прибыли к великим Златым Вратам, которые были больше дракона, шире трех слонов. Серебряная Леди повернулась к Бай Мианси, и ее прекрасное лицо стало строгим.

– Теперь, моя маленькая племянница, ты должна будешь вести себя так хорошо, как только можешь. Твои старшие братья немного разволновали твою мать, и она не очень терпелива. А теперь иди и поклонись ей, но не поднимай глаз, иначе она сочтет это высокомерием и рассердится на тебя.

Тогда Бай Мианси приняла свою лучшую форму, тщательно вычистила свой мех, отворила златые двери – настолько, чтобы могла пройти только она одна и немного ветра – и проскользнула внутрь.

Она так и не смогла описать, на что же была похожа эта комната; или она покорно не поднимала глаз от пола (что более вероятно), или была достаточно умна, чтобы не говорить о том, чего не должна была знать. Важно то, что она подошла к небольшой подставке возле трона и склонилась перед ним.

Бай Мианси лежала там вне себя от волнения, она чувствовала себя такой ничтожной и жутко злилась – ведь это другие лисы всегда преклонялись перед ней, она же никогда ни перед кем не преклонялась. Но ей все же было интересно, и она думала:

«Только у Летучей Мыши уши могут быть острей, чем у меня, и я услышу, когда придет Гайя, и буду знать об этом, даже если не смогу ее увидеть.»

Что ж, Белоликая долго ждала богиню Гайю, но не смогла ничего услышать до тех пор, пока та не произнесла:

– Бай Мианси.

Наша императрица не могла найти себе места. Не столько из-за того, что она не могла почувствовать богиню, сколько из-за ее голоса, который не походил ни на что услышанное ей прежде – он громом отзывался в ее сердце, но она почти не слышала его ушами.

– Вашему детству пришел конец. С этого момента ты и твой народ должны работать, сражаться и служить Нам в качестве сознательных сыновей и дочерей.

Вас слишком много, вы размножаетесь направо и налево – почти так же плохо, как и люди.

Вы прогневили Небеса; вы не подчиняетесь никаким богам, вы разыгрываете местных духов своими уловками. Легионы рассерженных человеческих призраков подали мне прошение, в котором говорилось, что вы воруете и вредите их потомкам днем и ночью – Нам это нравится, но вы должны достигнуть большего, и оставить в покое тех немногих, кто все еще уважает Нас.

А теперь разговор окончен. Уходи. Твоя тетя все тебе расскажет.

Бай Мианси прикусила язык. Слова Гайи испугали ее, и она знала, что ее народ тоже испугается. Она не хотела пренебрегать советами Серебряной Леди, но вокруг все еще было тихо, и она не вставала.

– Но... Ваше Высокопочтенное Величество...

Тишина затянулась. Бай Мианси ощущала все выемки под своими ногами, но продолжала:

– Мои люди маленькие и слабые. Мы не сражаемся, а убегаем. Если мы нарушили какие-то правила Небес, то только потому, что вы не давали нам никаких указаний. И, Ваше Величество... Я думаю, что несправедливо заставлять нас взрослеть, когда мы не знали, что были детьми. Как можно наслаждаться детством, когда ты не знаешь, что ребенок?

Пожалуйста, позвольте моему народу жить так, как мы жили раньше. Мы больше не побеспокоим вас...

Мы могли бы заключить договор, Ваше Сиятельство. Позвольте нам слово, ведь если ваши богомолы не смогут поймать и казнить нас, то мы сможем избавиться от ответственности? – спросила Бай Мианси.

Она держала небольшой зеленый камешек наготове.

– Твой брат Койот был здесь перед тобой.

– Кто?

– Не бери в голову.

– Может быть, я могу обменять ценную тайну на нашу свободу, Ваше Сиятельство. Я услышала довольно забавную и полезную информацию насчет скандала о любовнице Желтого Императора и некоем речном боге...

– Твоя сестра Ворона уже рассказала мне об этом на прошлой неделе.

– А... Тогда ладно... Может быть, я смогу показать вам несколько новых уловок. Я недавно сама их открыла; это очень сильное, но маленькое колдовство, и вы могли проглядеть его, – начала Бай Мианси и продемонстрировала свою превосходную магию.

– У меня есть кошка, которая так делает, – ответила Гайя.

– Ну хорошо, – ответила Бай Мианси. Теперь она чувствовала себя по-настоящему потерянной; все ее хитроумные уловки и искусные трюки были исчерпаны – все, что могло помочь против такой могущественной богини – и Лисы, которых вела ее мудрость, все еще были в опасности. Она хотела убежать, но осталась.

– Ваше Сиятельство, у меня остались только когти и клыки, и я буду бороться с твоим сильнейшим чемпионом. Но, пожалуйста, пожалуйста, не обрекайте мой народ!

– Нет, – ответила Гайя, и Бай Мианси впала в отчаяние.

– Твой последний шаг был очень смелым – и это была благородная жертва. Но мои чемпионы уничтожили бы тебя. Мы не позволим тебе совершить самоубийство. Мы не допустим, чтобы Наша сестра, создавшая новых детей, была разорвана волками.

Тогда Май Мианси озарило вдохновение, и она взволнованно закричала:

– Но, Ваше Сиятельство – если у вас уже есть слуги, которые во всем лучше, чем Кицунэ – то вы просто не нуждаетесь в нас! Мы можем уйти!

Она так распалилась, стараясь спасти своих последователей (и растеряв свое благоразумие), что забыла слова Серебряной Леди и посмотрела на подол Гайи.

Она была очень потрясена – сама одежда менялась, пока она смотрела на нее – ткань была похожа на смесь паутины, пламени, зеленого змея, который извивался между складками. Паутина колыхалась и рвалась из-за огня; тлеющие шелковые края снова вспыхивали; змей хаотично двигался и разрывал ткань своими огромными зубами, и снова исправлял ее своими когтями.

Глаза Бай Мианси заболели, а голова закружилась. Все вокруг потемнело. Когда она снова пришла в себя, то смотрела в пол, а холодная белая рука Серебряной Леди держала ее дрожащие лапы. Их окружал ревущий вихрь, в котором были едва различимы яростные слова.

– Они предали Нас! Они забыли Нас! У Нас было много чего, что разрушили Наши Собственные дети!

Бай Мианси испуганно припала к полу.

– Сестра, подожди.

Голос Серебряной Леди ясно звучал среди этого шторма. Одна белая рука отпустила лапы нашей предшественницы и успокаивающе погладила ее по спине. Она ощутила леденящую боль.

– Загляни в ее сердце, – прошептал мягкий голос, и Бай Мианси снова ощутила тьму. Она проснулась, свернутая на коленях Серебряной Леди.

– Мы дадим тебе шанс, маленькая Лиса, – голос Гайи был терпеливым. Бай Мианси тряслась на руках Серебряной леди и заплакала.

– Мы дадим тебе три обещания. Повинуйся Нам и Нашей сестре Луне, и когда-нибудь вы станете лучшими в чем-то. Упорно сражайтесь, и Мы поможем твоему народу выжить, даже в грядущей Шестой Эпохе. Хорошо служите Нам, и в последние Эпохи мира мы вернем твоему народу свободу.

– Теперь оставь Нас – мы хотим спать.

Серебряная Леди – Луна, спасшая Бай Мианси от гнева Гайи – вынесла ее из комнаты, так как наша предшественница все еще была потрясена, и не могла уйти от Матери с достоинством.

Ты еще не спишь? Конечно, это еще не конец. Ничто не заканчивается, даже если история подходит к концу. Ну, я думаю, пока достаточно.

 

Колесо Эпох

– Барри Хьюарт «Мост птиц», перевод Кудрявцева

Доброе утро, Мэй. Как твои глаза? Приснилось что-то необычное? Великолепно; так и должно быть. Ты приспосабливаешься. Должно пройти какое-то время, прежде чем поймешь все, что произошло вчера вечером. Но мы не можем отложить уроки.

Во-первых, ты должна знать, что мир не всегда был таким, каким он является сейчас – я хочу, чтобы ты поняла это. Это не то, о чем ты подумала, я не имею в виду человеческую деятельность – ни технологию, ни перенаселение, ни расширение, ни медицину. Это ничто. Вчера вечером правда приоткрылась тебе.

Эпоха Гайи

Первой Эпохой был сам Мир. Гайя был гармоничной. Инь и ян, тьма и свет, дух и плоть находились в равновесии и свободно сочетались в Ее пределах. Она была всем, и Она была единой. Первая Эпоха закончилась, когда Гайя подумала «Я хочу иметь детей».

Эпоха Рождения

В начале Второй Эпохи Гайя создала вселенную. Она превратила себя в своих детей. Из своего тела она создала ян: жизнь, день, сушу, свет, тепло и огонь. Из своей крови она создала инь: смерть, ночь, воду, тьму, холод и лед. Из последа появились другие вещи, которые не являются ни тем, ни другим. Некоторое она отложила на потом, если оно вдруг понадобится.

Она поместила свои глаза на небо. Один из них стал золотистым и ярко светился, другой стал серебристым и сиял прохладой. Она рассеяла свои зубы и когти по пустому пространству, и они стали звездами.

Работа была очень трудной, и Гайя ослабела. Ее дочерь-глаз Луна осмотрела мир и увидела, что у ее матери больше ничего нет, одни кости и чрево. Она умирала.

– Мама, я соберу твои кости и возложу их в твое чрево. Я соберу твоих детей вокруг тебя, и они будут охранять тебя. Мой брат Гелиос будет смотреть днем, и согревать тебя. Я буду смотреть ночью, и охранять тебя, пока ты спишь. Отдыхай.

Луна собрала части своей Матери, рассеянные по миру, и он стал тем, какой есть сейчас. Зубы и когти всегда следят за всем, что происходит, и беспокойно движутся по кругу до сих пор. Гайя долго хранила свое молчание. Вскоре ее сотрясли судорога, и она умерла.

Гелиос потемнел и посылал проклятия. Луна отвернулась в отчаянии, и услышала крик через возгласы солнца. Она повернулась и увидела своего нового ребенка, последнее Дитя Бывшей Гайи – Нынешняя Гайя. Опекунство Луны помогло завершить мир из того, что осталось от Матери.

Даже сейчас солнце может потемнеть, а луна отвернуться. Так они почитают свою Мать.

Триада

С помощью вещей, которые создала Бывшая Гайя, Нынешняя Гайя и ее родные создали других духов и существ.

Эти дети расселились по всему миру, делая то, что им нравится и приводя всех в беспокойство. Никто не собирался их контролировать; контроля еще не было. Никто не знал, как уничтожить тех существ, которых Гайя и ее родные не хотели использовать; разрушения тоже не было. И Старейшие устали делать все тривиальные вещи самостоятельно; никто не знал, как заставить существ создавать что-то новое.

В тот момент трое новых детей – самые старые, мудрые и могущественные – пришли к Гайе и предложили ей свое служение. У них были новые идеи. Великий Паучий дух по имени Ткачиха изобрела магию под названием Контроль. Исполинский дух Дракона по имени Вирм придумал Разрушение. А могущественный Элементальный дух (не знаю, какого вида) по имени Вильд придумал – самое лучшее – Распространение. Изобилие. Они показали Гайе, Луне и другим, как хорошо работала их новая магия, и Старейшие передали им наблюдение за Равновесием Бытия перед своим уходом.

После чего Гайя устала и заснула.

Обезьянья Чума

Однажды ночью, спустя множество лет после того, как Триада заступила на пост, Луна посмотрела вниз и увидела, что лицо ее сестры изменилось. Крошечные красные огни пестрели на ее лице, подобно сыпи. Их было очень много, и они были очень далеко друг от друга, чтобы быть шаровыми молниями: они вырубали старые леса и прокладывали дорогу для новых огней.

Луна присмотрелась.

Множество детей Гайи собралось вокруг огней – это были голые обезьяны, и они были там, где для обычных обезьян было холодно.

Луна позвала свою сестру:

– Гайя, проснись!

Гайя приоткрыла один свой сонный глаз и увидела смотревшую на нее обезьяну. Она носила чужой мех. Длинную жилу, обвитую вокруг его шеи – не ее собственную – украшали шлифованные кости кролика. Она держала ветку, которую не выращивала, срезав ее зубами, которыми никогда не ела. Самым ужасным было то, что она могла высекать огонь из камней. Гайя посмотрела вокруг и увидела, что их было очень много.

– Вирм! Ткачиха! Вильд! – вскричала она, – что вы наделали? Что это за воры, которые владеют вашей силой?

Трое тут же прибежали.

– Что за воры? – спросили они.

– Вот эти! – дрожащим голосом сказала Гайя, указав на следы обезьян.

– О, – сказал Вирм. – Это не воры. Это Человек.

– Ты сама их создала, – сказала Ткачиха, – сразу после Мамонтов и перед Ламантином. Они, к слову, очень хорошо приспосабливаются, и мы используем их в своей работе.

– Мужчина! – прорычал Вильд, – Мужчина-Мужчина-Мужчина-Мужчина-Женщина!

– Я не создала бы ничего столь ничтожного и слабого, которое может уничтожать, приказывать и создавать. Что это такое вокруг его шеи? Кто это придумал? Если бы я захотела создать обезьян с сияющими костлявыми шеями, я бы их создала.

Она замолчала.

– Ну, я правда создала нескольких. Золотые Костяные-Молоты. Где они?

– Эм... Они уже устарели. Эти обезьяны могут делать все то, что делали они, и даже больше теперь, когда мы научили их тому, что знаем, – ответила Ткачиха.

– Их время прошло. Я забираю все, чье время истекло, – сказал Вирм, – я сделал так, чтобы Человек от них избавился.

– Истекло! – зарычал Вильд, – Истекло-Истекло-Истекло-Истекло-Погибли!

– Ушли навсегда? МОИ ДЕТИ?! – Гайю сотрясло от гнева, и Трое замолчали, – Ах, это сделали они? Люди?

– Они тебе не нравятся, – заметила Ткачиха.

– Мы можем их убить, если ты не хочешь их больше видеть, – прошипел Вирм.

Вильд ничего не сказал, но принялся безумно ползать вокруг матери.

– Нет, – прошептала Гайя, – вы уже достаточно натворили. Убийство Человека в качестве мести за Костяных-Молотов их не вернет. Вы должны забрать свои дары от Человека, и он должен забыть, как все это создать.

Вильд заговорил. Мое горло охрипло бы от воплей и песнопений, мои ноги закровоточили бы, а кости треснули от танцев и скачков, если бы я попыталась передать тебе, на что это походило, но сказал он следующее:

– Эти трое не могут забрать свои дары от обезьян, но Гайя может повернуть время вспять и снова стать своей собственной матерью. Вирм может только уничтожить Человека, но не может его изменить, а Ткачиха может только связать его, но не забрать у них власть. А Вильд... Вильд не помнил точно, почему разум Человека так разросся, но он тоже не мог его уничтожить.

И Луна задумалась:

– Если Вирм может только разрушать, Ткачиха – только создавать, а Вильд только взращивать, что будет с существами, проклятыми всеми тремя?

Хенгейокай

Пока Триада спорила друг с другом насчет того, чья это была ошибка – этот спор так и не улажен, хотя мне кажется, что Вирм и Вильд никогда бы не попали в эту историю, если бы Ткачиха ее не начала – Луна подобрала горстку обезьян и других существ, и они совместили их.

Человек вонял, у него был ужасный мех, плохой слух, бесполезные когти, слабое обоняние и зрение, маленькая скорость, никаких зубов, достойных упоминания, и мало юмора. Все остальные животные были намного лучше во всем необходимом – по крайней мере, до сих пор – и в них было больше смысла.

Луна обратила свои серебристые глаза к Трем.

– Зачем вам вообще нужны были эти обезьяны?

Они посмотрели на свою сестру и увидели, что она очень устала, сотрясалась от плача и не могла ничего делать. Луна взяла на себя ответственность и сказала Гайе:

– Мы сделаем тебе защитников, чтобы ты могла спокойно спать. У них будут те же самые дары, что и у обезьян – даже намного больше – но они будут знать о тебе и наших служителях.

– Мы сделаем их наполовину людьми, наполовину другими существами. Поэтому они смогут ходить среди людей и обучать их для нас, но вместе с этим сосуществовать с миром Ткачихи и огнями Вирма. Они будут рядом с тобой, и переносить твою мудрость.

Луна положила горстку своих детей ей на живот и выбрала самых прекрасных, самых смелых и мудрых служителей Гайи: Волков, которые будут сражаться за нее, Птиц, которые будут наблюдать за ней, Кошек, которые будут прислушиваться к ней, Медведей, которые будут исцелять ее, Акул, которые будут охранять ее жизненную кровь, Драконов, которые будут ее памятью, Крыс, которые смогут пролезать в самые недоступные места и ловить то, что пропустили остальные, Змей, которые...

Нет, еще не Лисиц.

Потом Луна выбрала самых прекрасных, мудрых и менее глухих мужчин и женщин, и поставила их рядом с теми животными, к которым они больше всего подходили. Потом она взяла немного Бывшей Гайи – того, что не было ни Инь, ни Ян – и совместила каждую пару. Потом она связала их серебряной нитью – единственной прядью своих волос – и отправила на землю.

Она изложила обязанности каждому Меняющемуся Дитя, а также их дары, права и слабости. Она приказала им действовать вместе и поручила Драконам напоминать другим о начале вещей. Она посоветовала им содержать людей в определенном месте, но не убивать их напрямую. Она шепнула им, чтобы они наблюдали за Тремя, особенно за Ткачихой, которая явно приложила больше усилий для обучения людей, чем признается. Так как она говорила довольно тихо, это была первая вещь, которую забыли Меняющиеся Дети.

После этого Луна обратилась к солнцу:

– Не свети слишком сильно. Некоторые обезьяны здесь не нужны, и мы должны отправить их домой, сковав их льдом.

– Спи спокойно, Сестра. Мы будем следить.

Шэнь

У Луны было несколько существ, которые остались после создания Меняющихся Детей. Она поместила их туда, откуда они произошли. Даже притом, что им было отказано в великих обязанностях, они изменились от ее прикосновения.

Мужчины и женщины стали видеть, слышать и понимать гораздо больше, и стали шаманами.

Животные стали более мудрыми и долгоживущими, каждый из них стал правителем своего рода. Они вовремя научились слушать Гайю и прошли в другие Королевства, чтобы следить за своей семьей. Луна провела пальцами по деревьям и растениям, когда учила существ видеть и думать, и они тоже научились. Все они стали Ками.

Когда Луна наклонилась, чтобы поместить существ в их дома, прядь ее серебряных волов упала на других существ всех видов, и их души стали частью ее. Они стали хсиен, и навсегда принадлежат ей.

Ожидание Триады

Наконец, Гайя заснула, и Луна отвернулась в траурном танце. Трое стояли там, где старейшие оставили их.

Вирм кипел от гнева. Он чувствовал, что его недооценили. Он чувствовал себя обманутым Ткачихой и покинутым Гайей – своей Матерью! Почему ее больше интересовали какие-то там Костяные-Молоты, а не его чувства? Он все еще не понимал, что было неправильного в том, что Ткачиха захотела немного помочь Человеку – они только сделали жалкие вещи более полезными – и был обижен на Гайю и Луну, и ругал их.

Ткачиха абсолютно тихо сидела на конце своей шелковистой нити, и наблюдала за новыми хранителями своими восемью зоркими глазами. Через какое-то время гнев Вирма привлек ее внимание, и она с улыбкой повернулась к змее.

Вильд понурился от горя и извивался на месте почти весь месяц. Потом он унесся в далекие пустоши, где остальные двое не могли услышать его, и выплакивал грозы, прося прощения у своей Матери за неповиновение. Когда она простила его, он забыл обо всем, но это – его путь.

Паутина

Чуть позже Ткачиха нашептывала Вирму на ухо и пряла вокруг него свои легкие сети – она стремилась использовать колоссальную силу, которая была заключена в его гневе. Некоторые говорят, что она хотела использовать его в борьбе со своей Матерью уже тогда, но мне кажется, что у нее не было каких-то более высоких целей, чем поощрение самой себя. Сначала ее сеть оплела его самые слабые места: Долг, Суждение, Почитание Родителей, Здравомыслие. Когда она почувствовала, что липкие сети достаточно сильны, она опутала паутиной сердце его гнева.

Разумеется, это было ужасно – не просто предательство своего брата, еще и искажение того, что Гайя и Луна передали ей. Трое должны были сосуществовать с меньшими существами, а Вирм был равен ей. В своем высокомерии она забыла это.

Первозданная суровая сила гнева Вирма прошлась по берегам, и Ткачиха едва смогла перенести его. Она дернулась, чтобы убежать, но сеть была такой сильной, что сдержала ее саму. Тогда она сошла с ума.

Сеть оплела самые слабые и прекрасные части Вирма, сплелась с муками Ткачихи и сжала ее. Она была рассечена почти напополам. Отрезанные концы хлестали змея по его телу и разуму. Он выл от боли и гнева, и обратился к ненависти.

В то же время повреждение было небольшим, и Ткачиха все еще боялась своей Матери. Она знала, что ее поступок был неправильным, и что раны Вирма не исцелятся сами собой. Она не знала, что Вильд был прощен, и она думала, что Луна не позволит ей жить после этих преступлений. Поэтому Ткачиха ничего не сказала. Она восстановила все, что могло доказать ее предательство, и сохранила это в тайне.

Мы считаем, что Вторая Эпоха закончилась тогда, когда Ткачиха сошла с ума, а Вирм был изранен.

Эпоха Легенд

В Третью Эпоху последствия неосторожности Ткачихи были заметны во всем мире.

Вирм потерял все, что имел, и своих собственных слуг. Они не могли знать о том, что произошло с их повелителем, и многие из них добросовестно исполняли свои обязанности, уничтожая только то, что хотела Гайя. Некоторые из них до сих пор так делают, но далеко не все.

Ткачиха не хотела, чтобы ее служители узнали о том, что она натворила, и она изгнала самых догадливых из своей свиты, и оставила только сумасшедших. Ты и сейчас можешь встретиться с потомками разумных пауков (спайдерлингов), но осторожней: некоторые из них вернулись к ней, некоторые были проглочены ее змеиным братом, а некоторые выполняют совсем другие задачи. Им нельзя доверять.

Ткачиха убедила Вирма, что Гайя специально хотела обидеть его, и они создали для себя других существ. Вспоминая, как Луна создала хенгейокай, они облачили Человека в паучью паутину и змеиную чешую. Когда это не сработало, они продолжали экспериментировать. Так на коже Гайи появилось множество бакемоно: двое предателей никогда не смогли получить правильной формулы.

Десять лордов Вирма, известных как Короли Яма, погрязли в честолюбии без присмотра своего Сеньора. Правда, они были лишь незначительными слугами. Их обязанностью был только один небольшой и отрицательный аспект Иня: Распад. Но Десять были завистливы: они не хотели, чтобы Ян вообще был в мире (Жизнь уничтожала их лучшую работу).

Равновесие, которое было у Бывшей Гайи, стремительно покидало своих детей, они хотели разрушать. Поэтому они задумали заговор и собрали остальных детей Вирма. Когда они управляли Смертью, Повелители Яма построили себе из частей Матери цитадель и назвали ее Йоми.

Из своего замка-королевства Повелители Яма решили завоевать мир. Они подчинили других существ, а тех шэнь и Ками, которые не хотели к ним присоединяться, с великой радостью уничтожали их слуги. Тогда они наполнили силой Йоми своих слуг, и увеличились в количестве.

Вирм и Ткачиха довольны: Йоми одерживает верх над Гайей.

Боги и Герои

Если бы у нас было время, я могла бы рассказать тебе разные легенды об этой Эпохе – например, о О-Куни-Нуши, о Лучнике Йи и девяти фальшивых солнцах Повелителей Яма, которых они отправили на небо – о наших кузенах-волках, которые каждый раз храбро отправляли их обратно в Йоми – о Бастет и их великих правителях, которые охраняли Семь Сияющих Мостов от врагов Луны, об Одном Белом Пере, самом мудром Тенгу из всех, если верить слухам, он жил в Корее, о трех братьях Окума, которые исцелили всю горную цепь после того, как Йоми ее исказили.

Но я не должна тратить время на лишние слова, мне нужно рассказать тебе только три вещи.

Во-первых: люди сражались на стороне шэнь. Маги, мудрецы, простолюдины – все они могли чувствовать, как любые другие существа (они могут и сейчас, если захотят) – и многие из них сражались за Гайю. Некоторые из них сражаются и сейчас, хотя они кажутся безразличными, глупыми и искаженными.

Во-вторых: Когда люди взмолились вместе с шэнь и стали с ними сражаться, благодарить и оплакивать Гайю, могущественнейшие служители услышали их и ответили им. Существа призвали Гелиоса и Луну, Утреннюю Звезду и Красную, и Старейшие послали своих служителей помогать нуждающимся. Духи-служители для всех назывались по-разному. Они не хотели никого пугать; они сделали так, что Старейшие знали, откуда пришли мольбы. Люди назвали маски Небожителями, и называли их «богами», «ками», «ангелами», «воплощениями» и т.д.

Если приглядишься к богам, то сможешь найти там Воплощение или Небожителя за этими масками, но лучше всего называть Старейших так, как мы их называем. К тому же, боги любят конфиденциальность.

В-третьих: Когда Старейшие увидели среди столько мудрых и хороших воинов среди обезьян, хенгейокай и шэнь, они гордились ими. Таким могущественным существам защищающие Гайю смертные казались мошками, защищающими Великую Стену. Боги назначили своих избранников и наградили самых хитрых, отважных, сильных или интересных бойцов.

Некоторых избранных людей наградили долгой жизнью для сражения с Йоми. Некоторые были удостоены выбора своего нового воплощения, и памяти о своих прошлых жизнях, тогда смертные впервые познали перерождение (реинкарнацию). Некоторые из них были отобраны после смерти, чтобы советовать, развлекать или сражаться во Дворах Небожителей, они были первыми, кого Человек назвал «полубогами» или «бессмертными». Некоторые остались теми, кем они являлись: они были убиты и посланы назад на Землю, чтобы служить усерднее, а самые сильные, прекрасные или ужасающие стали Ван Сиань.

Тогда было около десяти тысяч племен Человека, десять тысяч видов существ, которые не принадлежали ни к Инь, ни к Ян, они пребывали в равновесии, и десять тысяч Ками, которые уничтожали или восстанавливали Равновесие, Которое Должно Было Быть. Даже Луна, самая мудрая из Старейших (и самая красивая) не могла отличить союзника от противника. Смертные (которые редко смотрят на небо, под которым они родились) переживали ужасные времена, но придерживались своих обязанностей, доверяли себя богам, и шли самым праведным путем.

И тогда предвестники Равновесия добились успеха.

Конец Войны

Все силы Повелителей Яма были запечатаны в королевстве Йоми, и Ван Сиань отправились охранять туда врата.

Живым, духам и мертвым лучше всего жить раздельно, и Старейшие разделили мир на три части. Мертвых поселили в Королевстве под названием Инь, из которого они могли наблюдать за своими семьями, как приятный отголосок того, к чему они привыкли. Ками поселили в Королевство под названием Ян, где они были самими собой, где боги и служители могли спокойно разговаривать с духами, не обременяя себя плотью. А богов поселили в Срединное Королевство, это было лучшее, чего они только могли желать: место, которое они могли назвать своим собственным, шанс восстановиться после войны, и быть свободными от постоянных непрошеных советов своих предков.

Хенгейокай, Ван Сиань, и другие шэнь долгие годы придерживались своих обязанностей. Человек прислушивался к своим стопам, ушам и шаманам, и жил так, как от него ожидали.

Вильд был предан своему делу, Вирм хранил сердитое молчание, а Ткачиха пыталась скрыть помыслы за своей сетью. Царил мир. Гайя улыбалась во сне. Остальные Старейшие потихоньку присоединились к своей сестре.

Но все же Луна помнила об этой войне, и она видела, что Красная Звезда стала намного бодрее и ярче.

Эпоха Испытаний

Из-за Вирма и Ткачихи Вторая Эпоха завершилась весьма бурно; Третья Эпоха прошла столь спокойно, что никто так и не узнал, когда она была. Не было никаких великих Предательств. У Гайи было множество служителей – в ней было так много слабостей и существ, скрывающихся и крадущихся в ущельях – что каждый промах мог стать единственным, замешкаешься на секунду, или покинешь свой пост хотя бы на дюйм, и Равновесие будет уничтожено.

Так и случилось.

Ван Сиань

Стражи Йоми потерпели неудачу из-за молчания своих хозяев. Боги, которые даровали им вторую жизнь, почти ничего не сказали им о мире перед Третьей Эпохой. Они не знали о Вирме и его цели, поэтому не были готовы к силам, которые он Создал, а Йоми перешли в открытую войну.

Искажение просочилось в посольство к графу Ван Сиань. Лесть распахнула двери для него, и Продажность завела ему друзей. Праздность составила план действий, Упадок распорядился жильем, а Бахвальство определило протокол. Алчность закатила банкет в честь хозяев, Греховность обеспечила... развлечение... а Ложь делала все для каждого из них.

Ван Сиань отворили ворота Йоми перед слугами Вирма, и взглянули на мир иными глазами – глазами повелителей.

Люди

Люди тоже провалились, потому что они почти ничего не знали о Трех. Вирм, Ткачиха и Вильд были для них только друзьями. Разве они не дали им столько великих даров? Разве они не вознесли их над животными? Ткачиха хорошенько проросла среди них, ибо она знала, что большинство людей были верны Гайе – и что все на коже людей говорило о ее работе, вне зависимости, как это было замаскировано.

Ткачиха послала одного служителя, которого хватило, чтобы соблазнить человечество. У него была человеческая кожа и он прорастил свои сети в умы каждого человека, от деревни к деревне, от племени к племени.

Прогресс вернулся в руки своей госпоже, и Ткачиха вознесла спайдерлинга в своем Дворе.

Стена

Когда Старейшие создали Великие Королевства, они разделили их тончайшим барьером, чем-то вроде бумажного экрана – превосходно подходящего для уединения, но совершенно никчемного в плане защиты.

Ткачиха наблюдала за своими планами и восхищалась. В качестве щедрого дара создания, боги предоставили ей силы для разделения ее врагов. Она отослала легион за легионом своих самых меньших прядильщиков с простым приказом:

– Отправляйтесь к Стене.

Каждая спряденная ими нить усилила бумажный экран на одну йоту. Там, где пересекались берега, выросла жесткая и тугая сеть. Это маленькая работа для одного паука, но они долго бегали туда-сюда, покрывая слой за слоем, каждый из которых был сильнее предыдущего. Что до того, что это был достаточно медленный процесс? Чем больше вырастала сеть, тем больше времени пройдет прежде, чем кто-нибудь поймет, в чем дело – и чем позже это заметят Старейшие, тем сложнее им будет найти средство уничтожить барьер так, чтобы не уничтожить Королевства по обе стороны.

Войны

О, Ван Сиань были достаточно умны. Они знали, как смаковать свои новые запретные удовольствия, и они должны были найти применение хенгейокай. Звериный народ всегда помогал Ван Сиань регулировать рост людей, чтобы их не стало слишком много или слишком мало. Они положили глаз на Десять Тысяч Бессмертных и каэрны, которые были наполнены восхитительным Ци. Тогда Ван Сиань послали своих самых речистых членов во дворы хенгейокай, чтобы те рассказали им о серьезной угрозе – других хенгейокай.

Так началась Война Позора, и так пали Окума.

Но никто не сможет долго дурачить хенгейокай, даже при всей бесхарактерности и порывистости, присущей их короткой жизни. Тихий шепот Ван Сиань донесся до ушей Хан; Тенгу увидели кровь на их руках; Наги почуяли гниль в их дыхании. Уже не настолько многочисленные, но вновь объединенные, Дворы Зверя Изумрудной Матери обратили свою войну против Ван Сиань и человеческих убежищ, которые предоставили кров Бессмертным.

Гайя устало приоткрыла свои глаза и увидела своих благословленных детей, сражающихся в войне, они не проигрывали, но не смогли бы победить. Их целители пали из-за своей доброты, а остальных осталось слишком мало. Поэтому Гайя задумалась и объявила свой новый указ – рождение нового дитя.

Белоликая

Слепая и мокрая, она пробралась сквозь тьму, чувствуя лишь запах Гайи, благую землю у себя под лапами, сердцебиение своей матери доносилось до ее ушей. Она была единственным ребенком за этот сезон, и мех на ее мордочке был белым.

Белоликая жила так же, как любая другая лиса, но она была самой умной, самой трусливой, самой мудрой, самой быстрой, и самой ловкой из всех, кто когда-либо жил. Чем старше она становилось, тем больше мудрости было в ее голове и сердце. И во всем этом не было ничего такого, чего другие лисы не делали раньше.

Но с возрастом Бай Мианси начинала находить иные путь к мудрости – голоса на ветру, на воде, в деревьях, в земле, в добыче и охотниках, в огнях, которые разводили люди в своих лагерях. Духи всех вещей шептали для каждого существа, созданного Гайей, но немногие дети Матери все еще слышат их. Бай Мианси училась не только слушать, но и говорить и звать. Она была первой, но она еще не была Кицунэ.

Но когда мир горел и угасал под ее ногами, когда другие служители Гайи сражались и умирали в когтях друг друга и клыках Ван Сиань, когда Йоми вырвались из своего заточения, когда Ткачиха и Вирм охотились на людей и шэнь, Бай Мианси играла на полянках и в лесах. Она нашла других умных лисиц и научила их всему, что знала. Она разыгрывали всех и вся, кого могли встретить.

Если проигравшие были им по нраву – они спасали их, но лишь затем, чтобы помучить более сильных. Они издевались и над убогими, если это было легче или забавнее. Они убивали просто из прихоти. И так Бай Мианси со своими последователями проносились по Срединному Королевству, как ураган по долине – неприрученные, дикие, разрушительные, вдохновляясь и угасая, ибо они были ведомы прихотями.

Они были таковы, пока Бай Мианси не прыгнула за кроликом.

Эпоха Тьмы

Наша Императрица провела на меньших небесах лишь один год, но когда она вернулась, Эпоха изменилась.

От ее двора остались одни руины, и только листья покрывали камни. Она бегала вокруг поваленных деревьев в поисках своего народа и нашла то, чего боялась: логово Принца Инари, холодное и пустое – его границы не были отмечены и ничем не пахли – лучшие пути были заброшены – фермы, которые наполняли вкусные мыши и кролики – осталась только одна-единственная нора.

В этом темном и уединенном логове тряслась последняя выжившая лиса старого Двора, Колючки-в-Ушах. Она сказала ей, как был разрушен Двор в ее отсутствие, и что случилось со всеми лисами, которых она когда-то знала. Она попыталась узнать у нее про своего супруга Принца, но Колючки лишь строила предположения и направила ее на Запад. Лапы Бай Мианси хотели повести ее к любовнику, но она чувствовала, как луна смотрит из-за ее плеча. Она должна была сделать другие вещи прежде, чем заниматься своими.

Колючки-в-Ушах стала Небом-Расколотым-Огнями, первой ученицей Бай Мианси и первой Доши. Они вместе нашли остальных – об этом сложена прекрасная история для каждого лисенка, ты обязательно должна ее послушать – и Бай Мианси осталась в Хенане, чтобы обучать их. Только после завершения своей миссии – когда появилось по одной пятихвостой Лисе-учительнице – она отправилась за Инари. Его след был холоднее сердца Йоми, но она заставила свой нос следовать за Гелиосом, когда тот вставал, и ушла из Китая.

Пятая Эпоха

Она не смогла найти следов Инари в Хубэе, но однажды ночью она встретила демона возле дороги.

– Нихао, хранитель! – воскликнула она, – как там поживают Ван Сиань?

Демон вспыхнул от стыда, потом побелел от страха, а затем снова побагровел от гнева.

– Ван Сиань больше нет, маленькая лисичка. Держите свои оскорбления при себе.

Тогда Бай Мианси почувствовала, что приливающая к нему кровь не была его собственной, и услышала шелест мертвой кожи под его сухими костями. Ван Сиань стали Куэй-дзин, и боги украли их дыхание и кровь.

В Сычуане Принца тоже нигде не было видно, и она услышала разговор трех призраков на кладбище.

– Нихао, уважаемые предки! Как поживают павшие герои?

– Здесь больше нет никаких героев, маленькая лисичка, – ответил первый из них, – я обречен на вечное скитание во тьме, ибо у моей семьи не было денег, чтобы обеспечить мне правильные похороны.

– Здесь больше нет никаких героев, маленькая лисичка, – ответил второй, – я обречен на вечное скитание во тьме, потому что у моей семьи хватило денег, чтобы похоронить меня в нефрите.

– Здесь больше нет никаких героев, маленькая лисичка, – ответил второй, – они ушли, чтобы сражаться с Йоми, или переродились. Здесь нет других героев, кроме нас.

В Цинхае даже ветер не мог припомнить Инари, но она смогла поделиться кроликом с двумя странствующими хсиен.

– Как поживает лунный народец? – спросила она.

Но они ничего не знали о своем доме, ибо потерялись. Она поймала для них еще кроликов, но они были отравлены и больны, и она мало что смогла для них сделать.

В горах Тибета было много лисьих следов, но ничего похожего на следы Инари. Она встретила шамана, который предложил найти ее потерянного супруга за цену слова – одного слова – но он не сказал, что ему было нужно, и она оставила его. Она была мудрее, чем думала; он хотел забрать ее Имя, чтобы сломать его и узнать ее тайны.

В Непале она поняла, что шла неправильным путем, может быть, даже поставила перед собой не те задачи, поэтому она поднялась на высокую гору, чтобы быть поближе к Серебряной Леди, и помолилась. На миг прервавшись от своих обрядов, она увидела Кошку и Ворона, которые наблюдали за ней с других пиков.

– Нихао, Глаза Гайи, – она знала, что они любили это прозвище. Эти двое смотрели как один, – как поживают служители Великой Матери?

– Плохо. Очень плохо. Мы сломлены; мы преданы; нас окружают обезьяны, – сказал Ворон, – Да ведь Танг Фом, который живет через три долины, терпит таких убытки от этих сельчан, что я даже не знаю...

– Кто спрашивает? – спросила Кошка, – мы ничего тебе не скажем, пока ты не скажешь там, кто ты такая.

– Я – Кицунэ; я – служительница Луны и Гайи. Я иду на запад, и я могу быть Белоликой – а могу и не быть.

– Китснэй, – ответила Кошка знающим тоном, хотя никогда не слышала такого слова, – ты – никто; я не обязана думать о всяких там несущественных Китснэй вроде тебя, – после чего она (сгорая от любопытства) развернулась, чтобы показать свое пренебрежение, но все слышать.

– Брат Ворон, я хочу разузнать о твоем народе. Здесь есть еще кто-нибудь?

– О, нас очень много, – ответили хором Ворон и Кошка. Кошка развернулась и встретилась взглядом с Бай Мианси, – в этих горах очень много наших Хан и Багира. В наших руках вся сила земли и небес, которую мы можем использовать против своих врагов, и любому противнику мы можем противопоставить двух своих воинов – и даже новичок, нет, котенок может сражаться один на один.

Ворон недоверчиво взглянул на своего кошачьего родича.

– Верно. Продолжай себе это повторять.

– Нас очень много, Сестрица-Лиса. Нас здесь четверо – этот блошиный мешок, я, Танг Фом, и волк, который оплакивает своих павших братьев по стае. Это и и есть армия Гайи в этой стороне.

Бай Мианси заплакала от того, как изменился мир. Ее Принц ушел, оставив ее с разбитым сердцем, но что маленькая рана по сравнению с множеством мертвецов, перекошенных, деформированных, голодных, одиноких, закованных в сети, искаженных, сломленных, о которых все забыли, и беспамятными существами, населяющими землю.

– Я больше не буду тратить время на поиски своей любви или судьбы, – сказала она Серебряной Леди, – прости меня за все эти утраченные годы. Что я могу сделать для тебя, моя леди?

К ее удивлению (в тот момент она стерпела столько унижений, что не могла даже подумать, что Луна сочтет ее достойной разговора) ее молитвы были услышаны.

– Ты не зря потратила свое время, дорогая племянница. В своем путешествии ты увидела, как Йоми вредит твоей Матери и ее служителям; и ты шла в правильном направлении. Теперь мы хотим, чтобы ты оставила горы Индии. Мы хотим, чтобы ты занялась уничтожением династий. Небеса постановили, что они больше не должны править.

Многих из них еще нет; ты должна будешь подождать.

Смерть Империй

Теперь Бай Мианси была не просто Первой, она была Лучшей. Мало кто из нас может уничтожить такого злыдня, как политического деятеля, правителя, диктатора, опьяненного Вирмом тирана – и гордо подписаться под этим делом. Бай Мианси казнила целые нации и оставила население живым.

Она позволила одному хорошему и терпеливому индийскому Королю Асоки продолжать свое плодотворное правление. Но она сразила его наследников.

Она уничтожила Династию Цинь; Хан были ослаблены и пали от ее махинаций в свое время, четыре столетия спустя. Она посетила и Династию Суй, когда Небеса отвергли их, а они отвергли Небеса. Никто не может полностью описать ее путешествия; она была лисой-одиночкой, и у нее было множество имен, ибо она жила целые столетия.

Когда японский Император Тоба отверг Мандаты Небес, Бай Мианси проникла в его палаты и притворилась его наложницей. Мы знаем, что ее миссия состояла в том, чтобы уничтожить прогнивший в интригах Двор и его жутких темных магов. Но Рушители Имен были слишком сильны для нее, или узнали о ней раньше. Они предупредили Императора и изгнали Белоликую.

Изгнали. Как призрака. Глупые маги и жрецы думали, что они уничтожили ее. Мы знаем лучше. Но история о Первой Кицунэ заканчивается ее изгнанием из Безупречной Драгоценной Девы. Нет! Никаких больше историй.

Принц Инари

Ее Принц держал свои секреты при себе; никто из моих знакомых так и не сказал, где он научился быть Кицунэ. (Наверное, они спрашивали у него, но он ничего не ответил) Поэтому я не буду ничего сочинять о том, как он ушел от Бай Мианси в Хэнани в свои каэрны и святилища в Японии.

Катарибэ той страны лучше знать, как он туда прибыл, и как начал учить их быть Лисами, а не лисами. У него было пять хвостов и золотистый мех. Днем он сиял, словно солнце, а ночью – как луна. У него были такие силы, которых не было ни у одной Девятихвостой Лисы, он мог ткать небеса и землю. Он распространил свой Двор на остальные острова архипелага – в Китай, Корею, Монголию, Маньчжурию – даже в Тибет и Индию.

Через грозовое лето он провел своих Старейшин к вратам Гару Хаккен, он показал себя, и семья Деда-Грома снизошла до разговора с ним.

Он послал самого языкастого, ловкого и окруженного аурой безопасности Катарибэ своего Двора для переговоров с Тенгу, и слухи быстро разлетелись между Воронами и Лисами.

Он послал самого молодого и самого почтительного лисенка к Дракону, и Чжунь Лунь возвели Двор Инари в Историю Великих Небожителей.

Он послал самого бесчестного, уродливого и противного воина Эйдзи для сражения с врагами Незуми, и они начали сражаться на его стороне.

Он послал самого привлекательного, кокетливого и таинственного Доши в логово Хан, и великие Кошки пали перед ним, как горы без основания.

Он послал самого доброго, способного и нежного Гукуцуши заботиться о последнем умирающем Окума в Японии, и они стали лучшими друзьями. Медведь даже сказал, что иногда Кицунэ можно доверять.

Но он никого не послал к Нагам; он сказал, что эмиссар сам придет от них, и что Кицунэ должны будут предоставить Змеям всю любезность, на которую они способны.

Слова

Теперь, когда мы стали тем, кто мы есть, и научились новым путям, то нашли самое совершенное творение Ткачихи в Четвертую Эпоху, может быть, даже во все времена.

Бумагу.

Как мило, что ты не смеешься. Некоторые могут считать бумагу бесполезной, ведь столько деревьев умирает зря ради этой бумаги. Конечно же, это так, т.к. людям удобнее пользоваться мертвыми вещами. Но первое утверждение ложно. Знаешь, бумага наряду со своей тетушкой написанием – самая могущественная вещь в мире. Она сжигает землю и ловит ветер. Он может сдерживать воду и кормить огонь. Это судно, которому доверяют духи, ибо она настолько чиста, но вместе с тем хрупка, чтобы с легкостью выпустить духа на свободу.

В этом хрупком веществе содержится великая магия. Как она может быть слабой? О, в эти дни фотокопий и журналов бумага кажется дешевой; люди даже подтираются ей. Но для тех, кто посвящен в тайны магии, бумага является величайшим ее источником. Это вещичка Ткачихи, которой можно сломать ее же сети, и учить остальных новым путям. Ей можно пользоваться, чтобы помогать Гайе, даже лучше, чем компьютером, оружием, или автомобилем – она волшебна, и это наше самое величайшее магическое открытие.

Я не буду мучить тебя тысячью и двенадцатью рассказами о том, как мы поняли ее силу, и научились ей пользоваться. Важно то, что китайские Кицунэ первыми научились писанию; корейская Лиса была первой, кто научился использовать магию рун; японские Кицунэ были первыми, кто научился пользоваться священной бумагой и оригами. Это самая величайшая тайна нашего племени, и я завидую Лисе, которая научит тебя Джу-Фу.

Воровство

Все знают, что лисы воруют. Яйца, ягоды, зайцев из охотничьих ловушек – без разницы. Гайя знала об этом, будь уверена. Я думаю, что Луну не так уж разочаровало то, что Лисы начали красть у своих кузенов. О, это не так уж и важно – но это было так в стиле Бай Мианси и всех наших прославленных предков.

Ты знаешь, что не только мы были ворами. Тенгу тоже по-своему бандиты, а Бастет знают одну или три вещи о воровстве. Фактически, Бастет знали, как следить за другими хенгейокай и красть у них их Дары.

Мы как раз украли у них эту самую уловку.

Наверное, это была единственная вещь, которая действительно была нам нужна. После этого мы не воровали, как Кицунэ; мы просто практиковали хобби Бастет. Мы многое узнали у других хенгейокай, и наша магия стала такой великой и разнообразной, что заполнила множество свитков. Наши Доши были самыми лучшими в этом искусстве, и провели множество летних дней в слежке за другими хенгейокай в надежде узнать что-то новое.

Однажды пара Доши заметила странного волка, чей мех был черным, как у любого Хаккен, но его челюсти были зелеными, как море. Этот волк рылся в человеческом теле, вытаскивая его внутренности и разбрасывая их вокруг. Но он ничего не ел. Он наклонил голову и изучал внутренности, после чего удовлетворительно кивнул и убежал. Двое Доши сразу же сказали друг другу «Предсказание!» и побежали искать тех, кто его практикует.

Но когда двое Доши вернулись во двор через неделю, у генерала Хан шерсть встала на загривке, и он набросился на них. Разумеется, он убежали; а что еще им оставалось делать? Они сиганули в ежевичник и, отдышавшись, начали лихорадочно переговариваться, что же случилось с их некогда благородным тигром.

Как раз тогда они заметили, что их дыхание смердело, как яд многоножки.

О, как же они были расстроены. Они сразу же побежали во Двор Предков и начали вопрошать и пресмыкаться, лишь бы с них сняли искажение. То же самое они проделывали в Уми, в Землях Тигра, везде, где служители Небес могли выслушать их.

В конце концов, старый-престарый волк смог дать им ответ – совсем не тот ответ, который они хотели услышать, но все-таки хоть какой-то.

– Йоми повсюду, – прогрохотал старый волк. – Немного Йоми есть даже в нас самих, если вы помните сутры Сан Юань. В некоторых Йоми настолько разрастается, что под их кожей не остается ничего, кроме Йоми. Волк, у которого вы украли последнюю уловку, был именно таким. Так вы наслали на себя Йоми, и теперь он разрастается в вас.

– Разве мы не можем изгнать его? – возразил первый Доши.

Волк покачал головой.

– Вы не можете отозвать его. Йоми уже прорастает в вас, и я бы поостерегся снова иметь с ним дело.

– О, мы не будем! – воскликнул второй Доши, – мы клянемся, что никто из нашего рода больше никогда не будет красть Дары! Разве нет способа отослать Йоми куда-нибудь еще?

Старый волк снова покачал головой.

– Не в эту эпоху. Но знайте, что если вы не будете прикасаться к Йоми до следующего вращения Колеса, то вполне можете искупить свою вину настолько, что Йоми не захочет жить в вас.

– В грядущей эпохе будет столько войны и страданий, что вы сможете искупить свою вину в полной мере великими свершениями.

Он подпер старыми лапами подбородок и посмотрел на двух Доши из-под прикрытых глаз.

– Мир изменится или будет уничтожен. Если вы будете хорошо служить, и мы сможем победить, тогда Гайя будет достаточно сильна, чтобы изгнать Йоми из ваших магов.

Это не было великим обещанием, но ни один Доши с тех времен не забыл те слова.

Расставание

Ну все, я много наговорила, и ты снова засыпаешь. Существуют тысячи других историй, которые тебе следует услышать, но твоя бедная головка не может вместить столько информации за такое короткое время. Потом ты встретишь других Катарибэ. Веди себя хорошо и слушай их рассказы о прошлом; история умирает лишь тогда, когда будущее умрет вместе с ней.

 

 

Современность

Мэй-Фэй сидела в небольшом баре робатаяки и нервничала. Переполненный ресторан казался морем черных глаз, уставившихся на нее; рыбаки и работники доков неуверенно улыбались, увидев тринадцатилетнюю девочку и ее серьезного опекуна. Ее новые чувства уловили запах сакэ и пива – для лисенка весь город провонял морскими водорослями и мертвой рыбой.

Повар улыбнулся и поставил перед ними квадратные тарелки с какими-то странными овощами, и Дядя Ху передал ей целую миску риса. Повинуясь инстинктам, она развернула свои палочки для еды и макнула их в липкое белое зерно. Холодный воздух подул ей в щеку и ухо, и ей показалось, что она услышала шепот.

Черные глаза ее покровителей совсем потемнели, и веселые голоса сменили тон. Некоторые улыбки дрогнули. Мэй с жадностью уставилась в свою тарелку и пыталась их игнорировать, жалея, что дядя Ху кормил этими палочками призраков.

Сзади к ним подошел молодой и громоздкий человек в грязном рабочем комбинезоне.

– Девочка, ты ничего не ешь, – произнес он на английском жаргоне и показал на рис, – ты придерживаешься какой-то диеты?

Его бессмысленный и враждебный пристальный взгляд пал на Мэй. Внезапно его лицо начало искажаться, он превратился в иссохшего озорного старика с зеленовато-желтыми глазами, и подмигнул ей сквозь цветную дымку, похожую на туман.

– Расплатись, Ху, – приказал Гукуцуши, – ты придешь ко мне на обед сегодня вечером. Захвати свою подружку, хорошо?

Ты все правильно поняла, маленькая лисичка. Ты ведь знаешь, что я родился в подполье? Я не болтаю, как некоторые обезьяны – на японском, английском, китайском, да какая разница? Я сильный и неразговорчивый. Но леди, лисы они или обезьяны, таких любят, так почему бы и нет, верно?

Сондок хорошо рассказывает истории. Готов поспорить, она поведала тебе прекрасную историю. О первой половине Пятой Эпохи, ха? Но что бы там вчера не было – это не вся история, поэтому отец и послал тебя ко мне. Он мудрый и хороший лис, и не слушай, если какой-нибудь высокомерный двор будет говорить тебе что-то другое.

Так вот. Я Черноногий – я всегда хожу босиком, чтобы касаться Гайи, а городские улицы не так чисты, как леса. Как ты уже поняла, я – роко. Я – Гукуцуши. Я играю со светом и тенью, а они играют со мной. Я играю и с чужим разумом, но это не нужно маленькой лисичке; особенно такой, как ты. У меня нет бацу; нет двора, нет сэнтая. Я – одиночка, как и Белоликая. Впрочем, некоторые призраки могут назвать меня своими друзьями, но в этом нет ничего неправильного. У призраков тоже есть проблемы, знаешь ли.

Восток

– Китайский религиозный лидер подполья, которого цитировали по PBS.

Хочешь узнать о королях, Императорах или президентах – сходи и почитай книги по истории, лисенок. Хочешь узнать точную дату или место – посмотри в путеводителе, или обратись к Барду, или кому-то в этом роде. Я скажу тебе кое-что, чего они не скажут, хорошо?

На Востоке всегда были империи. Там всегда были династии. Коммунизм? Империя! Народная республиканская армия; имперские войска; какая разница? Мао Цзэдун; Сын Небес он, или нет. И Дети Красной армии поклонялись ему, как сыну любого бога. Давай так – ты находишь мне хотя бы одно различие между Культурной Революцией и китайскими чистками, а я отдам тебе свой ланч.

Хочешь принцев и мудрецов в изгнании? Поищи политиков и интеллектуалов на полях и трудовых лагерях. Старые императоры отсылают их гнить во Вьетнам. Новички отправляются в пустыню, где никто не услышит их болтовню.

Хочешь поединков и кровавых свержений? Их полно. Даже у изгнанников есть правительство. Верно! Сходи в Тайвань и попроси аудиенции с китайским королем. О, король, президент националистической партии... Какая разница?

На Востоке тоже – слушай сюда, лисенок – есть несчастные люди, которые не могут вылезти из-под толстой задницы Императора. У нас повсюду есть свои друзья. Везде есть суеверные крестьяне; хранители старых религий – некоторые из них даже старше, чем сами Лисы! Обезьяны, которые знают о Гайе больше, чем думают – обезьяны, которые чувствуют, как Ткачиха сплела вокруг них паутину, и ненавидят ее – дети детей героев, которые помнят свои сражения с Йоми во снах. Ты можешь пробудить их, если знаешь, как.

А если человек зайдет слишком далеко в своем пробуждении? Ты можешь использовать его. Ты можешь взять эту гнилую душу и заставить ее сражаться с другой. Запомни, лисенок: Империи воспитывают плохих людей, которых куда угодно может завести жадность, и хороших людей , которых можно завербовать куда угодно из-за их благородства.

Запад

И вот этот мальчишка, этот Марко Полололо, появляется в Китае. Великое событие, знаешь ли. Я слушаю этого всезнайку-гайдзина между тем как помогаю ему тайно пробраться в Китай, а он говорит мне, как это грандиозно, когда идеи покачиваются вперед и назад подобно волнам, развивая цивилизацию. Разумеется, я ему поддакиваю. И спрашиваю, не было ли там кого-нибудь из Индии? Не видели ли кланы непальских обезьян девочек из Тибета? Разве тибетцы не пили с казахами? Разве войны между Западом и Востоком затронули не всех? Как шелк попал на запад до Марко Поло? Как зеленый чай попал в Индию? Потом он перестал мне отвечать; наверное, он не понимал мой английский. Скорее всего.

Я скажу тебе иначе: Демократия – это Империя. Единственное различие в том, что ты проворачиваешь удачный демократический ход, и все чистки проходят именно в это время. И все реформы тоже. В старой империи правитель устраивает гонения на что-то конкретное. В демократичном обществе трения происходят все время, неважно, из-за чего, и в них участвует огромная куча человек. В старой империи крестьян топчут согласно закону, или какому-нибудь небесному праву, и солдаты и прочие люди говорят «Слава богам, что меня самого не растоптали!» В демократичном обществе люди соглашаются третировать одних людей, и помогать другим. По-моему, обе системы дефективны.

Миру бы только поменьше обезьян, да понормальнее. Мне кажется, если бы у обезьян было больше простора, они не были бы такими ужасными соседями.

Жаль, что это не твой отец попросил меня научить тебя. Так что я там говорил? Ах да, величайшая вещь этой встречи Запада с Востоком заключается в том, что Запад нас заметил (и все остальные, как мне кажется), ведь они думают, что знают обо всем на свете. Это просто болезнь какая-то.

И вот эти люди захватывают земли и заставляют других людей жить там в качестве слуг и испольщиков, и пинают их, как камешки.

И все остальное тоже.

Народ Заката

Гайдзин-Гару думают, что они знают, как захватить каэрны и вышвырнуть оттуда всех хенгейокай. Где-то это срабатывает; где-то нет. Когда Родня хенгейокай – Чистые Племена, Буньип и всякие африканцы, которых я не знаю – были убиты человеческими зазнайками, Народ Заката сделал за них почти все. Гордость перевертышей всегда заставляет других детей Гайи страдать.

Пришедшие с западными людьми кровопийцы пытаются вторгнуться во владения Куэй-дзин. Хочешь посмеяться? Посмотри, как Куэй-дзин унижают Кин-дзин. Это очень забавно, к тому же, Куэй-дзин прекрасно это умеют!

Наши призраки когда-то были прекрасными соседями – но они так страдают в последние тысячелетия. Для них в Западе нет ничего хорошего, честное слово. Ладно, это не столько из-за Запада, сколько из-за Пятой Эпохи. Дворы Зверя берут на себя ответственность практически за все, что делает Запад; это правильно, но не всегда.

Послушай – я видел лучшие дни, а ты никогда их не увидишь!

Ткачиха

Хуже всего на Западе то, что Ткачиха здесь проросла больше всего. Когда я был лисенком, стекло было очень редким, и немногие даже знали о нем. Теперь же обезьяны строят целые горы из стекла, и пауки в Зеркальных Землях правят здесь всем. Пауки! Они совершенно бесполезны – не только для меня, для всех Кицунэ! Они просто прядут сети и прокладывают туннели там, где размножаются многоножки. В эти дни между многоножками и пауками практически нет различий. Папа-Многоножка и Мама-Паучиха ничем не отличаются. Но босиком ходить легче по чистой земле, чем по зловонной липкой дороге, обложенной паутиной.

Не знаю, почему Ткачиха так жалеет Йоми. Но она это делает. Сходи как-нибудь в Чибу или Гонконг. Даже там, где все вроде бы хорошо, в зеркальных землях дела обстоят очень плохо.

Эпоха Скорби

Гм-м. Шестая Эпоха грядет. Сходив в Бангкок или Пекин, или куда-нибудь еще, можно подумать, что она уже настала. Грядет великая война – может быть, Куэй-дзин попробуют погасить солнце, или Йоми перемахнут Стену и выльются на улицы – все возможно. Империя рухнет. Обезьяны умрут от болезней, пуль, яда и самого мира, и всему придет конец. Может быть, некоторые виды хенгейокай погибнут навсегда, как Окума. Наверняка Хан будут первыми, да и падение Нагов не за горами. Кто знает, что еще случится? Может быть, эта жертва проложит дорогу новым видам, как когда-то нам – может быть, они просто сгинут, как отходы. Кто знает.

Некоторые Барды говорят, что все эпохи спокойно пройдут, но проблема в том, что если Йоми остановят колесу, то тьма наступит навсегда. Никаких новых видов. Никаких небесных даров. Может быть, сами Небеса погибнут.

Да, все довольно паршиво. Грядет что-то ужасное, и оно может быть необратимым. Мне жаль тебя, но не отчаивайся заранее! Ты – Кицунэ, лучшее создание Изумрудной Матери! Если кто-то и будет готов к Шестой Эпохе, так это ты – если выучишься!