Глава 1. Настали последние дни

- Св. Альфонс

Несущие слово

Дорогая Рахиль,

По ночам я сплю со светом. Но все равно не чувствую себя в безопасности.

Я прошу прощения. Все, что я хочу сказать тебе, сказать всем, так это что я прошу прощения за то, что случилось, чему я позволил случиться. Я бы попросил тебя вспоминать меня в своих молитвах, но, подозреваю, когда ты прочтешь эти слова, будет уже слишком поздно для молитв. После всего, что я сделал, я уже не могу с открытой душой молиться Б-гу. Может быть, ты поймешь, почему, когда прочтешь мою историю.

Рахиль, с тех пор, как я написал последние предложения, прошло некоторое время. Мне показалось, что я слышал, как кто-то скребется в дверь этой убогой комнатушки. Я придвинул к двери комод и стол, а сам пишу тебе, стоя на коленях на полу в изножье кровати. Амулет, который я исписал Непроизносимым Именем, плотно обернут вокруг моей руки, и сквозь рукав я чувствую, как впиваются в кожу шнурки.

Теперь я понимаю, что никогда по-настоящему не ценил свой дом. Даже во время поездок в Балтимор и Иерусалим я не испытывал такой тоски по дому. В последние дни я часто закрывал глаза и мысленно переносился на Тейлор-стрит. Юноши выстраиваются в очередь к утреннему автобусу, чтобы ехать в иешиву, шепотом повторяя заученные предыдущим вечером отрывки из Торы. На рынке Кляйна женщины, болтая и смеясь, покупают продукты к шаббату. Старый мистер Нуссбаум сидит, нахохлившись, как ворона, на скамейке перед небольшой синагогой как раз напротив его дома. Он раскачивается взад-вперед, читая молитву, и поджидает брата, который ни разу в жизни не пришел в синагогу раньше времени. Даже отец и мать, которых я давно лишился, в моих воспоминаниях прогуливаются по Тейлор-стрит.

Но воспоминания не могут даровать мне сон. Скорее уж, они не дают мне заснуть. Яаков сказал как-то, что одиночество – это тайная суть ада. Тогда я решил, что знаю, о чем он говорит, но на самом деле даже не догадывался о смысле его слов. Завтра я встречусь с человеком, который, как говорят, охотится на злых духов, как волк охотится на кроликов. Я надеюсь, что он сможет защитить меня от того, что я сейчас держу в голове. Хотя, скорее всего, он – очередной шарлатан.

Я не перестаю спрашивать себя, должен ли я вообще был встретиться с Яаковом. Моего возраста, сын Лизы, сестры моей матери… ребенком я воображал его своим двойником, который постоянно участвует в каких-нибудь приключениях, пока я молюсь и учу Талмуд у себя в Бруклине. Ты, возможно, знаешь, что моя мать не была хасидкой с рождения; она была баалат тешува, еврейкой, которая, по милости Б-жьей, вступила на праведный путь. Она часто с теплотой говорила о тете Лизе и ее детях. Когда-то она надеялась, что они, подобно ей самой, обратятся к вере. Но когда они уехали в Тель-Авив, надежда покинула ее.

Когда в то утро я нашел среди прочей почты письмо от тети Лизы, я не узнал обратный адрес. Я почти могу поверить в то, что, не открой я тогда письмо, события развивались бы совсем не так, как на самом деле, и сейчас я бы сидел в комнате рабби Брауна, сравнивая переводы Книги о праведнике. Но думать так глупо. Все мы – рыба в сетях Б-га. Мы можем плыть, куда хотим, но сеть такая большая, что никакой разницы нет.

Тетино письмо заставило меня расплакаться. Я рвал на себе воротник. Да, я знал, что так иногда случается. Но письмо сделало это знание реальным. Я пришел в ужас, поняв, что человек возраста Яакова – моего возраста – может испытывать такие страдания. Все произошло в лагере для беженцев, где подразделение Яакова должно было поддерживать комендантский час и арестовывать бунтовщиков. Яаков единственный из всех своих товарищей пережил нападение.

Состояние, которое называют "посттравматическим стрессовым синдромом", – это страшно, Рахиль. Когда Яакова выписали из госпиталя, тело его было почти здорово. Но он был уже не тем парнем, который записался в армию девять месяцев назад. Он не получал удовольствия от жизни, не интересовался ничем из того, что его окружало. Он днями сидел у себя в комнате, едва прикасался к еде и не участвовал ни в разговорах, ни в молитвах. Через несколько недель такой жини тетя Лиза и дядя Давид решили, что лучше отправить Яакова куда-нибудь за пределы Израиля, подальше от бесконечных обсуждений бомбежек и кровопролития.

Казалось, эта идея вызвала у Яакова проблеск интереса, и его родители испытали облегчение, когда он связался с другом, который проходил обучение в Америке. Вскоре все было улажено. Так как Яаков должен был поселиться в Бруклине – его друг учился в Колумбийском университете, - тетя в письме спрашивала меня, не смогу я ли время от времени навещать его. Мог ли я отказать в столь малой мицве¹? Конечно же, для этого мне пришлось бы выйти за пределы нашего района. Но меня это не волновало, ведь я путешествовал по стране и пересекал океан. До того, как поселиться с рабби Брауном, я три года проработал на Манхэттене. Неужели же после этого я затруднился бы пройти несколько кварталов?

Найти здание, в котором он поселился, было совсем не трудно. Я всегда гордился своим умением самостоятельно добираться до нужного места. Сейчас я со стыдом сознаюсь, что тогда мой разум был исполнен гордыни, а не восхищением перед красотой и святостью обычных вещей. Яаков встретил меня с большей теплотой и сердечностью, чем я ожидал. Я едва успел сказать ему, кто я такой и зачем пришел к нему, как он уже пригласил меня войти и усадил на самое удобное место в своей маленькой квартире. Я несколько растерялся, так как думал, что он будет подавленным и угрюмым, каким описала его тетя. Мы проговорили два часа, конечно же, не о том, что с ним случилось, но о разных мелочах и семейных новостях. Очень приятное времяпровождение.

Когда я спросил, не хочет ли он пройтись со мной и посмотреть, где я живу, он сразу же загорелся энтузиазмом. Меня это удивило. Слишком часто нерелигиозные евреи не проявляют никакого интереса – а то и враждебно относятся – к хасидским кварталам. Я решил, что ему, наверное, любопытно, как бывает любопытно посетителю музея, разглядывающему окаменелости. Конечно же, мне не стоило приписывать другому человеку такие недостойные мысли. Может быть, не погрузись я в эти греховные размышления, я бы проявил больше внимания к мотивам Яакова… может быть.

Прежде чем покинуть квартиру, я помог Яакову убрать кое-что из его имущества, какие-то кухонные приборы, одежду, всякую мелочевку, которая сейчас была ему не нужна. Я был рад помочь ему. Мы сложили вещи в картонную коробку, которую Яаков затем поставил поверх большого деревянного ящика. "Я тебя немного обманул", - сказал он с усмешкой. – "В основном мне надо помочь с этим ящиком. Там вещи моего соседа по комнате – книги и все такое. Он очень тяжелый. Сосед собрал свои пожитки, чтобы освободить мне место, так что я сказал, что с ящиком управлюсь сам. Надеюсь, ты не возражаешь".

Вместе мы вытолкали сундук в коридор и затащили его в лифт. Я не могу назвать себя физически сильным. Тогда мне показалось, что большую часть нагрузки Яаков взял на себя, моя же роль заключалась в том, чтобы поворачивать наш груз в нужном направлении.

Подвал был таким же сырым и захламленным, как верхние этажи были чистыми и современными. Я помню, что, когда мы вышли из лифта, к моему лицу прилипла паутина, но убрать я ее не мог, потому что руки были заняты. Это ощущение сводило меня с ума.

- Так где сейчас твой сосед? – спросил я, надеясь отвлечься от вызывающей зуд паутины. Произнеся эти слова, я обеспокоился, не слишком ли они похожи на жалобу, словно я хотел, чтобы сосед двигал ящик вместо меня.

- А, - ответил Яаков, - где-то здесь. Он обычно держится в тени. Может, встретишься с ним в другой раз.

Он держал ящик за передний край и шел спиной вперед, повернувшись ко мне лицом. Я едва видел, куда мы идем – под потолком горела только одна тусклая желтая лампочка, - но Яаков передвигался совершенно свободно.

- Давай поставим его там у стены, - сказал он мне. Я кивнул, понимая, что больше не в силах нести ящик. В подвале было очень жарко, и я страстно желал выйти из этой темноты назад к свету дня.

Сегодня я отрезал пейсы, я уже писал об этом? Мне понадобилась неделя, чтобы собраться с духом. Я долго пытался их спрятать, но в конце концов пришлось от них избавиться. У меня всю жизнь были пейсы, и теперь, задумавшись, я иногда тянусь к ним пальцами… Завтра я сбрею бороду. Я должен как можно сильнее изменить внешность. Если форма действительно отражает содержание, тогда, возможно, значительные перемены не только замаскируют меня. Может быть, так я смогу изменить душу, самую сердцевину души, чтобы те, кто охотится за ней, не смогли найти меня.

Вопросы и ответы

Рахиль,

Я впервые в жизни сплю на улице. Это ужасно. Постоянно лают собаки. Они что, подбираются ко мне? Я так устал. Потом напишу еще.

Я немного поспал.

Должны быть и еще люди вроде меня, Рахиль. Которые видели то же, что и я. Я пытаюсь отыскать их, но это так утомительно. Я читал труды и статьи, написанные учеными, святыми людьми. Я ходил в библиотеки и слушал лекции и выступления. Я потихоньку наводил справки в миквах² и синагогах. Я даже заглядывал в убогие магазинчики и сувенирные лавки, где невежам продают разные безделушки и снадобья. Я подумывал, не отправить ли мне тщательно составленное объявление в одну из религиозных газет. Только время покажет, принесут ли мои усилия плоды. Но, боюсь, именно времени у меня и нет.

Но я рассказывал тебе о том дне, когда впервые встретил Яакова. Я повел его к рабби Брауну. Это было здравое решение, дом располагался на самой окраине нашего квартала, и мы сначала заглянули туда. Рабби дома не было, но я познакомил Яакова с миссис Браун. Она вела себя довольно сдержанно, но все же вежливо. Она не выходила за пределы квартала уже несколько десятков лет, так что, наверное, почувствовала себя неуютно, встретившись с чужаком, пусть даже и евреем. Яакова это вроде бы не смутило, хотя она и не смотрела ему в глаза, а сам он знал достаточно, чтобы не протягивать ей руку для рукопожатия. Он с похвальбой отозвался о ее доме, чистом и скромно обставленном.

Под теплым апрельским солнцем тротуары блестели, как корка свежего хлеба. Яаков задавал уйму вопросов. Я показывал ему самые интересные места и рассказывал, кто где живет, отвел его на рынок, а потом в парк, где рабби Браун и его ученики – и я в том числе – часто собирались для беседы. Мы встретили нескольких моих знакомых, и они, казалось, были шокированы, увидев меня в обществе чужака. Большинство из них просто кивали мне и шли дальше. Поначалу Яакову вроде бы нравилась прогулка, но потом я заметил, что он как-то изменился. Он побледнел. Начал задавать меньше вопросов. Постепенно замедлил шаг. Я подумал, что он не так уж давно выписался из госпиталя и решил, что он устал.

Я уже собирался заговорить, когда мы повернули за угол, образованный Пятой улицей и Бликер-стрит. Перед нами возникла синагога, и я решил показать ее Яакову. Но стоило нам только ступить на Бликер-стрит, как Яаков вдруг задергался, словно его ударило током. Он согнулся пополам и буквально упал на колени. Я обхватил его за плечи, не давая рухнуть навзничь.

- Мне… нехорошо, - простонал Яаков. Он пробормотал еще несколько слов, которые я не разобрал.

- Ты хочешь отдохнуть? – спросил я.

- Нет, - ответил он. – Нет… пошли назад.

Я помог ему встать и мы заковыляли назад к дому рабби. Где-то на середине квартала Яаков начал приходить в себя. Он весь вспотел, был бледен, хватался за живот и явно чувствовал себя не слишком хорошо, но все же мог идти сам.

- Прошу прощения, - сказал он мне. – Не надо было переутомляться. Я еще не совсем поправился после ранения.

- Это я виноват, - ответил я. – Мне не следовало брать тебя на такую длинную прогулку. Я должен был…

- Все в порядке, - отмахнулся он. – Со мной все будет хорошо. Может, зайдем к тебе, чтобы я мог передохнуть?

И мы вернулись в мою комнату в доме рабби Брауна.

Яаков задержался у меня на несколько часов, и все это время мы разговаривали. Его, похоже, сильно заинтересовали наше сообщество и моя учеба. Я рассказал ему, что рабби Браун отыскал меня после смерти моих родителей и что, если будет на то воля Б-жья, я сам когда-нибудь стану раввином. Я вспомнил, как сам ребе³ однажды похвалил меня за усердие, хотя и знал, что хвастаться этим значит проявлять гордыню. Яаков расспрашивал меня о нашем "дворе", о том, когда он был образован, и я рассказал о шестом ребе, который вместе с семьей бежал из Варшавы в 1940, взяв с собой только то, что было на нем надето, да еще самое ценное свое имущество – рукописи и свитки, сохранившиеся до наших дней.

После этого я несколько недель не видел своего двоюродного брата. Я готовился к экзамену по Толедоту⁴ и провел немало вечерних часов за учебой. К тому же тогда все наше сообщество охватило беспокойство из-за здоровья ребе. Его уже почти месяц не видели на людях. Рабби Браун объяснил, что ребе простыл, что простуда несерьезная, но все же ему нужен покой. Лучше будет, сказал рабби Браун, если ребе полностью выздоровеет, прежде чем снова погрузиться в дела. Поначалу, немного поколебавшись, мы согласились с ним. Но теперь, когда болезнь длилась уже несколько недель, начало нарастать волнение. Не то чтобы рабби Браун не был уважаемым и любимым старейшиной нашего сообщества. Но не видеть ребе, не слышать его голос, не иметь возможности прикоснуться к его пиджаку – это для нас было тяжким испытанием.

Потом я как-то после полудня отправился за покупками для миссис Браун. Подходя к рынку Кляйна, я вдруг ощутил желание повидаться с Яаковом. Мне стало интересно, как у него дела, а еще почувствовал себя виноватым из-за того, что не присматривал за ним. Я решил пройдись до его дома и ненадолго заглянуть к нему, а потом, на обратном пути, купить продукты. Мне это показалось правильным решением – на самом деле я чувствовал, что выбора у меня нет, я просто должен был прямо сейчас пойти к нему. Так что вскоре я уже стоял у его квартиры. Когда лифт остановился на нужном этаже, я с удивлением увидел, что на площадке стоят двое полицейских. Один из них был женщиной; я опустил глаза и посторонился, давая им пройти.

Яаков совсем не удивился, увидев меня. Возможно, ты не поверишь, Рахиль, но я помню каждое слово из наших разговоров. Я ведь с самого раннего возраста упражнял память. В 11 лет я мог наизусть перечислить все 613 мицвот, как на английском, так и на иврите.

- Яаков, - спросил я его, - как ты? С тобой все в порядке?

- Ты не читаешь газеты, да, Рубен? – он сидел напротив меня, посередине софы, раскинув руки поверх спинки.

- Только "Альгемайне Джорнал", - ответил я.

- Похоже, Чарльз пропал.

Я не совсем понял, о чем он говорит, и он увидел это по моему лицу. Он пояснил:

- Мой сосед по комнате. Его уже три недели никто не видел. Его родители с ума сходят. Он просто ушел и не вернулся.

- Он… в смысле,.. – я не знал, что сказать. – Думаешь, с ним все в порядке?

- Уверен, что нет, - сухо ответил Яаков. Затем, уже с большим чувством в голосе, добавил: - Я хочу сказать, люди не исчезают просто так, чтобы затем объявиться как ни в чем не бывало.

Я подумал о полицейских у лифта.

- Полицейские поэтому приходили?

- В общем-то, да. Они тебе что-нибудь сказали?

- Нет. Ни единого слова, - я молился про себя.

- Это хорошо, - сказал Яаков. – Наверное, они не поняли, что ты пришел ко мне.

- Не понимаю.

- Я тебе не говорил, что Чарльз – этот мой сосед – что Чарльз был арабом? Прошу прощения, я хотел сказать, что он араб.

- Нет, не говорил. Яаков, ты сам на себя не похож. Ты,.. – я хотел спросить, не страдает ли он опять от того психического расстройства, которое возникло после ранения, но не смог придумать, как лучше задать вопрос.

- Араб, - продолжил он. – Американец арабского происхождения, конечно же. Его семья уже пять поколений живет в США. Они даже не мусульмане – агностики, так он говорил. В школе мы над этим смеялись. Нас такие вещи не интересовали. Мы образованные люди. Само собой, полиция так не думает.

- Полиция? – мысли словно вязли в густой подливе. Казалось, что его слова замедляют мыслительный процесс.

- Да. Они видят, что араб и еврей живут в одной квартире, потом араб исчезает, и кого, по-твоему, они начинают подозревать? В убийстве?

- В убийстве? – я хотел вскочить, но не смог сдвинуться с места. – Убийстве? Они думают… они думаю, его убили? И они считают, что это сделал ты?

- Ну, не так многословно. Они ничего такого не говорили. Но думают именно так. Я знаю.

- Яаков, мы должны молиться. Идем со мной, пообедаем у рабби Брауна. Он придумает, что…

- Я не молюсь! - закричал он, лицо его внезапно исказилось, став похожим на морду зверя. В следующее мгновение он снова был спокоен, почти безмятежен, глаза полуприкрыты, тело расслаблено. – Прошу прощения, - сказал он. – Прошу прощения, я не хотел тебя обидеть. Ты ведешь жизнь праведника, а твой родственник бросает тебе в лицо богохульства. Что ты должен обо мне думать…

- Все… все в порядке, - ответил я. – Я знаю, что ты многое пережил. Ты так до конца и не поправился. Но мы должны помнить, что всюду есть искры Б-его света, даже во тьме.

- Рубен, - сказал он. – Мне нужно кое-что тебе показать.

И мы направились в подвал.

Откровения

Дорогая Рахиль,

Тебе тяжело будет разобраться в событиях, о которых я собираюсь рассказать. Так и должно быть. Я, который пережил все это, пожертвовал бы чем угодно, чтобы заменить воспоминания сладким оцепенением незнания. То, что я видел в тот день, не предназначалось для человеческих глаз. Увидев это, я осознал, что, если хотя бы одна такая тварь может ходить по Земле, мы очень, очень далеки от дня Искупления. Верно, наши молитвы не в силах сделать мир чище и подготовить его к приходу Мессии.

Яаков отвел меня в подвал, не объяснив, в чем дело. Помещение показалось мне еще более зловещим, чем я запомнил его. Единственным источником света была тусклая оранжево-желтая лампочка, свешивавшаяся с потолка, как труп в петле. В ее свете стены казались покрытыми ржавчиной и кровью. Яаков провел меня через лабиринт ящиков и коробок к его сундуку, тому самому, который мы снесли сюда несколько недель назад.

- Открой его, - сказал он.

Я ничего не понимал. Мне все это казалось полной бессмыслицей. Зачем мы пришли сюда? Здесь было так жарко, а на мне был черный костюм.

- Давай же, - он был похож на разговаривающего со слабоумным отпрыском родителя, готового вот-вот потерять терпение. Я открыл было рот, чтобы задать вопрос, но потом просто подчинился. Вроде бы раньше сундук был закрыт на висячий замок, но теперь замка не было. Я откинул защелку и поднял крышку.

Я не мог понять, что за темная масса заполняет сундук. Внезапно на нее упал круг света – это Яаков зажег фонарик. Толстое серое одеяло прикрывало содержимое сундука, под ним виднелись какие-то выступы, но я так и не смог определить, что же там было.

- Я не знаю, что это, Яаков. К чему все это?

- Под одеялом.

Я потянулся к одеялу; почему-то я не хотел прикасаться к нему дольше, чем необходимо, поэтому ухватился за край и осторожно потянул. Под ним было еще одно покрывало, возможно, нижняя часть первого. Я снова нащупал край и потянул за него. Еще одно покрывало. Я пытался найти угол, и тогда мои пальцы наткнулись на нечто, что заставило меня отшатнуться назад, словно меня укусили. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что же я нащупал. Паутина? Мех?

Нет. Волосы.

Яаков подошел поближе, направляя в сундук луч света. Теперь я видел место, где сходились края двух покрывал. Между ними торчал клок густых волос длиной в несколько дюймов, по цвету похожих на коричневую шкурку мыши. Волосы лежали поверх одеяла, курчавясь, как виноградный усик. Я нащупал человеческие волосы. Я смотрел на них, и выступы и впадины под одеялом сложились в некую форму, которую мой мозг мгновенно опознал – и не пожелал принять.

- Эйн од милвадо⁵,.. – забормотал я.

- А вот этого не надо, - сказал Яаков, легонько стукнув меня по затылку. Я отпрянул от сундука. Ноги у меня подкашивались, я едва мог стоять.

- Почему..? – простонал я. – Ох, Яаков, почему…

- Потому что мне нужна твоя помощь, - ответил он.

- Яаков, ты болен. Тебе нужна… тебе нужна помощь. Мы свяжемся с властями, они помогут тебе…

- Ты ни с кем не будешь связываться. Ты теперь тоже влип в это дело.

- Тоже? О чем ты?

- Ты – соучастник. Отпечатки пальцев, Рубен. Ими теперь весь сундук покрыт. А помнишь ножи, которые ты помогал мне спрятать? На них тоже есть твои отпечатки. Ты помог мне убить его, Рубен. Так я им и скажу, если ты не будешь слушаться меня.

- Но… ты… это неправда!

- Какая ерунда. Это будет правдой, если я так захочу. Думаешь, полиция станет тебя слушать? Посмотри, как ты одет, как живешь. Тебя же воспринимают как члена опасной секты. Никто не поверит, что ты не помогал мне убить этого араба. Так что прекращай ныть, и я скажу тебе, что делать.

Решения

Покидая подвал, я едва мог дышать, а сердце у меня стучало, как кузнечный молот. Я был в одном доме с трупом. Я прикасался к мертвецу и осквернил себя. Мой двоюродный брат был сумасшедшим. И убийцей. Голова не работала. Я, который в восемь лет страницами цитировал "Похвалы Бешту"⁶, не мог заставить себя думать. Я словно забыл, что на Небесах есть Б-г. Не понимая, где я, куда иду, я брел по улицам, пока наконец не обнаружил себя стоящим напротив миквы. Это несколько успокоило меня. Верно, это Б-г направил меня сюда. Я вошел в купальню, заставив себя забыть обо всем, кроме деталей ритуала. Молитвы, омовение и погружения вытеснили из головы все мысли. Когда я закончил, я уже знал, что делать дальше.

Конечно же, те, кто знал меня, никогда бы не поверили, что я убийца. Но если меня арестуют, привлекут к суду… для нас это будет страшным потрясением. Наше сообщество было небольшим, одним из самых маленьких среди хасидских дворов. Я работал на Манхэттене, в "бриллиантовом" и "швейном" районах. Я выезжал за пределы страны, однажды даже побывал в Святой Земле. Я очень хорошо знал, как внешний мир, даже другие евреи, относятся к хасидам. Если Яаков выполнит свою угрозу, наше сообщество привлечет к себе ненужное и постыдное внимание. Вредное, как яд в колодце.

Ребе, конечно же, мог дать мне совет. У него обязательно должны быть ответы на мои вопросы. Но он в последнее время был слишком болен, чтобы встречаться с кем-либо. Шептались даже, что скоро он покинет нас. Да даже если бы он был здоров, едва ли он сразу же смог бы прервать свои изыскания и отложить в сторону дела. Так что выбора у меня не было. Мне придется помогать Яакову. Я принесу книгу, о которой он говорил, и это успокоит его, удержит от дальнейших злодеяний. Потом у меня будет время поговорить с рабби Брауном, а может быть, и с ребе. Они должны знать, что делать. А через день-другой за Яакова возьмутся власти, и все будет улажено.

Видишь, гордыня – вот что привело меня к падению. Вместо того, чтобы довериться воле Б-га, я вцепился в якобы логичное решение и с его помощью попытался вырваться из лап ужаса, который охватил меня в подвале.

Я предупредил рабби Брауна, что работаю над комментарием к четвертой заповеди и что мне нужно найти кое-какую информацию в книгохранилище храма. Я соврал ему прямо в лицо, в его собственном доме. Рабби Браун принял мою выдумку за чистую монету и отпустил меня сразу после ужина. Идя к храму, я чувствовал себя так, словно на шее у меня висел мельничный жернов. Во рту у меня пересохло, ладони вспотели.

Едва ли рабби Браун знал, что мне известно, где хранится ключ от задней комнаты. Но я не раз видел, как он сам снимает ключ с крючка за шкафом с картотекой. Мое присутствие в библиотеке ни у кого не должно было вызвать вопросов. Никто бы даже не узнал, что я заходил в заднюю комнату, где хранились писания величайших наших учителей. Украсть их будет совсем просто.

Как и сказал мне Яаков.

Так что я стоял под храмом. Ждал. Пытался заставить себя войти внутрь и совершить грех. Поцелую ли я книгу, прежде чем взять ее, или уже потом? Б-г следит за мной. И…

Ребе. Я бросил взгляд на его окно на верхнем этаже выстроенного из песчаника особняка, расположенного напротив храма. Когда он только заболел, люди каждый вечер собирались под его окнами, надеясь хоть мельком увидеть его. Но он не показывался, и рабби Браун сказал, что нам лучше проводить время в молитвах, чем в бесцельном бдении. Так что на углу не было никого, кроме меня.

Сегодня ребе был там. Я видел в окне его силуэт. Быть может, он наблюдал за мной?

Смотрел, как я предаю его?

Когда я вернулся, дверь в квартиру Яакова была открыта.

- Я здесь, - его голос был немногим громче шепота. – Заходи.

Я прошел через небольшую прихожую в его комнату. Там горела одинокая лампа.

- Прошу прощения за беспорядок, - сказал Яаков. В комнате царила разруха. Софа была перевернута, кофейный столик разломан. Повсюду валялись книги и газеты. Под книжным шкафом валялась разбитая бутылка. Холодный воздух врывался сквозь разбитое окно, усыпанный обломками пол покрывала тень. Яаков сидел на единственном уцелевшем стуле и, сцепив пальцы, разглядывал меня. Правый рукав его рубахи был оторван, голую руку покрывали синяки и кровоподтеки. Остальная одежда, хоть и помятая, оставалась целой. Он улыбался.

- У меня были гости, - сказал он. – А теперь отдай мне книгу, и мы вернемся к делам нашим скорбным.

- Я…

- Что? – по его голосу было понятно, что он догадывается, о чем я собрался говорить.

- Я не принес книгу, Яаков. Я не смог. Просто не смог.

- Вижу, - он перевел взгляд на потолок. – Ты не смог. Потому что...?

- Яаков, - почти прокричал я. – Яаков, тебе нужна помощь. Тебе плохо. Позволь мне помочь. Яаков, повторяй за мной тефилла зака…

- Ни единого слова! – выкрикнул он, вскакивая на ноги. Затем его голос снова стал спокойным. – Рубен, брат, там, откуда я пришел, неудачи недопустимы. Одна ошибка – и ты становишься парией. Но этим вечером тебе повезло. У меня есть для тебя еще одна работенка.

Он направился ко мне, и я вдруг ощутил испуг. Я внезапно понял, что был подобен мухе, добровольно летящей в паучью сеть. Я отступил назад и оказался прижатым к стене. Куда делать дверь? Я боялся оглянуться и посмотреть, боялся того, что он сделает, если я отведу от него взгляд.

- Барух ата,.. – начал я.

- Я тебе что сказал? – голос больше не был голосом моего брата. И сам он не был Яаковом. Там, где раньше стоял Яаков, теперь возвышалось нечто. Темная фигура, напоминающая человеческую. Руки как у скелета. Глаза как два черных тоннеля. И запах… вонь гниющего мяса. Разложения и болезни.

- Смотри, Рубен, сын Менделя и Анны, - произнес он. – Смотри, что я нашел среди трупов, там, где дети Исаака и Исмаила каждый день убивают друг друга. Смотри, что нашло меня. Теперь ты понял, Рубен? В твоих книгах рассказывается о таких, как я? – голос его был подобен падающей в могилу грязи.

- Диббук⁷, - прошептал я. Я хотел отвернуться. Воззвать к Б-гу, но губы меня не слушались. Я сполз вниз по стене, скорчился на полу, чувствуя, как по лицу текут слезы. Так я чувствовал себя в тот день, когда умерла мама – в ее такси врезался грузовик. И тогда, когда стоял у могилы отца, умом осознавая Б-жье провидение, но в сердце отчаянно проклиная Его имя. На какую-то долю мгновения Земля предстала предо мной в образе огромного кладбища, где под тонкой, жалкой живой оболочкой таятся глубины, заполненные костями, трупами и гниющей плотью.

Когда я открыл глаза, в комнате было чисто, мебель стояла по своим местам, разбитое стекло снова было целым. Чьих это рук дело? Моих? Яаков сидел на софе, спокойно прихлебывая кофе из чашки. Рука у него была здоровой. Я стоял, положив руку на дверную ручку.

- Ну что ж, - сказал Яаков, - я думаю, теперь мы друг друга поняли. Ступай домой, Рубен, помолись и ложись спать. Завтра ты займешься тем, о чем мы тут говорили. Не надо приносить ее сюда. Я сам приду к тебе и заберу ее. Увидимся через 24 часа.

В ГОРОД ПРИБЫЛ МУДРЕЦ!

С огромной радостью сообщаем о прибытии его ученого преподобия Йозефа Элицера Херца, учителя и цадика. Советы по всем духовным вопросам. Помощь во всех духовных битвах. Кэнел-стрит, 15.

Порванные узы

Почему я не покончил с собой, когда была такая возможность? Не перестаю себя об этом спрашивать. Я бы положил конец своим мучениям. Мне надо было всего лишь нажать на курок – и я был бы свободен.

А я тянул время. Выжидал удобный момент, чтобы покончить со всем этим. Когда я решил, что такой момент настал, была суббота. Я сидел в своей однокомнатной квартире и держал в руке пистолет, который купил в закладной лавке дальше по улице. Чуть раньше в тот же день мой босс в кофейне вынес мне еще одно предупреждение. Или я берусь за ум, или меня вышвыривают нахрен.

Я взвел курок, щелчок нарушил пахнущую плесенью тишину. Всего один выстрел, сказал я себе, и все будет кончено. Тогда я увижу Господа и узнаю свой окончательный приговор. Я никогда не верил Джил, когда она рассуждала об исчезновении Бога. Я знал, что Он смотрит на меня и что я подвел Его.

И все же я колебался. Я мерил шагами захламленную квартиру, выискивая место, где можно выпустить себе мозги. Может, у стенки, которая выходит на улицу, чтобы не подвергать опасности соседей? Или в ванне, в надежде, что она остановит пулю? Написать записку? Поверит ли хоть кто-нибудь в то, что я напишу?

Почему я так и не смог решиться? Как мог я по-прежнему хотеть жить, после всего, что натворил? Я помог демону, вырвавшемуся из Ада. Я позволил ее злу разрушать невинные жизни.

В конце концов я растянулся на узкой кровати так, чтобы голова была обращена к выходящей на улицу стене. Поднеся пистолет к нижней губе, я забормотал молитву. Очень скоро я избавлю этот мир от жалкой твари – от себя самого.

Зазвонил телефон.

Не надо было отвлекаться на него. Аппарат продолжал звонить. Три звонка. Пять. Восемь. Он не затыкался. Я мог бы спустить курок, но не сделал этого. Может быть, мне хотелось верить, что звонок этот был от Господа. А может быть, я был трусом, который не смог сделать последний шаг в небытие.

Так что я взял трубку, надеясь, что звонящий сможет мне помочь.

- Да, - тихо произнес я.

- Это Пол О'Коннор? – голос принадлежал молодому парню, лет 20, а может, и младше.

- Да. Я сейчас немного занят.

- Я знаю. Вам повезет, если эта дешевая пушка вообще сработает, - сказал парень. Я подпрыгнул на кровати.

- Вам надо было задернуть шторы, - продолжил он.

- Кто вы? – требовательно спросил я. "Господи", - мелькнуло у меня в голове. – "Неужели еще один демон?"

- Вы не узнаете меня?

Я на секунду задумался:

- Нет. А должен?

- Я вас хорошо помню. Наш общий... – он сделал паузу, - друг много о вас рассказывал. Помните тот вечер в балете?

Я начал что-то вспоминать. В трубке продолжили:

- Вы сидели рядом с Джил. Помните, как раз перед тем, как началось представление, она оглянулась на балкон и кивнула кому-то на дешевых местах? Это мне она кивнула.

- Я все еще не…

- Да, наверное. Но я вас помню. Я видел, какие у вас тогда были глаза. Вы хотели держать ее в своих объятьях, но не могли, потому что находились в приличной компании. Вы хотели ощутить…

- Кто вы? – проорал я.

- Пол, мы с вами родня. В какой-то мере, - он продолжил говорить. – Тем вечером я ревновал к вам. Вы были рядом с ней. Я знаю, вы были ее любимцем. А я был тем, кто делал для нее грязную работу.

- Если вы не скажете, кто…

- Мне известна ваша боль, Пол.

Меня охватила дрожь. Откуда он знает?

- Поверьте мне, что бы она ни заставляла вас делать, я делал вещи в десять раз хуже. Она зачаровала меня. Я бы убил свою семью ради того…

- Мне плевать, что она с вами сделала! Оставьте меня в покое! – завопил я. Я попытался бросить трубку, но почему-то не смог пошевелиться. Часть меня хотела выслушать его, услышать голос еще одного человека, прошедшего через то же, что и я сам.

- Пол, подождите! – взмолился он с отчаянием в голосе. – Я был таким же, как и вы. Хуже, чем вы. Но я нашел выход. Выслушайте меня. Я хочу дать вам шанс искупить то, что вы натворили.

Сердце у меня сжалось. Я шевелил губами, но не мог выдавить ни звука. Вот оно, то спасение, которого я так желал?

- Вы меня слушаете?

Я молчал, не в силах сбросить оцепенение.

- Пол?

- Да, - прошептал я.

Он продиктовал мне адрес круглосуточного магазина.

- Подходите туда этим вечером, между 10.30 и 11.00. Сможете?

- Да, - слабым голосом отозвался я.

- Пистолет приносить не надо. Приходите один. Если с вами кто-то будет, мы узнаем об этом.

- Мы? – спросил я.

- Скоро вы все поймете.

- Но…

Он повесил трубку.

Я в изнеможении опустился на пол. Еще несколько мгновений назад я собирался покончить с собой. Должно быть, я все же надеялся на чудо. Теперь чудо произошло. Настойчивые гудки в телефонной трубке вывели меня из оцепенения.

Может быть, это какая-то хитрость? Эта мысль пришла мне в голову, пока я вешал трубку. Что, если кто-то демонов пытается заполучить меня? Джил перед своей гибелью упомянула о других демонах. Не мог ли один из них меня выследить? Чтобы снова погрузить меня в кошмар?

Я раздумывал над всем этим почти час, рассматривая все возможности. Затем, ближе к назначенному времени, я решился. Если я не пойду, то снова буду чувствовать себя виноватым и рано или поздно опять попытаюсь покончить с собой. Звонивший парень предложил мне выход, поманив спасением. Я просто обязан был разузнать, что к чему.

Я должен был узнать, могу ли я спастись. Так что я решил пойти. Лучше бы я принял другое решение.

Назад пути нет

Через несколько минут я уже стоял под круглосуточным магазином. Стены здания были выкрашены в грязно-белый цвет, тротуар растрескался, как дно высохшего пруда. С одной стороны от меня виднелись вполне приличные дома. По другую сторону располагались куда более убогие строения и жилища. Магазин казался своеобразной границей между богатством и обездоленностью.

Я подошел к стеклянной двери. Вывеска на ней гласила "Вход с оружием разрешен". Интересно, так владелец чувствует себя в большей безопасности? Мысль мелькнула и пропала.

Когда я вошел, продавец посмотрел на меня и сухо поздоровался. Больше в магазине никого не было, и даже можно было догадаться, почему. Выбор был так себе, разве что вы любите чипсы и дешевое пиво.

Посмотрев на часы, я прошел по липкому полу к задней стенке. Если никто не появится, я прикуплю упаковку какого-нибудь пойла и пойду домой.

Стоило мне сделать несколько шагов, как я услышал звон дверного колокольчика. Я повернулся и увидел крупного мускулистого афроамериканца, облаченного в просторную майку с надписью "Даллас Старз". Он посмотрел на продавца и улыбнулся. С удивлением я заметил, что продавец расслабился и тепло поздоровался с парнем.

Я снова развернулся к полкам с пивом, и тут мое внимание привлек дешевый журнал на газетной стойке. Там была фотография пожара, случившегося где-то к западу от нас. Дым принял форму рогатой головы. Заголовок гласил: "Шокирующее доказательство: Сатана обращает Землю в ад!"

Я подошел поближе. Ад на Земле? Несколько месяцев назад я бы посмеялся над этой глупостью. Сейчас… я уже не знаю. Может быть, что-то в этом было. Я вдруг вспомнил о тех людях, которых из-за Джил вверг в беду. Наверное, у нее была какая-то цель. Может быть, она собиралась создать свой собственный, личный ад?

И все же я не мог забыть того, что она мне говорила. Она вынуждала меня творить жуткие вещи потому, что, по ее словам, это было необходимо. Людям нужно было показать правду, иначе победа досталась бы настоящим чудовищам. Я смотрел на журнал и не мог представить никого, кто был бы злее ее, разве что самого Сатану.

Внезапно я почувствовал, как кто-то остановился у меня за спиной.

- Продолжайте смотреть на журнал, - голос принадлежал тому афроамериканцу. – Не оглядывайтесь.

Я уставился на изображение Сатаны. Сзади послышался вздох:

- Интересное совпадение.

Я не ответил, не зная, что он собирается делать дальше.

- Наверное, вы не меня искали, - прошептал я.

- Вы Пол, так? – мягко спросил он.

Я колебался.

- Так? – повторил он настойчиво.

Наконец я кивнул.

- Хорошо, тогда слушайте, - сказал он. – Вы еще можете не ввязываться во все это и притвориться, что в жизни о нас не слышали. Может, вам удастся вернуться в прежнюю жизнь.

Я никогда не смог бы забыть того, что она со мной сотворила. Но часть меня все же хотела уйти. Я боялся. Боялся этого незнакомца, стоявшего у меня за спиной. Боялся, что он заведет меня в ловушку.

- Потому что если вы пойдете за мной, пути назад не будет. Понимаете?

Я коротко кивнул.

- Рядом с вами никто не будет чувствовать себя в безопасности. Вообще никто. Ваша родня и друзья станут мишенями. Вы встретитесь с чудовищами. Они могут убить вас на месте, что бы вы ни делали. Они будут выглядеть как люди. Чтобы избавиться от них, вам, возможно, придется уничтожить их оболочку. Выглядеть все будет так, будто вы кого-то убили. Вам придется соблюдать осторожность, - он огляделся. – Черт, если вы будете умней, чем я, вы расстанетесь во всеми, кого любите. Вы понимаете?

- Да, - прошептал я.

- Подумайте об этом, - он сделал шаг назад. – Мы считаем, что вы можете нам помочь. Но выбирать вам, и выбор этот должен быть добровольным.

Я ничего не ответил. Да и что тут скажешь? Я не хотел верить, что он говорил об охоте на демонов. Разве мы можем победить? Я своими глазами видел, на что они способны.

- Я ухожу, - сказал парень. – Через квартал отсюда есть старый театр. Если захотите присоединиться к нам, подождите пять минут, потом приходите туда. Если нет, вы больше о нас не услышите.

Я слышал, как удаляются его тяжелые шаги. Он сердечно попрощался с продавцом, затем вышел из магазина.

Я опустил взгляд на фотографию дымного демона. Разве можно сражаться с такими тварями? Джил прикасалась к силам мироздания. Я знал, что она могла заглянуть в человеческую душу. Она видела слабые места. Бог свидетель, мои слабости она видела.

А теперь эти незнакомцы хотят, чтобы я сражался с демонами? Это самоубийство.

Я едва не рассмеялся. Несколько часов назад я готов был покончить с собой, а теперь я боялся встретиться с демоном, который может меня убить.

Всмотревшись в глаза дымного демона, я внезапно ощутил что-то вроде откровения. Может быть, Господь наконец обратил на меня свой взор и показал мне путь. Возможно, отдать себя на растерзание демонам Ада – это единственный способ доказать, что я достоин божьего прощения.

Я отвел взгляд от журнала. У них может быть какой-нибудь план. Если этот план сработает, я смогу остановить то зло, которое слуги дьявола причиняют людям. Может, у меня получится защитить хотя бы одного человека от той вины, которая сейчас терзает меня.

Впервые за много месяцев у меня появилась надежда. Да, когда-то я принял неверное решение. Но сейчас все будет по-другому. Должно быть. Тогда я верил, что дорога к театру была дорогой к спасению.

Если бы я только знал, во что ввязываюсь, я бы вернулся к себе на квартиру и покончил со всем этим. Если бы я только знал, насколько тщетными окажутся все мои усилия.

Правда или вызов

Я купил журнал, чтобы он напоминал мне об откровении. Продавец поинтересовался, кем я прихожусь Лу – другом? Я соврал и сказал, что да. Он немного оттаял и разрешил мне держать машину у него на парковке столько, сколько мне надо.

- Он мне тут порядок поддерживает, - пояснил продавец.

Я вышел из магазина и, забросив журнал в машину, вернулся на тротуар. На той стороне улицы, где-то в квартале от меня, я увидел здание старого театра. На вертикальной вывеске было написано "Звездный свет", и даже на таком расстоянии я заметил разбитое стекло. Чуть ниже, на навесе, виднелась надпись "В достойные руки".

Я пересек улицу и пошел к театру. Подойдя ближе, я заметил, что забранные досками окна были сплошь расписаны символами банд, как и многие другие дома на этой улице.

Когда я подошел к кассе, дверь со скрипом приоткрылась:

- Давай быстрей, - послышался голос Лу. – Заходи, пока никто не видит.

Я быстро проскользнул в дверь. Там было темно, я ничего не видел, но остановиться не мог. Смерть или спасение – меня равно устраивали оба варианта.

Закрыв дверь, Лу включил фонарик. Все фойе, за исключением отбрасываемого фонариком пятна света, было погружено во мрак. У меня возникло чувство, что я стою на краю пропасти.

Лу вручил мне матерчатый мешок.

- Надень его, - приказал он.

У меня глаза на лоб полезли.

- Зачем? – спросил я.

- Это будет твоим последним испытанием, - ответил Лу. – Нам без предосторожностей никак.

Он жестами показал, чтобы я надел мешок. Я заколебался.

- Если ты такой, как мы думаем, ты пройдешь проверку. Все, что тебе надо, это ответить на несколько вопросов.

- А если не пройду? – поинтересовался я.

- Скажем так: у тебя будет больше шансов попасть на небо, если мы убьем тебя, чем если бы ты покончил с собой, - Лу двинулся ко мне, намереваясь натянуть на меня мешок.

Неохотно я надел просторный мешок на голову. Терять мне было нечего.

- Теперь заложи руки за спину, - сказал Лу.

Я подчинился, и он туго связал мне запястья веревкой. Затем Лу повел меня вглубь театра. Через несколько минут, которые показались мне бесконечными, он заставил меня подняться по короткой лестнице, а затем мы прошли еще несколько футов по скрипучему деревянному полу. Тут он отпустил меня, и через пару секунд я увидел свет. Наверное, он был довольно ярким, учитывая плотность ткани.

- Этот мужчина желает стать нашим братом, - выкрикнул Лу.

Ко мне пробилось еще несколько лучей света. Я услышал шаги. Кто-то обошел вокруг меня пару раз, прежде чем остановиться.

- Ты – Пол О'Коннор? – этот голос я слышал по телефону. – Студент Оклахомского университета?

- Да. А вы кто?

Он фыркнул:

- Пока можешь звать меня мистером Блэком, - он отступил назад. – Мы оба знали Джил, уверен, ты об этом не забыл. А теперь скажи, ты веришь в Бога?

- Да.

- Ты считаешь себя хорошим христианином?

Я ответил не сразу:

- Больше нет.

- Конечно же, нет, - хмыкнул мистер Блэк. – Когда ты принял дар Джил, ты отвернулся от Господа и дел Его. Раньше ты мог считать себя хорошим христианином?

- Да.

- Тогда скажи мне, как так получилось, что тебя соблазнил демон.

Ее лицо стояло у меня перед глазами.

- Она пришла в кафе, где я работал. Джил всегда приходила, когда была моя смена. Ей надо было, чтобы именно я ее обслуживал.

- И как это ей удавалось, - ответил мистер Блэк с ноткой отвращения в голосе.

Я продолжил:

- Она была такая красивая. Казалось, я ей по-настоящему нравлюсь. Она… у нее был такой взгляд, понимаете? Как будто ты – единственный человек в зале. И только ты имеешь значение. Потом она сказала мне, что у нее есть муж. До сих пор не знаю, зачем. Может, для нее это было частью игры. После этого я старался держаться от нее подальше, но, похоже, у меня просто не было сил сопротивляться ей.

- И что произошло?

- Как-то она сказала, что может дать мне все, что я пожелаю. Она даже сказала, что может это доказать. Я спросил, как. Джил ответила, что может кое-что показать мне. Просто так. Даром.

- Первая порция всегда даром.

- Тихо! – приказал женский голос. – Пусть он договорит.

- Она сделала меня гением. Всю неделю задания казались не сложнее, чем в начальной школе. Одногруппники с их вопросами выглядели как идиоты. Лекции были скучными, потому что я на лету схватывал концепции, непонятные профессорам.

- А потом?

- Неделя закончилась, и я опять стал нормальным. Для меня это было настоящим ударом. Я так много знал, а потом вдруг эти знания исчезли. Я хотел вернуть их. На следующий день я встретился с Джил. Она сказала, что может дать мне все, что угодно. Эта неделя была всего лишь первым шагом. Я спросил, почему она помогает мне. Мне хотелось верить, что она ангел, который спустился на землю ради таких людей, как я.

Мистер Блэк горько рассмеялся:

- Ты слишком много смотрел телевизор, Пол.

Я продолжил:

- Поначалу она отмалчивалась. Сказала, что я не пойму. Но потом в разговоре обронила несколько намеков. Постепенно я заподозрил, что она – не ангел, а кое-кто еще. Я не хотел в это верить, но никакого другого объяснения тому, что она сделала, придумать не мог. Я испугался, да, но она сказала, что может дать мне все, что я захочу. Я знал, что она может обратить мои мечты в реальность.

- И какими же были твои самые потаенные мечты, Пол?

По моим щекам катились горячие слезы:

- Я хотел ее. Только ее.

Мистер Блэк снова хмыкнул:

- Ну разве можно было быть таким дураком? Ты же сказал, что догадывался о том, кто она на самом деле. Ты что, собирался бежать с ней в Вегас, чтобы пожениться? С демоном?

- Я хотел ее, вот и все! Я знал, что делаю ошибку, но я поддался ей. Я был слаб. Я был одинок, - слезы катились все быстрее. – Я сказал "да".

- И что произошло после этого?

- А вы как думаете? Она прокляла меня. Она наделила меня умением извлекать самые худшие из человеческих эмоций. За ее любовь я расплачивался тем, что ходил на встречи с людьми и вытягивал из них секреты. Иногда она заставляла меня узнавать слабые места тех, кем потом собиралась манипулировать. В другое время я просто натравливал этих бедолаг на окружающих. На банкетах там, или во время выступления.

- Уверен, ты пытался сопротивляться ей, - холодно сказал мистер Блэк. – Джил силой принуждала тебя, да, Пол?

Я покачал головой.

- Говори, Пол! Ты пытался освободиться?

- Нет. Не пытался, - я плакал. – Но когда она умерла…

- Ты был слаб! – сказал мистер Блэк. – Ты был слаб, и ты проиграл!

Я не ответил. Что я мог сказать? Он был прав.

- Ты и миллионы других слабаков. Вы отвернулись от истинного Бога! Это такие люди, как ты, выпустили этих демонов из Ада и теперь питаете их собственными душами!

- Вы-то хорошо разбираетесь в таких вещах, да, мистер Блэк? – холодный женский голос прервал причитания Блэка, как ножом отрезал.

- Но я видел, что пути мои ошибочны. Я сумел нанести ответный удар, - ответил Блэк. Руками он стиснул мою голову. – Научился ли ты быть сильным? Ты здесь для того, чтобы умереть, или чтобы искупить свой грех? Потому что мы не можем даровать тебе спасение. Если мы убьем тебя, знаешь, что произойдет? Ты попадешь в ад, где и будешь гореть с остальными проклятыми. От даров демона нельзя освободиться. Ты понимаешь, Пол? Ты будешь страдать за те краткие мгновения удовольствия, которыми она одарила тебя.

- Я знаю, - всхлипнул я. – Я знаю, что поступал неправильно.

- Тогда чего ты хочешь? – рявкнул мистер Блэк.

- Я хочу…

- Я тебя не слышу!

- Дай ему ответить! – прохрипел Лу. Мистер Блэк отпустил меня.

- Я хочу искупить то, что натворил! – прорыдал я. – Я хочу искупить свою вину перед всеми, кому причинил вред.

- Достаточно ли ты силен?

- Я не знаю, но буду пытаться.

- Здесь нет места попыткам. Или у тебя есть сила, или нет. Если хочешь, мы можем убить тебя прямо здесь. Я не собираюсь рисковать своей жизнью из-за того, что ты пытаешься быть сильным.

- Хватит! – выкрикнул Лу. – Так ты не добьешься того, чего хочешь.

- Что… - мистер Блэк внезапно замолчал. Я слышал, как он отходит от меня, а его место занимает кто-то еще.

- Пожалуйста, прости моего друга, - сказал Лу. – Он просто хочет знать, на самом ли деле ты собираешься исправить то, что сделал. Все мы бываем слабы, - продолжил он. – Даже Джей.

Я слышал чьи-то удаляющиеся шаги.

- Вот, например, возьми меня. Я когда-то хотел быть самым крутым бандитом в городе. Тогда я был как слепой щенок, и когда Нейт, мой бывший… хозяин, предложил мне силу, я согласился. Поверь, тогда последствия меня не интересовали. Я просто хотел быть самым сильным бандюком в Оклахома-сити, - он помолчал пару секунд. – И знаешь что? Мне повезло. Нейт, вообще-то, пытался навести тут хоть какой-то порядок. Он убедил меня, что банды и "товар" – это еще не все. Нейт показал мне, что жизнь есть не только на улицах. Можешь назвать это новым Эдемом. Мы собирались построить этот новый Эдем, начиная с моего района. Но есть и другие демоны, Пол. Демоны, которые хотят превратить нас в рабов. Я помогал Нейту сражаться с ними, но в конце концов его убили. Я освободился, да, но я-то знал, - он наклонился ко мне поближе. – Я знал, что эти демоны хотят поработить всех, кого я любил. Я не мог этого так оставить, Пол. Ради тех, кого я любил. Ради того Эдема, который мне показал Нейт. Я должен был попытаться. Даже если я проиграю, попытка того стоит, понимаешь?

Я кивнул.

- А теперь как следует подумай над всем этим. Мы собираемся выслеживать и убивать демонов, которые носят человеческие личины. Если понадобится, мы будем убивать их рабов. Другие демоны будут пытаться уничтожить нас и наши семьи. Это не слишком-то приятная жизнь. Я тебе уже говорил, что назад пути нет. Вот и подумай об этом. Ты достаточно силен для того, чтобы сражаться? Чтобы искупить свою вину, пусть даже через страдания и смерть? Если нет, - продолжил Лу, - я помогу тебе уйти. Я не совсем согласен с Джеем насчет Небес. Может, ты на некоторое время окажешься в чистилище, пока война не закончится. Может, ты попадешь в ад. А может, Господь и правда всепрощающий, и ты отправишься на Небеса. Как я и сказал, у тебя больше шансов попасть на небо, если я убью тебя, чем если бы ты покончил с собой.

Это был мой билет на тот свет. Шанс избавиться от боли. Мне всего лишь надо было сказать "нет". Но стоило мне подумать о Джил и моих грехах, как желание умереть стало слабеть. Может быть, ко мне вернулась сила духа. Или же я слишком боялся смерти. Нет, все же я хотел исправить содеянное. Господь увидел бы, что я, получив второй шанс, взялся за ум и готов нести ответственность за все то зло, что помог причинить. Но хватит ли мне сил?

- Да, сказал я.

- Что "да"?

- Да, я хочу помочь вам. Я хочу сражаться с… демонами, которые ходят по Земле. Я хочу очистить свою душу.

Лу с силой выдохнул. Несколько секунд он молчал.

- Слава тебе, Господи. Я не хотел, чтобы твоя кровь была на моих руках. Но у меня есть еще один вопрос. Джей со мной вряд ли согласится, и это его право, но мне кажется, что сейчас идет война. Война, которая охватывает всю Землю. Кое-кто из демонов, возможно, в самом деле хочет помочь нам. Нейта сильно интересовало все, что происходит с людьми. Может, он такой был один, но это вряд ли. Так что, Пол, ты должен кое-что мне пообещать. Пообещай всегда думать головой. Перед тем, как тянуться к оружию? Я хочу быть уверен, что мы сражаемся с тем, с кем надо, понимаешь?

- Но разве не все они слуги Дьявола? – спросил я.

- Вряд ли слуга Дьявола пытался бы создать для нас новый рай. Так что пообещай мне, что будешь пользоваться мозгами. Договорились?

Я с трудом мог представить "хорошего" демона и даже демона, который заботился бы о людях. Может, такое и бывает. Или же Нейт просто использовал Лу.

- Обещаю, - ответил я, мысленно надеясь, что не пожалею об этом.

Лу сжал мне плечо.

- Хорошо, - сказал он и отошел в сторону.

Послышались легкие шаги – ко мне приблизился кто-то еще.

- Слушай его, - сказал женщина. – Падший ангел, который благословил меня, искренне заботился о людях. Он тоже хотел создать новый рай, а не ад. Он всегда относился ко мне с уважением, и я всегда с благодарностью буду вспоминать проведенные с ним мгновения.

У меня кровь застыла в жилах. Я тоже любил демона и заплатил за это. Быть может, она до сих пор под чарами? Если так, то что же тогда говорить обо мне?

- Другие демоны ненавидят нас, обвиняют нас в своих мучениях. Я их видела, Пол. Они убили моего падшего ангела. Мои друзья могут не согласиться со мной насчет хороших ангелов и чудовищ, но разница между ними есть. Они способны как на великое добро, так и на великое зло.

Я понял, что киваю. Кем бы она ни была, убеждать она умела. Внезапная мысль заставила меня похолодеть. Что, если она, да и все остальные, до сих пор порабощены? Как мне узнать об этом, пока не стало слишком поздно?

- Теперь моя очередь спрашивать тебя, Пол. Я ради дела оставила семью, - она помолчала. – Не проходит дня, чтобы я не думала о дочери и муже. Думаешь, мне не хотелось увидеть, как она растет? Думаешь, я с легким сердцем оставила мужа?

Я потряс головой.

- Я поступила так ради их безопасности. Так что я хочу быть уверена, что ты не предашь нас, Пол. Не только тех, кто собрался здесь, но и наши семьи. Я должна быть уверена, что ты не попытаешься убить мою семью.

Моей головы коснулось дуло пистолета.

- Потому что если ты сделаешь хоть что-нибудь, что будет угрожать моей семье, пусть даже случайно, я убью тебя!

Она с силой вдавила ствол пистолета мне в голову.

- Убеди меня, что ты нас не предашь.

Я не сразу смог ей ответить:

- Как я могу убедить тебя? Ты решишь…

- Просто ответь на вопрос. Ты поймем, врешь ты или нет.

Я закрыл глаза:

- Я обещаю, что не предам ни вас, ни ваши семьи, - я напрягся в ожидании выстрела, потому что не был уверен, что мои слова ее убедят.

Она убрала ствол и коротко сказала:

- Не передумай, - потом отошла прочь.

Снова шаги. Кто-то развязал веревку у меня на запястьях. Освободив мне руки, этот человек снял с меня мешок. Перед собой я увидел мужчину, которому на вид было чуть за 30. На нем была черная футболка с логотипом университета и потертые, застиранные джинсы. На шее он носил тяжелое золотое распятье. С узкого, гладко выбритого лица холодно сияли темные глаза.

- На колени, - наконец сказал он. – Пожалуйста.

Я подчинился, все еще не понимая, прошел я проверку или нет. Мужчина прикоснулся к распятию:

- В твоих словах я услышал истину. Я знал, что ты будешь достоин нас.

Я вскинул руку:

- Подожди. Как вы нашли меня?

- Мы искали слуг тех, кто отправился назад в преисподнюю. О Джее мы узнали из записей покойного демона. Потом Джей вывел нас на тебя.

- Но как…

- Позволь мне закончить. Как уже сказал Лу, всех нас коснулись падшие ангелы. Под их влиянием мы творили жуткие вещи или отдавали нашу веру тому, кто не был ее достоин. Мы услышали вину в твоем голосе, Пол. Мы знаем, что ты чувствуешь. Даже Джей знает.

Я посмотрел на остальных. Все они держали в руках фонарики, направляя на меня лучи света. Сердитый мужчина в форме разносчика пиццы смерил человека с распятьем тяжелым взглядом, но все же кивнул, соглашаясь.

- Пол, я верю, что у всего в этом мире есть своя причина. Нам стало известно о демонах, ходящих по Земле. Мы смогли вновь обрести свободу воли. Присоединившись к нам, ты поможешь использовать это знание против них. И ради спасения, и ради человечества.

Женщина убрала фонарик и подняла с пола нечто, оказавшееся старым фонарем. Пока она шла к нам, я смог ее разглядеть. У нее были высветленные волосы, а сквозившее в ее взгляде страдание заставило меня думать, что она старше, чем выглядит. Она поднесла фонарь к моему лицу.

Затем вперед выступил Лу, держа в руках коробку спичек.

- Меня зовут Брюс, - сказал мужчина с крестом. – Иногда меня называют преподобным, но мне больше нравится Брюс.

Лу вручил мне спичечный коробок. Брюс продолжил:

- Зажигая этот фонарь, ты соглашаешься стать маяком надежды. Ты соглашаешься сражаться с тьмой и стать одним из нас, - он повернулся к женщине. – Бесс.

Бесс открыла фонарь. Я взял спички и зажег одну из них. Глядя на нее, я вспомнил ужины при свечах, которые были у нас с Джил. Когда-то я думал, что она в самом деле любит меня, но это было неправдой. Я зажег фонарь, и Бесс закрыла его. От него исходил теплый, мягкий свет

- Теперь ты можешь встать, Пол, - сказал Брюс. – Ты на пути к искуплению.

Вот так я встретил Брюса, Бесс, Джея и Лу. В целях безопасности мы пользовались только именами и знали, как связаться только с одним человеком в группе. Со мной мог связаться только Джей.

После этой встречи я был уверен, что Господь привел меня туда, чтобы я смог обрести спасение. Впервые за несколько месяцев я чувствовал себя хорошо, и это чувство сохранилось до конца вечера.

Когда я лег спать, мне приснилось, что я стою в центре огромной бури. Бежать было некуда. Надо мной постепенно формировалась облачная воронка, которую пронзали молнии. В каждом ударе грома я слышал, как Джил зовет меня. Я закричал и проснулся.

Брюс был прав. Я был на пути к спасению, но я даже не представлял, насколько трудным окажется этот путь.

Друзья и соседи

Моя история началась до записки, но именно из-за записки я оказался втянут во все это. Кто-то увел мою дочь. Мою девочку. Тогда я не знал, в чем дело, знал только, что вчера у меня была красавица-дочь, а на следующий день осталось только огромное пустое пятно в жизни, и, возможно, моя вина тут была больше, чем мне хотелось бы. После этого жизнь превратилась в вереницу дней, восходов и закатов, между которыми я пытался разбить поменьше тарелок на кухне да уснуть хоть на несколько часов. Я уволился из конференц-центра. Работа охранника – это много длинных, наполненных одиночеством часов. Каждый раз, совершая обход, я думал о Трейси, о совершенных ошибках, и однажды просто плюнул на работу – в буквальном смысле слова - и стал ждать, когда день подойдет к концу. Он закончился, и на работу я больше не вернулся.

Теперь я днями сидел без дела, пока моя жена Марджори была на работе. Думаю, она меня ненавидела и считала, что это я виноват в побеге Трейси. Она никогда ничего такого не говорила, но любовь от нас ушла, и это только усилило мою депрессию. А потом в почтовом ящике появилась записка. Она гласила: "Я знаю, где ваша дочь. Я могу помочь вернуть ее. Скажете об этом письме хоть одной живой душе – и шансы найти ее резко сократятся. Через 10 дней, 7-го декабря, приходите по указанному ниже адресу, и, возможно, еще до Рождества она вернется к вам".

Подписи не было, только адрес. Где-то в Шарлотт⁸. Шарлотт от нас минутах в двадцати езды на север по 77 шоссе. Ничего сложного, стоит только выбраться из Форт Милл. Я поеду. Я что угодно сделаю. В записке сказано, ничего никому не говорить, ну и ладно. Даже жене? Пусть. Моя девочка пропала, и если кто-то что-то об этом знает – ну хоть что-то, - то я поеду, потому что иначе я свихнусь от боли и отчаяния. Пять месяцев я сидел дома, не зная, что с моей дочерью – может, ее изнасиловали, убили, сбили машиной, и готов был умереть. Мне нужна была причина жить.

Это было глупо. Когда получаешь такую записку, первым делом надо позвонить в полицию. Откуда мне знать, может, это очередной Чарльз Мэнсон⁹ решил поиграть со мной. Но копы умом не блещут. И в записке сказано – никому не говорить. Если я расскажу полиции, не сделаю ли я хуже? Что, если из-за этой ошибки я никогда больше не смогу обнять Трейси? Тогда я решил, что ничего никому не скажу. Я не знаю, почему Трейси пропала, может, потому, что я был плохим и слишком сердитым отцом, а может, потому, что ее украли прямо из спальни. Я должен был узнать, и будь что будет.

Я уже собирался убрать записку в карман, повторяя про себя дату и время, когда кое-что заметил. На обратной стороне листа было написано что-то еще. Жирными черными буквами: Псалтирь 105:37. Отсылка к Библии, черт бы их всех побрал.

Той ночью, пока Марджори спала, я вытащил из ящика на кухне пыльную копию нового исправленного стандартного издания Библии.

… и приносили сыновей своих и дочерей своих в жертву бесам". Вот что там было написано, в этой "доброй" Книге. Я опустился на старое скрипучее кресло-кровать и проплакал до тех пор, пока не заснул.

Утраты

Через десять дней я отправился туда, куда и собирался. Уже начались снегопады, пока что небольшие, но здесь, в Каролине, даже небольшой снег может отрезать вас от большинства мест.

У меня с собой была целая охапка рождественских подарков для Трейси. Да, пока что я ее не вернул, но верну обязательно, так и будет. Не знаю, чего нравится 14-летним девочкам, так что я купил всего понемногу. Несколько кукол Барби, какие-то CD-диски (с девчачьей поп-музыкой), пустую толстую тетрадь, которую я взял в CVS¹⁰ за пару баксов.

Нужный дом стоял на Южном бульваре – небольшое коричневое офисное здание, втиснутое между забранным досками магазином с порнографией и закрытым универсамом с товарами для домашних животных. По мне, не самая лучшая дорога в городе. Сердце у меня стучало, как барабан, кровь звенела в ушах. Я уговаривал себя сделать то, что собрался, какой бы глупостью это ни казалось – все равно что выпрыгнуть из самолета. Давай, пройди через это и попытайся не умереть. Я готов был молиться, но даже не представлял, как это делается, так что прекратил дурацкие попытки. Надо было взять с собой нож.

Снаружи ждали двое мужчин; они дышали себе на руки, чтобы согреть их – явно было холоднее, чем они рассчитывали. Неделю назад было 62¹¹ градуса, сегодня 20¹², к тому же шел снег. Ладно, мне хотя бы хватило мозгов натянуть толстый свитер. А эти идиоты были в ветровках и бейсбольных шапочках.

Один из них, невысокий, тучный парень с рыжей бородой, жесткой, как стальная мочалка, с подозрением оглядел меня и сунул свои обезьяньи ручищи в карманы спортивной куртки "Шарлотт Чекерс"¹³. Я подумал, что он сейчас выхватит пистолет и пристрелит меня, но этого не случилось. Второй был высоким и худым и выглядел так, будто только что вышел из подросткового возраста. На его лице виднелся легкий светлый пушок, который, как я предположил, должен был изображать бородку. Оба они казались напуганными, и, сдается мне, винить их в этом было нельзя. Первым заговорил худой:

- Вы – это он? – спросил он. – Это вы нам записки послали?

Я уставился на него:

- Записки? Вы оба получили записки? Какого черта тут происходит?

Молодой протянул мне потную ладонь с длинными пальцами, и я пожал ее.

- Меня звать Томми Спрингхаус, - голос его оборвался. Я заметил, что говорит он как янки.

Я заколебался:

- Ройс. Уилл Ройс.

- Вы потеряли ребенка, Уилл Ройс? – спросил обладатель бороды-мочалки, глядя на меня так, словно на голове у меня выросли рога.

Тут творилась какая-то хрень.

- Может быть, - ответил я.

Томми нервно переступил с ноги на ногу:

- Ребенок убежал?

Руки у меня сжались в кулаки. Я об этом почти не говорил, ни с кем, даже с Марджори. Но тут просто не сдержался. Я начал говорить. Выплеснул все, что знал о Трейси, даже описал туфли, которые были на ней за день до исчезновения. На глазах у меня закипели слезы, и я сморгнул их.

- Хоть бы она никуда не убегала, - сказал я.

- Скорее уж, ее похитили, - ответил бородатый. Он схватил меня за руку. – Я Дарнелл Спаркс. Можете называть меня Спаркс. Я водитель, по большей части работаю в Гастонии¹⁴. У меня дети близнецы, Джексон и Тайлер. Сейчас им должно быть по 17 лет. В марте будет два года, как они пропали. После школьной вечеринки их подобрал и увез какой-то фургон. От полиции почти не было толку.

- Мою дочь украли этим летом, в июне, - сказал Томми, вытряхивая из мятой пачки сигарету и зажимая ее губами. Зажигать ее он не стал. – Ей всего семь, вот так-то.

- Почему вы думаете, что они еще живы? – спросил я, уже зная ответ. Я-то не считал, что Трейси умерла. Я бы не допустил даже мысли об этом. Тысячу раз я представлял себе ее размозженную голову и залитые кровью глаза, но никогда не позволял себе поверить, что она мертва. С этими двумя, похоже, было то же самое, но я должен был услышать, что они скажут.

Спаркс бросил на меня быстрый взгляд и потряс у меня перед лицом сосискообразным пальцем:

- Даже не упоминай при мне о подобных мерзостях. Мне не о чем говорить с людьми, у которых нет веры. Мои мальчики живы, и я не собираюсь слушать тех, кто с этим не согласен. Все дело в том, Ройс, что мои ребята – самые лучшие из всех, кого ты…

Томми перебил его:

- Кто-то подъехал.

Снежную пелену разорвал свет фар. К нам подъехал серый минивэн с надписью "Эйрборн Экспресс" на борту. Шелестя шинами, он резко сбросил скорость и становился, по диагонали заняв сразу несколько парковочных площадок. Мотор продолжал работать, но дверь со стороны водителя открылась и оттуда выбрался высокий мужчина в туго подпоясанной шерстяной шинели. Он направился прямиком к нам, оставляя в белой пороше на асфальте четкие отпечатки тяжелых рабочих ботинок. Выглядел он так, словно не брился неделями. Один глаз у него налился кровью – белок прорезали красные прожилки.

- Джентльмены, - заявил он. – Рад, что вы трое смогли придти сюда. Должны были подойти еще двое, но их до сих пор нет, и это плохо. Нам надо кое-что сделать.

- Что? – спросил Томми.

- Эй, минутку, - начал Спаркс, выступая вперед и выпячивая грудь. – Сначала расскажите, в чем дело.

Я стоял сзади, наблюдая за происходящим, от напряжения у меня зудело все тело.

- Меня зовут Колин Пелхэм, - ответил мужчина, вытаскивая из заброшенного на плечо рюкзака какие-то папки. Еще один янки, подумал я. Каждому из нас он вручил по папке. Я краем глаза заметил серебряный крест, еврейскую звезду и какой-то восточный символ на тонкой цепочке, надетой у него на шее. – Посмотрите. Почитайте. Если вас это заинтересует, мы продолжим.

Я уже распахнул папку, и сердце у меня замерло. Там была фотография Трейси, которую какой-то ублюдок усаживает в черный Кадиллак. Они держались за руки. Она казалась напуганной. А этот выродок, который был с ней… он выглядел как шкаф с антресолями. Здоровый, лысый, шесть с половиной футов¹⁵ росту. Три сотни фунтов¹⁶ мускулов, упакованных в черный фрак.

- Трейси… - едва слышно прошептал я.

Потерянные взгляды остальных двоих сказали мне, что именно было в их папках. Пелхэм сказал:

- Снимки немного нечеткие, но общий смысл вы, я думаю, уловили. Мужчину на фото зовут Оверхольт. Годфри Оверхольт. Ваши дети у него. Хотите поучаствовать – скажите мне, и мы загружаемся в этот фургон и отправляемся по делам. Если вас это не интересует и вы думаете, что я – мешок с дерьмом, пусть. С меня не убудет. Но я должен знать ответ – сейчас.

Я готов был согласиться, принять его слова за чистую монету ради одного туманного обещания снова увидеть Трейси.

Первым заговорил Спаркс:

- Ну и какого хрена вам от нас надо?

- Я хочу вернуть Бетси, - сказал Томми, вытирая слезы со щеки. Я решил, что Бетси звали его дочь.

- Я могу показать вам человека, который похитил ваших детей, - ответил Пелхэм. – Но только сейчас, этим вечером. Если согласны, забирайтесь в фургон. Если нет – до свиданья.

Отчаяние решило за меня.

- Я иду, - сказал я.

Спаркс бросил на меня косой взгляд и повернулся к Пелхэму:

- Если со мной и моими случится какое-нибудь дерьмо, я тебя убью. Учти, нас тут трое, а ты один, - он зло оскалился.

Пелхэм пальцем указал на стоящий фургон:

- Идем.

Мы пошли за ним. Он открыл боковую дверь:

- Еще один вопрос, джентльмены. Вы верующие? Бог, Небеса, дьявол, ад, все такое?

Я неопределенно кивнул, зная, что вру. Похоже, ему это было важно, так какая разница? Спаркс выдал "Черт, да", и вид у него был такой, словно все, кто думают иначе, слова доброго не стоят. Томми просто пожал плечами. Сказал, что сам не знает.

- Скоро узнаете, - пообещал Пелхэм.

Крайние меры

Фургон направился к центру города. Не в спальные районы. В районы, где живут богачи. Мы проехали универсам, потом направились к Майерс-парк. Мне казалось, что нам морочат голову, но Спаркс был прав – нас трое. Может, мы и справимся. Во мне пробудилась какая-то искра, которую я не ощущал уже много месяцев.

- Вы работаете на "Эйрборн Экспресс"? – прокричал я Пелхэму с заднего сиденья. Он неопределенно помахал рукой.

- Работал.

Томми бросил на меня взгляд. Выглядел он как застигнутый светом фар олень. Я отвернулся. Я его понимал. Несчастный молодой отец, которого внезапно втянули в какое-то сомнительное предприятие, – его чувства совпадали с моими. Это было все равно что кататься на американских горках. Медленный подъем на вершину в ожидании быстрого спуска. Меня затошнило. Может, мы допустили ошибку?

Пелхэм поманил нас рукой и указал на что-то.

- Там сзади есть ящик, завернутый в простыню. Разверните его и откройте крышку.

Делать это пришлось мне, так как остальные двое колебались. Передо мной стоял невысокий жесткий чемодан. Я открыл защелку.

Оружие и книги. Обычно их не ожидаешь увидеть в одном месте. Похоже, дробовики. У книг не было названий. Это были большие, старые, мрачные тома, вроде тех, на которые натыкаешься в самых дальних закоулках библиотеки.

- Какого черта? – спросил я. Остальные придвинулись ко мне, заглядывая в ящик.

- Ружья и книги? Вы спятили?

- Отличное сочетание отличных вкусов! – проорал Пелхэм через плечо. Мы свернули в Майерс-парк. Вдоль улицы выстроились старинные богатые дома. Впереди я заметил свет от габаритных фонарей, пробивающийся сквозь снежную пелену. За исключением той машины, дорога была пуста. Я почувствовал, что фургон набирает скорости. – Я бы на вашем месте разобрал оружие и приготовился.

Мена охватила паника, наполнившая мои вены адреналином. Габаритные огни становились ближе с каждым мгновением, а когда передний автомобиль свернул к Куинс-колледжу, мы срезали угол через чью-то лужайку. Тогда я заметил, что мы гонимся за лимузином. Я попытался взять себя в руки и услышал крик, который, как я вдруг понял, сам и издал.

Томми тоже что-то прокричал, когда наш фургон врезался в бок лимузина. Я ударился головой и упал, раздался звук, какой бывает при трении металла о металл. На секунду все перевернулось вверх ногами. Окровавленный Томми лежал на полу, Спаркс что-то зло орал. Потом все кончилось. Наступила тишина. Боковая дверь скользнула в сторону, и в проеме показался хлопающий в ладоши Пелхэм:

- Живо! Живо! Хватайте стволы и выбирайтесь отсюда! – Он сунул патрон в ружье, потом всучил ружье мне и пропал. Я выбрался наружу. Голова кружилась. Болела передняя челюсть. Я подумал, не выбило ли мне зубы.

Из фургона выпрыгнул Спаркс, ругаясь на чем свет стоит:

- Что, во имя Господа и творений его, ты…

Пелхэм выглядел так, словно вот-вот потеряет сознание. Он стоял, подняв дробовик и направив его на водительскую дверь лимузина. Из-под капота черной машины слышалось пощелкивание и вырывались клубы пара. Зеленый антифриз, похожий на кровь инопланетянина, тек на снег. Пелхэм, широко раскрыв глаза, махнул нам рукой, как какой-нибудь армейский сержант, и указал на лимузин, на открывающуюся дверь. Не знаю, почему, но я прижал приклад к плечу и нацелился на машину. Я не стрелял фазанов уже лет шесть, но ружье в руках действовало неожиданно успокаивающе.

Чувствовал я себя так, словно вот-вот обоссусь. Мы стояли перед большим белым домом. Мы просто проехались по лужайке! На верхнем этаже одно за другим загорались окна. Значит, без полиции не обойдется. Я снова взглянул на лимузин. Воображение рисовало мне того здорового лысого парня, который мог вернуть мне дочь, но из машины вышел вовсе не лысый придурок. Из салона показался худой паренек, одетый в плохо подобранный костюм и выглядевший крайне измотанным. Его лицо с круглыми глазами напоминало лисью мордочку. На голове косо сидела водительская фуражка. Он ухмыльнулся, демонстрируя полный набор ослепительно-белых зубов:

- Пелхэм, - с усмешкой сказал он. - Вижу, нашел себе новых друзей.

- Спокойно, Виг. Что там у тебя в лимузине? – Пелхэм дробовиком ткнул в сторону задних сидений. Водитель только рассмеялся в ответ. Все это казалось безумием.

- Ничего, дружище. Не забивай этим свою милую головку, - он стер кровь, капавшую у него из носа. Наверное, он ударился о руль. Потом он облизал руку. – Знаешь, до Оверхольта тебе не добраться. Красные школы есть повсюду. Как и наши дети. Так чего ты дергаешься? На этот поезд выдается только один билет.

Он сказал "наши дети". От этих слов меня бросило в жар.

Спаркса они, похоже, тоже зацепили. Он бросился вперед, вскинув над головой ружье, как чертову биту. Я попытался остановить его, крикнуть "не надо", но тут произошло что-то непонятное.

Когда Спаркс добежал до машины, парень по имени Виг уже не был похож на человека. На его лице и теле выступили жирные синюшные кисты и опухоли. Вот их не было – а через мгновение он уже сплошь был покрыт ими. Часть из них прорвалась сквозь ткань костюма. Я услышал, как где-то завопил Томми. Я одновременно чувствовал все – и ничего. Благоговение, страх, тошнота, даже какое-то странное сожаление, которого я не мог понять. Спаркс взревел и снова бросился вперед.

Эта тварь пригнулась и ударила Спаркса в живот, отбрасывая его назад. Я подумал, что надо бы выстрелить, но не смог пошевелиться. А потом Виг оказался у меня перед носом. Он стоял в нескольких ярдах от меня, но преодолел это расстояние за мгновение. Он отвел мое ружье в сторону, и оно выстрелило. В следующую секунду я уже летел сквозь падающий снег. Плечо с силой ударилось об асфальт. Я решил было, что уже умер, но потом понял, что у меня весь воздух из легких вышибло, и с трудом восстановил дыхание.

Я оглянулся на Пелхэма, который до сих пор ни хрена не сделал – или мне так казалось. Он стоял, зарывшись носом в одну из этих своих книжек, и произносил какие-то слова. Чудовище – Виг – посмотрел на него, и на его покрытом наростами лице проступила ухмылка. Он походил на быка, который вот-вот сорвется с места, но тут Пелхэм выкрикнул что-то на латыни – наверное – и выбросил вперед руку с четками. Он проорал последнюю часть своей тарабарщины, а потом оно заработало.

Тварь замерла, забавно склонив голову набок. Она пыталась пошевелиться. Пыталась поднять ногу, но не могла. Пелхэм по-прежнему что-то бормотал, не отрываясь от книги. В паузе он вбросил на нас со Спарком взгляд, в котором читалась паника:

- Он связан! – сказал он таким тоном, каким говорят о чем-то общеизвестном. – Пристрелите его!

Я не хотел ни в кого стрелять, но все же выстрелил. Это было все равно что смотреть на выстрел на экране телевизора, только теперь стрелком был я. Я вскинул ружье, и перед моим мысленным взором предстала Трейси. Забавно, но вскоре после того, как она пропала, я начал забывать, как она выглядит, и в конце концов уже не мог представить ее лицо. Но то фото все исправило. Теперь я помнил. Золотистые волосы. Крохотные веснушки. Слегка оттопыренная нижняя губка, такая милая.

Я спустил курок.

Раздался выстрел, отдача ударила мне в плечо. Я попал "Вигу" аккурат в покрытую волдырями шею. Из раны вырвался черный гной, тварь отшатнулась назад, но осталась стоять. Я глазам своим не верил. Он повернулся ко мне и оскалился, показывая эти свои белые зубы, кое-как прикрытые кусками разорванных губ. Спаркс тоже это увидел, и теперь он стоял, прижав приклад к плечу. Пелхэм приказал нам стрелять еще раз, и спорить мы не стали. Тварь по-прежнему стояла на одном месте, вопя и дергаясь. Я стрелял до тех пор, пока из патронника не выскочила последняя гильза. Наконец Пелхэм опустил книгу, и тварь рухнула на землю. Тело его шипело и булькало. Звук был такой, словно из мокрой шины выходит воздух.

Я стоял, не в силах пошевелиться. Не знал, что думать. Не мог понять, что же тут произошло. И до сих пор не могу, по правде говоря. Это засело у меня в мозгах, как какой-нибудь клещ под кожей.

Пелхэм был счастлив:

- Ройс, проверь лимузин. Посмотри, как там дети.

Дети. Я бросил ружье в снег и побежал к машине. Почти врезавшись в нее, я с силой распахнул заднюю дверь. Сиденье было заполнено детьми. Человек десять, выглядят так, словно их напичкали какой-то дрянью, рты приоткрыты, глаза широко раскрыты, взгляд несфокусирован. У толстого мальчугана с уголка губ свисает ниточка слюны. Мне показалось, что я вижу Трейси, в груди стало тесно, но когда я развернул девочку к себе, то понял, что это не моя дочь. Еще одна малышка со светлыми волосами и крохотными точками зрачков.

Я начал по одному вытягивать детей из машины. Трейси среди них не было. И все же я шепотом ободрял их, говорил, что с ними все будет в порядке, что плохой человек ушел. Я понимал, что бормочу какую-то бессмыслицу. Одну из них, ту, что была похожа на Трейси, я обнял. Все дети выглядели потерянными и сбитыми с толку. Мне захотелось найти тех, кто в этом виноват.

Вдалеке завыли сирены.

Томми плакал у фургона. Спаркс стоял у распухшего тела, орудуя дробовиком как молотком для отбивания мяса. Пелхэму пришлось подвинуть его, чтобы полить труп бензином. Потом они разожгли огонь – погребальный костер для чудовища. Труп шипел, как поджариваемый бекон. Пелхэм крикнул:

- Как там дети?

- Нормально, - прохрипел я. При этих словах Спаркс вроде бы начал приходить в себя. Он бросился к лимузину, все еще держа в руках окровавленный дробовик. Сначала он уставился на детей, потом заглянул в салон, выкрикивая имена своих мальчиков. Через несколько секунд он вытащил голову наружу и ударил кулаком по автомобилю. Я знал, что он чувствует.

- Моих нет! – крикнул он.

- Никто и не говорил, что будут, - сказал Пелхэм, подходя ближе и пожимая плечами. – Но ублюдка мы сделали. И мы вернем твоих детей. Это была только пробная попытка. Нам пора уходить. Я знаю, что при снегопаде шоссе тут пустые, но попадаться не хочу, - он захлопал в ладоши, как какой-нибудь чертов школьный учитель. – В фургон!

Спарксу эта идея явно не понравилась, потому что он внезапно набросился на Пелхэма, впечатав того в бок лимузина. Дробовик он приставил Пелхэму к подбородку:

- Тебе лучше рассказать, что к чему, - прорычал Спаркс. – Где, черт возьми, мои ребята?

- Спокойно, мистер Спаркс, - процедил Пелхэм сквозь стиснутые зубы. – До сих пор нам везло, но вы слышите эти сирены? Вы собираетесь спасать своих ребят, сидя за решеткой? Вряд ли.

Спаркс не отступал. Его трясло, лицо покраснело. Рана у него на лбу потемнела и начала сочиться кровью. Я сделал по направлению к нему несколько шагов и прочистил глотку:

- Оставь его, Спаркс, - голос мой дрожал. – Он все объяснит, иначе он покойник, и он об этом знает. Я прав, а, Пелхэм?

Тот кивнул, насколько позволял ему упиравшийся в подбородок ствол.

Спаркс отвел дробовик и снова ударил кулаком по лимузину. Затем он, ругаясь на чем свет стоит, запрыгнул в фургон, оттолкнув Томми. Пелхэм потер челюсть и посмотрел на меня:

- Спасибо, - кивнул он.

Я нахмурился:

- Спаркс прав. Вам придется объяснить, в чем тут дело.

Я бросил взгляд на детей, и меня затошнило при одной только мысли, что нам придется оставить их здесь. Но полиция со всем разберется. Вот только мне хотелось, чтобы среди них был и мой ребенок.

Выхода нет

- Чудовища существуют, - сказал Пелхэм, выруливая на дорогу. – Я не знаю, как они называются, но, по-моему, слово "дьяволы" им подходит. Мы всегда о них знали. Только не хотели в них верить.

Часть меня не верила ему. Часть меня не хотела ничего знать. Вторая часть хотела убежать, убить этого парня или же поклониться и поблагодарить его. Остальные сидели, потрясенные. Томми привалился к задней двери, обхватив колени руками. Я не знал, верит ли Спаркс словам Пелхэма или просто слушает его. Взгляд у него был такой, словно он находился за тысячу миль от нас.

- Я не знаю, говорим ли мы сейчас о библейском Сатане, - продолжил Пелхэм, - или о старых добрых чудовищах из страшилок. Но одно я знаю точно: они дьяволы, если не по названию, то по делам. Им нужны наши дети. Не знаю, для чего. Зато знаю, что мы можем помешать им. Они не слишком-то обращают на нас внимание. Мы для них… - он на мгновение задумался, - как жуки. Они думают, что могут просто отмахнуться от нас. Но до нас были другие, и они написали книги. Я кое-что читал. Там описываются фокусы вроде того, что я использовал сегодня. Поначалу все это кажется полной ерундой, но когда видишь то, что видел я, начинаешь относиться к этому серьезно.

Я не знал, о чем он говорит, но верил ему. Я вспомнил, что почувствовал, когда тот парень превратился в чудовище. На меня обрушился целый шквал эмоций. Я одновременно ненавидел его, любил, хотел склониться перед ним и уничтожить его. Даже воспоминания об этом вызывали у меня тошноту.

Пелхэм что-то протянул нам. Это оказалась глянцевая фотография, один из тех постановочных снимков, которые обычно делают в универсамах. Очаровательная девчушка. Рыжие волосы, мелкие кудряшки. Зеленые глаза.

- Моя дочь, - сказал он. – Кристина. Этот Оверхольт один из них, но он намного хуже той твари, что вы сегодня видели. Он кое-что отобрал у меня. И я хочу это вернуть.

Я услышал, как Томми, которому я передал фотографию, с шумом втянул воздух. Спаркс лишь крякнул и пробормотал что-то о своих сыновьях.

- Мне жаль, - сказал я Пелхэму. Прозвучало это глупо.

- Оверхольт управляет этими заведениями, которые называются Красными школами. Я не знаю, зачем им нужны дети. Я никогда в такой школе не был. Они появляются, а потом так же внезапно исчезают. Мне нужна ваша помощь, чтобы найти его, отыскать эти заведения, вернуть наших детей. Вы теперь тоже в деле. Вы видели эту тварь. Вы уже не сможете вернуться к нормальной жизни. Вот такие вот дела. Хорошая новость заключается в том, что вместе мы справились с одним делом – и у нас есть шанс разобраться во всем этим. Так что вы скажете?

Первым, к моему удивлению, заговорил Томми. Спаркс ничего не сказал. Я, подчинившись какому-то инстинкту, ответил, что не вполне уверен.

Честно говоря, обдумывать мне было нечего. Не знаю, почему я так ответил. Может быть, именно такой ответ я и должен был – или хотел - дать. Пелхэм продиктовал мне телефон и сказал, что подождет, пока остальные соберут вещи. Этим вечером они уедут из города, а я должен буду позвонить ему тогда, когда приму решение.

Я поехал домой. Машина жены стояла на подъездной дорожке, но в доме свет не горел. Она не стала дожидаться меня. Жаль. Если бы она не заснула, я мог бы рассказать ей обо всем, а она бы посмотрела на меня и убедила остаться, чтобы не причинять нашей семье еще больше боли. Но, зайдя в спальню, я увидел, что она лежит, с головой закутавшись в одеяло, и снова спустился на первый этаж.

Моя дочь находилась неизвестно где. Жена спала и не могла ничего мне сказать, так что я убедил себя, что улажу все позже, что я совсем скоро вернусь. И тогда мы снова будем все вместе.

Пелхэм ответил после первого же гудка. Он знал, что я позвоню, так он сказал. Они за мной заедут.

Я решил не собирать сумку. У меня была карточка, позволявшая делать покупки в кредит. К тому же я не хотел будить жену. Марджори не поняла бы меня. Она была женщиной разумной, а то, что я собрался сделать, едва ли можно было назвать разумным поступком.

К дому подъехал фургон, я забрался в него. Томми и Спаркс уже сидели сзади, Томми в углу, уставившись в никуда, а Спаркс с ружьем, которое он чистил шомполом. Я сел на пассажирское сиденье рядом с Пелхэмом.

- Только честно, - сказал я. – Я верну свою дочь? Она жива, так?

- Она жива, - ответил он. – И ты вернешь ее. Обещаю.

И мы уехали.

---

¹ — Мицва? (мн.ч. мицво?т; от ивр. «повеление», «приказание») — предписание, заповедь в иудаизме. В обиходе мицва — всякое доброе дело, похвальный поступок. [Наверх]

² — Ми?ква - водный резервуар для омовения с целью очищения от ритуальной нечистоты. [Наверх]

³ — В хасидизме - титул духовного главы хасидского течения, «двора» или «династии». [Наверх]

⁴ — Буквально значит "родословие". [Наверх]

⁵ — Нет никого, кроме Бога. [Наверх]

⁶ — Исраэль Бааль Шем Тов (ивр. "Добрый баал шем" или "Добрый человек, знающий тайное имя Б-га", настоящее имя — Исраэль бен Элиэзер; 27 августа 1698, Окоп, Подолье, Речь Посполитая – 22 мая 1760, Меджибок, Речь Посполитая) – основатель хасидского движения в иудаизме, раввин. «Похвалы Бешту» - сборник преданий о нем, первое и наиболее авторитетное собрание полулегендарных историй о жизни создателя хасидизма. [Наверх]

⁷ — Диббук (ивр. "прилепившийся") — злой дух в еврейском фольклоре, являющийся душой умершего злого человека. [Наверх]

⁸ — Город на юге штата Северная Каролина, 540,8 тыс. жителей. [Наверх]

⁹ — Чарльз Миллз Мэнсон (род. 12 ноября 1934 год, Цинциннати, штат Огайо) — американский преступник, лидер коммуны «Семья», отдельные члены которой в 1969 году совершили ряд жестоких убийств, в том числе известной киноактрисы Шэрон Тейт. [Наверх]

¹⁰ — Распространенная в США сеть магазинов аптечных товаров и товаров повседневного спроса. [Наверх]

¹¹ — Примерно 17 градусов по Цельсию. [Наверх]

¹² — Примерно -7 градусов по Цельсию. [Наверх]

¹³ — Профессиональный хоккейный клуб из города Шарлотт, Северная Каролина, выступающий в Американской хоккейной лиге (АХЛ). [Наверх]

¹⁴ — Город в США на юго-западе штата Северная Каролина. Входит в городскую статистическую зону Шарлотт - Гастония - Рок-Хилл. [Наверх]

¹⁵ — Почти 2 метра. [Наверх]

¹⁶ — Приблизительно 136 кг. [Наверх]