Глава 1: Как быстро мы забываем

Истина сделает вас свободными1.

- девиз Центрального разведывательного управления США

Поэтому с обдуманностью веди войну твою2.

- девиз Ведомства разведки и специальных задач государства Израиль (Моссад)

Из Летописи Сокровенной Крови, второй главы Книги Последних Ночей; почти полностью совпадающий отрывок имеется и в Притчах Крови.

... и так случилось, что в те ночи Дом Хакима распался, и началась великая война. Шипение произносимой шепотом лжи наполнило залы Горы. Брат ополчился на брата, и Дети омыли свои копья в Сокровенной Крови, и первой жертвой тех сражений стала Истина.

А может быть, и нет.

Я начал эту летопись Детей Хакима по просьбе аль-Ашрада, некогда амра, а теперь - Старейший в изгнании. Хотя руки мои более привычны к клинку и крови, чем к перу и чернилам, я постараюсь изложить Истину во всей ее полноте. Возможно, сей малой службой я смогу искупить присущую мне нехватку веры и преданности.

Как мне сообщили, мой труд станет первой за тысячу лет летописью Детей Хакима, которая беспрепятственно покинет стены Аламута. Вероятно, от меня ожидается, что я опровергну расхожее мнение о Детях, в особенности же в том его изводе, которого придерживается Камарилья. И вот, обращаясь к этому могущественному союзу (среди членов которого, как уведомил меня Старейший в изгнании, мой труд найдет большинство своих читателей), а также и к прочим наследникам Каина, я заявляю:

Все ваше знание о нас – ложь.

Поверить в нее было просто, не так ли? Сотни, даже тысячи кровожадных – в буквальном смысле слова - арабов-ассасинов. Наемники, убивающие вампиров во славу Каина и Хакима, или «Ассама», как некоторые произносят его имя. Да, остальные Сородичи верят в это – и цепляются за свою веру, как за самое простое и надежное объяснение всех тех поступков, истинные мотивы которых изгладились из памяти много поколений назад. Ложь оказалась удачной. Сотни лет она оберегала Детей Хакима, давая им время вновь обрести себя.

Но порою удачная ложь становится ловушкой для самого лжеца: он забывает правду и начинает верить в обман. Дети так хорошо скрывали свою историю, что теперь сами считают выдумку истиной. Из-за этого они забыли, для чего их создали.

Пора положить этому конец.

Возможно, все начиналось так…

В ранние ночи Первого Города жил человек. При жизни он был великим воином. Если бы в те времена воинов было много и из них создавались бы армии, он мог бы стать великим полководцем, но ему хватало и того, что он считался одним из самых одаренных военных вождей своей земли. Со временем стремление проливать кровь в нем угасло, как это обычно случается с теми, кому приходилось воевать. Он посвятил себя наукам и преуспел в них, выучив язык и письмена мертвых. Со временем слава о нем разнеслась по дальним странам, и дети Каина решили навеки сохранить камень его души.

Некоторое время ставший ученым воин странствовал под покровом ночи – может быть, месяц, может быть, сотни лет. Он обрел товарищей среди себе подобных и наконец нашел себе убежище во Втором Городе, хотя так и не обосновался там до конца. Шли годы, он поделился кровью с несколькими ремесленниками и учеными, чьи таланты и знания восхитили его, и так его выводок процветал в тиши и покое.

Когда его братья и сестра ссорились, этот Каинит всегда держался в стороне. Некогда он смотрел войне в лицо и потому знал, что гордость не стоит пролития крови. Кто бы ни предлагал ему союз, ответ его всегда был одинаков: «Не этой ночью».

Но не стоит считать, будто никто из современников не был близок нашему Каиниту. Он заботился о мастерах Второго Города, и в этом ему помогала его сестра, та, которая позже стала Матерью Клана Цветка. Он обсуждал природу жизни и тайны смерти с кузеном, которому в будущем суждено было познать смерть во всех ее проявлениях, никому не ведомых в те ночи. Он беседовал о философии с братьями, которых потом назвали Змеем и Мудрецом. А в те ночи, когда странник, чьи дети ликом будут подобны Зверю, уходил от стен Второго Города в пустоши, наш Каинит бежал рядом с ним. Именно этот его родич в шутку назвал нашего Каинита Охотником, ибо из всей дичи, что преследовали древние, он искал самую скрытную: Истину.

Однажды родичи пришли в дом Охотника, чтобы попросить его об услуге. Сердце Охотника исполнилось отчаяния и тягостного предчувствия, ибо никогда ранее они не искали его помощи все вместе, и он знал, что их приход не предвещает добра. И все же они были его братьями и сестрами, и потому он пригласил их в дом и поприветствовал их. Им потребовалось мало времени, чтобы перейти к делу.

- Мы заметили, - сказала Цветок, - что некоторые наши дети вышли из повиновения. Они носятся среди смертных, подобно зверям, глаза их полны Безумия, а дела их – гибель и разрушение.

Охотник склонил голову в печали:

- Увы, мои племянники и племянницы сеют ужас среди детей Сифа и называют себя богами. Я видел это, и сердце мое сжалось от горя. Но что мне противопоставить такой дикости?

- Этому городу нужен тот, чей голос звучал бы беспристрастно, - сказал Провидец. – Мы просим тебя стать этим голосом. Создай вторую семью, которая дала бы нам судей, ты же будешь их главой и станешь блюсти порядок среди всех нас.

- Но почему вы просите меня об этом? – спросил Охотник. – Верно, в юности я был воином, но я оставил копье ради свитка и не желаю более проливать кровь, разве ради собственного спасения.

- Мы просим тебя принять эту обязанность, - ответил Ваятель Душ, - поскольку ты не желаешь ее. Ты не станешь злоупотреблять полученной властью. Мы не можем довериться никому из нас и наших детей. Но ты всегда был выше наших дрязг и не отдавал предпочтения никому из нас, поэтому мы считаем, что ты и далее будешь поступать так же. Нам известно также, что ты ответишь нам согласием, ибо того требуют обстоятельства.

И Охотник – Судья – согласился. Он пошел и создал вторую семью, семью судей. И многие столетия ответственность тяжким грузом лежала на их плечах.

Даже в своем собственном доме не мог он обрести покоя. Как ни пытался он достичь согласия между двумя своими семьями, усилия его шли прахом. Его первая семья, кроткие художники и мудрецы, считали судей высокомерными своевольными выскочками. Судьи же видели в первой семье лишь жалких трусов. Охотник исчезал на многие недели, каждый раз поручая заботу о доме разным своим потомкам. Со временем его отлучки становились все дольше, и он все меньше времени проводил во Втором Городе.

Последней соломинкой, как оно обычно бывает, стала одна ночь в разгар мелкой свары, подробности которой до нас не дошли. Неизвестно даже, кто именно затеял ее. Все сходятся лишь в одном: после многовековых споров и убеждений Охотник наконец потерял терпение. Один из его детей пришел к нему с жалобой, которую он счел настолько мелочной и бессмысленной, что не смог более сдерживать гнев на всех своих потомков. Он разозлился на обе свои семьи и навсегда покинул дом. Больше его не видели.

Так вышло, что причиной срыва стала жалоба со стороны ученого, члена первой семьи.

Судьи восприняли этот последний знак нерасположения как указание на то, что главенство в доме принадлежит им.

Так все началось. Так все остается по сей день.

С тех самых пор, как Хаким покинул нас.

Глиняную табличку с этим преданием, перевод которого вы видите, мне милостиво передал Старейший в изгнании, чтобы я мог начать свой труд. Он сообщил также, что записано оно было за два века до рождения христианского бога-мученика. Хотя его не стоит воспринимать буквально – так, временные промежутки указаны совершенно произвольно, - все же по сути своей оно правдиво. Как и гласит предание, Дети Хакима не всегда были шайкой жадных убийц, которыми нас сейчас считают окружающие. В нашей истории было падение, сравнимое с пережитым [Бруха], ложь более великая, чем та, что произнесли уста Мехета, и предводитель с даром предвидения, сравнимым с даром Саулота. По крайней мере, так говорят нам историки из Аламута.

За прошедшие века мне приходилось слышать разные предания о нашем происхождении. Чтобы избежать ненужных сложностей, я изложил нашу раннюю историю в той ее версии, которая лучше всего известна моим предполагаемым читателям. Прочие версии заслуживают отдельного изучения, хотя бы ради научного интереса…

Первые ночи

Мы знаем нашего прародителя лучше, чем прочие кланы знают своих, и причиной тому как воспоминания тех, кто встречался с ним, так и его собственные записи. То имя, под которым он известен, не было его настоящим именем, поскольку он знал, какая сила таится в подобных вещах; нет, прозвание «Хаким» он взял после получения Крови, и именно так мы и посейчас зовем его.

При жизни Хаким был воином и охотником и принадлежал к одному из тех бесчисленных племен, что странствовали вслед за стадами животных по Плодородному полумесяцу, а оттуда – в Азию и Северную Африку. Он был весьма искусен в повседневных занятиях, хотя, по его собственному признанию, многие соплеменники превосходили его умениями; сам Хаким считал, что сир выбрал его за силу воли, а не за искусность или внешность. Неизвестно, кто именно из Второго поколения обратил его, но в некоторых записях Арикель, предполагаемая прародительница клана Тореадор, называется «сестрой» Хакима, а значит, наиболее вероятным претендентом на звание его сира становится Енеш, или Енох.

До разрушения Первого Города Хаким был одним из самых стойких его защитников. Хотя дети Каина обладали немалой личной силой, богатство города Еноха было таково, что почти все соседи рано или поздно пытались штурмовать его стены. Иногда ими руководила жадность, но чаще причиной было желание положить конец той власти, что город обрел над окружающими землями. Слишком часто Хакиму и его родичам доводилось погружать языки и копья в кровь смертных, чьей единственной виной был голод.

Второй Город

После разрушения Первого Города Хаким некоторое время странствовал по миру. Судя по его поздним записям, к тому времени он уже устал от бессмертия и от того положения дел, которое предшествовало падению Еноха. Хаким нигде напрямую не заявлял, что знал о намерении своих братьев и сестер разделаться с их сирами, но все же давал понять, что догадывался о подобном исходе и не желал иметь с заговорщиками ничего общего. Вместо этого он предпочел отойти в сторону. Хотя Хаким понимал, что ему не удастся полностью уклониться от участия в распре, все же он старался не вмешиваться в нее.

Отношения между Хакимом и Каином (которые нельзя назвать близкими) отмечены подобной беспристрастностью. Мне представляется интересным тот факт, что Дети Хакима - единственный из всех Великих кланов (к коим я не отношу ни Тремеров, ни Джованни), у которого отсутствует некая передаваемая с кровью слабость, порожденная проклятием или осуждением из уст Каина. Возможно, наш прародитель ничем не прогневил своего предка.

С другой стороны, может быть и так, что Каин выразил недовольство Хакимом в чуть более изощренной форме, чем недовольство прародителем Носферату. Падение Детей делает такое толкование вполне вероятным.

Во время странствия Хаким создал своего первого потомка. Его имя нам неизвестно, но в Притчах Крови утверждается, что он был писцом и астрономом-самоучкой, которого наш Предок спас от смерти – его должны были побить камнями за ересь. Так установился порядок дальнейших Становлений, данных Хакимом: он выбирал изобретателей и мыслителей, наделенных богатым воображением и обладающих обширными знаниями.

Об основании Второго Города Хакиму стало известно через сто с лишним лет после того, как были возведены городские стены. Несколько десятилетий он скрытно наблюдал за своими братьями и сестрами, прежде чем присоединиться к ним. Однажды он просто приблизился к воротам в окружении дюжины последователей и вежливо попросил впустить его. Первым его приветствовал брат Малкав, который даровал Хакиму дом еще до того, как прочие его родичи из Третьего поколения узнали о приходе странника. Благодаря такому проявлению гостеприимства остальным Патриархам тоже пришлось принять Хакима, чтобы сохранит лицо.

Семена Войны Веков были брошены в землю задолго до того, как Хаким обосновался во Втором Городе. Зная, что в любой распре его детям будет отведена роль почти беззащитных пешек, он очень скоро заявил о нейтралитете. Этот шаг не понравился никому из его родичей, которые надеялись привлечь Хакима на свою сторону (в качестве союзника или же марионетки), зато в какой-то мере гарантировал, что то или иное действие самого Хакима и его детей не вызовет гнева Каинитов Третьего поколения. Так создалось своеобразное политическое равновесие, при котором выводок Хакима не привлекал ничьего внимания и мог спокойно заниматься своими ремеслами и науками.

Правосудие

Сам по себе нейтралитет – это заявление о политических убеждениях, по крайней мере, когда речь идет о Джихаде. Невероятная сила кружила головы обитавшим во Втором Городе Каинитам Четвертого и Пятого поколений, их распри принимали все более явную форму и все чаще затрагивали смертных жителей города. Третье поколение пыталось сдержать своих потомков, поскольку боялось (и не без оснований) привлечь внимание Каина, но из-за отсутствия доверия между Патриархами сколько-нибудь длительный мир был невозможен. Лишь одному из своих родичей все они не доверяли в равной мере – тому самому, который держался в стороне от их дрязг.

Кое-как примирившись между собой, однажды ночью Патриархи пришли домой к Хакиму. Предложение было простым и понятным: никому из своих родичей они не доверяли настолько, чтобы позволить ему обрести власть над всеми ними. Но если их дети и дальше будут вести себя так, как сейчас, гнев Каина, без сомнения, обрушится на весь город. А значит, во Втором Городе должна быть власть, которая защитила бы детей Сифа – смертных – от злодеяний Каинитов, но таким образом, чтобы выступление против того или иного вампира не выглядело как ход в намечающемся Джихаде. Хаким поставил себя вне политики, из-за чего его самого и его выводок признали наименьшим из зол.

Как и предполагали Патриархи, Хаким отказался исполнить их просьбу. Но в конце концов Саулот нашел слова, чтобы убедить своего кузена. Та услуга, о которой просили Хакима, нужна была на Каинитам, но смертным Второго Города. Хаким уступил. Следующей ночью он покинул город и исчез на целый год. Когда он вернулся, то привел с собой еще дюжину последователей, которые и стали первыми судьями Второго Города.

В последующие десятилетия судьи стали в городе значимой силой. Под руководством Хакима они подавили первые проявления Войны Веков и восстановили порядок в землях, смертные обитатели которых до этого жили в страхе перед своими правителями. Казалось, что во Втором Городе воцарился мир. На самом же деле враги внешние и внутренние лишь научились лучше скрывать свои намерения.

Война с Искусителем

Примерно через два столетия после того, как Хаким привел судей, на границах принадлежащих Второму Городу земель объявился культ поклоняющихся демонам вампиров. После нескольких десятилетий нападений и ответных ударов между смертными приверженцами обеих сторон разразилась настоящая война. Хаким, по-прежнему занятий поддержанием порядка в городе, заметил, как возросло количество богопротивных деяний, совершить которые могли лишь эти нечестивые Каиниты или их единомышленники – выходцы из различных вампирских семей. Судьям Хакима почти нечего было противопоставить магии крови, которую практиковали дьяволопоклонники. Хотя Саулот заявил, что его святые воины умеют распознавать темные чары и знают, как разрушить их, Хаким не слишком-то поверил словам кузена, который некогда вынудил его занять место блюстителя закона.

Хаким снова покинул город. Когда же через три года он вернулся, с ним пришли лишь трое, но эти трое некогда были смертными колдунами, которые выдержали проклятие нежизни. Эти волшебники считаются первыми общепризнанными магами крови Второго Города. Они служили наравне с судьями и обретали знания бок о бок с мудрецами, став чем-то вроде связующего звена между двумя выводками Детей Хакима.

Слово «общепризнанными» в этом отрывке заслуживает особого внимания.

Чародеям Хакима недоставало силы, и поэтому они начали быстро расширять свои ряды. Первая тройка магов употребила свои знания на то, чтобы раскрыть дьявольский заговор, пустивший корни во Втором Городе, и из-за этого демонопоклонники и их прихвостни повели себя как загнанные в угол волки. По городу прокатилась волна нападений, сильно уменьшившая число судей, что же касается чародеев, то двое из трех пришедших с Хакимом пылью осыпались на камни улиц. Уцелевший чародей невольно стал тем непрочным звеном, что еще соединяло судей и воинов Салюбри. Так продолжалось до тех пор, пока он не обратил и не обучил других магов крови. В следующие десять лет Хаким нашел и забрал в ночь еще дюжину смертных магов крови, а также воплотил в жизнь еще кое-какие свои замыслы, один из которых стал известен только по прошествии веков.

Дети Хакима и Салюбри терпеливо расследовали все события и не гнушались грубой силы, и так они постепенно изгнали из Второго Города племена демонов, известных как Баали. Прошло сто лет, и последний известный сторонник Баали был предан очистительному огню. Чародеи отошли от охоты и всерьез занялись изучением той мощи, что таилась в витэ Каинитов, полагая ее сосредоточием своего искусства. Каждый из них пытался приспособить к новым условиям те умения, которыми обладал при жизни. Кое-кто из чародеев продолжал сотрудничать с судьями, но большая их часть посвятила себя исследованиям.

Именно тогда выделились три ветви потомков Хакима. Это разделение сохраняется и в наши ночи. Изначально Хаким сам мог определять будущую судьбу своих отпрысков и их чад. Тем, кто проявлял незаурядный ум, он советовал присоединиться к ученым. Тем, кто был склонен к воинским забавам, он ненавязчиво (а может быть, и настойчиво) давал понять, что их место – среди судей. Даже тогда чародеи стояли отдельно ото всех остальных, но и они тоже были детьми Хакима, и никто не мог оспорить их происхождение. В то время касты развили в себе склонность к той или иной Дисциплине, хотя сами эти умения, без сомнения, отличались от известных нам сейчас. Скорее всего, Хаким обучил всех своих детей искусству, ныне известному как Смертоносность. Впрочем, за прошедшие с тех пор столетия оно заметно изменилось, как в методах, так и в целях. Навык Прорицания в прошлом был широко распространен в клане и, возможно, даже считался общим для всех.

Из ранних записей и воспоминаний можно понять, что некоторые из «кастовых слабостей», как называет их молодежь, тоже возникли в те времена. Наиболее вероятное объяснение той разницы, что мы наблюдаем в предрасположенностях трех ветвей клана (если не считать традиционного «проклятия Каина», которое, как представляется, пользуется большой популярностью среди прочих Каинитов), следует искать в самом Хакиме. Он обладал невероятной силой воли и целеустремленностью, даже по сравнению с теми его современниками, которых мне довелось узнать. Если у Хакима и был серьезный изъян, то этим изъяном была его сосредоточенность на чем-то одном. Слишком часто он полностью предавался одной страсти или же обязанности, забывая обо всем остальном. Свойство это через Кровь передалось и первой ветви его потомков, отметив их одной из черт характера их создателя.

Со временем первый выводок стал кастой визирей. Поначалу их слабость была почти незаметна. Конечно же, она мешала им не больше, чем прочим Каинитам – их изъяны. Тем не менее, когда первые отпрыски Хакима прожили дюжину человеческих жизней, их сосредоточенность на избранных умениях и исследованиях перестала быть привычкой и стала необходимостью. Поговаривают, что некоторые из них выбрали смерть, лишившись обычных орудий своего мастерства. Сейчас мало кто из визирей доходит до такого безумия, но все они полностью поглощены теми задачами, которые и определили их бессмертное существование. Может быть, это свойство служит им чем-то вроде лакмусовой бумажки – я видел не так уж много впавших в Безумие визирей, и по большей части до Обращения они были людьми неучеными и неуправляемыми.

Судьи, с другой стороны, воплотили в себе ранние дни жизни Хакима – на самом деле они всегда отличались некоторой склонностью к насилию, даже до того, как их обычным занятием стали раздоры. Правосудие Второго Города было, как выразились бы христиане, поистине библейским. Нередко обвиняемых приговаривали к жестоким увечьям, а то и к уничтожению – по большей части, под лучами восходящего солнца. Среди прочих наказаний был некий ритуал, во время которого у обидчика забирали часть крови, тем самым напоминая ему, что своим дальнейшим существованием он обязан лишь снисходительности старших Сородичей – от чьего имени, теоретически, и действовали судьи. Частично сохранившаяся рукопись гласит, что впервые дьяблери совершил один из судей, которому поручили наказать отпрыска Арикель по имени Амаранта и который не смог вовремя остановиться.

Как бы то ни было, воины с первых ночей своего существования вынуждены были бороться с жаждой, понуждавшей их пить витэ других Сородичей, хотя до Долгой Ночи эта жажда была не так сильна, да и тогда она усилилась не без посторонней помощи. Тем не менее, воинов всегда облыжно называли дьяблеристами. Старейшие из судей могут вспомнить ночи, когда душа новообращенного воина была почти черной, лишь со слабыми проблесками сердечных чувств и порывов, и кожа его темнела до угольной черноты за несколько лет. Поговаривают, что сам Хаким наделил судей таким обликом, чтобы обитатели Второго Города легко могли отличить их от всех прочих (хотя это и не объясняет, почему представители остальных каст тоже темнеют со временем).

Чародеи – это отдельный разговор. Можно сказать, что они были чем-то средним между судьями и визирями. Примерно половина из них выбирала путь меча и пламени, остальные же предпочитали мирные занятия науками. При этом у них не проявилась ни одна из особенностей «родительских» каст. Скорее уж, они развили собственную, отличную ото всех «внешность», настолько заметную привычному к таинствам глазу, что лишь самые мощные из укрывающих чар могут защитить их. Кто угодно может опознать в них магов крови, стоит только посмотреть на них. Возможно, в этом тоже следует винить Хакима, поскольку во времена Второго Города многие Каиниты с подозрением относились к магии крови – еще жива была память о Баали и прочих колдунах, склонившихся ко злу. Явно выделив «своих» чародеев, чтобы никто не мог спутать их со всеми прочими, и лишив их возможности скрывать свое присутствие, Хаким, вероятно, хотел сделать так, чтобы окружающие сразу же узнавали его потомков и не сомневались в их намерениях. С другой стороны, такая заметность могла появиться по воле случая, как результат ранних опытов чародеев – так кузня пышет жаром еще долго после того, как кузнец засыпал огонь.

Мир

Почти пятьсот лет длилась во Втором Городе эпоха благоденствия – насколько возможно благоденствие там, где собралось великое множество могущественных и самодовольных существ. В это время Каиниты Четвертого и Пятого поколений начали покидать дома и искать себе владений в других местах. Большинство Детей Хакима предпочло остаться в стенах Второго Города: судьи – чтобы выполнять свои обязанности, а ученые – чтобы быть рядом со своим наставником.

Хаким снова и снова отправлялся странствовать, иногда на целые десятилетия. В его отсутствие главенство в доме переходило к старшим из его потомков. Со временем эти обязанности переросли в что-то наподобие полуофициальной почетной должности, и тот, кто возглавлял дом Хакима в отсутствие хозяина, стал называться Старейшим. Сам Хаким молча согласился с таким положением дел и не высказывался против.

Вторая война с Баали

А затем пал приграничный город. Горстка выживших избежала пожара, ставшего для Каризеля погребальным костром, и вернулась во Второй Город, принеся известия о гибели своего владыки-Каинита. Они рассказывали о столпах пламени, о солнечных копьях, поражавших Каинитов в ночной тьме, о разверзшихся в земле ямах, поглотивших храмы и дома, - а также и о тех, кто замыслил и воплотил весь этот ужас.

О тех, кто называл себя Баали.

Патриархи едва могли поверить услышанному. Ими овладела подозрительность. Разве воины Саулота и судьи Хакима не сокрушили демонопоклонников много веков назад? Разве не лишили их могущества и не изгнали в ночь жалкие их остатки, которым оставалось лишь рыдать во тьме? Разве не рухнул сладкоречивый искуситель в воды морские? Конечно же, здесь затаилось предательство, еще один ход в Джихаде. Со всех сторон посыпались обвинения: извечные соперники винили друг друга в разрушении города и в том, что россказни о магах и заклинателях демонов Баали вновь пробудили в сердцах старые страхи.

Хаким и Саулот без лишнего шума дали приют тем смертным, кто пережил падение Каризеля, и внимательно их выслушали. Постепенно они пришли к выводу, что город стал жертвой, центральным фрагментом ритуала, истинные цели которого были неведомы. Хаким склонялся к тому, чтобы продолжить расследование, Саулот же требовал действовать. Через две недели сильнейшие из воинов Саулота выехали за стены Города, чтобы выкорчевать злую поросль и не дать ей распространиться по миру.

Судьба их хорошо известна, поэтому останавливаться на ней мы не будем.

Выводки Хакима тоже подготовились к битве: они собрали вокруг себя всех своих союзников из числа Каинитов, а также совершили нечто до сих пор неслыханное – вооружили гулей зачарованным оружием. Вместо того, чтобы защищать стены Второго Города, они собрали все свои силы в развалинах деревни примерно в четырех ночах пути от твердыни, там, где должны были пройти приближающиеся орды Баали.

«Должны были», да, но расчет оказался неверен. Судьи и чародеи укрепляли выбранное для лагеря место, когда прибыл посланец-гуль, едва живой от усталости и дюжины ран. Он сказал, что на Второй Город напали с другого направления. Баали, судя по всему, не желали обременять себя передвижениями по земле – ведь у них были крылья демонов, с невероятной скоростью переносившие своих хозяев по воздуху.

Старейшая, судья по имени Манчика, возглавила Детей, их союзников и слуг и быстрым маршем повела свой отряд назад, надеясь укрепить Город и не допустить его падения. Близился рассвет, и колонна уже собиралась укрыться от солнца в пещерах, когда на ехавших впереди верховых обрушилась лавина копий и пламени. Через мгновение под удар попала и основная часть отряда. Манчика и ее выводок приняли Окончательную Смерть в этом бою, но все же смогли отразить нападение и дали остальным время, чтобы укрыться в пещерах.

После того, как уцелевшие судьи и их товарищи собрались в темноте подземных лабиринтов, они обменялись малыми крохами знания о сложившейся ситуации. Кое-кто из них заметил среди нападавших знакомые лица – отпрысков Саулота, Вентру и Ласомбра, которые считались верными союзниками Детей. Выходило, что Манчика и ее отряд уже давно действовали, исходя из ложных сведений: приспешники Баали ловко обманули судей, заставив их вывести из Города самых сильных и искусных бойцов.

Следующие сутки едва не стали последними для судей и чародеев. Баали их слуги-демоны преследовали Детей Хакима по протянувшимся далеко под землей пещерным ходам. Не могу не сказать, что копья судей отняли немало жизней, а чародеи проявили все свое искусство, с отчаянной силой обрушивая на врага заклинания, но численный перевес и неожиданность были на стороне Баали.

Близился рассвет второго дня, когда последние из уцелевших чародеев собрались в самой защищенной из пещер. Едва они успели достать свои жезлы и приготовиться к нападению, как земля у них под ногами задрожала. До них донесся ужасный вопль - казалось, что Баали призвали адские легионы, желая наконец смести Детей Хакима с лица земли. Судьи покрепче ухватились за копья, чародеи собрали воедино оставшиеся силы.

А затем в пещеру потекла кровь. Сначала она лилась тонкой струйкой – несколько капель, просочившихся сквозь каменную толщу, - но постепенно поток набрал силу, и вскоре выжившие Дети по щиколотку стояли в дарящей прохладу алой жидкости.

Послышались шаги – легкие, едва различимые, медленные; так ребенок нащупывает себе дорогу, спускаясь по крутому темному переходу.

Показалась крохотная фигурка, покрытая сажей и пеплом; на лице горели глаза, отражая трепещущий свет единственного факела, который гулю удалось сохранить. «Хаким прислал меня, - шепнул пришелец. – Я – ур-Шульги. И я – вашей Крови».

Все следующее столетие Дети Хакима в первых рядах сражались с демонопоклонниками, стремясь поскорее низвергнуть тех в темные бездны и запечатать уста ада. Баали так и не удалось оправиться после побоища в пещерах – пройдут тысячи лет, прежде чем они вновь станут серьезной грозой. Дети медленно, осторожно восстанавливали свои силы, а Хаким наблюдал за ними со стороны, позволяя своим потомкам самим ковать себе наследие.

Традиционные описания сражений с Баали, как мне кажется, склонны к преувеличениям и повествуют об эпических битвах, которых просто не могло произойти, стоит лишь вспомнить о численности смертных в те времена (не говоря уже о численности Каинитов). Тем не менее, до нас дошло немало однотипных историй, позволяющих предположить, что какая-то доля истины в них есть. Лучше всего среди Детей известна та версия событий, которую я привожу здесь. Обратите внимание, какой упор делается на благородном самопожертвовании потомков Хакима, которые показаны здесь как стойкие и терпеливые спасители прочих Каинитов. Не сомневаюсь, что каждый клан может поведать о таких же трагедиях.

Рассеяние

За время войны Баали еще трижды подступали ко Второму Городу, хотя никогда более их силы не были так велики, как в те первые грозные ночи. К тому времени, когда опасность, к радости Хакима и Саулота, наконец была устранена, земля вокруг города, истоптанная первыми в мире армиями, стала бесплодной из-за проклятий Баали и волшебного пламени. Постепенно наследники Каина покидали гнездо, уходя на поиски тех сказочных земель, что лежали за границами привычного мира.

Войны утомили Хакима. Он редко участвовал в сражениях, хотя несколько раз обстоятельства вынудили его выйти на поле боя. Большую часть времени он пестовал своих мудрецов и обучал судей. Чародеями занимался несравненный ур-Шульги и один некромант, чье имя до нас не дошло.

Пока шли бои с Баали, судьям все реже и реже приходилось выполнять прежние обязанности. Дети Каина не слишком-то склонны преследовать своего Сородича за нарушение пищевых запретов, когда кровь целых деревень приносится в жертву, и едва ли станут искать затаившегося демонопоклонника, когда те десятками штурмуют ворота. Хаким не слишком охотно учил свой клан искусству битвы, которое утратило для него все очарование еще в ранние годы его дневной жизни, но он не мог допустить, чтобы его Дети пострадали лишь потому, что он не смог подготовить их. Со временем судьи стали воинами, если не по имени, то по существу.

По мере того, как выводки прочих Патриахов покидали Второй Город, Хаким все больше тяготился своими обязанностями. Он согласился вершить правосудие над своими родичами и их потомками, но те, похоже, более не желали подчиняться его решениям. Некоторые не обращали на него внимания. Другие открыто противостояли ему. Но по большей части они просто покидали обезлюдевший город, которому Хаким и его отпрыски дважды служили щитом и копьем. В тайне он созвал совет ближайших своих помощников, а затем на год исчез в пустошах.

Когда Прародитель вернулся, он собрал всех своих Детей и говорил с ними. Его слова, хотя и искаженные многими переводами, все еще звучат в наших ушах, и именно они вели нас на протяжении веков, подталкивая к тем или иным действиям:

Дети Ночи признают долг вождя вести их, и точно так же они признают за его последователями долг повиноваться вождю. Дети Зверя признают за охотником долг охотиться, и точно так же они признают за жертвой долг спасаться от охотника. Но наши сородичи отказываются выполнять свой долг и повиноваться нашему правосудию, хотя некогда сами взывали к нам, прося о справедливости.

Есть среди них те, кто говорит, будто наше время прошло, что у нас нет будущего, что город мертв и лучше уж нам покинуть его, прежде чем он рассыплется в пыль. В их словах есть доля истины – мы устраняли угрозу извне, пренебрегая тем, что творится внутри. Но нашей вины в том почти нет, ибо лежит она на тех, кто играл в игры тронов, мечей и соблазнов, орудуя смертными как пешками. Из-за того, что наше племя разрослось и вышло за пределы города, нужда в правосудии не пропала. Будут и другие города.

Пришло время испытания долгом. Мы знаем наш долг; давным-давно на него указали нам наши сородичи. И хотя сейчас они презирают нас, просьба о правосудии все еще остается в силе. А значит, нам надо найти тот способ, что позволит нам и впредь вершить справедливость, ибо прежние наши способы уже не годятся.

Нам говорят, что город умирает. Что ж, не стоит смотреть на его предсмертные муки. Мы уйдем в раздираемые войной земли, в пустыни и горы, в суровые, бесплодные края, которые никто более не пожелает объявить своим владением. Там мы сохраним память о былых ночах. Мы будем наблюдать, учиться и выжидать. И когда нужда в нашем правосудии станет столь велика, что мы не сможем более спокойно смотреть на деяния наших сородичей, мы вернемся, и память станет нашим копьем.

То отвращение, которое Прародитель питал к интригам Джихада, до сих пор свойственно членам клана. В целом Дети Хакима стараются держаться подальше от политических дрязг прочих Каинитов. Частично это связано с нашим географическим положением (по крайней мере, так было до появления новых видов транспорта), но в основном причиной тому чувство некоторого превосходства. Детям нет нужды прибегать к политике ради достижения своих целей, и им это нравится. Отсюда вовсе не следует, что нашей семье не свойственны коварство и изощренность – в конце концов, многие визири успешно проявили себя на политическом поприще, - но все же сложившиеся в клане традиции скорее говорят в пользу прямых решений.

Разумеется, такая политическая обособленность имеет свои недостатки. У тех, кто не участвует в интригах Проклятых, нет врагов, но у них нет и союзников. Возможно, поддерживай мы более близкие отношения с нашими европейскими сородичами, в Долгую Ночь нам удалось бы избежать ссоры с ними, и тогда мы никогда не оказались бы в изоляции, навязанной нам Тремерами. Бессмертная память порождает неумирающую вражду, и обиды, нанесенные во время Мятежа Анархов, по-прежнему свежи для некоторых из тех, у кого мы ищем убежища. К тому же, не стоит забывать о политическом опыте. Чертоги власти, куда мы так стремимся проникнуть, для нас новы, и нам еще предстоит узнать много нового о Камарилье и Шабаше.

Исход

Вскоре после этого Дети Хакима навсегда покинули Второй Город. От клана отделилась горсточка раскольников, которые предпочли сохранить отношения с прочими Каинитами (какими бы те ни были) и отказались от предложенной Хакимом изоляции. В большинстве своем это были ученые и мастеровые, которые сочли, что уединенное существование не позволит им в полной мере проявить свои умения и таланты. Сохранившие верность клану собратья назвали их «лишенными наследства», Лишенцами, поскольку они отказались от завещанного им достояния. Сам Хаким не пытался остановить их – возможно, он решил, что, навязав им свою волю, он лишь усугубит ситуацию.

Во всех преданиях говорится, что исход из Второго Города стал для клана почти непереносимым испытанием. Хаким вышел из города в разгар лета, и из-за нужды в укрытии от солнца почти треть ночи приходилось тратить на то, чтобы разбить и свернуть лагерь. Многие Дети приняли Окончательную Смерть, погибнув под солнечными лучами, которые проникли сквозь недостаточно плотные навесы. Смертные слуги, последовавшие за Хакимом в добровольное изгнание, тоже претерпевали невыносимые страдания, поскольку идти пришлось через выжженные и опустошенные земли, на которых война с Баали оставила свой жестокий след. Не хватало воды, еще чаще не хватало еды, и только лишь в самом караване можно было найти витэ. К тому времени, когда странники достигли подножия гор, к которым и вел их Хаким, число Сородичей не превышало пяти десятков, из слуг же уцелело не более ста шестидесяти, и почти весь их скот пришлось забить ради пропитания.

Не менее опасным оказалось и восхождение в горы, хотя и по другим причинам. На эти земли никогда не распространялась власть Второго Города, но от беженцев обитавшие тут смертные знали о столкновениях с Баали. Они были сами себе хозяева и вовсе не желали признавать над собой других господ. Более того, им уже приходилось сталкиваться с недобитыми Баали, и они знали, как сражаться с немертвыми.

Орлиное гнездо

Приводимый мною рассказ об основании Аламута обычно считается полностью правдивым. Вместе с тем, он вызывает ряд вопросов, в том числе и о природе проявленной Прародителем власти над камнем. Подобное умение не свойственно Каинитам, за исключением одной младшей линии крови, которая зародилась через семь или даже восемь тысячелетий после описываемых событий.

Лично я считаю, что этот «принимаемый буквально» отчет не вполне достоверен. На основании проведенных исследований я могу сделать вывод, пусть и неокончательный, что Хаким не создавал Аламут, но лишь нашел его, возможно, разрушив укрывавшие крепость защитные чары. Впрочем, это не более чем обоснованное предположение.

Последовавшие за Хакимом Каиниты и смертные уходили все дальше в горы, их запасы таяли с каждым часом, и положение становилось все более отчаянным. Хаким хорошо понимал, что все оставшиеся с ним были преданы ему до смерти (а в некоторых случаях – и после смерти), но преданность не могла заменить пищу и убежище. Странникам ничего не оставалось, кроме как продолжать свой путь: те земли, через которые они шли, были почти бесплодными, и никакое поселение там не выжило бы.

В ночь зимнего солнцестояния Хаким остановил караван незадолго до появления луны. Он произнес всего одно слово: «Здесь» - и вонзил копье в камень у своих ног. Скала содрогнулась, и все, кроме Хакима, попадали на землю. Когда же они встали, то увидели перед собой огромный трон из блестящего черного камня; из того места, куда воссевший на трон должен будет возложить правую руку, торчало копье Хакима. Сам Хаким стоял, протянув к трону руки, словно беседуя с ними или с породившей его горой.

С пронзительным криком на трон из вышины упал чернокрылый орел, накрыв собой левый подлокотник; блестящие глаза птицы уставились на Сородича. Затем, словно решив что-то, орел перелетел на плечо Хакима. Прародитель обернулся к своим Детям и произнес: «Здесь. Здесь наш дом, с этой ночи и вовеки. Это место отныне и навсегда принадлежит нам, и тут мы соберемся все вместе, чтобы ждать и помнить. И да будет оно известно в веках как сердце, пронзенное копьем, и гнездо орла».

Шевельнув рукой, Хаким вместе с троном погрузился в скалу. Его последователи бросились туда, где он стоял, и обнаружили вход в пещеру, плавно уходившую под землю, и широкий спуск этот был слишком ровен для созданного природой. Войдя в пещеру, они увидели целый лабиринт проходов и каверн, и их расположение в точности повторяло план того дворца, которым Хаким владел во Втором Городе.

В гроте, ставшем теперь приемным залом, они нашли Хакима, который, склонив голову, сидел на троне. Прародитель выглядел усталым и обессилевшим, словно после тяжелейшей битвы. Из дюжины открытых ран струилась кровь. Когда старшие из Детей вошли в грот, орел с криком взмыл с плеча Хакима. Собравшиеся Сородичи молча смотрели, как он устремляется все выше и выше, к темному небу, которое сейчас нависало над залом вместо каменной толщи.

Хаким вздохнул и поднял голову, затем встал, опираясь на копье. «Здесь», - повторил он, и никто не мог ни понять, ни оспорить его решения.

С той ночи Орлиное гнездо, Аламут, было духовным и материальным домом Детей Хакима. О Горе и таящихся в ней сокровищах рассказывают тысячи историй, хотя лишь в малой их части содержатся крупицы истины. Но Аламут и в самом деле существует и до сих пор остается нашим сердцем. Хотя многим из нас и не суждено более увидеть его тихие залы, он стал частью нашего клана. Кто еще в эти Последние Ночи может похвастаться домом, пусть опустошенным и заброшенным?

 

Безмолвие

После того, как Дети обосновались в Аламуте, долгие тысячи лет не происходило ничего примечательного. Хотя такое заявление и можно счесть преуменьшением той роли, которую наш клан играл в зарождении западной цивилизации, даже в Великой библиотеке Аламута с тех времен сохранились лишь ежегодные записи об урожаях да малозначимые воспоминания, которые едва ли смогут заинтересовать ученого историка. Все три касты постепенно восстанавливали силы, даруя Кровь достойным жителям Юго-Западной Азии и Северной Африки; закаленные суровыми условиями обитатели этих земель также служили нам пищей и стражниками. Мало кто из смертных оказывал Детям божеские почести, как то было во Втором Городе (из-за этого многим старейшинам пришлось отказаться от привычного образа), но члены клана часто становились местными владыками или защитниками избранных племен. Имена некоторых из них до сих пор украшают собой страницы истории, хотя и в форме, которую сами их носители едва ли смогли бы опознать.

В это время касты окончательно приняли облик, привычный современному наблюдателю. Визири стали для потомков Сифа пастырями: они ходили среди смертных и помогали тем с изобретениями и новшествами, закладывая тем самым основание для дальнейшего развития, как и прочие Каиниты, обитавшие на Западе. Поселившиеся вблизи от Хакима и Аламута чародеи несколько обособились, в основном посвятив себя изучению магии крови, хотя и им нередко приходилось искать образованных людей ради тех знаний, которые иным образом были бы недоступны. Судьи, уже почти превратившиеся в воинов, служили Детям копьем и щитом, оберегая своих собратьев и плоды их трудов.

Данное описание представляется мне крайне упрощенным и идеализированным, хотя в некоторой степени это можно объяснить тем, что сейчас мало кто действительно помнит те времена. Хотя Дети и в самом деле уделяли внимание смертным обитателям региона, их устремления не отличались ни благородством, ни альтруизмом (как и прочих Каинитов). Любая группа разумных существ, полностью зависящих от одного источника пищи, будет способствовать росту этого источника в целях увеличения собственной численности. Выводок Хакима не был исключением.

Со временем Дети спустились с Горы и вернулись в некогда плодородные земли, которые наконец оправились после предсмертной агонии Второго Города. В этих зеленых долинах они нашли процветающие смертные поселения, куда более обширные и многолюдные, чем те, что встретились им в бесплодных пустошах. Также они обнаружили других Каинитов, которые постепенно начинали расселяться за пределы тех диких земель, куда ранее бежали от опасности.

После того, как [13] великих кланов покинули Второй Город, регион, позже известный как Ближний Восток, стал домом для Детей Хакима и Последователей Сета. Взгляды этих двух групп на религию, существование вампиров и обращение со смертными часто были диаметрально противоположными. То тут, то там случались незначительные столкновения, подогреваемые соперничеством между Каинитами. Хотя большинству Змей хватало ума вести себя дипломатично и уважительно (или, по крайней мере, держаться в тени) и не вступать в прямое противостояние с Детьми, все же нередко они обманом заставляли своих смертных прихвостней нападать на владения и стада клана.

Дети редко отвечали им тем же, поскольку Хаким призывал своих последователей по-разному относиться к хозяевам и их невольным пешкам. Он крайне плохо относился к хладнокровному убийству невиновных. За тысячи лет до того, как люди придумали слово «ассасин», многие воины уже освоили искусство внезапных ударов, выслеживая тех Каинитов, которые вообразили себя кукловодами. Постепенно умения судей превратились в орудия охоты.

Тогда наш клан чаще всего имел дело с Сетитами, но они не были единственными Каинитами в регионе. Время от времени в земли, которые наследники Каина называли своим домом, наведывались представители всех кланов. Они искали знания или же шли сюда, повинуясь древнему зову. Дети склонны были судить об этих пришельцах по их делам, не поддаваясь давлению со стороны некоторых старейшин из Второго Города, которые требовали одинакового презрения ко всем, кто предал или покинул Хакима. Нарушители установленных судьями правил поведения и моральных норм или встречали свой последний рассвет, или в страхе возвращались к европейским собратьям – все зависело от тяжести совершенных ими проступков и характера того или иного воина. Выжившие рассказывали об «ужасных чернокожих демонах, обитающих на Востоке». Так был посеян страх, ведомый и в нынешние ночи.

В ту эпоху отпрыски почти всех кланов заселяли южное и восточное побережья Средиземного моря и продвигались вглубь континента. Дети не позволяли этим разрозненным группкам основывать свои владения на землях клана, хотя и не всегда могли предотвратить захват. Воины самоотверженно охраняли границы, но они не могли находиться в нескольких местах одновременно. Порою разумней было закрыть глаза на очередное «вторжение», чем пытаться силой изгнать захватчиков. Больше всего было Тореадоров, Носферату и Ласомбра; Бруха и племена Ашура уступали им по численности, но все равно ко времени фараонов в регионе поселились представители всех ветвей Каинитов.

В итоге Дети оказались запертыми на ограниченной территории. Западная Азия принадлежала Цимисхам, которые безжалостно насаждали свою власть, пользуясь магией земли. Не менее сильные и решительные Каиниты обитали на северо-востоке. Юг и восток стали домом для неведомых существ, которые не питали любви к Сородичам. Те немногие Дети, кому удалось кое-как вернуться в Аламут после путешествия на юго-восток, говорили, что Лунные Звери и Дикие Твари не имеют никакого желания делить свои земли и не страшатся открытого столкновения, даже если Хаким вдруг решит расширить свои владения в том направлении. Продвижению на запад препятствовали Сетиты, а также и прочие кланы, которые нашли себе там прибежище.

Невозможность выйти за навязанные границы раздражала тех членов клана, которые мечтали об империи. Скорость размножения людей (вместо скорости, с которой могли бы расширяться территории клана) – вот что по большей части ограничивало численность стад и размеры новых владений. Скудость ресурсов привела к борьбе за власть, которая так хорошо знакома всем князьям Камарильи. Дети слишком хорошо приспособились к подобным конфликтам.

Хакима такой поворот событий не устраивал. Он оставил Первый Город, чтобы избежать Джихада; он покинул Второй Город, чтобы спасти от этой напасти свой выводок. Соперничество между Детьми напоминало ему поведение всех прочих кланов. Втайне он опасался, что воссоздал Джихад в миниатюре, изолировав касты от их собратьев. Этот страх проявился как возрастающее беспокойство, и Прародитель все чаще покидал Аламут, порою возвращаясь лишь через десять лет. На время отсутствия он передавал Черный трон старшему из оказавшихся поблизости потомков, как не раз поступал во Втором Городе.

Последней соломинкой стали события, произошедшие во время Пелопонесской войны. За два века до ее начала в Афины перебралась группа визирей, привлеченная собранными в городе святынями и знаниями. Примерно тогда же в Спарте, с молчаливого согласия князя-Вентру, поселилось несколько воинов. Когда Коринф убедил старейшин Спарты принять участие в Пелопонесской войне и выступить против Афин, обе группы Детей быстро ввязались в конфликт, надеясь принести победу «своим» смертным.

В 413 году до н. э., когда спартанцы разгромили флот афинян, афинские Дети Хакима отправили гонцов, которые должны были просить Прародителя о благосклонности, а также найти среди касты воинов союзников, готовых выступить на их стороне. Услышав об этом, обитавшие в Спарте воины также послали в Аламут гонцов. Обе делегации прибыли к Горе одновременно, и между их смертными спутниками завязалась потасовка. К тому времени, как силсила восстановили порядок, все греки были мертвы, как и пятеро Детей.

Хаким впал в невообразимую ярость, едва не уничтожив в гневе Большой Зал. Когда к нему вернулся дар речи, он призвал уцелевших гонцов. Обрушив на них оглушительную отповедь, он обвинил обе группы в том, что они позволили втянуть себя в паутину интриг, сплетенную европейскими Каинитами. Затем он осудил всех своих Детей за то, что они поддались соблазну Джихада.

«Я дал вам возможность возвыситься над мелочным предательством, столь милым сердцу младших детей Каина, - бушевал он. – Но вы оказались недостойны. Для своих Детей я был самым заботливым отцом, о каком только может мечтать смертный, вы же отплатили мне тем, что перегрызлись между собой, как оголодавшие волки, когда же удача отвернулась от вас, вы приползли ко мне, умоляя о помощи. Шакалы! Вы искали моей благосклонности, но обрели лишь презрение. Я не стану спасать вас от вас самих. До той ночи, когда я вновь извлеку копье из Черного трона, я вам не отец, и детей у меня более нет. Аламут перестал быть моим домом, ибо из-за вас мне здесь не будет покоя». Сказав так, он покинул Гору, сбив с ног того несчастного, который осмелился просить о прощении.

Все три касты поспешно заявили, что к ним слова Хакима не относятся, а значит, они могут претендовать на наследие клана. Воины считали, что это афинские визири рассердили Хакима, поскольку именно они первыми обратились за помощью, да еще и в войне, которая их очевидным образом не касалась. Визири возражали, что это воины первыми напрямую напали на других Детей. Чародеи же твердили, что они вообще не участвовали в этих сварах, а значит, и не могли вызвать гнев Хакима.

В конце концов победили воины, хотя причиной тому были не столько их дипломатические таланты, сколько запугивание и готовность снова пролить витэ. Возможно, верх могли бы взять чародеи, возникни у них такое желание, но амр в то время отличался умеренностью и посоветовал сохранять нейтралитет. В обмен чародеи получили некоторые уступки, величайшей из которых стало сохранение касты визирей. Ученые вышли из битвы обескровленными и побитыми, но чародеи все-таки вынудили воинов признать ценность их противников для всего клана в целом.

После этого происшествия Хаким появлялся среди членов клана примерно раз в сто лет, выступая в качестве то защитника, то советника, но никогда – предводителя. Он никак не реагировал на сложившееся в клане положение дел – или, во всяком случае, те, с кем он обсуждал этот вопрос, не распространялись о содержании разговора. В последний раз он пришел в Аламут в 68 году до н. э. и провел в Великой библиотеке почти шесть месяцев, прежде чем снова уйти. Видевшие его тогда отметили, что Прародитель казался чем-то озабоченным, если не сказать сильно встревоженным, и что он провел долгие часы, изучая самые ранние из летописей клана. Он покинул Гору в ночь перед тем, как первые отряды римлян вступили в Малую Азию, готовясь завоевать Сирию и Палестину.

Следует отметить, что я позволил себе некоторую вольность в отношении упоминаемых здесь дат. Большинство Детей Хакима (кроме выходцев из западных стран) придерживаются мусульманского летоисчисления. Отсчет ведется от 622 года н. э., то есть года, когда Мухаммед вывел своих последователей из Мекки и пустился в странствие, сейчас известное как хиджра3. Но так как предполагаемые читатели пользуются христианским летоисчислением, я соответствующим образом перевел все даты.

После этого Прародитель еще дважды являлся своим Детям. Первый раз это было век спустя, в Антиохи. Хаким пришел в город без лишнего шума (насколько это вообще было возможно для столь могущественного существа), чтобы поинтересоваться исследованиями обитавших там чародеев. Второй раз его видели между 117 и 120 годами н. э., когда он останавливался то там, то здесь, направляясь на запад от Святой Земли. В начале 121 года отряд воинов-наемников видел Хакима на Британских островах, где он, очевидно, вел затянувшийся философский диспут со старейшиной Вентру, известным как Митра. Вскоре после этого Прародитель исчез. Все попытки найти его окончились неудачей.

 

Ночной кошмар Империи

Расцвет западной цивилизации привел к тому, что Дети Хакима снова завязали тесные отношения с прочими Каинитами. В эпоху греческих городов-государств и персидской империи с Детьми сталкивались в основном Бруха, Равнос, Сетиты и Цимисхи. Но по мере того, как Рим (а затем и Византия) расширял свои границы и укреплял могущество, ведущие паразитический образ жизни Каиниты расселялись по новым землям, тщетно пытаясь подчинить себе первые человеческие организации, структура которых оказалась сложнее, чем представлялось Сородичам.

Эпоха Рима

Участие Детей Хакима в жизни и смерти Римской империи было весьма скромным. Немногочисленные представители всех трех каст обитали среди романизированных народов, в основном – в восточных и южных частях империи, и немалое число воинов нанимались к богатым Вентру и Малкавианам в качестве телохранителей или гвардейцев.

Откровенно говоря, до падения Карфагена Дети почти не обращали внимания на Рим. Он представлялся чем-то вроде ворчания грома далеко на горизонте истории, а Иран, Египет, Армения и прочие страны воевали за земли, лежащие намного ближе к дому. Эти войны привлекали различных Каинитов, а с ними – и иных сущностей.

Но после Третьей Пунической войны4 Дети более не могли закрывать глаза на силу, едва не уничтожившую североафриканскую ветвь клана. Старейшины в Аламуте изучили Рим и в самом сердце империи увидели гноящийся нарыв – влияние Каинитов, которое грозило еще большими опасностями. Со своей стороны, Каиниты Рима помнили о тех, чьи мечи помогали Бруха на протяжении долгий войн с Карфагеном, а возросшая мощь изгнала страх, который в иных обстоятельствах они испытывали бы перед Детьми. Чтобы направить жадный взгляд Рима на восток, особых усилий не потребовалось. К середине второго века до нашей эры Македония и Фракия уже были под властью римлян. Прошло еще сто лет, и Вифиния и Сирия тоже подчинились захватчикам. Так Рим приставил нож к глотке Востока.

Рим никогда особо не интересовал Детей – в отличие от Парфии. Парфянская империя, возникшая на территории Ирана за сто лет до начала расцвета Рима, подчинила своей власти земли Месопотамии, придя на смену ослабевшим Селевкидам. Многие Дети поддерживали парфянскую экспансию (за исключением тех, кто сохранил тесные связи с династией Селевкдов, конечно). Кое-кто видел в Парфии богатые угодья, где можно будет утолить собственную жажду, будь то жажда витэ, сражений или знаний; другие же просто радовались тому, что будет положен конец вечным междоусобицам на границах их родины. После падения Карфагена и продвижения Рима на запад Парфия обрела в глазах Детей особую значимость: она стала той силой, которая сдерживала римских Каинитов. Все три касты старательно помогали смертным, чтобы те могли противостоять бессмертным противникам.

Те немногие Дети, которые и после Обращения придерживались иудейской веры, начали активно выступать против Рима на сто с лишним лет раньше, чем их со братья иных вероисповеданий. Сообщают, что в земле Палестины до сих пор покоится несколько старейшин нашего клана, павших во время восстания; где-то рядом с ними лежит прах старейшин других кланов, сраженных их клыками и клинками.

К середине второго века нашей эры ситуация в Риме была такова, что Детям оставалось или как-то сосуществовать с прочими Каинитами, или же погибнуть. Египет, Сирия, Армения и прочие сопредельные территории полностью подчинялись Риму. Вентру, Тореадоры, Малкавианы и другие кланы проникли в земли Детей. В Александрии, Дамаске и других крупных городах касты послушно выписывали фигуры европейского политического танца, обменивая услуги и тайны на власть и положение. Парфяне с их превосходной кавалерией сдерживали римлян, но восточное побережье Средиземного моря теперь стало домом для многих немертвых, из-за чего снова расцвел кровавый цветок Джихада.

Карфаген

Хотя в наши ночи мало кто за пределами клана признает это, но Карфаген, эта горячечная мечта Бруха, был домом и для Детей Хакима. Наш клан был там вторым по численности и уступал в этом лишь клану отцов-основателей города. Однако же, те немногие старейшины Бруха, которые еще помнят Карфаген, говорят, что мы жили там в полном согласии. Увы, но в этом утверждении нет ни капли истины.

Изначально Карфаген был центром торговли и сердцем Финикии. Несколько визирей, преследуя собственные интересы, поддерживали деловые отношения или же соперничали с Бруха, разделявшими их стремление к наживе. По мере того, как присутствие Бруха в городе усиливалось, а их стремление создать земной рай, затмевающий Второй Город, обретало зримую форму, в Карфаген устремлялось все больше воинов и чародеев, которые хорошо помнили историю и не забывали об обязанностях своих каст. Они говорили, что Карфаген не может быть тем раем, о котором с восторгом повествуют их собратья, потому что всем хорошо известно об излишествах, сопровождающих сосуществование со смертными. И разве Хаким создал их семьи не для того, чтобы было кому противостоять подобным злоупотреблениям?

И все же когда первые воины, пожелавшие вновь стать судьями, пришли в Карфаген, Бруха приняли их с распростертыми объятьями и позволили оставаться в городе столь угодно длительное время. Казалось – по крайней мере, на первых порах, - что дошедшие до Аламута истории были чистой правдой. Карфаген и в самом деле стал городом, в котором смертные жили бок о бок с Каинитами, и все они в равной степени трудились над процветанием своей родины. Постепенно подозрительность рассеялась, и Дети начали разделять идеалы Бруха. Со временем они настолько успокоились, что и вовсе позабыли, из-за чего пришли сюда.

Не существует единого мнения о том, когда именно обитавшие в Карфагене Дети позабыли о своем наследии и присоединились к ритуалам Баали, проводимым наиболее разращенными Бруха. Но в годы, прошедшие между Первой и Второй Пуническими войнами, об этом отступничестве стало известно гостящему в городе воину: его потомок, взбудораженный причастностью к чему-то запретному, предложил ему разделить кровь принесенного в жертву дитяти. Воин мечом прорубил себе путь из города и бежал в Аламут, и на каждому шагу его подстерегала свора обезумевших предателей, их союзников и совращенных слуг. Суровый ответ последовал почти тут же: чародеи натравили ревенантов на их же собственных хозяев, часть которых все еще оставалась в Карфагене.

В конце Второй Пунической войны воины и чародеи тайком проникли в Карфаген с помощью обитавших там визирей, которые не поддались царившему в городе безумию. Затерявшись среди многочисленных местных Каинитов, они без труда смогли утаить свои истинные намерения; им даже удавалось скрывать свое присутствие в течение многих месяцев, а то и лет. Когда в 146 году до н. э. Рим нанес последний удар, сохранившие верность Дети без лишнего шума напали на своих развратившихся, раздувшихся от витэ собратьев, тем самым не дав им придти на помощь карфагенским Бруха, которые в тот момент нуждались в каждом союзнике.

К несчастью для остававшихся в городе Детей, римлян тайные сторонники (а также и враги их врагов) не интересовали. Лишь жалкой горстке беглецов удалось пережить падение Карфагена. Вентру, Малкавиане и их союзники вырезали всех Каинитов, обнаруженных в стенах города. Мы так и не смогли простить римлян, потому что они обо всем знали и ничего не сделали, чтобы защитить тех наших собратьев, которые хотели помочь им. Не простили мы Риму и смерти тех Детей, кто сражался на стороне Карфагена, потому что, несмотря на все их заблуждения, они оставались нашими братьями, и только мы имели право покарать их.

Когда я впервые посетил Карфаген, город обещал стать воплощением многовековой мечты. Когда я в последний раз видел его, он превратился в чудовище, равного которому не знала история. Лучше нам забыть об этом городе.

 

Византия

Западная часть Римской империи, разъедаемая изнутри гражданской войной, а снаружи – нападениями варваров, прекратила свое существование к концу пятого века. Но на востоке город Византий стал тем ядром, вокруг которого сплотилось обновленное государство.

Среди Детей Хакима произошел серьезный раскол. Большая часть клана считала, что Византия сможет объединить весь мир (чего не удалось сделать Риму). Ей суждено стать той силой, с которой все остальные будут или объединяться, или соперничать, без промежуточных вариантов. Раскол в основном был вызван разным отношением к такой силе. Некоторые Дети полагали, что долгие столетия уединения остались в прошлом, что теперь пришло время сосуществования с прочими Каинитами, что расширение Византии так же неизбежно, как рассвет, и что разумнее всего будет переждать это бедствие в надежном политическом убежище. Другие считали, что до тех пор, пока Персия и Аравия сохраняют свое могущество, Аламут и окружающие его земли могут не опасаться нашествия других кланов, а значит, Дети могут направить все силы на противостояние Византии.

Разногласия так и не переросли в кровопролитие, но больно ранили клан в само е сердце, породив недоверие. Дети, поддерживающие византийские дворы, насмехались над своими восточными собратьями, считая их слишком консервативными и не способными на изменения. Те же, чьи помыслы были с восточными народами, называли западных собратьев непостоянными, мятежными и недостойными доверия.

 

Долгие сумерки

Сменялись правители, Рим окончательно отошел в прошлое, и в Европе постепенно наступили Темные Века. Византия продержалась дольше Западной империи, но и ей со временем пришел конец. У себя на родине Дети пестовали цивилизации персов и арабов. Некоторые храбрецы, стремясь заполучить новые владения, отправлялись с идущими на юг и восток караванами, чтобы осмотреть процветающие торговые пути и проверить, остались ли еще там те опасности, с которыми мы сталкивались ранее. Со временем мы столкнулись с народностями Мавераннахра и Индии, и хотя мы так и не стали друзьями, все же некоторым из нас удалось понять их традиции и научиться избегать оскорблений при общении. Значительных последствий эти встречи не имели, но между нами установились уважительные отношения, позволившие хотя бы изредка обмениваться знаниями.

В то время войны в Европе часто велись руками наемников, и Каиниты здесь ничем не отличались от смертных. Члены всех каст, в особенности воины, нашли теплый прием при дворах западных владык, где в равной мере ценили как их мечи, так и их советы. Традиция платить сирам дань с каждого подобного заработка возникла именно тогда. Предания касты связывают ее появление с тогдашним халифом, эфиопским копейщиком по имени Мохара. Мохара, узнав, что все его четыре потомка собираются заключить договор с пользующимся дурной славой князем Ласомбра, сказал с отвращением: «Если уж вы так дешево продаете себя, то пришлите мне часть полученного золота, чтобы хоть как-то отплатить за проклятие бессмертия, которое вы растрачиваете на негодные дела». Дети Мохары приняли его сарказм за чистую монету и каждый год отсылали ему пятую часть заработанных денег. Прочие воины последовали примеру потомков халифа и тоже начали платить дань своим сирам, надеясь так заслужить их расположение.

Во всем остальном Европа в те века оставалась для нас местом небезопасным и даже враждебным. Вместе с христианством распространялось и предубеждение против мусульман и «чужаков-язычников», а многие Дети по внешности разительно отличались от жителей Германии и Франции (хотя на Иберийском полуострове к смуглым иноверцам относились с большим дружелюбием).

Восток все еще оставался для нас надежным пристанищем, хотя и не был раем. Подъем Сасанидов в Персии привел к образованию централизованного военизированного правительства, которое затронуло определенные струнки в холодных сердцах наших воинов. Но в IV - VI веках из-за прекращения караванной торговли на Аравийском полуострове начались свои Темные Века. Мир между Персией и Византией лишил аравийскую экономику постоянного притока средств, который всегда сопровождал идущие по соседству войны. В кои-то веки придя к согласию, визири и воины раздували в правителях обеих империй жажду наживы, приближая тем самым очередной военный конфликт, который и случился в шестом веке.

Пророк

В конце шестого века родился человек, который навсегда изменил судьбу своей родины. Имя ему было Мухаммед. В 609 году Господь обратился к нему через ангела Джабраила. Ко дню своей смерти, 8 июня 632 года, Мухаммед добился того, чего не удалось ни одному из западных пророков: он завоевал собственную святую землю и еще при жизни обрел неимоверное военное, политическое и религиозное влияние.

А еще он завоевал сердца Детей Хакима.

Приход Иисуса за шесть столетий до этого не вызвал у Детей особого интереса. Те, кто до получения Крови принадлежал к иудейской вере, сохраняли ее и в посмертии, но новообращенных в иудаизм всегда было мало. Зороастризм и митраизм почти (или даже совсем) исчезли среди смертных и постепенно утрачивали свою значимость среди Сородичей. Но Пророк соединил в себе все те черты, которые так нравились Детям в людях. Он был силен, но при необходимости умел подчиниться. Он никогда не называл себя чем-то большим, чем простой смертный, и никогда не стремился стать кем-то еще. Его Аллах был суров, но милосерден, а сам он проповедовал идеалы, к которым стремились многие Дети Хакима. Ислам нельзя было силой навязывать тем, кто сам не желал принимать его, ибо в Коране сказано: «Нет принуждения в религии»5.

В раннем исламе воины (и, в меньшей степени, чародеи) видели отголоски того закона, для поддержания которого их призвал Хаким. Сейчас невозможно установить источник слухов, но по мере того, как возрастало влияние Мухаммеда, в залах Аламута все чаше шептались о том, что ислам возник по воле Хакима и что так клану дана последняя возможность искупить свою вину перед Прародителем. И Дети, вот уже пять веков лишенные своего сира, ухватились за эту слабую надежду. Они назвали себя щитом наследников Мухаммеда и приняли его веру.

Ислам привлек многих Детей, но, вопреки сложившемуся мнению, так и не стал «клановой религией». Ему пришлось соперничать не только с прочими человеческими религиями, распространенными среди Детей, но и с памятью о Хакиме, которого многие воспринимали едва ли не как своего личного бога. На каждого мусульманина в клане приходилось двое собратьев иных вероисповеданий. К тому же некоторые заповеди ислама противоречат Пути Крови. Аллах милостивый, милосердный не поощряет массовые убийства. Это ошибочное представление, свойственное людям запада, часто разделяют и их соотечественники-Каиниты.

Лично я с полной уверенностью могу сказать, что Хаким не имел никакого отношения к религии Мухаммеда, хотя, в некотором смысле, и мог бы одобрить ее.

Жажда

В 636 году арабы отвоевали у Византии Сирию и Палестину. Воины Детей Хакима шли рядом с ними, поскольку в Святой Земле снова подняли голову племена демонопоклонников. Нам нужно было остановить их прежде, чем они отравят колодец, из которого исходило слово Аллаха.

Поначалу все шло хорошо: мы разбили смертных приспешников Баали и вынудили их хозяев в беспорядке отступить к нечестивому городу Хоразину. Следуя за ними, несколько отрядов воинов ушло далеко вперед от армии арабов. Один из этих отрядов попал в ловушку, и демонские прислужники увели воинов с собой в Хоразин.

Дети попытались спасти своих собратьев, но укрепления Хоразина сдерживали мощь воинов, пришедших на это поле брани. Халиф отправил гонца в Аламут, прося чародеев о помощи, и амр ответил, что он и его отряды поспешат на выручку воинам.

Когда до подхода чародеев оставалась одна ночь, стены Хоразина пали. Воины и их смертные союзники сквозь брешь проникли в город и прорубили себе путь к храмам, где собрались приверженцы кровавого культа. Но когда начался штурм храмов, воинство Противника нанесло последний удар. Из-под земли вырвались языки черного огня, заставляя воинов рвать когтями собственные тела. Их охватила неутолимая жажда. Стремясь насытиться, они хватали своих же солдат, и вскоре отряды смертных бежали, спасаясь от такого предательства.

Когда враг начал контратаку, к месту сражения подошел аль-Ашрад со своим войском. Чародеи, обратившись к своей магии, связывали и изгоняли демонов и жгли Баали; в то же время они пытались развеять безумие, поразившее воинов.

Когда огонь охватил весь Хоразин, объединенные силы Детей Хакима одолели последних защитников храма. Внутри обнаружился захваченный Баали пленник – единственный, кому удалось выжить. Прерывающимся голосом он поведал о столь ужасных вещах, что на протяжении долгих месяцев ему почти никто не верил. Баали сказали ему: «Как ты жаждешь нашей крови, так будешь ты во веки веков жаждать любой крови». Затем они принесли пленных воинов в жертву, чтобы наложить проклятие, тысячекратно усиливающее древнюю тягу к крови.

Новообращенные и Старцы одинаково пали жертвой ужасного голода, насытить который можно было только витэ других Каинитов. Проклятие постепенно охватывало всю касту, и чародеи и визири тщетно пытались снять его. К концу XIV века оно поразило всех воинов, не затронув ни чародеев, ни визирей.

 

Вторжение

Теперь, через столько веков, легко признать, что Джихад не имел никакого или почти никакого отношения к крестовым походам. Из-за роста населения в Европе появилось слишком много мелких дворян, единственным занятием которых были междоусобицы и братоубийственные стычки. Опасаясь, что войны разорят принадлежащие ей земли, Церковь решила направить энергию и жажду наживы этих людей в иное русло. Выбор вполне естественно пал на Святую Землю, которая в те времена принадлежала иноверцам и безбожникам, открыто отвергавшим божественность Христа. Таким образом, отправившиеся на освобождение Иерусалима рыцари получали оправдание своим действиям, а захваченные ими богатства должны были пополнить не только их собственные сундуки, но и сокровищницы благословивших поход прелатов. Версия об участии Каинитов в этом предприятии возникло позже, поскольку европейские старейшины тоже обратили взгляд на Палестину.

С точки зрения тех, кто встал на пути у первых крестоносцев в конце 11 века, нашествие с Запада выглядело как первый удар в какой-то невероятной интриге Джихада, целью которой было стереть Детей Хакима с земли. Христианское меньшинство в клане еще пыталось взывать к голосу разума или вести переговоры, но их мольбы заглушил грохот битв. Многие бежали в Иберию, где через сто лет оказались втянутыми в Реконкисту.

Дети Хакима были далеко не единственными немертвыми защитниками Святой Земли, хотя даже сейчас мало кто открыто признает это. Многие Ласомбра тоже были мусульманами, как и немало число Носферату, Гангрел, Цимисхов и Тореадоров, считавших Святую Землю своим домом. Ирония судьбы – Последователи Сета, которым тоже пришлось защищать свои владения, стали одними из самых ценных (пусть и не заслуживающих доверия) союзников.

Наши смертные подопечные стремились вовлечь европейцев в сражение, и мы не могли держаться в стороне. Все три касты объединились (чего не было уже много веков), чтобы дать отпор пришедшим вместе с крестоносцами знатным Каинитам. Два с половиной века войн избавили клан от всего того, что не было необходимым для выживания, и превратили нас в клинок, готовый погрузиться в сердце западных Сородичей. Как и смертные ассасины, многие воины отказались от крытого противостояния, предпочтя скрытность, хитрость и нож во тьме ночи. Хотя приверженцы более традиционного понимания чести с презрением относились к таким предательским методам, воины нового поколения заявляли, что их честь состоит в службе Хакиму и взятым под защиту смертным, иными словами, что образ действий не так важен, как конечный результат. Этот пор продолжается и в наши ночи и, скорее всего, будет длиться до тех пор, пока по земле ходят хотя бы два воина.

На самом деле пресловутое «единство» среди Детей возникало только в периоды отчаяния, например, при падении Иерусалима. Тогда клан был охвачен кровопролитными междоусобицами, каких мы не знали со времен ухода Хакима из Аламута. Различные группировки соперничали за господство в клане и за право возглавить сопротивление крестоносцам.

За эти века жажда крови, наложенная на касту воинов Баали, стала только сильнее. Ко времени Четвертого крестового похода почти половина воинов еженощно жаждала витэ Каинтов. Прошло еще сто лет, и проклятие распространилось на всех членов касты. Жажда усиливалась, а вместе с ней росла и агрессивность воинов, и даже совместных усилий чародеев и визирей было недостаточно, чтобы сдержать их.

 

Башни из слоновой кости и алые клинки

Как отдаленное последствие крестовых походов, в Европу пришли ужасные времена, которые некоторые называют Ночами Огня. Инквизиция почти не затронула Святую Землю и уж точно не смогла распространить свое влияние на Оттоманскую империю и земли к востоку от нее. Пока мы зализывали раны и смотрели на запад, европейские старейшины жертвовали своими детьми, чтобы протянуть еще хотя бы ночь. Слишком многие из этих «жертвенных агнцев» спаслись и бежали на восток, предпочтя опасное соседство сарацин своим сирам-предателям и осененным крестами кострам Церкви. Сетиты давали им приют за определенную плату, молодые Цимисхи и осмотрительные Вентру вербовали среди них союзников, мы же слушали их – и видели открывающиеся перед нами возможности. Старейшины, которые натравили своих прихлебателей на наши убежища, слабели и теряли хватку. Все давно позабыли, что такое правосудие. Когда начался мятеж Анархов, мы были готовы. Наши воины хлынули в Европу, предлагая свои клинки и клыки тем, кто несся на волне гнева.

Ужас, который воины сеяли на своем пути, никак нельзя было объяснить ни их численностью, ни даже числом убитых ими старейшин. Их основным вкладом в Мятеж Анархов стали не клинки, но уроки. Современные правительственные чиновники назвали бы их военными советниками или агентами влияния. В освещенных факелами пещерах и темных подвалах лучшие охотники Паутины Ножей и опытнейшие мечники Аламута учили разобщенных детей Европы, как низвергнуть старейшин.

Можете даже не сомневаться: в то время мы не сдерживали собственные порывы. Князь Гамбурга до сих пор помнит Ночь праха, когда мы убили всех Каинитов Берлина, кроме него самого – ему мы позволили бежать, чтобы было кому рассказать о случившемся. Схожие истории и сейчас живут в коллективной памяти Камарильи и Шабаша, в основном как объяснение тому, почему с нами нельзя честно вести дела или даже просто договариваться. Мы же наслаждались этим ужасом, который предшествовал нашему появлению, как первые холодные капли предшествуют летней грозе.

Краеугольные камни

По Европе неслось Восстание Анархов, и западные старейшины (вполне справедливо) опасались за свои нежизни. Страх мало чем отличается от прочих способов мотивации, хотя результаты могут быть совсем не такими, как предполагалось. В нашем случае страх дал начало организации. Небольшая группа старейшин убедила себя, что единство поможет им избавиться от всех горестей. Создав нечто вроде «великого братства Каинитов», они смогли дать анархам цель более значимую и жизнеспособную, чем предыдущая поспешная деятельность – о да, а еще они смогли навязать всем Первую Традицию Каина, чтобы уж точно защитить Каинитов от происков Инквизиции. Разумеется, на Детей Хакима это решение особого впечатления не произвело; и стоит ли говорить, что нам никто не предложил принять участие в закладке фундамента этой башни из слоновой кости?

Камарилья послала Детям Хакима символическое приглашение, чтобы можно модно было с чистой совестью заявить, что о нас не забыли. Хардештадт, старейшина Вентру, сделал так, чтобы о маршруте посланника стало известно члену Паутины Ножей, который без долгих раздумий зарубил несчастную новообращенную и выпил ее кровь. Приглашение так и не достигло Аламута… в любом случае, вряд ли многие Дети согласились бы принять его.

Великая ложь

Поддавшись уговорам старейшин, все больше анархов присоединялось к Камарилье, и ее ряды быстро росли. Это злило многих Детей, еще остававшихся е Европе: они видели, как бывшие союзники покидают их, привлеченные посулами безопасного убежища, которое они все равно завоевали бы, если бы им хватило сил продолжить битву. Поэтому Дети следили за Камарильей с пристальным вниманием и с яростью, порожденной таким предательством.

Великая ложь началась с неприметных событий; Тремер Этриус – вот кто засеял плодородную почву семенами обмана. Он хотел остановить наши нападения, а для этого ему надо было как-то справиться с нами. Один из его младших подчиненных заметил, что как-то слышал о мирных Ассамитах, обитающих далеко на востоке, на что Этриус ответил: «В том-то и дело. Мне тоже приходилось слышать о миролюбивых Сарацинах, но я не встречал ни одного из них. Возможно, в каком-то горячечном сне они и существуют, но лично я верю тому, что вижу собственными глазами, а вижу я их ножи и клыки. Они – убийцы, и если когда-нибудь они были чем-то другим, то все их прочие свойства давно исчезли, возможно, уничтоженные их собственными руками».

Со всей Европы до воинов доходили слухи о подобных заявлениях. Их гордыня росла. Их сила и свершения были несравненны, и остальные кланы просто забыли о чародеях и визирях. Воины пускались на тысячи хитростей, чтобы закрепить такое отношение: то вроде бы мимоходом отпускали обдуманное замечание, то прерывали слишком разговорчивого визиря… Мало кто станет копаться в памяти, сталкиваясь с внешне единой угрозой.

К 1486 году Камарилья настолько поверила в угрозу со стороны Ассамитов, что объявила первую и последнюю Кровавую Охоту против целого клана.

Проклятие заклинателей крови

В 1493 году Торнский договор положил конец Мятежу Анархов. По мере того, как угроза со стороны анархов становилась все призрачней, Камарилья все больше внимания уделяла нам. Падение Гранады за год до этого лишило нас последних мавританских союзников в Европе, и через год французские Тореадоры и Вентру выступили вместе с Карлом VIII, собираясь выкурить нас из Италии. Постепенно объединенная мощь семи кланов вытеснила наших воинов из Европы. Немногие остававшиеся там визири и чародеи, эти заложники собственного наследия, тоже пали под кровавыми проклятиями возглавивших натиск Тремеров.

В конце 1495 года стражи обнаружили одинокого Носферату, бродящего по склонам Горы – скрывающие Аламут чары сбили его с пути, но все-таки он добрался до нас. Его со всей поспешностью доставили к дуат. Совет переворошил и стер его воспоминания (ходят слухи, что он до сих пор покоится в торпоре в убежище одного из последователей Хакима), но вред уже был нанесен. Если один Каинит Камарильи смог найти Аламут, смогут и другие, а этого нельзя было допустить. Чтобы сохранить возможность вершить справедливость в будущем, нам пришлось на время склониться перед несправедливостью. Старейший неохотно запросил о мире. Заключенное в результате Тирское перемирие 1496 года многие Дети сочли не более чем притворной капитуляцией, соблюдать условия которой нужно лишь для того, чтобы сдержать паранойю Камарилью

А затем Тремеры наложили свое проклятие. На протяжении недели все Дети впали в мучительное оцепенение, сходное со смертной агонией, очнувшись же, поняли, что более не могут поглощать витэ представителей других кланов – как и тех, кто вовсе лишен клана, - не рискуя при этом впасть в торпор или встретить Окончательную Смерть. Нас охватило потрясение, перешедшее в ужас. Как чертовым колдунам удалось такое? Даже сильнейшие из чародеев не смогли бы наложить проклятие на целую семью – да что там, в свое время демонопоклонникам понадобилась вся сила ненависти самого Искусителя, чтобы заклясть нас!

Дети требовали отмщения, и совет дуат счел, что Старейший виноват в постигшем Детей унижении. Под затянутым тучами потолком Великого Зала он в мрачном молчании сошел с Черного трона. Последним его наказом стал обращенный к халифу призыв искупить все то зло, которое его поступок навлек на клан. Затем Джамаль, бывший тогда халифом, отнял у Старейшего Кровь и сам взошел на Черный трон. Так начались века бесчестия.

Не прошло и двух недель с тех пор, как Джамаль занял Черный трон, как началась эпопея Ассамитов-антитрибу. Кое-кто из старых воинов решил, что только величайшая трусость заставила нас склониться перед проклятием Тремеров и что такое смирение пятном легло на честь клана – и не важно, что чародеи тогда еще не выяснили, каким именно образом Тремеры обрели силы, позволившие им наложить чары.

Некоторые из чародеев поддержали этих воинов, поскольку верили, что им известен способ, позволяющий разрушить заклинания Тремеров. По их слову так называемые Непобежденные покинули Аламут и направились в тот дьявольский город, где некогда демонопоклонники прокляли их род. Хотя к тому времени о Баали сохранились лишь смутные воспоминания, чародеи полагали, что само место, где было наложено такое проклятие, может хранить подсказки, которые позволили бы совладать с новой напастью.

Но все пошло не так, как они рассчитывали. Хотя чародеям удалось пробудить один из заклятых алтарей и снять чары Тремеров со своего небольшого отряда, они также потревожили некую силу, которая почти тысячу лет дремала под Хоразином. Уцелевшие по-разному рассказывают о разразившейся после этого кровавой буре, но в конце концов все последовавшие за Непобеденными визири и чародеи оказались убиты, а с ними исчезла и найденная ими разгадка. Старший из выживших воинов, Ижим абд’Азраэль, увел своих потрепанных соратников от руин нечестивого города в надежде найти новый дом. Со временем они присоединились к зарождавшемуся тогда Шабашу и приняли имя Ассамитов-антитрибу – а также получили возможность убивать Каинитов Камарильи.

Наступление «прогресса»

В последовавшие за этим века Дети с большой опаской выходили за пределы восточных земель. Большинство из тех, кто отважился на это, принадлежали к касте воинов, чья жажда крови теперь утихла, смиренная магией Тремеров. Остальные Дети редко покидали Ближний Восток, что только придавало достоверности все еще державшемуся обману. Мало кто из Каинитов Камарильи подозревал о существовании визирей и чародеев – и Джамаль, например, считал, что так будет лучше для всех.

Новый Свет не слишком-то притягивал Детей, но некоторые из наших воинов отправились к незнакомым берегам, надеясь отыскать средство против проклятия или же скрыться от его жалящего позора. Североамериканские колонии оказались не слишком-то гостеприимным местом для большинства из нас – за исключением добравшихся до этих земель Непобежденных. А вот аборигены Астлана нас приняли. Представители всех трех каст охотно селились в скрытых джунглями городах, наслаждаясь дикостью кровавых ритуалов и восхищаясь невероятными достижениями этих народов. Некоторые из этих первопроходцев или их потомки до сих пор обитают в крупных городах Мексики и Бразилии, а также и в величественных развалинах, затерянных где-то в Андах.

Ближе к дому борьба с проклятием шла без особого успеха. Едва после Тирского перемирия сменилось поколение смертных, как Цимисхи воспользовались вторжением Оттоманской империи в Европу и нанесли удар по Камарилье. Мы с огромным удовольствием поддержали их попытку, кульминацией которой стала долгая осада Вены в 1529 году. Наши чародеи присоединились к турецкой армии, стремясь испытать свое искусство против магии Тремеров. В конце концов Австрия выстояла, но каждый из павших тогда Детей забрал с собой двух Колдунов, запорошив их пеплом восходящее солнце. Вторая осада в 1683 году тоже окончилась ничем, и сила Оттоманской империи из-за этих проигрышей постепенно пошла на убыль.

Пока другие кланы осваивались в Новом Свете, мы обратили наше внимание на запад и юг. После того, как Британия начала колонизацию Индии, силы, которые мешали нашему продвижению в том направлении, внезапно исчезли. Мы осторожно наращивали мощь, стараясь не попадаться на глаза британским Вентру, перебравшимся в те края. Выводки нескольких древних Равнос оказали нам поддержку, передав нам значительные владения в обмен на наши клинки, направленные против европейцев. Со временем нашим домом стали Бомбей и Калькутта. Многие Дети обрели умиротворение – или хотя бы душевное равновесие – в учении Будды, а тысячи индуистских богов нашептывали нам свои неразгаданные тайны.

В XVII, XVIII и XIX веках мы оставались наблюдателями на обочине истории Каинитов. Камарилья стала считать нас сборищем беззубых, безобидных кастратов, этаким паноптикумом, который, однако же, может оказаться полезным (об этом свидетельствуют хранящиеся в Аламуте записи о договорах найма). Многим воинам все-таки выпадала возможность убить члена Камарильи – по заказу других Каинитов из той же организации. Обычно плату за наши услуги мы брали витэ, якобы для религиозного подношения Хакиму. В Камарилье смеялись над нашим поклонением несуществующему персонажу легенд и охотно платили валютой, которую, по их мнению, мы не могли потратить. Мало кто из них догадывался, что их кровь может пойти и на другие цели. Стремясь отыскать средство против проклятия, амр наткнулся на ритуал, который он назвал Возрождением души: опытный в магии чародей мог извлечь из достаточного объема витэ саму его сущность и передать ее другому Каиниту. Плата за выполнение такого фальшивого дьяблери была невысока: чародеи требовали за свои услуги некоторое количество крови, равное затраченному на ритуал, поэтому полученное за работу витэ попадало в их лаборатории, где подпитывало непрекращающуюся борьбу с проклятием.

Образцы материалов также могут стать прекрасным оружием в политической борьбе.

Век крови

На протяжении жизни одного человеческого поколения мир дважды горел и истекал кровью. В первый раз наши воины оплакивали честь, павшую от рук худосочных мальчишек со стеклянными глазами и свинцовыми копьями. Во второй раз они приветствовали пронесшийся по Северной Африке стальной шторм. Германия никогда не была нам другом, но полученный от нее урок дал нам надежду. Третий Рейх, обессиленный после Великой войны, но уже через тридцать лет воспрянувший, чтобы снова потрясти основы мироздания, стал прекрасным примером обновления, которого и мы могли достигнуть. Среди океана лжи, уверток и пропаганды мы выжидали нужный момент. А ведь нам следовало обратить внимание на затаившуюся в сердцевине Рейха гниль, а не на внешний блеск и грохот. История всегда повторяется.

Мы учились и у союзников – первые ночи специальной авиадесантной службы и пролитая на скалах Нормандии кровь, серые изможденные лица голодающих людей на советских заводах и полях, отчаянная тайна борьба французского Сопротивления. От них мы узнали о той силе, что порождается отчаянием, и так мы наконец поняли Камарилью.

А когда война в Тихом океане закончилась опаленным огненным шаром небом и стоном обезумевшего солнца, пришло время плакать визирям и чародеям. Смертные приручили молнию, а по опыту мы знали, что мир кровоточит трижды.

Великая война была войной визирей – мир развивался с бешеной скоростью, и техника оставила далеко позади искусство войны. Вторая мировая война стала войной для воинов: смертные научились использовать новое оружие. Когда же мир снова начнет кровоточить, придет черед войны чародеев, и кровь эта будет напитана их магией.

 

«Мир»

Огни погасли, пепел остыл, мертвых предали земле, а смертные в очередной раз перерисовали свои карты. Они закатали Европу в бетон и колючую проволоку, сломали хребет Германии (но оставили в покое Австрию), вознесли Америку на пьедестал и разделили Ближний Восток, повинуясь какой-то безумной прихоти. Так вышло, что одновременно они разделили и нас, потому что мы цеплялись за прошлые жизни намного сильнее, чем нам самим хотелось бы. Снова воспрянули Леопарды Сиона, вербуя мучеников за иудейскую веру, готовых защищать Израиль от прочих Каинитов, и мы предложили им целое состояние. Индия обратилась к собственному прошлому, чтобы найти там будущее, которое и начала постепенно возводить. Мы смотрели и дивились тому, что такая сила могла остаться незамеченной. Арабы раздобрели на нефтяной диете и обратили пустыни в зеленые сады. Мы снова узнали о могуществе, приходящем вместе с богатством.

Горькие, но полезные уроки – вот с чем каждую ночь сталкиваются Дети Хакима. Грядет война чародеев, в которой место измельченных трав и вырезанных символов займут пронзающие небо огненные жезлы и рогатые бесы, измышляющие ложь и предательство в своих роскошных кабинетах. Даже Дети Хакима не стали исключением: великий Раскол, разделивший нас на группы и поклоняющиеся отдельным личностям секты, собрал не меньшую жатву, чем войны государств или тянущаяся в бесконечность цепочка кровавых представлений, которые «Сородичи» называют Джихадами.

Печальное наследие… но что именно мы унаследовали – поражение? Или же победу, полученную слишком высокой ценой? Мы дадим ответ на этот вопрос, и ждать осталось не так уж долго.

Так сколько же всего ассасинов?

Численность касты воинов, которая до наступления Раскола (см. Главу 2) подряжалась на выполнение заказных убийств, не поддается определению. Только половина от этого числа является воинами, и лишь половина из них на самом деле обладает теми или иными боевыми навыками.

Это число становится еще меньше, если учесть, что многие из этих воинов не выполняют заказных убийств, как из-за отсутствия необходимых умений, так и по личным причинам. Итого, непосредственно перед освобождением и Расколом было несколько десятков Ассамитов, которые регулярно брали заказы; возможно, вдвое большее их число время от времени тоже заключали договоры, преследуя при этом собственные цели. Тем не менее, из учетных записей Вентру, сохраняемых Внутренним Советом, следует, что с момента заключения Тирского перемирия члены Камарильи тайно и противозаконно наняли для совершения убийств две тысячи Ассамитов. Или наши оценки категорически не верны, или Ассамиты часто представлялись чужими именами, чтобы запутать нанимателей, или же кто-то еще представлялся Ассамитом и брал заказ…


1 — Евангелие от Иоанна, 8:31. [Наверх]

2 — Прит. 24:6. [Наверх]

3 — переселение пророка Мухаммеда из Мекки в Медину. Год хиджры стал первым годом исламского лунного календаря (лунной хиджры). [Наверх]

4 — 149 - 146 гг. до н. э. Последняя из Пунических войн. [Наверх]

5 — Сура «аль-Бакара» («Корова»), аят 256. [Наверх]